Глава девятая
Снова приняв облик мухи, довольный Локи полетел домой. В конце концов, это оказалось довольно успешное мероприятие, и воспоминание о заслуженном унижении Хрунгнира и о Торе, избитом практически до смерти, сделают остаток его домашнего ареста куда более приятным времяпрепровождением.
Все так же оставаясь мухой, он приземлился на постели по соседству со все еще спящим двойником. Затем избавился от иллюзии и в тот же момент принял свою привычную форму. После чего «проснулся», зевнул и потянулся.
Не снимая ночного платья, Локи принялся слоняться по дому. Он заметил, что вокруг царит тишина. Духи, разумеется, знали, что лежащее на кровати магическое существо на самом деле не являлось их хозяином. Без сомнения, испытав облегчение от его отсутствия, они провели довольно тщательную уборку. Локи говорил, что они могут выполнять все эти функции и когда он дома, но Обманщик знал, что в таком случае они не будут чувствовать себя комфортно.
Так что все обернулось к лучшему. Бог обмана ожидал, что в какой-то момент ему надоест сидеть взаперти, но это произойдет потом, а пока он намеревался наслаждаться собой.
Он налил себе кувшин лучшего меда, уселся в любимое кресло и велел магическому бассейну показать ему события недавнего прошлого, в частности начало драки Тора с Хрунгниром.
Все началось с бахвальства его сводного братца, после чего Тор взмахнул молотом и устремился навстречу гиганту:
– Тогда вставай скорее в круг, Хрунгнир, ибо я должен победить тебя! Никто не смеет угрожать матери всего Асгарда, не заплатив за свои поступки, и не сомневайся, что за твои действия я стребую с тебя самую высокую цену! За Асгард! За Одина! И, прежде всего, за Фриггу!
Локи едва не захихикал, увидев, как Тор врезался в Хрунгнира и жестко упал на холодную землю, в то время как сам великан даже не покачнулся.
О, это выражение лица у Тора! Даже лучше чем то, которое у него появилось, когда Мьёльнир не вернулся к нему в руку во время драки с троллями.
«Это что еще за колдовство?», – воскликнул Тор, и Локи от души расхохотался.
– Это мое колдовство, дражайший братец. Это мое колдовство оставило тебя потрепанным и избитым.
Локи собирался было пересмотреть этот момент, когда расставленные вокруг дома чары предупредили его о чьем-то приближении. А когда Обманщик почувствовал идущую от этого кого-то силу, он понял, что его ждет визит крайне нежелательного посетителя.
Быстрого заклинания хватило, чтобы сменить ночное платье на привычное зеленое одеяние, и вот уже Локи встречает Одина в дверях.
– Так, так, так! Должен сказать, это большой сюрприз. К счастью для меня, духи успели прибраться.
– Локи, – произнес Один непривычно тихим голосом. – Я хочу поговорить с тобой.
– В моем доме? Что ж... это странно. Обычно ты призываешь подданных к своему трону. Довольно разумный метод, должен сказать, так как ты общаешься со всеми на своих условиях. В конце концов, кто посмеет бросить вызов Одину в его месте силы? Твой высокий трон дает тебе дополнительное преимущество на твоей же территории.
Один принялся мерить шагами гостиную, избегая смотреть на Локи.
– Я пришел сюда по двум причинам. Первая связана банально с соблюдением закона. Тебе запрещено покидать собственный дом, и если бы я вызвал тебя в свой тронный зал, то заставил бы тебя нарушить условия домашнего ареста. Я не могу позволить себе нести ответственность за это.
Локи не видел в этом проблемы, тем более что и наказание ему назначил сам Один. Какая разница, если он и нарушит его условия? Но вслух он произнес только:
– А вторая причина?
– Я не только правитель Всевечного царства, но и твой отец.
– И что же мой приемный отец хочет мне сказать?
Проигнорировав укол, Один сказал:
– Я обеспокоен. Едва ли ты можешь быть доволен условиями своего домашнего ареста. Локи наиболее счастлив, когда творит свои мелкие делишки на свободе.
– Напротив, я совсем не скучаю по своим мелким делишкам. Меня печалят мои сложные замыслы, которые я не в состоянии завершить во время утомительного заточения.
– Любопытно, что ты упомянул сложные замыслы. Мы недавно как раз стали жертвами одного из таких замыслов.
Локи скрестил руки на груди.
– Да ну?
Его неведение было притворным, и пусть притворство вышло неидеальным, Локи надеялся, что сможет убедить Одина в том, что понятия не имеет, о чем толкует Всеотец.
– После того как я приговорил тебя к домашнему аресту, я решил проехаться на Слейпнире, замаскировавшись под обычного странника. Я хотел...
– Да, я знаю, – пренебрежительно отмахнулся Локи.
Один наконец-то взглянул на сына, удивленный тем обстоятельством, что Обманщик решил признаться в проступке.
Но затем Локи улыбнулся:
– Матушка мне рассказала.
Один вздохнул.
– Ну, разумеется.
Он отвернулся и снова принялся мерить комнату шагами, сложив руки за спиной.
– В поездке я повстречал Хрунгнира, нынешнего предводителя ледяных великанов. Он был верхом на Голдфакси, скоростном золотогривом жеребце. Он не узнал меня, но распознал в Слейпнире прекрасного коня. И тогда Хрунгнир бросил мне вызов – предложил выяснить, чья лошадь быстрее.
– Полагаю, Слейпнир победил.
– Естественно. Но я не стал раскрывать свою личность. Я позволил Хрунгниру думать, будто его одолел обычный старик.
Локи выгнул бровь.
– О, должно быть, он был в ярости, когда узнал, что на самом деле это был ты.
И снова Один одарил Локи пристальным взглядом.
– Он и в самом деле выяснил, что это был я. Но откуда ты это знаешь, сын мой?
– Потому что ты не стал бы утомлять меня до смерти этой невыразимо скучной историей, если бы он этого не узнал.
Во второй раз Один был вынужден согласиться с логикой Локи.
– Когда Хрунгнир выяснил, кем я был на самом деле, он счел личным оскорблением тот факт, что я не раскрыл свою истинную личность.
– Очевидно, – сухо сказал Локи, – Хрунгнир не понимает твоего навязчивого желания быть кем-то еще. И должен признать, раз уж об этом зашел разговор, что его непонимание разделяет большая часть разумного народа, отец.
Один хохотнул.
– Молвил перевертыш. В любом случае, он собрался взять Асгард штурмом, но Тор и остальные смогли остановить его на равнине Иды.
– Да, я слышал Гьяллархорн. Я как раз видел второй сон, когда он меня разбудил. Какая жалость, что я под домашним арестом. Я мог бы помочь моему брату.
– В этом не было необходимости. Ледяные великаны были разбиты, а их предводитель смылся верхом на своем золотом жеребце. Но на обратном пути через горы он наткнулся на Фриггу.
– И что же, скажи на милость, матушка забыла в горах? – со злостью в голосе спросил Локи. Этот вопрос не давал ему покоя уже довольно долгое время.
– Защищала детей Асгарда по моей просьбе! – рявкнул Один. – Ты жаждешь трона, Локи, так что тебе не мешало бы узнать обо всех обязанностях, которые приходят вместе с ним. В том числе о заботе о безопасности и благополучии всех жителей Асгарда! Фригга и Гудрун сопровождали Асгардских детей в Долину кристаллов, где дети были бы в безопасности в независимости от исхода нашего сражения с ледяными великанами. – Один снова отвел взгляд, осматривая собрание скульптур у Локи на полках. – Фригга осталась позади и сразилась с Хрунгниром, чтобы дать Гудрун и детям время добраться до безопасного места.
– Сейчас матушка в порядке? – беспечно поинтересовался Локи.
– Сейчас уже да. Хрунгнир взял ее в заложники и торговался с нами ценой ее жизни. Он сказал, что отпустит Фриггу в обмен на поединок с Тором.
Локи улыбнулся.
– Дай угадаю. Мой брат доблестно устремился на битву и размазал могучего Хрунгнира?
– Он попытался. Хрунгниру подарили каменную броню, которая смогла выстоять против самых могучих ударов Тора.
– Впечатляет.
Один снова уставился на приемного сына.
– Я прекрасно знаком с магией ледяных великанов. Она способна на многие чудеса, но создать подобную броню ей не под силу.
Локи пожал плечами:
– В последнее время они совершали набеги на Норнхейм. Может, эта броня – один из трюков Карниллы, а великаны попросту украли ее.
– Возможно. Это бы объяснило, почему она внезапно перестала работать посреди битвы, даровав Тору победу.
– Это определенно отличное объяснение! – Локи хлопнул в ладоши. – Что ж, отец, я ценю, что ты решил заскочить и просветить меня касательно последних событий в жизни Асгарда. Заходи в любое время.
– Так что же, тебе нечего сказать касательно кампании Хрунгнира против Всевечного царства?
– А что я скажу? Я сижу взаперти в четырех стенах, Хеймдалл мне свидетель.
Один кивнул.
– Хеймдалл и в самом деле подтверждает: он не видел, чтобы ты куда-то отлучался.
– Ты что же, не доверяешь мне, отец? – с улыбкой спросил Локи.
– А у меня есть причины верить тебе, сын мой? – печально спросил Один.
Несколько секунд они сверлили друг друга взглядами, и на этот раз именно Локи отвел глаза от раздражающего облика отца.
– Я заметил, что ты не поинтересовался состоянием Тора.
– Он сразился и победил. Его состояние не имеет значения, потому что он все еще жив, в противном случае ты бы начал свою речь с этого конкретного откровения. Тор силен, а у Асгарда лучшие лекари во всех Девяти Мирах. Я уверен, что он скоро оправится и снова начнет мне надоедать.
– Меня печалит, Локи, когда я вижу, что вся та любовь, которую к тебе питает Тор, возвращается в его сторону плевком в лицо.
Вернувшись к креслу, Локи уселся в него. В конце концов, Один был не единственным, кто предпочитал занимать завышенную позицию при встречах с посетителями.
– Отец, ты помнишь время сразу после того, как изгнание Тора в Мидгарде подошло к концу? Он больше не был привязан к телу этого доктора-калеки на постоянных условиях, хотя и делил с ним существование. Ты был разочарован, потому что Тор влюбился в смертную женщину.
– Разумеется, я это помню, – мрачно ответил Один.
– Ты продолжал вызывать меня в тронный зал и спрашивать моего совета о том, как разрешить эту ситуацию. И всякий раз, как ты спрашивал моего совета, ты называл Тора «своим любимым сыном». Всякий раз ты называл его так и никак иначе. – Локи покачал головой. – Я надеялся, что твой маленький урок в смирении продлится по крайней мере до тех пор, пока этот Блейк не умрет от старости, но мне не повезло. А затем ты продолжил втирать соль в мои раны, раз за разом напоминая мне, что у тебя есть любимый сын, и это не я.
Один печально покачал головой.
– Если Локи сомневается в любви, которую Всеотец испытывает к нему, ему следует припомнить все страдания, что он причинил, весь тот хаос, что он вызвал, и вместе с тем Локи до сих пор жив. И до сих пор процветает. Другой правитель мог бы и не оказаться таким снисходительным.
И с этими словами Один повернулся и вышел.
Локи уставился на опустевшую гостиную. Схватил кувшин с медом и в гневе швырнул его через всю комнату.
Вздохнул. В этой комнате также основательно прибрались.
На самом деле, он был бы счастлив предоставить Хрунгниру каменную броню в бесконечное пользование. Хотя изначально Локи намеревался облачить предводителя ледяных великанов в зачарованные доспехи для второго, более успешного вторжения в Асгард, его вполне устроило бы, если бы с помощью брони Хрунгнир бы устроил Тору взбучку.
Однако затем Локи узнал, кем бы тот заложник, ради которого братец в одиночку приперся в Йотунхейм.
Локи был бы более чем счастлив, если бы Хрунгнир испортил жизнь Одину. Если бы он угробил Балдера, Сиф или Троицу Воинов – тем лучше. Если бы великан могучим ударом дубины избавил Хеймдалла от обязанностей стража Биврёста, Локи бы и слезинки не пролил. И уж его совершенно точно не заботило, что великан избил Тора почти до смерти.
Но Хрунгнир предпочел похитить матушку Локи. Такого Обманщик не мог забыть... или простить. Он не пытался спасти матушку сам, потому что в таком случае она бы обо всем догадалась. Хотя в Девяти Мирах и были те, от кого Локи смог бы спрятать следы своего колдовства, он точно не сумел бы утаить его от женщины, которая его всему и научила. И если бы он попытался помочь матушке с помощью магии, она бы не только узнала о его участии, но и отругала бы за попытку освободить ее. Локи знал, что Фригга бы настояла, чтобы он помог не ей, а Тору.
Локи горячо любил матушку за ее самоотверженность, и в то же время эта самоотверженность невообразимо его раздражала.
А поскольку он прекрасно знал, о чем Фригга его попросит, он и помог Тору, установив временное ограничение на свое заклинание. Спустя какой-то срок броня и дубина превратились бы в обычный камень, который легко уступил бы силе Тора.
А самое лучшее заключалось в том, что установленный Локи предел оставлял Хрунгниру прилично времени, чтобы практически полностью вышибить дух из его «дорогого» братца. К слову о братце...
Локи быстро произнес два заклинания. Одно из них вернуло графин ему в руки и наполнило его медом, а второе заново запустило магический бассейн. С медом в желудке и песней в сердце он снова наблюдал за тем, как Тор врезался в Хрунгнира и без чувств полетел на заснеженную землю.
«Это что еще за колдовство?»
Где-то в другом месте внутри прославленных стен Асгарда Тор лежал в постели.
Каждая клеточка его тела пульсировала болью, хотя, конечно, нынешняя боль не шла ни в какое сравнение с той, что он испытывал к концу своей битвы с Хрунгниром.
Тем не менее он победил. Голдфакси довез его и Фриггу до границ Асгарда и ускакал обратно в Йотунхейм. Сиф и остальные ждали их, и они с Балдером сразу отвели громовержца к лекарям, в то время как Троица Воинов сопроводила леди Фриггу домой, чтобы та смогла восстановиться после пережитых испытаний. Харокин и его эйнхерии разочарованно вернулись в Вальгаллу.
В дверь постучали. Тор поднял взгляд и увидел входящую с кувшином воды Сиф.
– Хо, Сиф! Как же я рад видеть твой прекрасный облик!
– Хотела бы я ответить тем же, но твой облик знавал и лучшие дни, – с улыбкой ответила Сиф.
Поскольку его левая рука была неподвижно зафиксирована в перевязи, Тор коснулся своего покрытого синяками и порезами лица пальцами правой.
– Ив самом деле. Ты не боишься общаться со мной в таком состоянии – твоя смелость говорит в твою пользу.
Сиф рассмеялась. Тор тоже попробовал, но лишь поморщился.
– Прости, Тор, – быстро произнесла Сиф.
– Не за что извиняться, прекрасная Сиф. Когда я был смертным лекарем, я часто говорил, что смех – это лучшее лекарство. По крайней мере, боль напоминает мне о том, что я еще жив.
– Сегодня ты одержал великую победу, Тор. Благодаря тебе жестокость Хрунгнира больше не будет омрачать землю, – не прекращая говорить, Сиф налила в кружку немного воды. – Лекари считают, что тебе нужно пить много жидкости.
– Еще один совет, который в былые времена я сам давал довольно часто. – Тор улыбнулся, взял кружку и с удовольствием выпил воды. – Что слышно из Йотунхейма?
– Ничего о Хрунгнире, это уж точно. Слышали, что теперь ледяными великанами правит Тьяцци.
Тор мрачно кивнул.
– Пусть приглядывают за ними. Тьяцци умен, гораздо умнее большинства великанов. Включая Хрунгнира, который и сам был далеко не дурак.
Прежде чем Сиф успела что-то ответить, из зала донесся голос Балдера:
– Привет, хозяева!
– Балдер! – Тор радостно улыбнулся. Визит не одного, а двух его дражайших друзей наполнил сердце безудержной радостью.
Светловолосый бог вошел в комнату, держа в руках мешок.
– Идунн оставила его у тебя на пороге. Похоже, настало твое время отведать золотых яблочек.
– Они будут приняты с благодарностью, – ответил Тор.
Балдер бросил мешок возле кровати, достал оттуда одно золотое яблоко бессмертия и передал его богу грома. После того как Тор крайне осторожно вгрызся в него – его челюсть саднило, а зубы побаливали, – Балдер произнес:
– Я только что от Одина. Всеотец поглощен государственными делами, но обещает как можно чаще навещать тебя.
– Благодарю тебя, друг мой.
Заговорщически улыбнувшись, Балдер продолжил:
– Одно из этих дел заключается в попытках утихомирить Харокина. Он намеревается перевести эйнхерий через горы в Йотунхейм и устроить там погром с той же секунды, как увидел, что вы с Фриггой благополучно возвращаетесь домой.
– Харокин – хороший воин, – сказал Тор, – и я бы чувствовал себя так же, окажись я на его месте.
– А еще ходят слухи, – добавил Балдер, – что Всеотец посетил пристанище Локи.
Сиф нахмурилась.
– С чего бы ему так поступать?
– Я не знаю.
– Я знаю, – тихо сказал Тор. – Хрунгнир вторгся в Асгард тем же маршрутом, которым воспользовались Бауги и его орда троллей. Что еще более важно, от брони Хрунгнира буквально разило магией Локи.
Сиф покачала головой:
– Но Хеймдалл сказал мне, что Локи никуда не выходил из своего дома.
– Если бог обмана захочет, он сможет обмануть даже твоего зоркого брата.
– Возможно, – судя по голосу, Сиф не особенно в это верила.
Балдер пожал плечами:
– В любом случае Один с ним поговорит.
Тор кивнул:
– Хотел бы я быть мухой на стене во время этого разговора.
– Ну, – с улыбкой заметил Балдер, – однажды ты уже был лягушкой, возможно, станешь ей еще раз.
Тор поморщился при воспоминании об одной из самых безумных выходок Локи.
Из зала донесся зычный голос:
– Лягушки? Мне нет до них особого дела, но их лапки весьма съедобны.
Сиф и Балдер обменялись взглядами:
– Голос, способный разбить стекло, говорит о еде, – произнесла воительница.
Балдер кивнул:
– Должно быть, это Вольштагг.
И действительно, в дверной проем протиснулся Вольштагг, следом за которым появились Фандрал и Огун.
– Да, это Лев Асгарда собственной персоной, да еще и с подарками!
Вольштагг нес поднос, наполовину заваленный едой.
– Один из этих подарков – головная боль, вызванная ревущим голосом Льва, – сказал из-за его спины Фандрал.
Тор усмехнулся:
– Что привело вас сюда, мои дорогие друзья?
– Обычаями заведено, что вернувшийся с битвы домой герой получает пир в свою честь. Твои раны отсрочили этот момент, но Тор не должен ждать никакого пира, особенно когда пир можно принести к нему домой!
Осмотрев набор фруктов и сладостей, Тор заметил:
– Это больше напоминает дегустационный поднос, чем пир.
Огун прожег Вольштагга взглядом:
– А это потому, что Вольштагг почувствовал необходимость попробовать все, что было представлено на подносе.
Асгардский Лев хмыкнул:
– Я не мог допустить, чтобы мой дражайший друг Тор ел плохую еду. И хотя Гудрун обычно весьма способна на кухне, она по-прежнему немного потрясена испытаниями, пережитыми ею в горах и в Долине кристаллов, так что я испугался, что ее кулинарное мастерство могло немного пострадать. И я совершил благородную жертву, попробовав еду, дабы убедиться, что Тор получит с кухни моей жены исключительно лучшие блюда.
Все рассмеялись, и Вольштагг поставил поднос рядом с Тором, который осторожно потянулся пальцами к кисти винограда. Глядя на Фандрала, который уселся на постель рядышком с Сиф, громовержец с улыбкой спросил:
– Разве вы не могли принести поднос сами и держать его подальше от загребущих пальцев Вольштагга?
– Да мы скорее снова залезем в логово Фенрису, чем попытаемся удержать этого обжору подальше от подноса со снедью!
– Фи! – воскликнул Вольштагг, подойдя к окну. – Я собирался порадовать Тора историей о том, как в одиночку сразил Тривальди Трижды Могучего, но раз вы не оценили моих усилий, я придержу эту историю до того момента, пока не окажусь среди слушателей, которым я более дорог.
Сиф уставилась на Фандрала:
– А разве это не ты сразил Тривальди? Я помню, ты хвастался, как ослепил все шесть его голов за раз.
– На самом деле, у него было девять голов, – сказал Фандрал, – и я ослепил только несколько.
Огун шагнул вперед:
– Если мне позволено будет прервать ваш турнир по хвастовству, я принес новости от леди Фригги.
Тор выпрямился и проглотил виноградину.
– Как поживает моя дражайшая матушка?
– Она отдыхает и набирается сил. Хотя ее раны, понесенные от рук великанов, и не столь очевидны, как твои, о бог грома, они все же достаточно глубоки.
Благодарно кивнув, Тор произнес:
– Скоро она вновь обретет свою прежнюю силу. Только глупец может недооценивать мою мать. В самом деле, если бы ей не нужно было отвлекать Хрунгнира до тех пор, пока Гудрун и дети добирались до безопасного места, если бы она сразилась с великаном в открытом бою, она легко могла бы выйти из этого боя победительницей.
– А если бы не зачарованная броня, то и ты бы легко вышел из боя с ним победителем, – добавил Фандрал.
– Это не имеет значения, – возразил Вольштагг. – Да, Тору пришлось тяжелее обычного, это факт, но, разумеется, он вышел из боя победителем! И разве может вообще быть иначе?
– Я уже проигрывал битвы, и не раз, мой старый друг, – мрачно напомнил ему Тор.
– Чепуха! Я слышал новости исключительно о благородных триумфах Тора над врагами Асгарда и Мидгарда! И все мы знаем, что Вольштагг рассказывает только правдивую историю! Как ту, в которой я выстоял против дракона Улфрина.
Тор улыбнулся.
– И как же великий Вольштагг выстоял против зловещего дыхания Улфрина, которое лишает силы?
Вольштагг нахмурился.
– Зловещее дыхание? Да не было у Улфрина никакого зловещего дыхания!
– Напротив, еще как было. Уж я-то помню, я в молодости сражался с Улфрином, на спине которого восседала сама норна Хаг.
– Хм-мф. Ну, возможно, это был другой дракон. Какое это имеет значение?
Балдер улыбнулся.
– Когда ты рассказываешь истории, дружище Вольштагг? Никакого.
Запрокинув назад голову и схватившись за внушительный живот, Лев Асгарда воскликнул:
– Именно! По крайней мере, Балдер меня понимает! Так, на чем это я остановился?
На лице Огуна появилось очень близкое подобие улыбки.
– Как ты выстоял против дракона Улфрина.
Сиф улыбнулась:
– Или это был Фафнир?
– Возможно, – добавил Тор, – это был Фин Фан Фум.
Вольштагг драматично вздохнул:
– Я когда-нибудь закончу эту легендарную историю?
– Нет, – ответил Фандрал, – если это вообще возможно.
Тор цапнул одну из сладостей, запихнул в рот и принялся осторожно работать ноющими челюстями. Хотя боль от его ран не ослабла, боль из сердца ушла. Он сидел здесь, в окружении своих дражайших друзей, делился с ними едой, – ну, тем немногим, что от нее осталось, – слышал их смех, и все это освежало Тора куда лучше любого снадобья знахаря или его божественной стойкости. Так что он отдыхал, смеялся, пил и ел, зная, что Асгард снова в полной безопасности благодаря ему. Всю жизнь Тор Одинсон хотел лишь одного – оберегать покой всех жителей Девяти Миров. И как только он поправится, он снова займется этим.
Да будет так...