Каганович с помощью дочери достал огромную папку, где ленточками перевязаны пачки школьных тетрадок в черных картонных обложках. Я начал листать, читая. О деревне Кабаны, о жизни в Киеве, о тяжелом положении рабочих. «За труд платили лошади больше, чем рабочему». О дисциплине сказано: «Хотя партия и не армия…»
— Садитесь прямо в кресло, — говорит мне Каганович.
Я сел у окна. Листаю странички, исписанные фиолетовыми чернилами. Каганович на костылях вышел, вошел… Записки рабочего, большевика, коммуниста…
— Очень большая работа, — говорю я.
Идем ужинать в холл, если можно так назвать небольшое помещение, продолжающее коридор между первой и второй раздельными комнатами и кухней. Здесь стеллаж с книгами.
— Сталин был в армии или нет? — спрашиваю я. — Успенский вчера говорил, что его призвали в армию.
— У него же рука была, так сказать, не совсем, — говорит Мая Лазаревна.
— Наверно, недолго. В Ачинске, — говорит Каганович. — А где это Успенский догладывал?
— Вчера была встреча с читателями в Доме военной книги на Садовом кольце.
— Вы мне обещали, между прочим, насчет Волкогонова. А он был на войне, Волкогонов?
— Не знаю. Я нашел номер газеты, записал. Хочу сделать ксерокс.
— Вы лучше прочтите и потом расскажете мне. Мне нужно знать. А вы читали его книгу?
— Всю не прочитал. Я ее пролистал. Он к Сталину плохо относится.
— Начало очень плохое.
— Не признает Сталина полководцем, — говорю я.
— Волкогонов не понимает одного: Сталин — явление мирового порядка, политик мирового масштаба, руководитель единого хозяйства страны. Сталин и военный руководитель, такой тип полководца, которого мир не знал, не только по его способностям, но и по всему его масштабу.
Вот возьмите вы наше отступление в начале войны. В нем, сначала вынужденном, а потом уже маневренном, был заложен элемент наступления большого. Это рискованно говорить, потому что могут сказать: что же, вы сознательно отступали? Нет, неверно. Сначала вынужденное, а потом уже маневренное. И на этом Гитлер проиграл, погорел. А мы выиграли. Не всегда отступление является проигрышем. Не всегда. Я так думаю.
— Но могут возразить, что армию вначале погубили.
— Я потому и говорю, сначала было вынужденное отступление. А потом вынужденное переходит в сознательное. Такова диалектика. В этом тоже что-то есть, на этом можно поймать противника. А у Кутузова не было сознательного отступления? История его оправдала!