Глава 11
«Бойся своих желаний» — говорили умные люди.
В детстве моим любимым героем был ведьмак Геральт. В школе я даже писал сочинения по аннотациям, а сам в это время зачитывался сагой про охотника на чудовищ. Не без того, конечно же, чтобы не мечтать попасть в похожий мир и овладеть подобными способностями.
Чуть погодя, уже повзрослев, в очередной раз перечитывая книги и уже играя в популярные игры, посмотрел на Геральта немного по-другому. Если отбросить все лишнее, то ведьмак — это созданная под конкретную цель машина, мутант на веществах. Профессиональный убийца на сильнейшем допинге. Впрочем, данное озарение моей любви к ведьмаку не поколебало.
Кроме этого долго — очень долго, я недоумевал. Сжившись с Геральтом и принимая его проблемы как свои, я никак не мог понять почему ведьмак — при всех открывающихся возможностях, совершенно, даже оскорбительно не амбициозен. У него было невероятно много возможностей, милость монарших и влиятельных особ, а он — раз за разом оказываясь в полушаге от влияния и власти, всегда возвращался на большак к упырям и утопцам.
Не сразу, но с годами я понял — Геральт понимал суть окружающего мира гораздо лучше юного меня.
Ганфайтера, каким бы он специалистом в своем деле не был, никто и никогда не пустит к настоящему влиянию и власти. Чем выше твои способности, тем чаще и хм, глубже, тебя банально будут использовать. Беловолосый убийца монстров просто не желал менять иллюзию свободы на самый настоящий короткий поводок.
Можно быть лучшим в мире (одним из), служить в сильнейшей армии мира, убивать десятки, сотни противников в любых уголках планеты, а потом бац — одна ошибка, или вовсе очередная реформа, и вот ты уже устраиваешься на работу в охрану. Пусть даже это охрана высших должностных лиц — но ты будешь ходить и молчать как дисциплинированный сторожевой пес, выполняя команды. Страдающий одышкой пожилой господин, или боящаяся мышей леди могут быть в сто, тысячу, миллионы раз опаснее для окружающих людей, чем охраняющий их профессиональный убийца, способный свернуть за доли секунды шею любому в зоне прямой видимости.
Примерно эти мысли промелькнули у меня в тот момент, когда я лицом встретился с фикусом — непонятно что делающим в спортивном зале, а после причинил механические повреждения гребному тренажеру.
Мустафа — мой Планшет, оказался самым настоящим демоном. Нет, демон — неверное определение. Иносказательная суть этого слова — в моем мире, здесь имеет вполне реальную основу. Стать самым настоящим демоном — это ветка развития, доступная лишь одержимым. Вернее, апофеоз развития и в то же время печальный конец пути.
Сириец ни одержимым, ни одаренным не был. Зато его психоматрица позволяла грузить организм имплантами практически на уровне неасапианта. Вероятно, именно поэтому его заметили в ФСБ — и сейчас бывший пустынный сокол, гроза британской колониальной армии, занимается тем, что извлекает из скучной рутины моих тренировок хоть какие-то для себя развлечения.
Не выходить из себя у меня получалось только размышляя о том, что истинным ганфайтерам настоящая власть недоступна. Весьма помогало сохранять душевное равновесие — даже получая обидные, болезненные и неотразимые плюхи. Как обычно, Мустафа ввалил мне показательно неторопливо — так, чтобы я успел понять, что и как он делает, но при этом не смог среагировать.
Может действительно демон в человеческом обличье?
Когда пытался подняться, оскользнулся. Окровавленная ладонь поехала, и я со всего маху влепился лицом в пол, после чего неожиданно вышел из боевого транса. И моментально ощутил направленное внимание княгини. Да, я уже и забыл, что она наблюдает за тренировкой — давно стоит, не ушла еще, надо же.
Поднявшись перекатом, запрокинул голову и посмотрел в глаза Анне Николаевне. Даже вздрогнул — настолько сильными оказались направленные на меня ее эмоции. Изумление, злость, тоска, страх, и… надежда?
Когда взгляды разошлись, я не удержался и крупно вздрогнул — нас на пару секунд словно связала невидимая нить, сейчас звонко лопнувшая. Анна Николаевна тоже что-то почувствовала — краем глаза я заметил, как она дернулась.
— Неплохо. Но ты можешь лучше, — подошел ко мне Мустафа.
— Если б я имел коня, это был бы номер… если б конь имел меня, я б, наверно, помер, — только и прошептал я выученный еще в детском садике стишок.
Последние восемь дней для меня превратились в настоящую карусель утомительного, упорного труда. Я так не крутился даже тогда, когда по молодости мне не хватало опыта, и приходилось тратить на работу по пятнадцать часов ежедневно, семь дней в неделю. А еще ведь необходимо было выкраивать время на развлечения — в ущерб сну.
Даже несмотря на подобный опыт, если бы не готовность доставшегося мне подросткового тела, я бы просто не вытянул такого ритма — ни физически, ни морально.
Только в процессе тренировок начал понимать, какую работу проделал опекун Олега. Парень с малых лет сражался на Арене — в виртуальности, после чего занимался в тренажерном центре, подтягивающем возможности тела под возможности персонажа. Кроме этого, Олег хорошо учился. Не зубрил ради оценок, а именно учился — опекун не только сумел мотивировать его на интерес, но и расширил программу вплоть до чтения Илиады в оригинале, еще и с последующим дискурсом.
Так вот, возвращаясь к мутантам на веществах. К моему ужасу, сбылись детские мечты. В несколько извращенном виде, конечно, но… распишитесь и получите, как говорится. Я, конечно, не мутант… но обладаю иными, отличными от человеческих способностями, и сейчас плотно сижу на сильном допинге.
Одаренным полагался магический дар. Само слово уже несло в себе теплый, положительный оттенок. Одержимость — даже на слух агрессивней, злее, опаснее.
Одаренные не только многократно превосходят обычного человека возможностями, но и защищены практически до неуязвимости — доспех духа, каменная кожа, стихийные щиты и защитные ауры — все это позволяет чувствовать себя в безопасности. Кроме того, у каждого одаренного — обладающего золотом любого ранга выше третьего, в наличии парашют телепорта. Это не считая еще уровней защиты последнего шанса, типа ледяной глыбы у адептов водной стихии.
В отличии от одаренных у одержимых нет никакой защиты. Только шкура демона, но ее создание — это лотерея, настоящая русская рулетка. И без прокачанной специализации демонолога русская рулетка лишь с одним отсутствующим патроном в револьвере, в отличии от оригинальной версии развлечения.
Одержимые отличались от одаренных так, как пилот вертолета отличается от пилота самолета. Даже далекие от авиации люди способны увидеть разницу между ними. Самолет хочет летать по своей природе, а их пилоты олицетворение ясноглазых рыцарей неба.
Вертолет — конфликт сил и средств управления, лишь тонкая грань равновесия между которыми позволяют этой адской машине подниматься в воздух. Пилотирование вертолета — это доли секунды на реакцию, когда малейшая ошибка или промедление оборачивается неминуемой катастрофой. Упрощенно, полет на самолете — это как поездка на велосипеде. Полет на вертолете — удержание равновесия на стоящем велосипеде, держа при этом ноги на педалях. Это еще если без маневров.
Инициированные одержимые — как вертолетчики, которые отправились в свой первый, и единственный полет длиною в жизнь. Мой начался еще до инициации, в тот самый момент, когда я смотрел в горящие глаза княгини. Тело, активизировавшее способности, теперь не принадлежало мне полностью — я ведь был одержимым.
Все способности темных искусств в первую очередь были направлены на то, чтобы уничтожить своего владельца. При этом в любой схватке даже самый способный одержимый сражался в первую очередь за контроль над своими способностями. Противник всегда был в приоритетах строчкой ниже.
Из всех близких к магии только одержимые занимались боевыми искусствами ради того, чтобы выжить. Для остальных умение владеть своим телом было статусной обязанностью — дуэли ведь никто не отменял.
Одержимых сторонились. Да и сами одержимые в большинстве — как я уже сам понял, не стремились к широкому круг общения. В большинстве своем, но были и исключения — фон Колер показывал мне вечерами репортажи мировой светской хроники, и как оказалось при любом дворе было немало тех, кто смог укротить свою одержимость. Был, правда, один нюанс: те, кто полностью брал под контроль свои способности, останавливались в развитии. Становясь при этом еще и полностью предсказуемыми противниками, что как известно при должном уровне подготовки и планировании не оставляет шансов в поединке.
Понемногу узнавая подробности темных искусств от фон Колера, я понял почему именно в России достигли таких успехов в их освоении. Постоянный внутренний конфликт, сама парадигма «придумать себе неприятности, чтобы их преодолеть» идеально вписывались как база для освоения темной стороны магии.
— Можешь лучше, — повторил между тем Мустафа. — Но результат радует, завтра попробуем без ускорителей.
Скрывая облегчение, я кивнул. И взглядом попросив разрешения, доковылял до скамейки и грузно опустился на нее, с удовлетворением вытянув ноги.
Последнюю неделю я плотно — даже активнее чем американские летчики, бодрящиеся амфетамином, сидел на препаратах, ускоряющих метаболизм и восприятие мира. Плюс к этому, в дозе большей чем американские гимнастки принимал аналог как понимаю метилфинидада — препарата для контроля поведения и достижения концентрации.
Забыл сказать. Да, конечно же, у меня был выбор. Целых три варианта.
Можно было просидеть несколько месяцев в четырех стенах, дожидаясь пятнадцати лет. Избегая при этом эмоциональных всплесков и переживаний — не давая возможности одержимости вырваться на свободу. Вариант не подходил, потому что это остановка развития. Контроль одержимости — как спорт высших достижений. Если ты устал, в любой момент можешь сесть и отдохнуть. Но есть нюанс — в этом случае ты никогда больше не станешь первым.
Следующий вариант — плотно присесть на психоактивные препараты. Несколько месяцев на веществах, выжигающих эмоции и радость жизни, взамен — концентрация внимания и безопасность перед одержимостью. В возрасте, когда окончательно формируется базовая личность, смерти подобно. Вернее, нет, не так. Это путь в сон разума — есть очень большой шанс встретить первое совершеннолетие лишенным человеческих эмоций и эмпатии биороботом.
И последний вариант — загрузить организм на полную. Мустафа с фон Колером составили карту приема препаратов — жесткую, многократно более сильную, чем во втором варианте. Но гораздо короче: первый курс девятидневный, а вот дальше по состоянию и результатам.
Этот вариант предполагал дать мне костыль. Даже не костыль, а альпинистский ледоруб — вместе с предложением отправляться карабкаться по склону самому, а не добраться до вершины на канатной дороге.
Многоступенчатая система приема препаратов и тренировок, призванная помочь мне справляться с организмом в критических ситуациях, управляя концентрацией внимания и своим телом. Часто действуя при этом на запредельной, нечеловеческой скорости — и следствие чего, в условиях постоянного дефицита времени на принятие решений.
Тренировки в зале начинались с утра, после чего плавно перерастали в теоретические занятия с фон Колером. Начало занятий с бароном кстати вовсе не всегда означало, что Мустафа прекращал меня бить.
Последнюю неделю я был загружен двадцать часов в сутки — отупением изматывающей работы необходимо было заглушить активировавшиеся способности. И похоже, это получилось — я только сейчас понял, что вышел из боевого транса сам, без помощи своего Планшета.
Минувшая неделя промелькнула ярким калейдоскопом — вроде недавно вышел из кабинета княгини, моргнул, и вот я уже здесь, сижу и пытаюсь понять сломаны ли у меня ребра.
— Мустафа, — негромко позвал я, оглядываясь. Спарринг неожиданно закончился еще до того, как появился фон Колер, и я не мог не воспользоваться возможностью задать несколько вопросов.
Конечно, об этом можно было спрашивать и в присутствии барона, но я всегда старался минимизировать чужие знания о себе. Или, хотя бы, разделять их.
— Слушаю, — подошел ближе Планшет.
— Укорители, это вообще законно?
— Это совсем незаконно, — открыть улыбнулся сириец, внимательно меня осматривая.
Понятно, почему незаконно. Смертельный для неподготовленного человека стимулятор, ускоряющий реакцию и увеличивающий выносливость. При этом позволяющий полностью контролировать эмоции — искусственно отправляя в так называемое состояние «холодного разума» и контроля времени, позволяя ненадолго становится способным противостоять одаренным. При наличии хорошей экипировки, конечно же.
— Вот меня и интересует, до какой именно степени незаконно, — уточнил я, удобнее устраиваясь на скамейке.
— Зависит от обстоятельств, — обозначил легкую улыбку Мустафа.
На некоторое время повисла пауза.
«Ну же» — взглядом попросил я у сирийца продолжение.
— Что позволено Юпитеру, не позволено быку. Аристократу за использование ускорителей не грозит даже общественное порицание, — заговорил Мустафа.
— А для тебя? — задал я провокационный вопрос.
— Как специальному агенту мне ничего не грозит.
— Если ты не будешь специальным агентом? Гипотетически.
— Случайные люди распространением ускорителей не занимаются. А каждому герою, решившему рискнуть заиметь большие и легкие деньги, всегда находится применение.
— Применение?
— Этот вопрос — прерогатива господина барона. Он сам тебе все объяснит в ближайшее время. Если же говорить об ускорителях — я никому бы не советовал с ними связываться.
— Даже так, — протянул я, думая о «применении».
Всегда найдутся те, кто из-за желания выпить шампанского пойдет на риск. Ни в одной из стран Первого мира не была отменена смертная казнь, но серьезность наказания за нарушения многих законов не останавливала тех, кто желал получать от жизни все и сразу. Поэтому кандидаты на «применение» были всегда, даже в благополучных странах. Это не говоря уже о втором и третьем мире, где человеческая жизнь ценилась гораздо меньше.
Факт того, что человеческая жизнь в этом мире, вернее человеческая смерть, используется как инструмент, я уже знал: слишком много высвобождается в процессе энергии. И даже в ходе бесед с бароном понял — не было большим секретом для общества то, что Корпус Смерти — как называли в Конфедерации некромантов, всегда испытывает нужду в человеческом материале. И некромантия, кстати, не была запрещена ни в одной из стран Первого мира.
За прошедшую неделю я жадно поглощал информацию, практически не задавая вопросов. Ведь очень часто тот, кто задает вопрос рассказывает о себе непозволительно много — а занятия с фон Колером не давали мне повода к информационному голоду. Поэтому очень важный вопрос, почему в отличие от той же некромантии демонология и дар проклятья запрещены в Первом мире, и даже более того — караются смертной казнью, пока оставался без ответа.
Барон появился в этот раз не как обычно. Даже если не обращать внимания на то, что он значительно припозднился. Несмотря на то, что внешне он сохранял невозмутимость, и его эмоции по-прежнему были мне не доступны, я заметил — фон Колер сильно напряжен.
Обычно после его прихода занятия продолжались, но сегодня фон Колер жестом отозвал Мустафу в сторону, и они коротко обменялись парой фраз. За это время дежурный целитель Юсуповых-Штейнберг, опять же вопреки обыкновению, занялся мной еще до первичной лекции барона, которую я обычно слушал в любом состоянии.
Сириец же после короткого разговора с бароном кивнул мне, и, удивительное дело — направился в раздевалку. Я, как только целитель закончил приводить меня в порядок, по жесту фон Колера двинулся следом. Через пару минут — приняв душ и переодевшись, вместе с бароном уже шагал по аллеям парка к одному из корпусов усадьбы.
Фон Колер молчал, я ничего не спрашивал. Зачем, если сейчас и так все узнаю. И вероятно узнаю немало интересного.
Насчет интересного не ошибся — понял, когда фон Колер открыл дверь, пропуская меня вперед. В комнате, похожей на зал для совещаний за круглым столом расположился ротмистр Демидов, Андрей Сергеевич. Специальный агент кивком поприветствовал меня, и указал на стул. Фон Колер уселся на равном удалении от нас, так что просто трехсторонние переговоры получаются.
— Артур, наша встреча санкционирована его сиятельством графом Александром Александровичем, и Максимилиан Иванович присутствует здесь как гарант осведомленности Собственной Его Императорского Величества Канцелярии, — без предисловий начал ротмистр.
Неплохо так начал.
— За последние восемь дней ты показал просто ошеломительный результат, прими мои поздравления, — неожиданно зашел с другой стороны Демидов.
Да, вот такой я молодец — кивком согласился я со специальным агентом. Ни следа эмоций от него. Или сознательно постоянно закрыт от других, или Мустафа доложил. Хотя и то и другое вероятно верно.
— Ты подтверждаешь свою уникальность, — продолжал между тем ротмистр. — Даже более того, удивляешь.
Ничего не говоря, я и с интересом посмотрел на ротмистра.
— Нет оснований не верить Анне Николаевне и Максимилиану Ивановичу, поставивших нас в известность о том, что ты использовал поле подавления уровня доступного лишь одержимым, достигшим третьего золотого ранга.
«Нет оснований не верить?» Это он так пошутил сейчас? — бросил я взгляд на фон Колера. Барон мой взгляд не заметил, что странно — потому что ротмистр сейчас…
— Артур, не удивляйся, я еще не закончил, — Демидов, в отличии от фон Колера на мой взгляд отреагировал. — Дело в том, что за минувшие дни у тебя не произошло ни одной попытки срыва или самопроизвольной активации способностей. Такого просто не бывает. При неинициированном источнике для четырнадцатилетнего подростка это из разряда невозможного. Как и предположение о том, что слова Максимилиана Ивановича и Анны Николаевны не соответствуют действительности.
Наша работа заключается в том, чтобы не отвергать возможность невозможного, поэтому нашу организацию так и не любят в… обществе, — все же позволил себе предназначенную барону шпильку Демидов. Вернее, предназначенную тому, кому фон Колер будет докладывать о содержании беседы.
— Теперь понимаешь, что мои слова про твою уникальность не были дежурным реверансом? — поинтересовался ротмистр.
«Невозможно для четырнадцатилетнего подростка». Ну конечно, все просто потому что психика моя совсем не соответствует четырнадцати годам. Поэтому и ни одной попытки срыва. Даже более того — наверняка ведь княгиня думает, что это фон Колер погасил созданное мной поле подавления, а барон наоборот считает, что мои действия пресекла Анна Николаевна. А на самом деле в тот момент, в комнате, из серого сумрака я вышел самостоятельно!
— Последние три дня вы занимались с Мустафой Аляминым принимая вместо ускоряющих психостимуляторов пилюли с сахаром.
Так-так-так. Стоп. Еще раз — прокрутил в уме я фразу Демидова.
— А-астанавитесь…
Да, я все же сделал это — произнес вслух.
— Понимаю ваше удивление, — кивнул ротмистр.
— Но… холодный разум, боевой транс…
— Это ваше самостоятельное достижение.
— Ускорители отсутствовали полностью?
— Практически, лишь самый минимум — разогнать вас до боевого транса. Понимаете, ваша уникальность сама по себе ничего не значит. Мы вели вас с самого детства, и видите результат — помноженные на волю и многолетний упорный труд и обучение, ваши способности имеют весьма внушительный фундамент. Будь у вас инициирован источник, экзамен на первый, если даже не на второй ранг, вы могли бы сдавать уже сейчас.
От услышанного испытал смешанные чувства. Конечно, облегчение — сидеть на веществах радости не приносит, даже несмотря на возможность полностью обновить организм; разум-то не обновишь. Но кроме облегчения, почувствовал настороженность и даже тревогу: просто так подобные разговоры не ведутся. Да и вряд ли бы Демидов стал приезжать сюда просто для того, чтобы засвидетельствовать мне свое удивление.
Как показали дальнейшие слова ротмистра, я был прав:
— Коллеги из Его Величества Канцелярии, — кивок в сторону фон Колера, — предоставили нам весьма ценную информацию. Это… бомба замедленного действия в мировом масштабе. Если, конечно, мы сможем ее получить, как и возможность использовать.
При упоминании мирового масштаба я пристально посмотрел на фон Колера. Шашни со студенткой значит, ну-ну. И столь умело разыгранное смущение — даже покраснеть ведь тогда сумел. Обычный профессор, даже темных искусств, попавшийся на интрижке с подопечной не обсуждает бомбы замедленного действия мирового масштаба. Тем более, не обсуждает их как уполномоченный представитель Собственной Е.И.В. Канцелярии.
Но в тот момент, когда я только перевел взгляд на барона, понял — даже без слов могу рассказать ему о своих догадках. Поэтому вытворив сложную фигуру, словно отказывающийся от лягушки журавль, кашлянул и побарабанил еще пальцами по столу, демонстрируя нервное напряжение.
И да. Такие как я тоже не обсуждают бомбы мирового масштаба. За исключением одного случая — если сами являются исполнителями.
— Артур.
— Слушаю внимательно, — прекратил я маскировать догадку о роли и статусе фон Колера за маской напряжения, и посмотрел на Демидова прямо.
— В Высоком Граде Волынского протектората через полторы недели произойдет нелегальный выставочный турнир, сопряженный с закрытой вечеринкой для избранных.
— Как это связано со мной? — дежурно поинтересовался я, в принципе заранее зная ответ. По поводу моих последних дней жизни я рассказывал на беседах, больше напоминающих допросы после воскрешения поминутно — и о том, что после поединка в «Яме» некий господин с позывным «Хозяин» пригласил меня заходить на огонек, я не промолчал.
— Ответственный за организацию вечеринки — Герхард Шикльгрубер, он же Герхард Мюллер, более известный в Высоком Граде как Хозяин.
Ну да, несложно было догадаться.
— И вы предлагаете мне вернуться в протекторат и обратиться к Мюллеру по старой памяти чтобы поучаствовать в этой закрытой вечеринке? Вернее, в нелегальном турнире?
— Именно так.
— То есть, — решил я подытожить, — Канцелярия узнает супер секретные сведения о… вероятно важных гостях на вечеринке, и мне надо добыть какие-то сведения или…
— Ничего добывать нет необходимости. Тебе нужно лишь поучаствовать в турнире, и потом, возможно, подтвердить увиденное.
— Перед кем?
— Перед заинтересованными людьми. В идеале без огласки.
— Не очень понимаю. Я — единственный, кто способен попасть на этот турнир и вечеринку? Вот так легко пришел и попал?
— Турнир тематический, проводится в честь начала учебного года. Так что да, сложностей с попаданием не будет, учитывая твой возраст. Насчет первого вопроса. Да, ты единственный, кто сможет попасть на эту вечеринку. Из наших сотрудников там не будет никого. Абсолютно никого, и никто не сможет тебе помочь.
Ротмистр говорил это таким тоном, как чиновник рассказывает о том, что он против коррупции, успешный спортсмен осуждает допинг, а лоббист табачных компаний агитирует за здоровый образ жизни.
— Все ясно, — прервал я пытающегося достучаться до меня ротмистра.
Понятно, что на этой вечеринке точно будет не один и даже не два агента ФСБ — если была бы только парочка, Демидов с таким выражением «никого-никто» не повторял бы раз за разом.
— Возвращаясь к вопросу. Почему именно я?
— Твой будущий герб. То, что ты должен увидеть через неделю, сможет пригодиться нам не ранее чем через десять-пятнадцать лет, когда ты будешь обладать силой и влиянием. Безотносительно ведомства, — короткий взгляд на барона, и вновь прозрачные глаза смотрят на меня: — Я не зря упомянул, что это бомба замедленного действия. Кроме того, шанс ее использовать, будем честны, невысок. Мы с коллегами свои ордена получим сразу, а вот для тебя выгода негарантированная.
— То есть мне орден полагаться не будет?
— Будет. Если ты перед операцией определишься с решением о том, под чьей эгидой начать службу государю-императору. Сейчас твой статус несколько усложняет…
— Может денежное вознаграждение?
— Обсуждаемый вопрос, — кивнул ротмистр. Фон Колер, кстати, в этот момент посмотрел на меня с нескрываемым одобрением.
— Турнир — кровавый спорт?
— Да. У всех участников будет защита, кроме того на площадке предполагаются дежурные целители. Стандартная смертность на мероприятии такого формата не более двадцати процентов — убийство противников не самоцель.
«Не более двадцати процентов?!» Да и действительно, ни о чем.
— Твоя гибель на турнире крайне нежелательна, — не обратил внимания на мою гримасу Демидов. — Мы, конечно, тебя вытащим, но это будет сопряжено со значительными трудностями, и возможно будет стоить жизни и легенды нашим людям. После окончания турнира Шикльгрубер гарантированно продаст тебя аравийцам, и именно после осуществления сделки мы уже вмешаемся.
В ином случае спрашивать я бы не стал — и так понятно. Но здесь вопрос жизни и смерти, поэтому лучше выглядеть глупо и все же уточнить.
— Моя гибель подразумевает воскрешение?
— Максимилиан Иванович в случае согласия ответственен за создание нового слепка души на тебе. И, Артур, хочу напомнить.
— Да.
— Это дело государственной важности.
— Угу, — кивнул я, опуская взгляд и положив подбородок на сплетенные пальцы.
Пока думал, ротмистр и барон молчали, не мешая мне. А думал я долго.
Десять-пятнадцать лет. Негарантированная выгода. Возможность болезненного проигрыша. И зачем это мне? Дома я даже улицу переходил, если видел пьяные и шумные компании на тротуаре. Нужны мне проблемы на ровном месте? Самая лучшая драка это та, которую ты сумел избежать.
— Я согласен, — изрек я после продолжительного размышления.
«Ну Олега, ну ты дебил…» — как вживую прозвучал голос Мустафы из воспоминаний.
Нерациональное решение. Неправильно. Но в то же время… рациональное и правильное.
Я — в прошлой жизни, никогда бы самостоятельно не прыгнул с парашютом или не полетел на вингсьюте. Именно по желанию, для развлечения. Зато, допустим, в клетке к акулам спуститься — почему бы и нет? Безопасная опасность манит.
В Первую мировую гвардейские офицеры, в том числе аристократы, шли в атаку впереди пехотных цепей. В этом мире, когда Первая мировая закончилась, аристократы — благодаря магии, в первых рядах и остались.
Да, дома я колотил в зале грушу и других людей, но это совершенно не то. В этом мире выражение, что решение вопросов насилием удел варваров, неприемлемо. Никто просто не поймет. А если кто-то поймет, на дуэль вызвать может — здесь это в порядке вещей до сих пор. Поэтому сейчас мне просто надо проверить себя.
— Прекрасно, — кивнул ротмистр. — Максимилиан Игоревич, после наложения слепка души мы готовы начать работу по обеспечению операции.
Фон Колер кивнул и степенно поднявшись, двинулся к выходу из зала совещаний. За весь разговор он, кстати, ни слова не проронил. Шагая за бароном понял, что направлялись мы в подвал здания. И пока спускались по лестнице я четко почувствовал — именно сейчас получу ответ на вопрос, почему за использование темных искусств введено наказание смертной казнью.
Когда барон открыл массивную дверь камеры, я первым шагнул вперед. Находившегося в заточении узника видел впервые. В тот момент, когда столкнулся со взглядом необычных, неестественного цвета глаз и почувствовал ауру обреченности, без лишних слов осознал причину так давно волнующего меня вопроса.
