Глава 14
— Как я отношусь к случайным сексуальным связям? — крыльями взметнулись густые ресницы. — Категорически не приемлю! — с очередным выразительным вздохом сделала ко мне маленький шажок горничная.
— Достойная позиция, — уважительно кивнул я, глядя ей прямо в глаза. — Вы могли бы раскрыть ее более полно в ходе глубокого интервью?
Сам сделал шаг ближе, и едва-едва касаясь бархатной кожи, повел ладонью по щеке девушки, опуская вниз на шею и…
— Особенно если это случайные связи с несовершеннолетними, — моя рука оказалась перехвачена и будто случайно прижата к тугой груди. — Ясновельможный пан ведь в курсе, что законы против подобных связей, даже если это единение любящих душ? И закон настолько суров, что даже за фривольный разговор с вами бедная девушка может отправиться за решетку.
Рука, полежав на притягательном полушарии, оказалась отведена в сторону, а горничная, сверкнув глазами, медленно отпрянула.
— Какая печаль, — справившись с голосом, шагнул я вперед, снова оказываясь рядом.
— Я дорожу своей работой, ясновельможный пан, а интервью на такую спорную тему может сильно повредить репутации бедной девушки, — с превеликим расстройством произнесла горничная, а после медленно облизнула губы. Сделала она это так, что я невольно вздрогнул, а по позвоночнику мурашки пробежали.
— Искренне жаль, что мы не сможем с вами встретиться и обсудить столь волнующую нас обоих тему, — с показным сожалением проговорил я, доставая карту айди. Несколько легких движений, и над карточкой появился интерактивный экран. Еще касание, и вот уже открыто окно заметок.
Быстро пробежавшись пальцами по виртуальной клавиатуре, горничная сделала пару шагов назад. Мгновением позже, подарив мне на прощанье многообещающий взгляд, она упорхнула, не забыв прихватить мешок с осколками вазы.
«СЗ, 53/11-195» — посмотрел я на оставленный текст заметки. Северо-Запад, пятидесятая серия домов. Забавно, как раз совсем неподалеку центральный офис службы социальной адаптации. Самый настоящий портал в чистилище — даже арка входа невольно намекает.
Северо-Западный район был условно-польским, и не очень благополучным. Небольшой полуостров на излучине реки, огороженный высоким забором, отделяющий его от центральной части города. С Северным, благополучным польским районом Северо-Запад связывало всего два КПП с достаточно серьезным уровнем контроля.
И что получается? То есть мне по велению, хм, сердца, нужно будет проехать через весь город? — спросил я сам у себя. Да ну нет — переться так далеко, проще будет кого другого найти.
«Но ведь она такая… такая…» — попытался вмешаться внутренний голос, но голос разума оказался сильнее.
Так, стоп. Вспомнил: Северо-Запад с Южными связывал монорельс, проходящий без остановки через благополучные западные районы, где в том числе селились рядовые подданные британской короны. А вообще Северо-Западный район использовался как площадка отдыха и развлечений благовоспитанной публики из среднего класса, которая не желала связываться с экстримом Южных. И эти два анклава нижнего мира были напрямую связаны между собой, при этом максимально не соприкасаясь с благополучными западной и самой северной частями города.
Офис адаптантов, опять же. Если сумею найти общий язык со сговорчивой девушкой, появится возможность решать напрямую некоторые вопросы. В плену обязательного вирта находится достаточно много грамотных людей, которые мне в будущем не помешают. Прямой поиск в Сети здесь не работает — все вопросы, которые подразумевают обход законов, решаются или лично, или через левые аккаунты. С последним мне не вариант, а вот лично, если удастся с пани договориться…
Удивившись, насколько банальное желание плотских утех стимулирует генерацию идей, несколько смутился даже. Разум остался со мной прежний, тридцатипятилетний. Но — даже в тридцать пять, поднимаясь и спотыкаясь на карьерной лестнице, я временами оставался беззаботным подростком, способным горы свернуть ради весенней влюбленности. Сейчас же, получив новое тело, понял — приоритеты развития будет удерживать невероятно сложно, потому что давление бушующих гормонов на принятие решений критично велико.
Да и ладно, прорвемся.
Заказав скромный, но сытный обед в пищевом принтере, быстро заточил бесцветный брикет со вкусом курицы и завалился на кровать. Двухминутная медитация и вот я уже телепортировался через сон в вечер. Приняв контрастный душ, бодро выскочил из ванной и оставляя на полу мокрые следы, пошел переодеваться. На ходу свернул комком полотенце и закинул в приемный зев прет-а-порте принтера. Попал.
Через пару минут моя одежда из натуральной ткани была аккуратно уложена в чемодан, а вместо нее на кровать брошена совсем другая.
Олег практически никогда не пользовался общественными одежными принтерами. Только школьную форму себе заказывал, после зачисления в списки учебных учреждений. В остальном выбор моделей одежды для жителя протектората весьма и весьма ограничен. А появиться на людях в стандартной одежде — приговор репутации. Приговор для тех, конечно же, кто промышлял — как Олег, в свободных от надзора зонах.
В молодежных бандах и группировках повсеместно использовалась дополненная форма городских охотников. Еще один популярный здесь вид спорта. Если очень условно, то командные бои-соревнования, занимавшие нишу ММА в моем мире. Только вместо октагона заброшенные окраины и городские кварталы, а также возможность применять подручные средства. Не смертельный спорт, но жесткий и даже жестокий — лучшие реплеи всегда на высших строчках рейтингов местных видеохостингов.
Первым из экипировки охотников натянул плотное, облегающее термобелье. Надевалось непросто, но будучи одет, совершенно не чувствовал неудобств. Подстроилось, как вторая кожа. У Олега такого не было, кстати.
Далее ботинки, штаны и куртка. Все в темных тонах, с защитными вставками и многочисленными функциональными карманами. По виду что-то очень похожее на экипировку мотоциклиста, с явно читающимся агрессивным стилем протеста благополучному миру. Да, в таком вполне можно кататься по раскиданным булыжникам полуразрушенных городских кварталов без боязни травмироваться. Настоящим городским охотникам в экипировке полагался еще и глухой шлем, но молодежь банд и группировок головным убором традиционно пренебрегала.
Полностью одевшись, повел плечами, привыкая к обновкам, а потом подошел к зеркалу. И выругался беззвучно.
У Олега в прошлой жизни имелась статусная экипировка охотников — используемая как постоянная одежда. Вот только это были поношенные, купленные с рук вещи — никто из обитателей свободных зон новую одежду-экипировку себе позволить не мог. По общему виду получался не Марти Макфлай в оригинале 2015 года, конечно, но похожая небрежность: большинство функционала доступной молодежи протектората экипировки уже пребывало в нерабочем состоянии. Курки носили расстегнутыми, дополняя наряд обычными толстовками, тяжелые ботинки менялись на обычные кроссовки.
Я же сейчас, во всем с иголочки, буду выглядеть как яркая новогодняя елка среди грязного снега замусоренного пустыря. Да, печальная история — видимо все грамотные фээсбэтмены, работающие над обеспечением моего выхода, в момент планирования одежды выходили на кофе-брейк.
Впрочем, иных вариантов не было, поэтому расстраиваться сильно не стал — лишнее это. Сосредоточился на дальнейших сборах.
Оружия, в отличие от одежды, у меня с собой никакого не было. Дело поправимое — в лавке Халида разживусь. Зато вопрос наличных денег решен — достал я из чемодана небольшой пакет с монетами. Нумизматика и коллекционирование монет — значимые увлечения в любой части этого мира. Даже необходимое, если часто приходится оплачивать товары и услуги не со своего официального счета.
В золотых и серебряных рублях у меня с собой была сумма примерно на тысячу кредитов. Хорошие деньги для Южных, и ничтожно малые для того, чтобы выкупить у адаптантов Гекдениза. Но за него я собирался платить вовсе не деньгами: спасибо опекуну Войцеху, память Олега оказалась просто кладезем по-настоящему бесценной информации.
Закончив сборы и подготовку, в ожидании извозчика бесцельно побродил по комнате, а после встал у окна, наблюдая за панорамой вечернего города. Номер находился на третьем этаже, но здание стояло на горе и отсюда открывался неплохой вид.
Прямо передо мной расстилался проспект Пилсудского. Проходя через весь Центральный район, широкая магистраль заканчивалась у видимой даже отсюда полосы контрольных пунктов, ведущих в неблагополучные районы. Там, сразу за высокой стеной, ограждающей центр города, заканчивались свет и цивилизация.
Отель стоял совсем недалеко от границы, а вид из моих окон открывался только на неблагополучные районы — бронировал самый дешевый номер. Впрочем о том, что не могу насладиться светом жизни элитной части города, не жалел. Есть предчувствие, что насмотрюсь еще за этот визит.
Ожидая заказанное такси, с отстраненным интересом наблюдал, как через КПП со стороны Южных к отелю приближается примечательная полицейская машина. Массивный кургузый внедорожник с автоматической турелью позади, спрятанной в глухой полусфере, и с забранными внешними решетками окнами. Раскраска не стандартная черно-белая, а серая с черным — точно не патрульная полиция. Залесский дистрикт — рассмотрел я вскоре эмблему с крупной зеленой четверкой на двери, когда машина остановилась у здания. Отдельный отряд, починяющейся ведомству природных ресурсов, а не министерству внутренних дел. Рейнджеры — как называли они себя сами, и колхозники — как снисходительно именовали их в Градской страже. Иногда к «колхозникам» добавляя другие эпитеты.
— Добрый вечер, — зазвучал в комнате мелодичный голос. — Пан Артур, в холле вас ждут сотрудники службы охраны природных ресурсов Залесского района.
Оу! — с удивлением покачал я головой.
Неожиданно. Сервис, что называется — практически зеленоглазое такси. Это такие парни как Степан, не обладая внушительным ресурсом вынуждены оперировать услугами извозчиков заведений подобных «На углу», в отеле же Центрального района логистика доставки к развлечениям налажена не в пример более серьезно.
Двое рейнджеров ожидали меня в холле. Закованные в броню массивные фигуры — похожие на омоновцев в полной экипировке, только шлемы полностью глухие. И красный, привлекающий внимание отсвет активных визоров через темные забрала. Как глаза демонов светятся.
— Артур Волков? — глухим голосом, измененным интерпретатором, поинтересовался рейнджер с сержантским значком.
Отвечать не стал, просто кивнул.
— На вас поступила устная ориентировка от правонарушителя, задержанного в районе площади Славянского единства. Могли бы вы проехать с нами на место для выяснения обстоятельств?
Снова просто кивнул. И не дожидаясь приглашения, направился на улицу. Рейнджеры, поскрипывая сочленениями доспехов, двинулись следом.
В машине устроился на заднее сиденье. Когда хлопнули двери, патрульный автомобиль — дежурно мяукнув сиреной, развернулся и поехал по Пилсудского в сторону Южных. Стоило нам пересечь КПП — без досмотра, естественно, как машина сразу замедлилась. С шелестом опустилась салонная перегородка и сержант с переднего пассажирского места повернулся ко мне. Легкое касание шлема в области виска, и глухое забрало исчезло.
— Только до «трех дураков»? Обратно едем? — голос сиплый, под стать неприятному мясистому лицу.
— Да, туда, к волшебной лавке. Обратно не едем.
— Охрана, сопровождение?
— Не надо, благодарю.
Упс, вырвалось. «Благодарю» было точно лишнее. Хотя… да нет, я еще далеко не в том статусе, чтобы самостоятельно устанавливать правила общения. Если Билл Гейтс придет на работу в килте, станет законодателем мод в своей корпорации. Если в нарушении строгого дресс-кода в килте придет на работу обычный клерк, это будет его большой ошибкой. Так что выделяться и устанавливать свои правила — пока не для меня.
— Подождать?
Хотел было сначала отказаться, потом подтвердить, а после осекся на полуслове и даже руку поднял, словно требуя пару секунд на раздумья.
Изначально я собирался зайти в лавку к Халиду, потом отправиться на своих двоих к платформе монорельса. Но сейчас подумал — а зачем мне вообще шляться по темной площади, приключения искать?
Память Олега настойчиво подсказывала, что необходимо зарядиться обманкой у Халида, «сменив личность», и не отсвечивать настоящим лицом. Но это память и мировосприятие Олега, а мне зачем? Личность Артура Волкова со мной всего на год, и за репутацию бояться нечего. Тем более, если господа-жандармы создали мне имидж изгнанного из элитного учебного заведения наркобарыги.
— Сейчас я в лавку Халида, если через час не появлюсь, зайдите и помогите выйти. После того, как закончу в лавке, мне нужно на платформу монорельса. Хочу прокатиться и осмотреть туристические достопримечательности города.
— Подождать час, а после отвезти на станцию монорельса, — кивнул рейнджер, чуть улыбнувшись после «достопримечательностей». — Что-нибудь еще?
— А «что-нибудь» есть? — вспомнил я значение слова.
— Конечно.
— Да, давайте посмотрим.
Сержант обернулся и быстро ткнул две кнопки сверху, над стеклом. Почти сразу зашипели сервоприводы и две панели в стене пассажирского отсека мягко отъехали в стороны, открывая интересное зрелище.
Поднявшись — высота салона позволяла, я прошел к открытым полостям, рассматривая оружие. «Изъятое», но еще не сданное. Ассортимент богатый, глаза даже разбежались. Все что душа пожелает, от современного русского «Рокота», до потертого Нагана. Вдруг мой взгляд натолкнулся на Глок. Семнадцатый, точь-в-точь как тот, что остался у охранников «хозяина». Только сейчас вспомнил, что оружие мне ведь в тот вечер не вернули. Это как я тогда взволнован был, что забыл про отцовский пистолет?
На этой мысли неожиданно споткнулся. Потому что уже начал полностью отождествлять себя с прошлым Олега. Запомним, но подумаю об этом позже — кивнул сам себе, снимая с держателя пистолет. Достал магазин, проверил наличие патронов, осмотрел ствол. Чистое оружие, ухоженное.
Глок отправился за спину — в специальный кобуру-карман куртки, а я обернулся к стенду с холодным оружием. Кастеты, ножи — лишнее сейчас. Да и отберут все равно, без вариантов — когда к Хозяину приду на турнир записываться, на подобные мероприятия со своим не пускают. И получится ли потом забрать — большой вопрос, так зачем лишние траты? Пистолет конечно тоже отберут, но перемещаться по городу в одиночку без огнестрела точно не стоит.
Холодное оружие, кстати, в нижнем городе ценилось очень и очень высоко. Если огнестрел — банальный инструмент нападения и защиты, то все колюще-режущее — в первую очередь признак статуса. Так что по цене, допустим, кинжала Ферберна-Сайкса или «Мстителя 1870» можно целую тележку штурмовых винтовок приобрести. Сам я, кстати, в номенклатуре боевых ножей дома не разбирался, а вот Олег знаток оказался весьма изрядный.
Взгляд вдруг натолкнулся на портативный парализатор скрытого ношения — в виде браслета, интрегрирующегося с личным терминалом или курткой охотников. Чувства при испытал смешанные — именно таким, думаю, меня Степан и убил.
— Разлоченный? — обернулся я к сержанту, показывая на широкий браслет.
— Да, — просто кивнул тот.
Обычная гражданская версия позволяла дать лишь небольшой разряд — без опасности убить. Этот парализатор уже перепрошитый, с убранными ограничениями. Хоть мегавольта из старого мультика создавай — что со мной Степа и сделал, в принципе.
Надев браслет, перевел его на ручное управление — терминала то нет. Настраивать пришлось еще и куртку, чтобы рукав расходился при активации браслета, открывая путь выдвигающему жалу. Сделал несколько пробных движений, изгибая кисть подобно человеку-пауку. Все работает убийственно четко, заряд почти полный. Напоследок взял из выемки на стенде еще один магазин для Глока — больше не было, и обернулся к сержанту.
— Сколько?
— Двести пятьдесят за все.
Недорого — моментально прикинул я, вспоминая цены, в которых Олег ориентировался очень хорошо даже без калькулятора валют личного терминала. Даже не то, что недорого — дешево совсем.
— Почему такая щедрость?
— Догадайся с одного раза, — ровным голосом произнес сержант.
Догадался, и действительно с первого раза: даже самый большой город, когда речь идет о любой определенной деятельности, оказывается удивительно маленьким, причем все в нем друг друга знают. Это аксиома.
Войцех Ковальский постоянно брал левые подработки, так что наверняка пересекался с рейнджерами. Колхозники и градская стража друг друга недолюбливали, но перед лицом безнаказанной элиты — такой как наследник Юсуповых, уничтоживший патруль, неприязнь эта казалось мелкой.
— Понял, — просто кивнул я, доставая из потайного кармана на поясе золотую монету номиналом в двадцать пять рублей.
— Двадцать пять рублей, Катерина золото, минус двести пятьдесят кредитов, — произнес рейнджер.
Вообще эту популярную в расчетах монету называли по-разному, самое приличное — «Катька золотарь». Но в присутствии любых конфедератов подобные неуважительные к русской императрице слова могли стать серьезной ошибкой. В иных случаях даже ошибкой фатальной.
Говорил сержант кстати сейчас не для меня — для себя: после этих слов он расфокусировал взгляд, всматриваясь в одному ему видимую дополненную реальность, и быстро отсчитал сдачу. Бумажными деньгами — английские фунты, пара франков и даже один засаленный доллар.
Машина между тем уже выехала на нужную площадь, и прямо по грязной раскатанной поляне, бывшей некогда ухоженным газоном, подъехала к торцу погруженного во тьму здания. Свет не горел ни в одном из окон, а у крыльца стояли две бочки, в которых чадил живой огонь. Народ вокруг сразу рассосался — рейнджеров не любили гораздо сильнее чем городских патрульных и старались держаться от них подальше.
Кивнув сержанту, я взялся за дверную ручку.
— Олег, — обратился ко мне патрульный.
Не открывая дверь я обернулся, вопросительно глянув.
— Степана в городе нет, если ты за ним.
— Информация есть? — тут же поинтересовался я, прикидывая оставшуюся наличность.
Знания — одна из твердых валют в этом мире, где твой легальный информационный интерес контролируется почти полностью, и представляют ходовой товар с соответствующей стоимостью.
— Из протектората он улетел, в Москву, Цюрих или Барселону. На каком рейсе не знаю, но приехал в аэропорт в этом промежутке, других вылетов тогда не было.
— Сколько?
— Нисколько.
— Понял, спасибо, — кивнул я и нагнулся, рассматривая нужное мне здание в небольшое окно-бойницу двери. Я хорошо знал, как перемещаться здесь, чтобы не попадать под взор систем наблюдения. Но нужно было еще обойти вон тот угол…
— Эта камера не работает, — показал на торец здания сержант. — Если за угол пойдешь, на рынок, уже нужна обманка.
— Нет, я только к Халиду.
Сержант кивнул и бросил мне арафатку пустынной расцветки. Поблагодарив кивком, я намотал ткань на манер шарфа и выпрыгнул из машины. Едва сделал первый шаг, как вздрогнул от волнения.
В первый раз я испытал подобное чувство — очень и очень тонкого льда под ногами, в разговоре с Демидовым и Безбородко. Второй — во время беседы с княгиней, когда мы оговаривали условия нашего совместного существования.
Сейчас я снова в ситуации, когда любая, даже малейшая ошибка может иметь катастрофические последствия. Причем вокруг теперь не цивилизованный, а совсем другой, дикий мир, где — в отличие от предыдущих случаев, слова уже ничего не значат. Здесь они часто бывают даже лишними — русский, английский, польский, французский — местные обитатели не факт, что хорошо знают хоть один из языков. В первую очередь здесь котируются действия.
Площадка перед лавкой была пустынна — при появлении массивного внедорожника на рубчатых колесах местная «дворовая знать» рассосалась по периметру освещенного огнем круга. Но я чувствовал на себе многочисленные взгляды из кустов и щербатых провалов окон первых этажей. Наверняка у курируемой Халидом лавки была очередь, но соблюдать нормы вежливости я не стал — по статусу не положено. Патрульная машина в качестве такси уже подразумевает важность визита, и игнор интересов всякой швали.
Поднявшись на крыльцо, громко постучался в оббитую жестяными листами дверь — со следами ударов и даже пулевыми отверстиями. Почти сразу с резким стуком распахнулось смотровое окно.
— Zamkniete! — мерзким скрипучим голосом рявкнул кто-то изнутри по-польски, и окошко тут же захлопнулось. Устало вздохнув, я с силой ударил по двери несколько раз. Ногой засадил, с чувством.
Да, подъезжать на полицейской машине к одной из самых ходовых точек по продаже грязных веществ — пользующихся популярностью у самых низов Южных — было не очень хорошей идеей, признаю. Но не уходить же.
Окошко вновь приоткрылось, но отповедь я опередил — грязно выругавшись, завладевая вниманием привратника.
— Скажи Халиду, что Олег Ковальский пришел. Не передашь если прямо сейчас, он из тебя чучело потом сделает, — добавил я после очередной короткой, но смачной тирады.
Ответа не последовало, окошко захлопнулось, а я остался ждать. Отойдя на несколько шагов, выбрал менее заплеванный пятачок и отвернулся от двери, осматриваясь вокруг. Пока препирался у двери из-за облаков выглянула Луна, и погруженные во тьму Южные посеребрило мягким светом.
Осматривая окружающие площадь трущобы перекопанных улиц — с мелькающим то тут, то там живым огнем, поразился насколько все это похоже на город, в котором ведутся боевые действия. И наткнувшись взглядом на скульптурную группу в центре давным-давно вырубленного сквера, поразился насколько она выбивается из грязного облика нижнего города. Три высоких фигуры, герои былых времени.
Вновь память Олега, наложившаяся на мои знания дала неожиданный эффект, и я поразился простоте и эффективности работы британцев из местной администрации.
В центре когда-то красивого сквера высился монумент из трех скульптур, отображавшие героев Наполеоновских войн. Русский, польский и чешский полководцы: Раевский, Домбровский и Радецкий.
Про батарею Раевского знают почти все и в моем мире. Второй — поляк Домбровский, участвовавший в восстании против России, а потом один из главных идеологов и значимых командиров польской части наполеоновской Великой армии. Воевавший с русскими, а после капитуляции в войне получивший от императора Александра чин генерала уже русской армии, и ставший польским сенатором. Третий — чех Радецкий, командовавший объединенной армией русских, немцев, шведов и австрийцев в сражении под Лейпцигом, или «Битве народов», которая и сломила хребет наполеоновской империи.
Этот мир — не англоцентричный, и сражение у бельгийской деревеньки Ватерлоо здесь на слуху только у историков. А вот по-настоящему великая битва, окончательно положившая конец претензиям знаменитого корсиканца, здесь известна каждому вне зависимости от страны проживания.
Глядя на увековеченных славянских полководцев поразился простоте решения. Статуи национальных героев ставятся в район, который априори должен стать неблагополучным. После, в результате наверняка форсируемой подачи славянская площадь в народе приобретает название «трех дураков». И вроде сделано все с претензией на уважение к памяти истории, а на выходе эффект сильнее, чем от ковровой бомбардировки.
Русские приходили править в Польшу в течении последних трех веков — в восемнадцатом, девятнадцатом и двадцатом. Приходили при любом правителе, строе и состоянии своего государства. Даже в моем мире есть вероятность, что в двадцать первом веке они вернутся в Польшу снова, а здесь и вовсе велит само провидение и география. Британцы явно это понимают, и сейчас усиленно превращают территорию страны во враждебную для России.
Отвлекая от тяжелых мыслей раздался резкий стук, и вновь смотровое окно распахнулось.
— Оружие есть? — поинтересовался все тот же скрипучий голос.
— Удиви меня сразу всеми тупыми вопросами, чтобы время не терять, — не скрывая раздражение долгим ожиданием, ответил я. И демонстративно сплюнул. Звучно, но без слюны — в этом мире раскидываться биологическими жидкостями чревато последствиями.
Почти сразу заскрипел засов, и тяжелая дверь приоткрылась.
Машинально, скрывая даже от самого себя легкий мандраж, поправил воротник — жестом Эрика Кантона. Хороший жест, рабочий — успокоился моментально. После прошел внутрь, где оказался в решетчатой камере, образующий страховочный предбанник. Перед дверью меня ожидал тип мерзкой — по стать голосу, наружности. За его спиной, за толстыми прутьями решетки, в полутьме холла я увидел сразу несколько широких силуэтов.
— Оружие сдать надо, — проскрипел привратник.
— Сдавать сам будешь, анализы. Голову мне не делай, веди уже, — последнюю фразу я произнес в более прямом и грязном оформлении.
— Не положено, — усмехнулся тип, обнажая гнилые зубы. Как у него пахнет изо рта, я почувствовал даже на таком расстоянии.
— Тебе сказано привести меня к хозяину, а не оружие забирать. Я сейчас уйду, а когда Халид узнает зачем приходил, сам начнет меня искать. Но ты уже будешь жить отдельно от своих бубенцов. Веди, я сказал! — повысил голос я.
Будь я на обычном такси, разговор шел бы совершенно иначе. Но сейчас мне по-другому просто нельзя — местная шваль как голодные звери, позволишь хоть немного слабины, сразу будут искать как в тебя вцепиться и отгрызть немного.
— Как знаешь, — когда пауза слишком затянулась, развернулся я.
— Эй-эй, подожди, — шагнул вперед привратник, схватив меня за плечо. И почти сразу же он истошно взвыл от боли, а уже через мгновенье с глухим стуком врезался в решетку.
— Ты думай… — начал я с нормальных слов, после доступно рассказав о поступках и их последствиях, а после закончил, — куда лапы свои тянешь, животное. Мы идем, нет? — это уже отступив на шаг от поскуливающего привратника и обращаясь в окружающий полумрак.
Давая время на раздумье — в последний раз, я показательно брезгливо отряхнул предплечье, за которое меня попытался схватить мерзкий тип. Одна из теней, маячивший поодаль приблизилась к решетчатой двери, скрипя доспехом.
— Не дергайся и веди себя прилично, — проговорил дюжий охранник. — Понял?
— Я же просил все глупые вопросы на улице оставить, — хмыкнул я.
Проходя мимо пытающегося подняться привратника, наступил ему на кисть. С силой вдавил каблуком, плавным рывком перенеся вес тела полностью на ногу, дробя тонкие кости. Неприятный тип, как память Олега подсказала, так что раздавшийся вопль слушал без сожаления. Реакции охраны не опасался — этот опарыш посмел меня тронуть, так что претензии мне серьезные будут предъявлены только если я его убью или совсем покалечу.
На замок, кстати, дверь в решетке не была закрыта — сирийцы чувствовали в Южных себя как дома, не опасаясь никого и ничего. Со мной пошли сразу двое массивных охранников, облаченных в старую списанную полицейскую броню — сейчас такие модели даже в африканских протекторатах патрульные не носят.
Один из сопровождающих двигался впереди, второй позади. Но прежде чем пропустить меня, недвусмысленно приподнял пистолет-пулемет Федорова с немыслимо-несуразным количеством тактического обвеса — только подствольного гранатомета не хватало. В другой, менее напряженной ситуации, я бы мог и рассмеяться, глядя на охранника: думаю случись что, стрелять из старичка Федорова наверняка он будет по-сомалийски, в гангста-стиле — подняв высоко оружие над головой, еще и повернув боком.
Халид расположился в полуподвальном помещении, оборудованном под кальянную. На широком низком столе перед ним внушительная груда денег. Монеты, бумага, айди карты — все вперемешку. Чуть поодаль горкой лежали кубики темного пластилина и рассыпанная трава, похожая на сушеную ромашку.
Показательно громко скрипнули сочленения доспехов, когда охранники остановились. Мне при этом в бок уперся ствол оружия, но в этот раз я только поморщился, дерзить не стал.
Молодой сириец сидел во главе стола, и пересчитывал крупную стопку купюр, не торопясь раскладывая по разным пачкам и номиналам. Сделав пометку в обычном бумажном блокноте, когда закончил, он наконец поднял глаза.
— Ты очень нагло и рискованно себя ведешь, — сверкнул сириец темными глазами.
С Халидом мы пересекались всего несколько раз, и краями. Меня в то время трогать лишний раз по-настоящему опасались — это я уже сейчас вдогонку понял. Опасались из-за отца, конечно же, который имел очень серьезный вес и репутацию в неблагополучных районах.
И сейчас сириец смотрел на меня с нескрываемым интересом. Потому что если я столь нагло повел себя лишь на остатках репутации Войцеха, то совершил явную, и непростительную ошибку. И ему нужно будет меня показательно одернуть, показав высоту берегов, на которые я в ошибочной наглости замахнулся.
— Ассалам Аллейкум, — не заморачиваясь правильным выговором, произнес я.
— Аллейкум Ассалам, — также дежурно ответил Халид, едва качнув головой.
— У меня есть к тебе денежное предложение, — уверенно, но с показным и почти детским гонором произнес я.
Сириец вновь едва-едва покачал головой, в этот раз с расстройством. Моя подача его явно не впечатлила. Но я на это и не рассчитывал — мне нужен был разговор наедине.
— Я теперь учусь в элитной школе, в хорошей школе, и моим старшим одноклассникам нужен хороший товар, — ровным голосом произнес я, выделив интонацией два раза повторенное «в школе», а также «старшим одноклассникам».
«Башар» — поймав взгляд Халида, произнес я беззвучно. И почти сразу же добавил: — Поэтому очень хотел бы поговорить с тобой наедине, обсудить детали поставок.
Сириец замер как изваяние. Во взгляде его читался вопрос, и я едва заметно кивнул.
Башар учился в моей средней школе, на два класса старше. В семье Халида с ним связывали серьезные надежды — парень не должен был касаться криминала, и ему предстояла вполне легальная карьера. Первое поколение сирийцев подмяло под себя Южные, вытеснив банды черного гетто, а второе поколение семьи должно было продвигаться вверх — к свету и легальной силе.
Но один из совсем юных кандидатов закончил свой путь в туалете клуба «Пацифика», умерев от передоза некачественного вещества — как было сказано в официальной сводке. В реальности же сирийцы забрали в морге труп юноши, в которого в упор выпустили целый магазин из штурмовой винтовки. И ни на исполнителей, а тем более на заказчиков, у сирийцев до сих пор не было даже намека.
Поэтому напряженный как струна Халид, бросив пару быстрых фраз на арабском, поднялся и поманив меня за собой, вышел из комнаты. Двинувшиеся было следом охранники замерли на месте после его останавливающего жеста.
Миновав несколько темных коридоров и слабо освещенных лестничных маршей, мы с сирийцем оказались в небольшом помещении. Обычный — светлый и уютный офисный кабинет руководителя. Окон только нет и воздух спертый. Но присев в мягкое кожаное кресло, Халид включил вытяжку. Загудело так, что я понял — система шумоподавления грубая и сердитая, так что никто лишний ничего лишнего не услышит.
— Я правильно понял? — поинтересовался Халид.
— Да. Я знаю кто исполнил, и кто заказал твоего брата.
Сказал я это уже совершенно другим тоном. Детский гонор прочь, как и показательную наивность. Сейчас нам предстоит серьезный, и деловой разговор.
— Сколько? — только и спросил Халид.
— Цена не в деньгах. В одном из интернатов адаптантов нашего протектората находится Гекдениз Немец, мой напарник по пати на Арене. В каком, не знаю. Он на режиме двенадцать-четыре-восемь. Его нужно вытащить в течении трех дней и поселить в отель «Бангкок» до того момента, как я его не заберу. Максимум — месяц, но думаю смогу сделать это раньше.
Время я взял с запасом. Мало ли.
Халид практически не раздумывал — ему потребовалось лишь несколько мгновений на осмысление услышанного, после чего сириец кивнул.
— Я согласен. Если он жив, и режим действительно двенадцать-четыре, в течении трех дней Немец будет в отеле «Бангкок», в президентском люксе — он там один и никогда не занят. Если его режим стал строже, а интернат не в протекторате, срок может быть увеличен, но не более чем на неделю.
Халид тоже время с запасом взял. Впрочем, вполне обоснованно.
— Договорились, — кивнул я.
Сириец после моего ответа спокойно мазнул взглядом, но я чувствовал обуревающие его эмоции. В ориентированной уже на легальный бизнес семье он был совсем не на первых ролях, и сейчас кроме искреннего желания покарать убийц брата в информации видел еще и трамплин для себя.
— Исполнила твоего брата сержант стражи Анжела Шиманская. Обеспечивал отход и прикрытие мой отец, Войцех Ковальский. Заказал Эдгар Уэлч.
Несколько секунд потребовалось Халиду для того, чтобы просто воспринять услышанное. Уэлч, начальник отдела кадров патрульной полиции Града, даже для контролировавших Юг города сирийцев был птицей слишком высокого полета.
— Заказал из-за сына, — продолжил я. — Точно не знаю, что произошло, но Винни Уэлч и твой брат ввязались в нехорошую историю. Старший Уэлч просто полностью зачистил всю информацию, чтобы не пострадала репутация сына. Винни сейчас в Новой Шотландии, в Европу в ближайшее время вернется вряд ли.
Халид, уже не скрывая эмоции и волнение, думал.
— Это очень и очень серьезное обвинение, — медленно проговорил сириец.
— Шиманская расскажет, — только и ответил я, подсказывая очевидное решение.
— Я узнаю, — кивнул Халид.
Да! — мысленно воскликнул я с облегчением. Это был очень тонкий момент, и я на него рассчитывал — парень собрался разобраться сам. Иного исхода для меня не было, конечно же, потому что мне нужна была и сама Шиманская — живая, желательно здоровая. Но не соберись Халид брать дело в свои руки, нужный мне вариант его действий стоил бы дороже.
Хорошо, что сириец понимает — если самостоятельно разберется с этим делом, вистов в семье приобретет гораздо больше, чем просто за переданную информацию. Разберется — не в смысле самостоятельно разберется с Уэлчем, а организует проверку и сбор доказательной базы.
— Халид.
— Да.
Так, собрались и погнали дальше дергать ниточки.
— Мой отец, как и Шиманская — слепые исполнители. Ты же не будешь искать штурмовую винтовку, из которой стреляла Анжела, чтобы наказать и оружие. Они выполняли задание, не зная кто цель. Вспомни, как все случилось. Именно поэтому отец мне и рассказал — потому что произошедшее неправильно. И будь уверен, знай отец и Анжела кто цель — Башар был бы жив.
Сказал, и замолчал. Пусть подумает — если надо, еще раз повторю.
— Продолжай, — после долгой паузы произнес Халид.
— Если ты хочешь, — прервал я готового что-то еще сказать сирийца, — чтобы в будущем мы сохранили деловые отношения, мое дополнительно условие — жизнь Шиманской, отдай ее мне. Еще раз повторю, ты же не будешь искать винтовку, из которой она стреляла. А если бы отец и Анжела не понимали, что их отправили на грязное дело, ни я, ни ты бы никогда об этом не узнали.
— Я подумаю над твоими словами, — сдержанно кивнул Халид.
Сразу не отказал — совсем отлично. Удивительно, но все получается гораздо проще, чем я просчитывал. Так, не сглазить бы. Хотя любое суеверие разбивается о грамотную подготовку и планирование, а с этим у меня в порядке, времени было вагон:
— Халид, есть один очень тонкий момент. Недавно погиб мой отец, скоро погибнет Шиманская, сегодня я пришел к тебе — это видели многие, а максимум через полгода будет наказан Уэлч. Знающие люди могут связать эти события, если поставят такую цель, — перевел я пока разговор на другую тему.
— Могут, — согласился Халид.
— Я действительно учусь в элитной школе вместе с аристо, и для того чтобы исключить кривотолки ты в течении года будешь поставлять мне товар. Самое лучшее — слезы и райскую пыльцу. Качество должно быть космическим, лучше, чем у поставщиков колбас на русский императорский двор. Все детали, — заранее пресек я вопрос, — обговоришь с Планшетом, это брат Мустафы, который работает на меня. По ценам также все обговоришь с ним.
Вот так вот вам, ребята. Ладно четырнадцатилетний парень еще проглотил бы созданную вами… как там Демидов сказал? «Легенду, не очень комфортную для проживания в высшем обществе». Где я там наркотой банчил, в британской Калифорнии?
Получите и распишитесь, что называется.
Я троллингу учился во время рождения свободного интернета, когда можно было даже то, что нельзя — и это ведь еще только начал. Не знаю, как фээсбэтмены будут обеспечивать поставки и что делать с полученными веществами, и даже знать не хочу. А на все возникающие по этому делу вопросы пусть отвечают те, кто придумывал мое новое прошлое. Как затраченные на товар деньги в отчетности проводить пусть тоже подумают. Будут знать, что…
Так, спокойно, спокойно — остановил сам себя. Да, сложно сохранять беспристрастность, когда тобой помыкают как маленьким, но сейчас я что-то совсем горячиться начал, увлекся. Мешает — тем более мне надо сейчас окончательно решить вопрос со вторым кандидатом в свои люди.
— И тебе, и мне нужно навсегда убрать Шиманскую из жизни, — произнес я. — Я готов променять на твою помощь в этом еще одно знание, которое поможет тебе разобраться с Уэлчем без помощи семьи.
В этот раз Халид уже не сумел сдержать заинтересованный блеск во взгляде.
— Шиманская умрет в патруле, обеспечение операции на тебе. Мое условие — с ней без насилия, допрос только с сывороткой, без сканирования — это принципиально. Новая личность для нее моя забота, айди и билеты я передам. Как только Анжела умрет для всех остальных, и расскажет тебе об операции, я заберу ее. После ты получишь знание, которое поможет не просто убить Уэлча, а размазать его и полностью уничтожить. А когда Уэлч будет кончен, все близкие поймут, что и с Шиманской — твоих рук дело.
Молодой сириец думал долго. По лицу его не смог бы ничего сказать даже самый лучший в мире физиономист. Я же был эмпатом — пусть и без претензий, но прекрасно чувствовал все эмоции Халида.
Получилось. Да, да, и еще раз да — в этот раз у меня все получилось.
— Новую личность Шиманской передам тебе через Планшета в конфиденциальном конверте, — произнес я после продолжительного молчания. — Обо всем этом будут знать только двое — ты и я. Сама Анжела попадет в стесненные обстоятельства, а я ей как будто помогу — это долг моего отца. О моем прямом участии в организации ее стирания она догадываться не будет.
Халид не отвечал — но я чувствовал, что он уже согласен. Просто марку держал.
Может мне здесь в покер начать играть? Миллионное дело ведь. Нет, дурацкая мысль. Там, где миллионы — серьезные люди. И вряд ли в этом мире кто-то будет играть на такие деньги без защиты от эмпатов. А если кто-то и будет, то меня в этот круг просто не пустят, кандидатов на разделку «рыбы», не только покерной, без меня хватает — так просто не пустят.
Просто не пустят, но зайти сам я намерен — иначе просто не вывезу.
Так что сейчас, словно продолжая продвигаться по опасной трясине, куда меня привел памятный разговор с Демидовым и Безбородко, я словно тщательно проверяю каждую болотную кочку, прежде чем на нее наступить. Проверяю прочность, чтобы не окунуться в черную воду с головой, сделав необдуманный шаг.
— Халид. Знаешь, почему я пришел к тебе, а не к старшим семьи? Потому что это именно мы с тобой — молодые львы. Мы, а не они. Ты согласен? — открыто улыбнулся я.
По ответной улыбке Халида понял — в эту сторону идти можно. Правда, время для этого шага еще не пришло. Пока не пришло.
