Человек произошел от обезьяны!

Несколько лет назад один блогер захотел составить представление о мировоззрении читателей своего блога и предложил их вниманию небольшой опрос. Среди вопросов, на которые он просил ответить, был и пункт о происхождении человека, а среди вариантов ответа – “Человек произошел от обезьяны”.

Естественно, читатели блога могли не только ответить на вопросы, но и оставить свои комментарии к опросу. И по крайней мере пять человек, не сговариваясь, попеняли автору на эту формулировку: так, мол, нельзя говорить, это неграмотно, надо было написать “…от общих с обезьянами предков”. Интересно, что среди авторов подобных упреков не было ни одного оскорбленного в лучших чувствах креациониста или совсем уж невежественного в биологии человека.

Я попытался выяснить, чем же так режет глаз первоначальная формулировка, что ее невозможно стерпеть даже в чужом тексте, причем совершенно неофициальном, по сути дела – в частном разговоре. Ответы в основном были “нам давали именно такую формулировку” (и требовали отвечать именно так), “формулировка «общий предок» заняла свое место в матрице моих знаний” и т. д. Единственный рациональный аргумент сводился к тому, что формулировка “от обезьяны” создает впечатление, что человек произошел от какого-то из рецентных (то есть ныне живущих) видов обезьян, а это, разумеется, не так.

Сама по себе эта логика – “не надо говорить правду, а то ее могут не так понять” – удивительна и непостижима. Мы привычно говорим “цветковые растения произошли от голосеменных” – и не боимся, что кто-то поймет это так, будто предком цветковых была елка, сосна или модное сегодня дерево гинкго. Не вызывают недоумения фразы типа “птицы произошли от рептилий”, “земноводные произошли от рыб” или даже “ластоногие произошли от хищных” и “китообразные произошли от парнокопытных”: никто не заключает из этого, что предок дельфина – корова. И только когда речь идет о происхождении человека, слово “обезьяна” почему-то непременно должно отсылать к современным видам.

Наверное, на этом не стоило бы заострять внимание, но беда в том, что миролюбивая формулировка “…от общих с обезьянами предков” обладает двумя тяжелейшими и неустранимыми пороками: во-первых, она содержит совершенно ложную пресуппозицию, а во-вторых, начисто лишена смысла.

Наверное, первый тезис требует некоторых пояснений. Пресуппозицией в филологии называют утверждение, не высказанное в тексте прямо, но подразумеваемое самим его построением. Пресуппозицию как художественный прием часто используют в шутках и юмористической литературе – фраза “звучит музыка и произведения советских композиторов” вызывает смех именно тем, что из самой ее грамматической структуры следует: “произведения советских композиторов” музыкой считать нельзя. Но если в данном случае всем понятно, что это шутка, то в других обстоятельствах пресуппозиция может стать средством злонамеренной дезинформации. Известный филолог Ирина Левонтина приводит такой пример: представим себе, что некий журналист написал о некоем политике “г-на NN не выбрали в Думу”. Такая формулировка подразумевает, что NN в Думу баллотировался. И если это не так, фраза журналиста вводит читателей в заблуждение, хотя в ней нет ни слова лжи. По словам Левонтиной, это может стать достаточным основанием для судебного иска: NN может обвинить журналиста и издание в распространении заведомо ложных сведений. И, по мнению Левонтиной, добросовестный филолог, будучи привлечен к этому делу в качестве эксперта, обязан будет поддержать истца. Не берусь судить, насколько справедливо последнее утверждение, но что подобные пресуппозиции вводят читателя в заблуждение не хуже прямой лжи – бесспорный факт, понимать который можно и не будучи филологом.

Если глянуть теперь на фразу “человек произошел от общих с обезьянами предков”, то невозможно не заметить, что она содержит в качестве пресуппозиции утверждение, что эти таинственные “общие предки” не были обезьянами. (Еще резче эта пресуппозиция выражена в формулировке “не от обезьяны, а от общих предков с обезьянами”, которую обычно используют, поправляя якобы некорректное “…от обезьяны”.) Между тем это очевидная неправда и нелепость: конечно же, общие предки человека и его ближайших ныне живущих родственников были обезьянами – как бы ни понимать слово “обезьяна”.

Разумеется, если спускаться вниз по нашему родословному древу – от общих предков с человекообразными к общим предкам с мартышковыми и т. д. – то рано или поздно мы дойдем до таких наших предков, которые обезьянами не были. Но это лишь подчеркивает другой порок благочестивой фразы про “общих с обезьянами предков” – ее полную бессодержательность. Замените в этой резиновой формулировке “обезьян” на название любого другого живого существа, – справедливость ее нисколько не пострадает. Мы можем с полным основанием сказать, что “человек произошел от общих предков с ежами”, “…от общих предков с ужами”, “…от общих предков с чумной палочкой” – и все это будут совершенно справедливые утверждения: ведь для любых двух живых организмов где-то в глубине времен обязательно отыщутся общие предки. Заменив слишком наглядную “обезьяну” на туманных “общих предков”, мы превратили конкретное и содержательное утверждение о происхождении человека в смешную банальность, наподобие реплики персонажа Джерома: “У вас была мать!”. Разумеется, эту сентенцию нельзя понять неправильно – поскольку ее нельзя понять вообще.

Тем не менее грамотные, образованные, трезвомыслящие люди не только продолжают повторять эту бессмысленную фарисейскую фразу, но и пытаются заменять ею точные и содержательные формулировки в чужих текстах. А школьнику, сказавшему на уроке, что человек произошел от обезьяны, чересчур ревностный педагог может и оценку снизить.

Вопрос о причинах такого рвения приходится оставить психологам. Неужели мысль о предке-обезьяне так невыносима даже сегодня, спустя полтора века после обнародования теории Дарвина? Даже согласившись признать свое родство с обезьянами, настырное массовое сознание цепляется за возможность представить это родство хотя бы не прямым. Пусть, мол, между нами и ими будет еще хоть кто-нибудь. Ну хотя бы пустое место, риторическая фигура, создающая впечатление, что там кто-то есть. Или в каждом из нас живет маленькая девочка из воспоминаний протоиерея Михаила Ардова, которая гордо просветила почтенного епископа, что “человек произошел от обезьяны”, но горько расплакалась, услышав в ответ: “Твою маму как зовут? Наташа? Ну, передавай привет своей Наталье Обезьяновне!”?

Справедливости ради необходимо добавить, что утверждение “человек произошел от обезьяны” тоже содержит некоторую пресуппозицию, как бы намекая, что человек, став человеком, перестал быть обезьяной. Разумеется, это, строго говоря, неверно: несмотря на то, что человек обладает целым рядом уникальных черт (в том числе чисто биологических), его принадлежность к обезьянам не подлежит сомнению. Так что строго корректной была бы формулировка “человек произошел от другого вида обезьян” или какая-нибудь подобная.

Но не будем углубляться в эти дебри – вот это уж точно вопросы не биологии, а филологии. В конце концов, сегодня слово “обезьяна” не имеет строго систематического значения. И коль скоро в массовом сознании логическое отношение “человек – обезьяна” воспринимается не как родо-видовое, а как альтернативное, в рамках такого восприятия утверждение “человек произошел от обезьяны” безусловно справедливо.

Ну а теперь давайте вкратце вспомним, от каких именно обезьян и через какие “недостающие звенья” мы произошли, где и когда это имело место и как вообще случилось.