Сто пятьдесят миллиардов оксов

Барбан Драг, директор Института неба имени Хруам Мзеня, выплыл к заседанию Всемирного координационного комитета, где ему предстоял доклад, с большим запасом по времени.

Живя далеко за городом в своем доме на собственном участке, он ненавидел Столицу. Как можно обитать в такой тесноте, во всепроникающей бессмысленной иллюминации, в вечном шуме, жужжании навигационных пищалок и верещании горожан? Конечно, за спокойную жизнь в большом доме приходилось платить. Прежде всего долгой дорогой в этот ад, куда приходилось окунаться раз в каждые четыре смены.

Барбан Драг, повинуясь требованию навигационных автоматов, вывел свой катерок на двухсотый горизонт. Любая активная локация и сотовая связь по открытой воде были строжайше запрещены при движении над Столицей. Иначе звуковой фон превысил бы все мыслимые пределы. Впрочем, он и так их превысил — большинство, но еще не все. До порога, когда постоянный шум вызывает массовое нервное заболевание — пляску даргобага, оставалось еще четыре децибела.

Вот и Столица — она угадывается по синеватому свету, который сочится со всех сторон, будто из самой воды. И городской шум тут как тут — смесь гула и стрекота. Вокруг красноватые огоньки попутных катеров — двухсотый горизонт предназначен для маломерок. Пассажирские винтоходы к центру Столицы идут на сто сороковом, их еле видные подсвеченные туши напоминают ленивых круглобрюхов. Снизу на сто семидесятом несутся светлые пятна встречных маломерок. Время от времени то справа, то слева — вертикальные гирлянды, обозначающие окна всплытия и погружения на сороковой горизонт, где двигаться можно только вдоль световых полос. Но пока погружаться рано, до Дворца Комитета еще плыть и плыть.

Вот идиот! — катерок Барбан Драга слегка протрясло завихрениями от спортивного турбочоппера, петляющего на большой скорости в попутном потоке катеров. — Курдук даргобнутый! Кто их таких производит на нашу голову?! Хоть бы полицейские его сцапали!

Барбан Драг вернулся к своим мыслям. Обычно по дороге они были неторопливыми и о чем-нибудь приятном. Но сейчас Барбан Драгу было не до приятных расслабленных мыслей. Он находился в полупаническом напряжении перед докладом. Сделав за свою карьеру сотни разнообразных докладов — рутинных и важных, — он тем не менее волновался и прокручивал в голове ключевые места выступления. На этот раз ставка была очень высока, и второй возможности в обозримое время не будет. Проиграть на сей раз означало проиграть навсегда. Надо быть не просто убедительным.

Надо, чтобы их зацепило, пробрало, чтобы у них морщило затылки и покалывало в плечах от осознания важности проекта. Как на грех, не выспался. Впрочем, может быть, и к лучшему — голодный и не выспавшийся оратор бывает злей и жестче, поэтому убедительней.

Первая фраза… Она должна быть простой и честной. Никакой высокопарности — эта публика матерая, столько демагогов повидала… Начнем просто и честно, по существу.

Вот наконец-то нужное окно погружения — вертикальные струны и кольцевые гирлянды. Как хорошо в родной деревне! Плыви, куда заблагорассудится. Притормаживаем, ныряем носом вниз, вот и сороковой горизонт, 45-я линия, оранжевые огни, ограничение скорости три размаха на стук. Все ползут, но время есть, можно не торопиться. Указатель перекрестка: ко Дворцу — направо, синие огни. Вот и парковка Дворца, ряд 21, мачта 73, уровень 5. Замечательно, зарезервированное место свободно, а то бывает… Чпок!

Приехали!

Всемирный координационный комитет почти собрался. Делегаты республик, империй, колоний, королевств, коммун, федераций, независимых мегаполисов, территориальных анархий, племен, земель и прочих образований заполнили сферическое фойе, дефилируя по всем трем измерениям. Делегаты всех международно признанных и некоторых непризнанных сообществ, всех, кто делает взносы в фонд Комитета, и некоторых, кто не делает. Ну и карнавал! Почти половина делегатов — кто с медными побрякушками на цепочках, кто с воротниками из плавников, кто с ожерельями из спиральных раковин арпанов. А кто-то там весь в чешуе арадонта, сшитой тонкой проволокой. К Барбан Драгу приблизился молодой дикарь с копьем наперевес, украшенный колышущимися перьевыми кораллами, в медном ошейнике с бубенцами:

— Вы никак докладчик?

— Он самый. А вы?

— Кадарун Мургас, депутат от Сарбарунды. Очень рад знакомству. Я внимательно прочел все публикации по вашему проекту.

Считайте, что мой голос — ваш. Единственное, что меня беспокоит: нет ли на поверхности сильного ионизирующего излучения?

Хруам Мзень зарегистрировал оптическую часть спектра. Но если спектр нетепловой, он может тянуться сколь угодно далеко…

— Да, это может оказаться проблемой. Мы обсуждали такую возможность и решили, что будем считать спектр тепловым, а там посмотрим. Кроме того, вода — какая-никакая защита. А вы кто по профессии?

— Физик. Институт внешнего пространства.

— Первый раз вижу физика в таком наряде.

— Это наш национальный парадный костюм посла. Я здесь вроде как посол своего народа. Соотечественники будут в восторге, увидев меня в таком облачении в новостях. А то, что я попаду в новостные фотографии, — факт.

— А зачем послу копье?

— Чтобы сломать его при заключении договора. И я действительно сломаю его, как только будет принято положительное решение по вашему вопросу.

Барбан Драг с сомнением поглядел на солидное древко копья:

— А у вас хватит сил?

— Копье подпилено.

Всех пригласили занимать места. Зал заседаний — обычный амфитеатр, где у каждого делегата свое именное место, выглядящее подобно креслу пилота спортивной торпеды со специальными фиксирующими ремнями. Перед началом заседания каждый делегат обязан пристегнуться, иначе он считается отсутствующим.

Он может отстегнуться в любой момент, чтобы отлучиться, но для этого требуется набрать цифровой код — произведение пары двузначных чисел, горящих на табло.

Эта система пристегивания была введена решением самого Комитета. Дело в том, что европиане весьма эмоциональны и вспыльчивы, поэтому на заседаниях, как и в любом парламенте в эпоху становления парламентаризма, случались массовые драки. А трехмерная драка куда серьезнее двумерной, которые бывают в земных парламентах на твердой поверхности. Там дело обычно заканчивается образованием плотной толпы, где невозможно размахнуться и даже дотянуться до ненавистного оппонента. А в объемной драке можно дотянуться и сверху, и снизу, да так, что совершенно невозможно понять, кто и откуда тебя схватил за шейный гребень.

В конце концов образуется плотный клубок, распутаться которому ох как непросто. А если кто-то в панике испускал электрический разряд, то дело кончалось еще хуже. Вот и решили делегаты поставить себя «на предохранитель» — пока перемножаешь числа и набираешь код, успеешь остыть.

На этот раз драки вроде бы не предвиделось. Сумма на реализацию проекта превышала уровень, доступный воображению, не задевала ничьих амбиций и не имела конкурентоспособных альтернатив. Делегаты могли проголосовать за или против, но без всяких бурных эмоций.

Спикер Комитета открыл заседание, призвав к предельной ответственности ввиду беспрецедентной важности. Барбан Драг поплыл к микрофону с превышением церемониальной скорости — паника исчезла, пришел азарт.

— Уважаемые члены Всемирного координационного комитета!

Дорогие собратья!

Я сейчас буду просить денег. Очень больших денег. Для того, чтобы, наконец, пробурить ледяной панцирь и увидеть, что снаружи. Мы уже три срока работаем над проектом — считаем и моделируем, проектируем и разрабатываем, учимся взрывать лёд и намораживать воду в углеводородной среде, делаем модели шлюзов и барокамер, экскаваторов и тракторов для внешней поверхности.

Мы рассмотрели множество ожидающих нас проблем, даже такую, как обломки льда, которые скопятся в куполе на границе раздела воды и углеводородов. Сейчас можно твердо заявить: мы знаем, как пробурить лёд! Конечно, нас еще будут ждать неожиданности, которые невозможно предугадать, не начав. Мы готовы начать, но для этого должны быть приведены в движение огромные ресурсы, на что нужны деньги, ощутимые даже в глобальном масштабе.

Будем честными. Общественное мнение пока не на нашей стороне. Опросы показывают, что только один из троих жителей Мира готов пожертвовать свою долю в двести оксов на проект. Двое из троих либо вообще не понимают, зачем это нужно, либо считают, что есть более насущные проблемы. В частности, бытует мнение, что лучше потратить эти деньги на глобальные спортивные состязания. Уважаемые члены Координационного комитета имеют полномочия, достаточные, чтобы принять решение о выделении денег своими голосами. Но я прекрасно понимаю, что двое из каждых трех жителей напряженно смотрят им в затылок. Поэтому я буду говорить, обращаясь также к собратьям, находящимся за этими стенами, многие из которых слушают сейчас прямую трансляцию.

Итак, зачем нам эта дырка в пустоту? Неужели нам так обязательно надо заглянуть туда?

Это вопрос, на который есть несколько уровней ответа. Начнем с высшего. Кто мы и в чем смысл нашего существования?

Иногда полезно попытаться взглянуть на себя глазами далекого отстраненного наблюдателя. Что он увидит в нас? Давайте попробуем это сделать.

Каждый из нас верит в кого-то, способного увидеть нас со стороны и оценить. Многие из присутствующих верят в высших существ. Кто-то в нескольких специализированных высших существ, кто-то в одно наивысшее. Как бы вы хотели предстать перед высшими существами? В каком виде они бы нас оценили, эти высшие существа? Умеющими завязываться в узел и вертеться волчком в храме, бормоча славословия в их адрес, в знак величайшей покорности? Или распластывающимися, как кишечнополостные звезды, по мраморному полу собора, чтобы выклянчить благорасположение? Или прилагающими всю силу духа и разума, чтобы преодолеть панцирь, закрывающий от нас внешнюю Вселенную? Попытайтесь взглянуть на себя их глазами. Разве им всё равно, что они создали — достойных отпрысков, продолжающих великий замысел, или прожорливых ленивых попрошаек? Может быть, этот лёд — экзамен для нас?

Конечно, я, как и многие здесь присутствующие, не верю в высших существ. Но я вместе со многими верю в равных существ. Они могут быть не так уж далеко — могут жить под тем же Внешним источником, который освещает снаружи наш ледяной панцирь.

Представьте, что они связались с нами — стучат снаружи. Нам что, наплевать, какими мы предстанем перед равными? Кого мы им предъявим как предмет для гордости? Своих мировых знаменитостей — доблестных долболобов, мастеров хедбола? Или тех, кто, используя голову по назначению, вычислил орбиты трех миров, не видя их? Даже если мы никогда не встретимся с ними, представьте, какой вопрос первым зададут разумные существа другого мира, узнав о нашем существовании. Первый вопрос будет: «А они пробурили этот лёд?» В этом вопросе всё — и об уровне нашего развития, и о силе разума, и о наличии духа.

Наконец, можно не верить в посторонних равных существ, но в потомков никак нельзя не верить. Кстати, мы ведь тоже потомки. И кем из наших предков мы гордимся? Теми, кто закатывал роскошные аристократические празднества с гонками на дрессированных кальмарах? Или теми, кто в те же времена на кожаных бурдюках впервые достиг ледяного неба? Что скажут о нас потомки? Хотите ли вы, чтобы их вердикт был в том духе, что мы могли, но не сделали этого, пожалев затрат? Предпочли потратить эти средства на глобальные состязания в прочности голов, скорости рывков и гибкости конечностей? А ведь у нас сейчас есть подарок судьбы, и метановый мешок подо льдом отнюдь не вечен.

Боюсь, что не все из тех, кто меня слушает, воспринимают этот уровень ответа. Спустимся на одну ступеньку вниз.

Что мы увидим, пробурив лёд? Стоит ли эта картина тех затрат?

Что ж, давайте предположим, что мы не увидим там ничего интересного. Но и в этом случае мы избавим себя от вечных терзаний: а что же там?

Но такого, чтобы мы не увидели там ничего интересного, не может быть. Мы уже знаем, что там есть, по крайней мере, пять объектов, и, учитывая слабость наших методов, можно биться об заклад, что там есть много-много чего еще. Скорее всего, внешнее пространство бесконечно, и в нем бесконечно много миров. Разнообразных миров. Неужели не интересно? А если кому-то из слушающих меня сейчас это неинтересно, то ради всего святого, прошу учесть следующее: внешнее пространство и возможность его изучать зажжет искру таланта во множестве юных голов. Мало кто из них станет профессиональным исследователем, зато многие станут хорошими технологами, инженерами и сделают нашу жизнь комфортней и интересней.

Можно спуститься еще на одну ступеньку. Вы хотите иметь возможность, не выплывая из дома, мгновенно связываться с любым обитателем мира, лицезрея его, доставать любую информацию из любого угла Цивилизации? Проекту требуется быстрая связь с помощью света, гибкие длинные световоды — если мы их научимся делать, это будет полезно для всех. Вам не надоело возиться с химической обработкой фотопленок? Проекту нужны светочувствительные электронные матрицы — они сделают фотопленку достоянием истории и привередливых профессионалов. И мало ли что еще из новинок проекта войдет в жизнь.

Ну вот, возможно, я убедил кого-то, и теперь уже не двое из трех а, скажем, двое из пяти жителей смотрят с недобрым напряжением в затылок членам комитета, а трое из пяти смотрят с надеждой.

Итак, мы просим 150 миллиардов оксов. Эта сумма включает проходку двух скважин — основной и коммуникационной, изготовление двух рабочих и двух резервных шлюзов, большие барокамеры-гостиницы на давление 0,6 токсма. Без них на такой высоте рабочие будут подобны полудохлым медузам. Эта сумма также включает изготовление десятков рабочих барокапсул с манипуляторами — без них работать выше внутренней поверхности льда вообще невозможно, там ко всем прелестям высоты добавляется жуткий холод. Сюда же входят передвижные пилотируемые барокамеры на гусеничном ходу для исследования внешней поверхности, а также дистанционно-управляемые зонды. В сумму также входят три оптические системы с большими параболическими зеркалами для поиска и изучения далеких объектов во внешнем пространстве — они будут установлены на внешней поверхности.

Там же будет установлена обитаемая станция комфортного давления в один токсм — там можно жить без инъекций прессонола.

Остальные барокамеры для облегчения конструкции рассчитаны на 0,3 токсма, что позволит тренированным операторам работать в них с прессонолом до половины смены. Ну и конечно, коммуникации — силовые кабели и уже упомянутые световоды для быстрой передачи информации. И всё это предстоит не только сделать, но и разработать. А иначе мы бы и не просили 150 миллиардов оксов.

Насколько рискован проект? В народе ходят ужасные пророчества, что через скважину вытечет наружу вся вода Мира и все погибнут. С этим наверное ничего нельзя поделать — сколько в школе не вдалбливай, что лёд легче воды, фантазия в паре с невежеством непобедимы. Но есть теоретический риск: если вдруг сорвет шлюзы — наружу под давлением воды вылетит весь метан из купола.

Снаружи это извержение будет смотреться красиво, но такая авария полностью погубит проект — скважина заполнится водой, которая замерзнет. Для страховки от такого предусмотрены аварийные шлюзы. А чтобы ни один шлюз не сорвало, мы будем намертво вмораживать их рамы в стены скважины. Лёд при температуре, которая там есть, прочен, как базальт.

Итак, перед вами всесторонне проработанный проект прорыва в неведомое внешнее пространство. Плод долгой и упорной работы многих ученых и инженеров, выполненной исключительно за счет лабораторий, участвующих в проекте. Дальнейшее слово — за членами Комитета, а сейчас я готов ответить на вопросы.

— Кто будет тем счастливчиком, который первым увидит внешнее пространство?

— Вот над этим думали меньше всего. Какой-нибудь оператор экскаватора на последнем участке. А впрочем… Да пусть хоть сам Верховный Духовный! Если пониженное давление выдержит и прессонол переносит. Да хоть выбирайте счастливчика голосованием Координационного комитета. Хоть всеобщим голосованием.

Мы, гарантируя полную безопасность, приподнимем его, чтобы увидел, выразил это своими словами — и назад. Дальше всё равно пойдут профессионалы.

— А будет ли с той точки виден Большой аттрактор?

— Будет — под полквадранта к горизонту. И в этом нам второй подарок судьбы.

— А как он должен выглядеть?

— Должен выглядеть круглым, поскольку шар — единственная устойчивая форма тел очень большой массы. Про цвет ничего сказать не могу.

— А не ослепит ли Внешний источник того, кто окажется снаружи?

— Хороший вопрос. Мы знаем прозрачность льда лишь приблизительно, поэтому не можем точно сказать, насколько там ярко.

Видимо, весьма ярко, настолько, что это может травмировать зрение. Но вряд ли настолько, чтобы вообще ослепить — тогда бы лёд растаял. Во всяком случае, следует соблюдать осторожность, и запланировать первый выход, когда Внешний источник заслонен Миром. Тогда первый наблюдатель его не увидит.

— Народ Желтой Равнины систематически недоедает и не доживает до второй зрелости из-за болезней и нехватки медикаментов.

Денег, которые вы просите, хватило бы на то, чтобы вылечить наших больных детей и кормить голодающих в течение десяти сроков. Не считает ли докладчик, что это куда более важное назначение для ста пятидесяти миллиардов оксов?

— Я не политик и не дипломат, поэтому скажу то, что думаю. Народ менее плодородной Черной Равнины почему-то не только процветает, но и дает наибольший вклад в фонд Координационного комитета. Что, ваш народ убогий от рождения? Думаю, просто дело в том, что он издавна держится в страхе и невежестве, притом что ему внушается чувство собственного величия, идея высокой миссии и злоба к процветающим народам. Похмелье после подобной помощи окончательно превратит ваш народ в зомби. А скважина — такое событие, которое пробьется через любую пропаганду. Глядишь, несколько таких брешей, и ваш народ очнется, задумается, избавится от пастырей и заживет, как весь остальной Мир.

Здесь случился непредусмотренный перерыв. Представитель Желтой Равнины, выкрикнув: «Да как ты смеешь подстрекать! Это вмешательство во внутренние!..» — забился в истерике, переходящей в приступ паралепсии. Это была симуляция, но настолько искусная, что подоспевшие санитары сходу вкололи ему самый настоящий гракофен и оттранспортировали обмякшее тело в дежурный плавмед. Потеря делегата не повлияла на кворум, и заседание было продолжено.

— Что за оптические системы вы собираетесь установить?

— Как я уже сказал, параболические зеркала со светоприемниками. Мы условно называем эти системы «дальнозорами». Это похоже на акустические тарелки с матричными микрофонами. Только здесь тарелка — полированное зеркало, а приемник — уже упомянутая мной электронная матрица, с которой изображение можно считывать. Если бы вода была абсолютно прозрачной, с помощью дальнозора можно было бы распознать лицо любого члена Комитета с расстояния пять свистов.

Прения были очень короткими. Прозвучало несколько дежурных выступлений в поддержку и два осторожных — с призывом зарезервировать часть суммы в пользу глобальных состязаний.

Проголосовали 123 голосами «за» при 10 «против» и 15 «воздержавшихся» за выделение запрошенной суммы. Раздалось одобрительное гуканье, восторженный свист, звон побрякушек и бубенцов, треск переломленных копий.

А потом!..

Потом тут же решили рассмотреть вопрос о принципах выбора первого наблюдателя внешнего пространства и о возможных кандидатах. Что тут началось! Вот тут-то и пригодились ремни с кодовыми застежками. Представители Крабовой Кальдеры и Верхних Увалов рванулись объяснить делегату Песчаной анархии, что такое настоящая демократия, но кто способен в состоянии ярости перемножить два двузначных числа и набрать код?!. Драка не состоялась. Страсти кипели до тех пор, пока уставшие депутаты не стали ускользать один за другим, и председательствующий не обратил внимание на то, что кворум исчез.

По дороге домой Барбан Драг был настолько поглощен победой, что на сто семидесятом горизонте чуть не врезался в попутный катер. И лишь отоспавшись, он осознал всю чудовищность той каторги, в которую с таким энтузиазмом ввязался на всю оставшуюся жизнь.

— Елизи ензидо! — подумал Барбан Драг. — Какая у меня была хорошая интересная спокойная жизнь! Исследовал движения неба, вычислял орбиты миров, распределение температуры льда, диффузию света. Даже все эти технические проблемы со скважиной, вся эта машинерия — всё интересно и благородно. Даже руководство институтом — семейное дело, вокруг — свои, понимающие с полуслова. А теперь? Теперь буду политиканствовать, обивать пороги, разруливать конфликты, отвечать за чужие грехи, толкать чиновников, устраивать разносы, задавать нагоняи, гасить истерики и скандалы и тратить, тратить и тратить нервы. За что мне это? Сам ведь взялся, боролся за эту судьбу всеми силами. Блеснул красноречием, жморов дрынь… а пожалуй, и правильно, что блеснул. Если никто не потянет этот воз, мы так и не вылупимся из своей скорлупы, возможно, никогда. И тогда сам я никогда не увижу внешнего пространства. Доживу ли? Но раз уж впрягся, у меня будет, по крайней мере, шанс.