Святитель Игнатий (Брянчанинов) об опасности мнимодуховных состояний

Духовный мир являет собой неизмеримую глубину пред теми, кто вступает в него. На нашем пути к Богу имеется множество препятствий, не распознав которые с самого начала можно направить свою душу в иную сторону и вместо богообщения достичь прелести – самообольщения, бесовского обмана. И значит, необходимо заранее знать, какие ошибки нас могут поджидать при прохождении духовного пути. В этом отношении творения святителя Игнатия (Брянчанинова) являются прекрасным руководством, которое убережет христианина от вероятных преткновений, обнаружит подводные камни, скрывающиеся на нашем личном пути к Богу.

Вообще в аскетической традиции началом всех зол и началом самообольщения единогласно признается принятая ложная мысль, доверие всем помыслам и ощущениям, рождающимся в нашем испорченном естестве. Святитель Игнатий разъясняет это, опираясь на антропологию: «Ум наш имеет способность мышления и способность воображения; посредством первой он усваивает понятия о предметах, посредством второй усваивает себе образы предметов. Диавол, основываясь на первой способности, старается сообщить нам греховные помыслы, а основываясь на второй способности, старается запечатлеть соблазнительными изображениями».

Итак, мир падших духов, хотя и невидим, реально воздействует на нас чрез приносимые нам помыслы, образы и сердечные ощущения. И очень часто падшие ангелы вкладывают в нас помыслы, мечтания и ощущения таким образом, что мы воспринимаем их как собственные. Будучи же приняты и усвоены душой, вражьи внушения постепенно лишают человека духовной свободы, оставляя душу без подлинного богообщения (и значит, напрасно думать, что можно быть христианином и не обращать внимания на то, что происходит внутри нас). «Греховные и суетные помыслы, мечтания и ощущения, – учит святитель, – тогда могут несомненно повредить нам, когда мы не боремся с ними, когда услаждаемся ими и насаждаем их в себя. От произвольного содружества с грехом и от произвольного общения с духами отверженными зарождаются и укрепляются страсти, может вкрасться в душу неприметным образом прелесть».

В учении святителя Игнатия можно заметить такую последовательность воздействия на нас греховных обольщений. Вначале грех, прелесть укореняются в образе мыслей человека, извращают его, а затем распространяются и на сердечные ощущения. Впрочем, внимательный христианин может с самого начала распознать приносимые врагом помыслы и ощущения, поскольку с собой они всегда приносят смущение, недоумение или же высокоумие, тщеславную радость, самодовольство, мнимовысокие разумения. Эти внушения всегда отвлекают от внимательной молитвы, лишают душу покаяния. Легкомысленное отношение к помыслам и чувствам способно привести к серьезным ошибкам и связанным с ними глубоким проблемам в личной духовной жизни.

Первая серьезная ошибка, которая может случиться, например, с молящимся человеком, есть доверие своему воображению. Конечно, нашему уму, как постоянно находящемуся среди предметов видимого мира, свойственно воображение. Предметы внешнего мира, все предлежащее телесному чувству зрения запечатлевается в уме посредством образов. И когда мы думаем о чем-либо земном, вспоминаем что-либо из когда-то увиденного нами, в уме естественно возникают образы. Но в том-то все и дело, что в жизни духовной, когда мы душой устремляемся в область нематериальную, в мир духовный, действие воображения бывает крайне опасным.

«Самый опасный неправильный образ молитвы, – пишет святитель, – заключается в том, когда молящийся сочиняет силою воображения своего мечты или картины, заимствуя их по видимому из Священного Писания, в сущности же из своего собственного состояния, из своего падения, из своей греховности, из своего самообольщения; этими картинами льстит своему самомнению, своему тщеславию, своему высокоумию, своей гордости, обманывает себя. Очевидно, что все сочиняемое мечтательностию нашей падшей природы, извращенной падением природы, не существует на самом деле – есть вымысел и ложь, столько свойственные, столько возлюбленные падшему ангелу. Мечтатель с первого шагу вступает в область лжи, в область сатаны, подчиняется произвольно влиянию сатаны».

Итак, воображаемые и принимаемые в уме образы Спасителя, Божией Матери, ангелов, святых, всего, что относится к миру духовному, не есть на самом деле принадлежность духовного мира, а лишь наша субъективная мечта и иллюзия, не истина, а только личина истины. Более того, эти образы, впечатления становятся стеной между нашей душой и подлинным духовным миром, препятствуя уму молитвенно восходить к Богу.

Святитель поясняет, что сочиняемые изображения мира невидимого делают ум как бы вещественным, низводя его от истинного и духовного к лживому и вещественному. При этом сердце оказывается неспособным к покаянию, поскольку оно начинает услаждаться образами мнимодуховного мира. Если же человек укосневает в таком состоянии, «то являющиеся ему образы получают чрезвычайную живость и привлекательность. Сердце при явлении их начинает разгорячаться и наслаждаться беззаконно, или, по определению Священного Писания, прелюбодействовать (см. Пс. 72, 27). Ум признает такое состояние благодатным, божественным: тогда – близок переход к явной прелести бесовской, при которой человек теряет самовластие, делается игралищем и посмешищем лукавого духа».

В пример подобной прелести святой угодник приводит «духовные упражнения» Игнатия Лойолы, учредителя католического ордена иезуитов. Лойола, по собственному признанию, мог только захотеть и употребить некоторое усилие, как его взору тут же являлись ад или рай. Святитель Игнатий (Брянчанинов) утверждает, что «истинным святым Божиим видения даруются единственно по благоволению Божию и действием Божиим, а не по воле человека и не по его собственному усилию, – даруются неожиданно, весьма редко, при случаях особенной нужды, по дивному смотрению Божию, а не как бы случилось». К сожалению, в духовной жизни не бывает безобидных оплошностей: неправильному действию ума всегда сопутствует действие падших ангелов, которые и сообщают человеческому воображению особую красочность. Такой вид самообмана, если человек в нем закосневает, может завершиться умалишением, крайним повреждением души, поскольку с самого же начала воображательная молитва не возводит человека к Богу, а погружает его в призраки, лжеобразы истины.

Другой ошибкой, малоприметной, но, пожалуй, самой опасной, является, по выражению святителя, мнение сердца. Нашему сердцу свойственно чувствовать, ощущать, и если, допустим, чувства сердца в молитве примут неправильный порядок и строй, то это повлечет за собой гибель души.

Подобная ошибка возникает тогда, когда человек стремится к высоким духовным ощущениям, намеренно настраивается и ищет в сердце ощущений святых, благодатных, божественных. Стремление насладиться этими чувствами когда-нибудь легко произведет в душе мнение, что благодатные ощущения уже достигнуты. Под видом благодатного чувства является тончайшее тщеславие, которое несет сердцу кажущееся утешение в наслаждении самим собой. Здесь действует наслаждение именно самим собой, поскольку мнимодуховное чувство создано самим неочищенным сердцем. Отсюда неправильное действие сердца и называется мнением, что «одержимый этою прелестию мнит о себе, сочинил о себе „мнение“, что он имеет многие добродетели и достоинства, даже что обилует дарами Святаго Духа. Мнение составляется из ложных понятий и ложных ощущений; по этому свойству своему оно вполне принадлежит к области отца и представителя лжи – диавола. Молящийся, стремясь раскрыть в сердце ощущения нового человека и не имея на это никакой возможности, заменяет их ощущениями своего сочинения, поддельными, к которым не замедляет присоединиться действие 75 падших духов».

Святитель Игнатий постоянно акцентирует внимание на том, что в нашем состоянии падения и удаленности от Бога единственно дозволенным сердцу чувством и должно быть чувство нашей падшести, то есть чувство покаяния, печали о грехах. Ошибочно отнимать «у сердца заповеданное ему Самим Богом, существенно и логически необходимое для сердца чувство покаяния и усиливаться раскрыть в сердце, в противность порядку, в противность установлению Божию, те чувствования, которые сами собою должны явиться в нем по очищении покаянием, но совершенно в ином характере». Да, сердце создано для чувств духовных, для того, чтобы быть обителью Бога, иметь к Нему непрестанную любовь. Но пока в нашем сердце живет грех, пока нашего сердца касаются хотя бы малейшие нечистые чувства, оно, как знакомое лишь с плотскими и душевными ощущениями, не имеет никакого понятия о чувствах духовных, благодатных. Поэтому «сердце, усиливаясь вкусить божественную сладость и другие божественные ощущения и не находя их в себе, сочиняет их из себя, ими льстит себе, обольщает, обманывает, губит себя, входя в область лжи, в общение с бесами».

Зная окружающую действительность, святитель Игнатий свидетельствует: «Зараженные прелестию „мнения“ встречаются очень часто. Всякий, не имеющий сокрушенного духа, признающий за собою какие бы то ни было достоинства и заслуги, всякий, не держащийся неуклонно учения Православной Церкви, но рассуждающий о каком-либо догмате или предании произвольно, по своему усмотрению или по учению инославному, находится в этой прелести». Поэтому святитель особенно много предостерегал от ложного действия сердца – мнения – как более распространенного и менее приметного. Этот вид прелести может обойтись без действия воображения, мнение «довольствуется сочинением поддельных благодатных ощущений и состояний, из которых рождается ложное, превратное понятие о всем вообще духовном подвиге». Мнение выражает себя в том, что человек, часто незаметно для самого себя, уверен в своем духовном достоинстве, мечтает о присутствии в себе добродетелей. Просто в человеке живет ложное ощущение себя добродетельным. «Насыщение самим собою и наслаждение своим мнимодуховным состоянием обличают гордость сердца». И наиболее удивительно, наиболее пагубно бывает то, что одержимый гордостью порой даже мнит себя смиренным, «ложное смирение видит себя смиренным: смешно и жалостно утешается этим обманчивым, душепагубным зрелищем».

Мнение часто выражает себя в чувстве мнимодуховной любви к Богу. Нам дана заповедь о любви к Богу, к достижению ее направлена жизнь христианина. Но любовь есть венец, вершина всех добродетелей, она достигается после долгого пути очищения сердца покаянием, и Бога можно любить только сердцем очищенным, готовым к освящению Божественной благодатью. «Ощущение любви, которое приписывает себе грешник, не престающий утопать во грехах, которое приписывает он себе неестественно и гордо, есть не что иное, как одна обманчивая, принужденная игра чувств, безотчетливое создание мечтательности и самомнения». Поэтому святитель Игнатий предостерегает от усилия при своих молитвах и богомыслии искусственно развивать в себе особое чувство любви – нам никогда не достичь этого, покуда мы еще плотские или душевные, любовь – достояние святых, она – дар Божий, является не от наших усилий. «Напротив того, та любовь, которая принадлежит к числу наших естественных свойств, находится в греховном повреждении, объемлющем весь род человеческий, все существо каждого человека, все свойства каждого человека». «Единый истинный признак достижения любви, данный нам Самим Святым Духом, есть явное присутствие в нас Святаго Духа. Тот, кто не соделался храмом Святаго Духа, да не льстит себе, да не обманывает себя: он не может быть обителию любви, он чужд ее». Это значит, что недопустимо разгорячать в себе пламя вещественной любви к Богу, приводить в движение нервы, сочинять восторги. По наблюдению святителя Игнатия, многие, в особенности же подвижники католические, приняв естественную любовь за божественную, развили ее до состояния исступления и приняли это состояние за действие благодати и святости.

Подвижник, подверженный мнению, «постоянно сочиняет мнимодуховные состояния, тесное дружество со Иисусом, внутреннюю беседу с Ним, таинственные откровения, гласы, наслаждения, зиждет на них ложное понятие о себе и о христианском подвиге, зиждет вообще ложный образ мыслей и ложное настроение сердца, приходит то в упоение собою, то в разгорячение и восторженность». В этой связи святитель Игнатий подвергает строгой критике распространенную в его время в обществе латинскую книгу Фомы Кемпийского «О подражании Христу» именно за предложенное в ней мнение, будто бы истина может вещать в нас и наставлять нас сама собою, каким-то неопределенным и неясным действием. Здесь есть гордое нежелание признать, что мы глубоко повреждены грехом, что в нас нет истины. Истина тогда лишь будет вещать внутри человека, когда он после долгого пути очищения соделается обителью Духа Святого. До наступления же этого состояния всякое внутреннее вещание, тем более неясное, неопределенное, есть лишь действие утонченных тщеславия и сладострастия, сообщающих человеку наслаждение самим собой, и действие невидимого обольстителя. «Ложь, хотя бы и облеклась в личину добра, познается по производимому ею смущению, мраку, неопределительности, переменчивости, развлечению, мечтательности; или же она только обольщает сердце – льстиво приносит ему довольство, упитательство собою, какое-то неясное, мутное наслаждение. И это наслаждение обольщенного сердца похоже на притворную тишину, которою прикрыта поверхность глубокого, темного омута – жилища чудовищ… Обольстительное наслаждение питается самомнением, которое рождается от тонко действующего тщеславия, ослепляющего ум и сердце».

Святитель Игнатий видел особую вредоносность мнения в том, что мечтающий о себе как о достигшем духовных достоинств и благодатных даров тем самым полностью закрыл себе доступ к стяжанию действительных добродетелей и благодати Божией. Прельщенный считает, что уже все приобрел, он уже услаждается своим состоянием, чего ему еще искать? «Мнение не допускает быть мнимому», – приводит святитель слова преподобного Симеона Нового Богослова. «„Мнение“ состоит в присвоении себе достоинств, данных Богом, и в сочинении для себя достоинств несуществующих. Оно соединено с надеждою на себя, с хладным, поверхностным исповеданием Искупителя. Бог прославляется для прославления себя, как был прославлен фарисеем (см. Лк. 18, 11). Одержимые „мнением“ по большей части преданы сладострастию, несмотря на то, что приписывают себе возвышеннейшие духовные состояния, беспримерные в правильном православном подвижничестве; не многие из них воздерживаются от грубого порабощения сладострастию, воздерживаются единственно по преобладанию в них греха из грехов – гордости».

Есть еще одна ошибка, о которой имеют представление очень немногие. Святитель Игнатий обращает внимание на то, как некоторые, ощутив расположение к духовной жизни, доброделанию, молитве, безрассудно предаются этому со всей ревностью и разгорячением, тогда как это, по выражению святителя, наиболее плотские и кровяные разгорячение и ревность. Речь идет о так называемой ревности не по разуму, которая производит в душе человека свои определенные чувства. Как усиленные умственные занятия, так и чрезмерно усиленная молитва способна производить телесный жар, разгорячение. Разгорячает кровь и совершение поклонов ради числа, вообще телесный подвиг, если все усердие обращено только к нему. Разгоряченная кровь производит внутри тела вещественное тепло, которое почти всегда представляется человеку приятным, утешительным, сладостным. Такое разгорячение возбуждает к деятельности ревностной, но беспокойной, которому непременно сопутствует тайное превозношение.

«Всякое разгоряченное чувство, – пишет святитель, – кровяное! Не сочти его усердием, ревностию по благочестию, любовию к Богу и ближним. Нет, это движение души, произведенное в ней нервами, кровию. А кровь приводится в движение душевными страстями, которые – орудия и цепи миродержца, его скипетр, держава. Храни себя в глубоком мире и отвергай все нарушающее мир как неправильное, хотя бы оно имело наружность правильную и праведную». Дело в том, что все греховные страсти, согласно учению святителя, оказывают определенное влияние и действие на кровь, а посредством страстей на кровь действуют падшие духи. И гнев, и блудное разжжение, и печаль, и уныние, и сребролюбие, и прочие страсти, каждая по-своему, действуют на кровь, создают тем самым определенное греховное состояние внутри человека. В особенности же тонко действует страсть тщеславия, являющаяся всегда с потерей сердцем духа покаяния, с потерей сознания своей глубокой падшести. «Тщеславие почти всегда действует вместе с утонченным сладострастием и доставляет человеку самое тонкое греховное наслаждение. Яд этого наслаждения так тонок, что многие признают наслаждение тщеславием и сладострастием за утешение совести, даже за действие Божественной благодати. Обольщаемый этим наслаждением подвижник мало-помалу приходит в состояние самообольщения; признавая самообольщение состоянием благодатным, он постепенно поступает в полную власть падшего ангела, постоянно принимающего вид ангела светлого». Тщеславный замысел достичь каких-то особых, благодатных дарований (с потерей покаяния) произведет определенное движение крови, которое представится как тепло Божественной благодати.

Святитель предлагает такой совет: «Должно держать себя в состоянии ровности, тишины, спокойствия, нищеты духа, удаляясь тщательно от всех состояний, производимых разгорячением крови и нерв. Не ударяй себя ни в грудь, ни в голову для исторжения слез: такие слезы – от потрясения нервов, кровяные, не просвещающие ума, не смягчающие сердца. Ожидай с покорностью слез от Бога. Какой-то святый, невидимый перст, какой-то тончайший помысл смирения коснется сердца – и придет слеза тихая, слеза чистая, изменит душу, не изменит лица; от нее не покраснеют глаза – кроткое спокойствие пролиется в выражение лица, соделает его ангелоподобным».

Поэтому в молитве важно всячески остерегаться душевных порывов, возбуждения нервов, которые произведут лишь состояние плотского разгорячения, внесут в душу темноту и неясность. Это состояние хотя и может дать вещественное тепло сердцу, но не несет сердцу познания истины, а потому не может сообщить душе мира помыслов. «Разнообразные движения крови непременно сопряжены с рассеянностью, мечтательностью, обильным нашествием помыслов и ласкательствующих самолюбию картин… Замечай при появлении обильных, вне обыкновенного порядка, помыслов и мечтаний то состояние, в которое придет тогда кровь твоя, и научишься понимать ее греховное движение и охраняться от него».

Упомянем и еще одну возможную ошибку, может быть, и не так распространенную в среде православных христиан, но все же вполне реальную. Это желание достичь духовных видений и излишнее доверие всему чувственно являемому из мира невидимого.

Само ожидание каких-либо явлений из мира невидимого, равно как и попытка удостоить себя какого-либо духовного дара, есть уже самообольщение. «Если в тебе кроется ожидание благодати, – говорит святитель, – остерегись: ты в опасном положении! Такое ожидание свидетельствует о скрытном удостоении себя, а удостоение свидетельствует о таящемся самомнении, в котором гордость. За гордостью удобно последует, к ней удобно прилепляется прелесть». Всегда важно помнить, что нам, во грехе родившимся и во грехе живущим, не свойственно общение со святыми ангелами – по состоянию своих душ мы куда как ближе к ангелам падшим, и поэтому чувственно являться нам могут прежде всего они. Все видения, «откровения» со стороны падших ангелов льстят самолюбию, тешат любопытство и тщеславие, приносят с собой высокоумие, самомнение, нечистую радость.

Если Святой Дух, как Бог, действует самовластно, внезапно и незримо изменяет ум и сердце смирившегося человека, просвещает их истиной, то падший дух, под каким бы видом он ни явился, всегда действует как именно обольститель, пытается заручиться согласием человека на предлагаемую прелесть. Действие это так описывает святитель Игнатий: «Прелесть, когда приступает к человеку, мыслию ли, или мечтанием, или тонким мнением, или каким явлением, зримым чувственными очами, или гласом из поднебесной, слышимым чувственными ушами, – приступает всегда не как неограниченная властительница, но как обольстительница, ищущая в человеке согласия, от согласия его приемлющая власть над ним. Всегда действие ее, внутри ли оно, или снаружи человека, есть действие извне; человек может отвергнуть его. Всегда встречается прелесть первоначально некоторым сомнением сердца; не сомневаются о ней те, которыми она решительно возобладала. Никогда не  соединяет прелесть рассеченного грехом человека, не останавливает движений крови, не наставляет подвижника на покаяние, не умаляет его пред ним самим; напротив того, возбуждает в нем мечтательность, приводит в движение кровь, приносит ему какое-то безвкусное, ядовитое наслаждение, тонко льстит ему, внушает самомнение, устанавливает в душе идол „я“». При этом сердце иногда лишь через значительное время распознает являвшееся ему обольщение.

Святитель Игнатий рекомендовал ко всем чувственным видениям сохранять равнодушие. Нам ни к чему видения чувственные, доколе наши ум и сердце не приучились долгим временем и опытом к отличию добра от зла. Для нас большее значение имеют видения и ощущения духовные, невещественные, являющиеся в просвещении ума и сердца истиной Евангелия, видения, из которых важнейшее есть зрение глубины падения человека и таинства искупления человека Богом.

Хочется надеяться, что все многообразные соблазны и невидимые искушения минуют христиан, искренне желающих достичь в своей духовной жизни обителей Небесного Царства!