— Крестинский? — удивляется Каганович. — Он был большевик. У Ленина есть замечательная фраза, которой я всегда гордился, что среди евреев пропорционально больше революционеров, чем среди других наций.
— А это так и есть.
— Так и есть. Нет, о Ленине нельзя говорить ни в коем случае, что он антисемист.
— А о Сталине? Был ли Сталин антисемитом?
— О Сталине я вам скажу следующее. Есть высказывания Сталина по этому вопросу — о том, что антисемитизм у нас уголовно наказуем. Сталин не был антисемистом. Но жизнь так сложилась, что его противники были евреи. Зиновьев, Каменев, Троцкий… Что ему оставалось делать, если почти все его враги — евреи?
Затем, он был политически и национально очень щепетилен и осторожен по характеру.
Я вам рассказываю интимное…
Я вам рассказываю интимное. Он щепетильно и настороженно относился к национальному вопросу. Но боялся Сталин того, что у евреев много мелкобуржуазных элементов, и они могут мешать движению. Но это не антисемитизм. Иногда появлялись отдельные моменты, но у него четкость была очень большая.
— Вы же работали с ним вместе столько лет!
— Но это единственный пример, — говорит дочь.
— Не единственный! — горячо возражает отец. — Мехлис был близкий ему человек, Канер был близкий человек. В секретариате у него евреи работали. Маговер в секретариате у него работал, еврей. Вайнштейн был у него заместителем в наркомнаце.
— Это в двадцатые годы, — поясняет Мая Лазаревна. — А потом уже…
— И потом — наркомов много, — говорю я. — Ванников…
— Ванников — он не был так близок, — говорит Каганович.
— Дымшиц держался, — добавляет Мая Лазаревна.
— Дымшиц к нему никакого отношения не имел. Он при нем не работал.