Эмма не купилась на игру Кита Мэнтела. Он хорошо разыгрывал свое шоу, но она видела, что он все еще скорбел по Эбигейл. Вот почему он так быстро отвернулся от нее после слов о дочери. Не хотел, чтобы Эмма видела, как он все еще опечален. И откуда он знал про Кристофера? Наверное, Эбигейл понимала, что Кристофер сходил по ней с ума, и рассказала об этом отцу. Эмма надеялась, что они над ним не смеялись. Перед ее глазами встала ужасная картина: хихикающая Эбигейл вместе с отцом высмеивает Криса за его сентиментальность, сидя на большом розовом диване, где теперь сидела какая-то пожилая дама, вцепившись в бокал со сладким шерри.

Весь вечер она выискивала Дэна Гринвуда. Она всегда этим занималась на таких встречах, куда приходила вся деревня. Даже разговаривая с Джеймсом или обмениваясь страшилками с молодой мамой, с которой она познакомилась на курсах по подготовке к родам, она была начеку, ожидая его появления. Тайком наблюдала и слушала. Надеялась, что он появится. Наградой служил звук его голоса в другом конце комнаты, силуэт его крупной фигуры вдалеке. И она пыталась встретиться с ним взглядом.

Сегодня она тоже искала его, потому что, спустя столько времени, остановиться было трудно. Это вошло в привычку, как наблюдение за ним из окна ее спальни ветреными ночами, когда Джеймс работал. Когда она услышала, как он обменялся парой слов с Мэнтелом, она заставила себя не оборачиваться, но испытала то же волнение. Она попыталась сразу же его погасить. «Я не подросток, – так она себе сказала. – Мне уже не пятнадцать лет. Я была польщена его реакцией на меня, но даже ее истолковала неправильно». Но она не могла это остановить. Возбуждение стало зависимостью.

Стоя у бара, она напряженно вслушивалась. Мэнтел, видимо, спросил Дэна о деле. Есть новости? Можешь рассказать, что происходит? Похоже, он специально говорил тихо, украдкой. Не хотел привлечь внимание. Эмма не слышала, что он спросил, но разобрала ответ Дэна.

– Ты знаешь, я не могу тебе с этим помочь. Я больше не занимаюсь этим делом. Я гражданский. Знаю не больше тебя.

Слова прозвучали мягко, даже примирительно, но она привыкла искать скрытый смысл в том, что он говорил, и вдруг ей показалось, что ему не нравится Кит Мэнтел. Она думала, что отца Эбигейл все в деревне любили, сочувствовали ему. Но Вера говорила о нем с презрением, а теперь и ответ Дэна удивил ее и привел в замешательство.

Она вышла на улицу, прошла мимо Дэна Гринвуда – так близко, что почувствовала запах его вощеной куртки. Небо полностью прояснилось, сиял тонкий серп луны и острые искры звезд. На море, должно быть, все еще стоял туман, потому что за голосами она слышала гудок, доносившийся из Пойнта, оповещавший о тумане. Глухой раскат, похожий на гром. Вечер начинался благопристойно и сдержанно, но теперь в углу рядом с барбекю валялась груда пустых банок из-под пива, и повара, набранные из команды спасателей, смеялись и кричали.

Вдруг шум на мгновение затих. Музыка почему-то перестала играть, и повар, шумевший больше всего, замолчал, сосредоточенно пропихивая сосиску в булочку, высунув кончик языка. И в тишине было слышно, как кто-то, не ожидая, что все в этот момент замолчат, сказал:

– Черт возьми, да это старик Майк Лонг. Не видел его сто лет.

Затем снова стало шумно, но все уже уставились на высокого худого мужчину и женщину, которая шла рядом с ним.

Эмма узнала имя, а затем и мужчину, освещенного синеватым от мороза пламенем огня. Она подумала, заметил ли его Роберт, будет ли очередной скандал. Но Майкл Лонг больше не казался разозленным. Он нерешительно продвигался через толпу, здороваясь со старыми друзьями. Если он и узнал Роберта, то не показал этого.

Женщиной рядом с ним была Вера Стэнхоуп. Она увидела, что Эмма на нее смотрит, и подошла к ней, помахивая банкой пива в знак приветствия. Вместо обычного бесформенного платья на ней были мешковатые штаны и огромный темно-синий свитер с высоким воротником. На ногах по-прежнему были сандалии.

– Что вы здесь делаете? – спросила Эмма. Вопреки здравому смыслу она винила Веру в испорченном ужине с Джеймсом. Несмотря на то что за дверью оказался Кристофер, образ детектива, стоявшей на пороге дома и барабанившей в дверь, был слишком ярким, и она не могла от него избавиться.

– У всех бывают выходные, дорогая.

– Кроме того, дело-то благое, да? – Вера широко улыбнулась. – Шлюпки, все такое. Спасение людей. – Она обернулась на дом. Огонь отражался от окон Старой часовни. – Значит, здесь вы с Эбигейл проводили то лето. Делились секретами. Лучшие подружки.

Эмма коротко взглянула на нее, пытаясь понять, как детектив догадалась, что выражение «лучшие подружки» едва ли подходило для описания их отношений. В ее тоне отозвались слова Кристофера, сказанные накануне. «Она была твоим единственным другом. Я всегда считал, что ты ее ненавидишь». Было ли это ненавистью? Эбигейл была госпожой, а она – компаньонкой-содержанкой, льстила ей, смеялась над ее шутками, сочувствовала, когда приехала Джини Лонг и все испортила. Конечно, раздражение присутствовало. Но ненависть? Почему же она так долго терпела? Потому что моментами испытывала настоящую привязанность. И потому что в доме Мэнтелов был тот блеск, которого не хватало в ее жизни.

Вера смотрела на нее, словно ожидая ответа.

– Мы тогда недавно переехали сюда, – сказала Эмма. – Мне было одиноко, и Эбигейл была первой, кто проявил дружелюбие. Да, мы провели большую часть того лета вместе.

– Она была красивой девушкой. – Вера прикончила банку, сжала ее в кулаке и швырнула на груду мусора рядом с кухней. – Я видела фотографии. Не верю, что у нее не было поклонников.

– Их было полно.

Парни, предлагавшие сделать за нее домашнее задание, приходившие в школу, сжимая кассеты с песнями, которые записали специально для нее. Парни, которые начинали краснеть и запинаться, когда она с ними кокетничала.

– Но никого конкретного не было?

– Мне, по крайней мере, это было неизвестно. Она говорила, что дети ее не интересуют.

– Кто-нибудь постарше? Парень из колледжа, может быть. Приехавший домой на лето.

– Она ни о ком не рассказывала.

– А если бы был, рассказала?

Когда-то Эмма ответила бы сразу. Естественно. Конечно. Мы друг другу обо всем рассказывали. Теперь же она медлила и тщательно подбирала слова.

– Не знаю. Я в последнее время об этом думала, и, возможно, я знала ее не так хорошо, как казалось. То есть дети ведь тоже бывают скрытными. И иногда секретами не хочется делиться ни с кем. Даже с подругой.

Вера вскинула свои мохнатые брови и хотела было ответить, но что-то ее отвлекло. Перед костром стояла женщина. Она была одна, стояла боком, держа бокал красного вина, которое в свете костра казалось черным.

– Так, так, так… – Казалось, Вера была собой довольна. – А она что здесь делает, интересно? – Затем повернулась к Эмме: – Узнаешь ее, дорогая? Не так уж она и изменилась. Держит себя в форме. Из тех, кто ходит в зал пару раз в неделю. И макияжем можно многое исправить. Так мне говорили.

Женщина повернулась. Она была стройная, темноволосая, ухоженная. На ногтях был лак того же цвета, что вино.

– Будь я стервой, я бы сказала, что она тут что-то вынюхивает. Что скажете? – спросила Вера.

Эмма хотела было сказать, что никогда в жизни не видела эту женщину, но то, как колыхнулись ее блестящие черные волосы, что-то ей напомнило.

– Это Кэролайн Флетчер, детектив, которая вела следствие по делу Мэнтел в первый раз.

– Пять баллов за наблюдательность.

– Я думала, она будет держаться в тени, – сказала Эмма. – После всего, что писали в газетах.

– Насколько мне известно, наша Кэролайн никогда в жизни не держалась в тени. Но смелости ей не занимать, признаю. Некоторые бы не выдержали давления. Говорят, в свое время она была неплохим детективом. Наверняка не утратила хватку. Или, может, решила прощупать почву. Здесь все так по-дружески, без галстуков. Кто-нибудь может и проболтаться. Наверняка ей хочется узнать, откуда ветер дует.

Все это Вера бормотала себе под нос. Если бы Эмма столкнулась с ней в городе, то решила бы, что она попрошайка, из тех дурно пахнущих женщин неопределенного возраста, которые сидят в парке на скамейке и говорят с деревьями. Она поискала в толпе Джеймса, решив, что ему будет интересно увидеть детектива, которого прислали разбираться с делом, но он, казалось, исчез.

– Наверное, вы уже поговорили с Кэролайн о том, что тогда произошло, – сказала Эмма.

– Вы правда так думаете? Нет, милая, это не мой подход. Я люблю сначала составить свое мнение. Присмотреться, поговорить с нужными людьми. А полиция к таким, как правило, не относится. Я поговорю с Кэролайн, когда все выясню и буду готова.

– Возможно, для этого она сюда и пришла. Поговорить с вами.

– Думаете? – Вера рассмеялась и зашагала прочь, по пути приложившись к чьему-то пиву. Когда Эмма увидела ее снова, та уже бормотала что-то на ухо Дэну Гринвуду. Дэн был копом, подумала Эмма. Но он, похоже, был «нужным человеком». Она поискала взглядом Кэролайн, но ее темный силуэт тоже исчез.

Крик раздался почти одновременно с фейерверками, поэтому из-за визга и воя взрывавшихся петард он долетел до Эммы не сразу. Она услышала его первой, потому что стояла дальше всех от фейерверков. Ей не хотелось признаваться, но фейерверки ее пугали, особенно этот момент между вспышкой и грохотом, когда стоишь, затаив дыхание. В этот миг тишины она почувствовала, как колотится ее сердце, и все вокруг поплыло. Ей захотелось, чтобы Джеймс стоял рядом, обняв ее, и они смогли бы заполнить тишину разговором, но он болтал с Дэном Гринвудом и Робертом. Они стояли вместе, без женщин, и смеялись. Ракета разорвалась в темноте, рассыпавшись дождем ярких звезд, и она услышала крик.

Она обошла дом и вышла со стороны дороги, потому что ей показалось, что кричат там. Дорожка освещалась жидким светом фонарей и тонкого месяца. На ней стояла женщина и кричала. Как тогда, когда она нашла тело Эбигейл Мэнтел, только наоборот, как в параллельной вселенной. Потому что на этот раз кричала ее мать, а бежала к ней – Эмма. И ее мать потянула ее за руку и показала на канаву у обочины дороги. И там опять было тело.

Только Эбигейл Мэнтел после смерти выглядела уродливой, намного страшнее, чем была при жизни. Кристофер же, лежавший в канаве на спине, был освещен лунным светом, и его кожа блестела холодным голубоватым блеском, напомнившим ей ткань платья подружки невесты, которое она надевала на свадьбу одной двоюродной сестры. Плотный шелк с матовой отделкой и серебристыми нитями. Все эти мысли пролетели у нее в голове, пока она сжимала Мэри и шептала ей те же слова утешения, как и она десять лет назад.

– Все будет в порядке. Все будет нормально. – Она сама не верила в то, что говорит, но чувствовала, что рыдания матери стихали, а дыхание выравнивалось.

Потом появилась Вера Стэнхоуп, могучая и бесцеремонная.

– Ну и кто это?

– Это мой брат, Кристофер.

Детектив в ужасе замолчала.

– О, милая, – сказала она и сжала лицо Эммы своими огромными руками, так что на какой-то момент Эмме, стоявшей в смятении, показалось, что та собирается ее поцеловать. Но Вера обняла ее и мать за плечи и увела прочь. Потом встала посреди дороги, чтобы никто не мог проехать мимо, и стала быстро говорить по телефону.