Глава шестая
Первое, что сделал Эрик, – оттащил девушку подальше от воды, к скалам. Галечный пляж был метров десять шириной, весь заваленный водорослями и плавником, что настораживало: в шторм или прилив его могло заливать полностью.
В процессе транспортировки Эрик сделал три открытия.
Во-первых, тащить бесчувственное тело оказалось куда труднее, чем подхватить девчонку на руки и покрутить, дурачась, или галантно перенести через лужу. Словно беспамятство добавляло веса.
Во-вторых, хотя он ничего плохого не собирался делать, но старался тащить девушку аккуратно, приподнимая, и руки всё время соскальзывали то на грудь, то на талию… и он невольно ощущал себя каким-то маньяком-насильником.
А в-третьих, одежда девушки была совершенно сухая. Ну, допустим, волны до неё не докатывались, но так близко от воды достаточно десять минут полежать – промокнешь от брызг и влажности.
Значит, что?
Значит, девушка появилась тут совсем недавно.
Одновременно с ним.
Не она ли причастна к тому, что Эрик прыгнул с парапета и очутился неизвестно где?
Мысль была неприятной. К счастью, существовала и другая вероятность – девушка шагнула сюда из какой-нибудь Баварии или Швейцарии. Только Эрик упал в воду, а она на берег. Ударилась головой, потеряла сознание.
А что, вполне вероятно!
Ведь какая-то странная сила заставила его броситься вниз.
Может быть, тут ещё кто-то есть?
Оставив девушку лежать, Эрик пробежался по пляжу, подсвечивая фонариком. Но никого больше не было. И выхода с пляжа не нашлось, и слева, и справа скалы подступали к самой воде. Придётся ждать рассвета.
Он вернулся к девушке. Та лежала тихо, не металась, не стонала, дышала ровно и глубоко. Будто просто спала. Лучик света заставил её поморщиться и чуть повернуть голову.
Что делать-то?
Впрочем, куда важнее было подумать сейчас о себе. Адреналин в крови кончился, накатила усталость. И холод. Воздух был температурой градусов десять-двенадцать, не так уж и мало, но влажность, ветер, мокрая одежда…
Эрик отошёл в сторону. Разделся до трусов. Выкрутил, отжал как смог куртку, футболку, джинсы, носки. Потом, поглядывая в темноту, разделся догола, быстро выжал и снова надел трусы и остальную одежду. Мокрые кроссовки поставил у камня вертикально, почему-то казалось, что так они лучше просохнут.
Теплее не стало, но Эрик надеялся, что теперь одежда начнёт сохнуть на теле. Он побродил вокруг, пытаясь найти сухое дерево или хотя бы водоросли (вдруг зажигалка заработает). Но всё было безнадёжно мокрым, чтобы развести огонь, потребовалась бы канистра бензина.
Он вернулся к девушке. Включил фонарик. Поколебался и потрогал ей лоб. Горячий? Или это он сам такой замёрзший?
Девушка открыла глаза.
И спросила ровным и спокойным голосом:
– Мы где, Ихбин?
– Я не Ихбин, – пробормотал Эрик. – Это… неважно. Я Эрик. А ты кто?
– Я? – девушка задумалась. И с явным огорчением ответила: – Не помню. А зачем?
Она села, подтянув ноги к груди. Взгляд у неё и впрямь был удивительно спокойным, умиротворённым.
– Мне же надо как-то тебя называть, – ответил Эрик. – Я тебя на берегу нашёл. Ты у воды лежала.
– Меня волной выбросило? – удивилась девушка.
– Нет, ты сухая.
Девушка нахмурилась.
– Странно. Ты – Эрик. Нашёл меня у моря…
Она вдруг оживилась.
– А ты не принц?
– Что? – не понял Эрик.
– Если ты принц, то я – Русалочка.
Эрику потребовалось несколько секунд, чтобы вспомнить старый мультик. Ну точно! Принца, которого спасла русалочка, звали Эрик. Классе во втором одна мелкая вредина дразнила его «принцем». Наверное, влюбилась…
– Это русалочка спасала принца, – мрачно ответил он. – А меня спас дельфин. Говорящий. А потом я спас тебя.
– Тогда я не русалочка, – с огорчением сказала девушка. – И ты не принц. Удивительно.
– А говорящий дельфин – не удивительно? – не выдержал Эрик.
– Вроде нет. Встречаются.
– А принцы?
Девушка задумалась.
– Я, кажется, одного знала. Правда. Он такой… постарше тебя, красивый, мускулистый… вот такие мышцы!
При всей нелепости ситуации Эрик ощутил странное чувство, которое, возможно, было ревностью. Уродом он себя не считал, да и задохликом тоже, но «вот такие мышцы» было явно не про него.
– Чудесно, – сказал Эрик и выключил фонарик. – Батарейку надо экономить.
– Там батарейка? – раздался в темноте удивлённый голос. – И она работает? Дай погляжу…
И в следующий момент вспыхнул свет!
Левая ладонь девушки засветилась ровным мягким светом!
– Что это? – спросил Эрик дрогнувшим голосом. – Что с твоей рукой?
– Не знаю, – ответила девушка и сама с любопытством посмотрела на руку. – Мне захотелось, чтобы стало светло. И стало.
Эрик посмотрел на всё сильнее и сильнее бушующее море, откуда его вытащил говорящий дельфин.
И сказал:
– Это же волшебство, да?
Девушка лучезарно улыбнулась.
– Ага!
И вдруг с радостным возгласом обняла Эрика и на миг уткнулась ему в плечо:
– Нотти! Меня зовут Нотти, я вспомнила! Милый Ихбин, я – Нотти!
– Я не Ихбин! – устало повторил Эрик. – Я просто Эрик. Я не знаю, где я! Я чуть не утонул! Я замёрз, как цуцик!
Нотти посерьёзнела.
– А что не сказал сразу?
Она встала, отошла на несколько шагов, подсвечивая ладонью будто фонариком. Зрелище было нереальное, Эрик едва не ущипнул себя, пытаясь проснуться. Нотти нашла здоровенный, обросший водорослями древесный комель, удивительно легко подтащила его к Эрику.
– Не загорится, – сказал Эрик.
Нотти лишь фыркнула и снова пошла во тьму. Эрик вскинулся, побежал следом. За пару минут они натащили деревяшек вполне достаточно для хорошего костра, вот только сушить их пришлось бы пару недель.
– Они мокрые, – Эрик снова попытался объяснить девчонке всю глупость её затеи.
– Это всего лишь Вода, – сказала Нотти. – Одна из основных Стихий. Воде надо приказать уйти. Я не очень-то дружу с водой, но…
Она водила светящейся рукой над дровами – и те будто плакали, из них струились капли, струйки, ручейки влаги.
– Потом просушить, – добавила Нотти. – Это совсем просто, это Воздух.
Из кострища вдруг начало дуть, будто из открытой форточки. Вначале воздух был холодным и влажным, потом стал сухим и тёплым.
– А теперь Огонь, – радостно сказала Нотти.
Дерево заполыхало. Всё разом. Жарким, ровным пламенем. Сияние на ладони Нотти погасло, но костёр давал достаточно света.
– Мне кажется, ты могла бы и камни поджечь, – сказал Эрик зачарованно, протягивая руки к огню.
– Не знаю, – Нотти заметно смутилась. – У меня с Землёй всё сложно.
– Ты не из Баварии, – сказал Эрик печально. – Кто ты вообще?
– Говорю же – не помню, – Нотти помрачнела. – Вот это вот всё – помню. Имя вспомнила. А больше ничего…
Она тряхнула головой.
– Что ты сидишь-то? Раздевайся!
– А? – Эрик растерялся.
– Ты в мокрой одежде, её надо просушить. Раздевайся и грейся у огня. Одежду дашь мне, я её высушу.
– Да ты шальная какая-то! – выпалил Эрик.
Нотти снова нахмурилась и сразу же улыбнулась:
– Точно! Это в маму… Но я её не помню.
* * *
Когда семья собирается в дорогу – это всегда есть мор, чума, глад и десять казней египетских. Даже если собирается Дракон, и особенно, если собирается Дракон вместе с Единорогом.
Тэль с невозмутимым видом отодвинула Виктора от всех приготовлений, так что ему осталось только таскаться за ней с непонимающим видом. Правда, и приготовления были… странные.
– Сними с меня туфли… милый.
Последнее слово выговаривалось с такими интонациями, что господин Дракон счёл за лучшее не задавать лишних вопросов, тем более что супруга к эротическим играм сейчас была явно не склонна.
Тэль мелкими шажками двинулась противосолонь, обходя кругом весь их дом. Огибала его раз за разом, ступая след в след и что-то бормоча себе под нос. Виктор с донельзя глупым (как он сам чувствовал) видом тащился позади, понимая, что вопросов сейчас лучше не задавать.
Он ощущал медленно свивающееся чародейство. Сложное, непонятное, чужое. Как ни старался господин Дракон, разобрать хоть единое слово из уст Тэль он так и не смог. Магия Драконов и Единорогов была совершенно разной.
Внешне ничего не менялось. Не вспыхивала огненная дорожка, не являлись на неусыпную стражу какие-нибудь грифоны (кстати, весьма скандальные создания), и вообще – магия словно уходила в траву, в землю, в воздух.
Но силища, которой играючи манипулировала сейчас Тэль, была потрясающей.
«Мы Неведомый клан. Ты не знаешь, как мы сильны…»
Догадываюсь, милая, пусть и не ведаю пределов, да. Хотя, конечно…
«Неведомый клан не владеет всей силой! Не посылай свою женщину в бой, Дракон!»
– Если я куда и собираюсь послаться, так это на кухню. Бутербродов нарезать, – не оборачиваясь, бросила Тэль, замкнув круг в девятый и последний раз.
– А… э…
– Ты вслух бормочешь, милый. Фразу кошки Лой, между прочим. И ещё спрашивает меня, зачем я собралась с ним!..
– Послушай, но я же никогда!..
– Ти-хо, тихо, – Тэль вдруг оказалась совсем близко, приложила чуть пахнущую неведомыми травами ладошку к его губам. – Знаю, что никогда. Не злись, милый. Но Единороги должны присматривать за своими Драконами. Огонь воплощённый силён в вас, его ничем не затушишь.
– И что? – возмутился Виктор. – Это ж не значит, что я кинусь на всякую…
– Эльфиек никогда не хватает на всех, – промурлыкала Тэль, – а некоторые из них весьма соблазнительны, вдобавок владеют чарами, что способны на время одурманить даже Дракона Воплощённого.
– Да не нужны мне эти эльфийки!..
– А кошки? – прищурилась Тэль.
– Кошки хороши в своём исконном виде. Вот как в Рос… то есть в Изнанке. А когда они начинают превращаться в женщин…
– Они и не превращаются, только в особых условиях, – Тэль на цыпочках пробежала к кухне. – Хлеб, сыр, колбаса, укроп, кинза, лук – явитесь!
…Нож ловко и ладно стучал по доске. Если Неведомый клан и не обладает «всей силой» где-то там в мире, то вот тут он, похоже, достиг совершенства.
– Готово, – Тэль взяла старомодную плетёную корзинку, ту самую, с которой нашла Виктора после их прыжка с моста в реку, когда пришлось спасаться от Наказующих клана Воды. – Пошли. Ты полетишь, я поскачу. И я открою Путь.
– А может, всё-таки обычным образом?
– Обычным – это я у тебя на спине, между крыльев? – спросила Тэль.
Виктор кивнул, неожиданно почувствовав себя донельзя глупо.
– Лой просила о срочной помощи. Они с Ярославом и остальными в беде. – Тэль сдвинула брови. – Ты оставишь её в опасности?
– Её?
– Ну прости, прости. Не буду тебя кусать, – повинилась Тэль. – Если ты готов, то – в дорогу!
Последние наставления Всеволоду были даны. Как ни странно, Тэль обошлась без непременных «одевайся теплее» и «если промочил ноги – сразу переоденься». Просто обняла сына, взглянула в глаза:
– Приведи её домой. Пожалуйста.
– Не беспокойся, мам. Всё в порядке, пап. – Всеволод тоже был готов. Оделся он излишне франтовато на взгляд Виктора: чёрные брюки и рубашка, белый шейный платок, чёрный плащ с белой подкладкой, скреплённый серебряной застёжкой в виде драконьей головы. На поясе, в чёрных ножнах, висела короткая шпага с серебряной рукоятью – тоже в виде драконьей головы. Одежды просто вопияли: «Идёт ученик мага, а может быть, и юный маг, не мешайтесь под ногами!». А вот тем, кто поумнее, символы Дракона сказали бы и большее: этот человек под личным покровительством Повелителя, не трогать и подчиняться!
– Не слишком заметно? – спросила Тэль задумчиво, на секунду опередив аналогичный вопрос Виктора.
– На востоке неспокойно, – ответил Всеволод. – Всегда найдутся задиры и грабители. А такой костюм их отпугнёт… ну, кроме самых жадных и глупых. Но жадных и глупых я не боюсь.
Виктор и Тэль переглянулись.
– Да, ты прав, – решила Тэль. – В дорогу! Мы уйдём первыми, ты следом.
Виктор молча снял с пальца перстень. Чёрное золото и несколько крошечных, но чистых бриллиантов. Протянул его сыну.
– Держи. Ты знаешь.
Всеволод кивнул. И бережно взял перстень.
* * *
…Эрик разделся. Но только до трусов. Нотти, к счастью, на стриптизе не настаивала. Пока парень жался к костру, она торжественно, будто выполняя какой-то ритуал, поднимала на вытянутых руках то штаны, то футболку, то куртку – мгновенно налетал порыв ветра, трепал одежду, и через минуту Нотти бросала её Эрику, уже сухую, тёплую и словно бы даже отутюженную.
– С тобой никакой стиралки не надо, – буркнул Эрик, натягивая джинсы.
– Стиралки? Прачки?
– Нет, стиральной машины, – Эрик заинтересованно посмотрел на девушку. – Не знаешь, что это такое? Ты из этого мира? Тут волшебство, а техники нет, верно?
– Да знаю я! – Нотти бросила ему футболку и покрутила в воздухе рукой. – Там такая круглая дверца, да? И за ней крутится одежда? А потом начинает гудеть и сильно крутиться?
– Точно, – ответил Эрик. Прекрасная теория рассыпалась на глазах. – Жаль, что ты не помнишь, откуда ты.
– А ты помнишь?
– Я из Владивостока. Город такой, в России.
– Это на востоке, да? У моря? – небрежно спросила Нотти. – Я учила. А как ты сюда попал?
Эрик беспомощно махнул рукой. Получалась полная ерунда! Девушка умела колдовать, никаких сомнений, такое только в кино увидишь. Одета в старом европейской стиле. При этом знала про Россию и Владивосток. И про бытовую технику тоже.
Да где же они?
– Я прыгнул с обрыва, – мрачно сказал Эрик.
– Хотел умереть? – деловито уточнила Нотти. Помахала в воздухе носками Эрика, брезгливо поморщилась и кинула ему. – Ты бы их менял почаще, что ли… Так что хотел – умереть? Или превратиться в ветер?
– Ничего я не хотел, – сказал Эрик. – Сам не понимаю, что на меня нашло. Будто что-то позвало, потащило ночью из квартиры, забрался на ограду и…
– Твой мир тебя вытолкнул, – спокойно сказала Нотти. – Это известная штука. Ты живёшь в мире, где нет волшебства, верно?
– Верно. Ну, всякое говорят, – Эрик натянул сухие носки. – Но, по-моему, нет. Только в книжках и кино.
– У нас этот мир называют Изнанкой. Кроссовки дай, – попросила Нотти. – Сухая обувь – самое важное, так мама говорит.
Она опять на миг запнулась, задумалась и с огорчением покачала головой.
– Слова только вспоминаются… даже лицо мамино не помню. Так вот, если в мире нет магии, то ты для него слишком тяжёлый. И ты проваливаешься.
– В мир, где есть магия?
Нотти замерла, стоя с кроссовками в поднятых руках. Вокруг кроссовок свистел ветер.
– Наверное, – сказала она неуверенно. – Ведь то, что я делаю, это магия?
– Да.
Нотти кинула ему обувь.
– Так значит, если меня сюда вытолкнуло, если я провалился… – Эрик помолчал. – Я тоже волшебник?
Нотти пожала плечами. И, отмерив пальцами что-то совсем крошечное, показала Эрику.
– Может быть, на вот столечко. Даже капля магии делает тебя тяжёлым для Изнанки… Гляди, светает!
Небо и впрямь посветлело. Тучи развеивались, уплывали от берега в море. Появился алый отблеск на горизонте.
– Погоди, а… а ты сама? Тебя тоже вытолкнуло?
– Меня? – нахмурилась Нотти.
– Ну да. Тебя. Если я – слишком тяжёлый для своего мира, значит, и ты тоже! Эвон что можешь!
Девушка помедлила, прикусывая губу. Делала она это неосознанно, но настолько по-особенному, что мысли у Эрика закрутились совершенно определённые.
– Может, ты тоже из России? Потому мы друг друга и понимаем…
– Мы же не по-русски говорим, – напомнила она.
– А ты и русский знаешь? То есть помнишь?
Нотти наморщила лоб и вдруг прочитала:
– У Лукоморья дуб зелёный,
Златая цепь на дубе том…
И, хотя все слова были совершенно понятны, Эрик враз ощутил, что это и впрямь иной язык. Тот, на котором они заговорили здесь, был нерусский русский, а этот – настоящий, русский русский.
– Так ты наша! – обрадовался Эрик. – Из России! Просто забыла, откуда!
– Я учила… – мучительно пыталась вспомнить Нотти. – Но кто меня учил? Как?
– А школу? Школу не помнишь? Подружек? И… ну… парней там…
Последние слова он выдавил как можно небрежнее, но на всякий случай отвёл глаза.
– Нет. Никаких парней, – отрезала она.
– А ещё стихи помнишь? Как там дальше?
Стихи Нотти помнила, про «дядю самых честных правил», и про «скажи-ка дядя, ведь не даром», и даже «Шёл с работы дядя Стёпа, видно было за версту» – заклинило её на дядях, которых в русской поэзии оказалось удивительно много. Однако вот чьи стихи – отшибло начисто.
– Не, – наконец призналась она жалобно. – Ничего. Пусто. Помню, что мама и папа были… но и только.
– И дядя был? – пошутил Эрик. И бодро сказал. – Зато теперь я уверен. Ты наша, провалилась, как и я…
– А откуда я знаю, что именно «провалилась»? И про Изнанку откуда?
Приходилось признать – да, этого в русских школах не учили.
Ладно, об этом он подумает чуть позже. Пока что они живы, более-менее здоровы, и пора решить, что делать дальше.
Эрик, одевшись и обувшись в сухое, чувствовал себя гораздо лучше – вот только хотелось пить и есть. Он встал, потянулся и осмотрелся.
Да, всё так, как и казалось ночью. Узкая полоска пляжа под высоченными скалами. Изборождёнными трещинами, но почти отвесными, а кое-где поднимающимися и с отрицательным уклоном – море тысячелетиями било в них, подтачивало, размывало.
– Подниматься будет… тяжело, – растерянно сказал Эрик.
– Но придётся это делать быстро, – добавила Нотти. – Прилив.
Вода и впрямь прибывала с пугающей быстротой. Эрик смерил взглядом расстояние – похоже было, что через пять-семь минут море подберётся к подножью скал.
– Нотти… – сказал Эрик внезапно охрипшим голосом. – Слушай… такие дела. Я не заберусь, наверное. Точно не заберусь.
* * *
Они вышли за ворота – Виктор в «дорожном», с рюкзаком за плечами, и Тэль – в не слишком практичном платье, с золотым лаком на ногтях, с корзинкой на сгибе локтя.
– Перекидывайся, – строго сказала она. – И лети за мной. Не отставай, никуда не сворачивай…
– На эльфиек не заглядывайся…
– Вот именно, – прежним тоном продолжала Тэль. – И будь готов меня защитить.
Виктор немедля расправил плечи.
И молча смотрел, как жена сделала шаг, другой, и…
Он, как всегда, пытался поймать момент превращения. И, как всегда, его пропустил.
Белый единорог тряхнул шелковистой гривой. Исчезла Тэль, исчезла корзинка; витой рог во лбу грозно склонился, точно перед атакой. Ударили копыта, единорог распластался в беге, устремляясь прямо к завесе дремучего леса в отдалении – перемахнул через живую изгородь, помчался по лугу, всё быстрее и быстрее, словно лоскут снежного пламени на фоне расцветающей весенней земли.
Виктор встряхнулся. Следом, надо торопиться следом!..
Чешуйчатое тело легко взмыло вверх. Мощные крылья загребли воздух, привычный восторг воспламенил кровь в жилах. Тэль пренебрегла осторожностью, они не стали даже отдаляться от усадьбы – Виктор оглянулся, словно чтобы удостовериться, что любопытные соседи не глядят им вслед (хотя соседей вообще не было), и вместо нарядного дома с резными наличниками и балясинами, вместо ухоженного сада и отсыпанной гравием дорожки увидал лишь мрачные, вздымающиеся к внезапно сгустившимся облакам вершины елового бора.
Иллюзия была идеальной. Практически такая же, как и сплетённая Тэль (и Лой) для мамы. Кстати, там Кошка и Единорог трудились дружно, вполне мило болтали, и никто никого не пытался ни на рог поднять, ни до смерти зацарапать.
Интересно, а что увидит прислуга, которая должна явиться позже? Иллюзию? Покинутую усадьбу? Или слуги вообще не явятся, забудут свои обязанности? Виктор никогда не интересовался такими мелкими бытовыми вопросами, это всё решала Тэль…
А в следующий миг мир вокруг них изменился, и господину Дракону стало не до того.
Верхушки радостной южной рощи вдруг потянулись к самому небу, у корней залегла холодная и сырая полутьма. Белая грива Единорога, казалось, испускает неяркое сияние, а копыта и вовсе не касаются земли. Сперва Виктору показалось, что открывшаяся им просека слишком узка; но нет, крылья как раз поместились.
Он ощущал беззвучную просьбу Тэль: «Держись поближе», и не пытался подняться над вершинами этой невесть откуда взявшейся пущи. Единорог мчался всё быстрее, так что господину Дракону пришлось наддать.
Южная роща, полная света, незаметно превратилась в старый тёмный ельник. Навстречу понёсся холодный ветер, справа и слева в чаще перекликнулись мрачные голоса – не то визг, не то скрежет, не то вой. На Драконе и Единороге скрестились злобные и очень голодные взгляды, Виктор ощутил это мигом.
Ну и тропинки же у вас, девушки Неведомого клана… Ох, не любил Виктор эти тайные дороги между мирами, да и не умел сам на них входить. Лишь за Тэль, когда она открывала Путь…
Впереди со скрипом и треском начало валиться дерево. Обречённо взмахнуло ветвями, словно руками, попыталось ухватиться за воздух и рухнуло.
Отчего-то Виктора вдруг пронзило острой жалостью, словно там, преграждая им путь, рухнул его хороший давний друг.
Старый друг, старый друг…
Когда-то их было много. Молодых, весёлых, отважных. Они ходили в походы, лазали по скалам, сплавлялись на байдарках, карабкались по отвесным фасадам в окна девичьего общежития, ну, выпивали, не без того, разводя медицинский спирт, легко добываемый в славные ординаторские года.
А потом их становилось всё меньше и меньше.
Лихие девяностые собирали кровавую дань с его поколения. Кто «не вписался в рынок», кто эмигрировал, кто вообще бросил всё и ушёл неведомо куда; а ты, Крылатый Владыка, скрывшийся в Срединном Мире, кому из своих друзей ты помог, кого вытащил со дна, кого спас от пьянства, от рэкетиров, от чёрных риэлтеров, от жуликов АО «МММ» и им подобных? Что ты сделал для них? Ты вообще о них вспоминал? Ну ладно Вика, ты её никогда не любил.
Но Колька Панин? Сашка Сергеев? Антоха Чекмыльский?..
Ты четверть века прячешься здесь, Дракон. Легко и просто властвовать, когда ты – единственный из всех – способен расправить могучие крылья, встретить огнём и стрелу, и заклинания.
А помочь друзьям в оставленном позади огромном мире – мире, где ты родился?
Тебе наплевать, что Панин потерял все деньги в бурных аферах начала 90-ых, расстался с квартирой, запил и чуть не умер от цирроза печени, словно торопясь уйти на тот свет, а теперь ведёт жалкое растительное существование в глухой владимирской деревушке, куда его «выписали» те, кто забрал за долги его московское жильё?
И хорошо ещё, что просто «выписали», а не сбросили в канализацию мёртвое тело.
И остальные! Ты блаженствовал в барской усадьбе, карал и миловал, пока Антоха Чекмыльский бедовал с парализованными родителями, на грошовой зарплате участкового терапевта – а ведь именно он искал тебя, не жалея сил, когда Тэль увела тебя с Изнанки, его забота не дала маме сойти с ума от ужаса и неизвестности…
Рухнувшее дерево перегораживало путь. Ветки ещё подрагивали, словно в предсмертной агонии; конечно, так делают партизанские засады, но что они ему, мчащемуся на быстрых крыльях?.. Да и Тэль – Единорог играючи перемахнёт эту смешную преграду.
Не пора ли всё-таки вспомнить, что ты оставил позади куда больше, чем одну лишь маму?.. Для неё вы сплели успокоительную сказку, наркотическое враньё – а для остальных? Ты утверждал справедливость в Срединном Мире – как насчёт того, чтобы помочь и Изнанке?..
Почему-то эта мысль вдруг показалась очень важной – нет, она на самом деле была очень важной; а в следующий миг, когда белый единорог взмыл, почти воспарил над преградой, ветви ринулись на него, обхватили, оплели, вжимая в тёмную землю.
«Вик!..» – и беззвучный крик оборвался.
Первое, что испытал Виктор, были даже не страх и не гнев, а горькая, жгущая изнутри обида. Ловушка! Западня, расставленная на него, сотканная из его же памяти!.. Капкан, в который он угодил с размаху, словно драконий птенец, едва выучившийся летать!..
Переворот. Ветки-лапы потянулись к нему; где-то в их глубине бьётся белый единорог, он уже едва заметен; привычно заклокотало пламя в горле, поток его ударил чуть правее от шевелящегося и дёргающегося живого клубка.
Многоголосый хрип и вой. Так, наверное, могли бы кричать сжигаемые глисты-паразиты, будь они на это способны; второе дерево начало крениться рядом, так и норовя ещё в падении пронзить его острыми сучьями.
Виктор извернулся, взмыл выше, ответил второй струёй пламени.
«Как Дейенерис в Королевской Гавани…»
Нотти обожала этот сериал, несмотря на отцовское возмущение по поводу «неприличностей».
«Брось, – внушала ему тогда Тэль, – девочка должна знать, что такое хорошо в любви и что такое плохо».
…Второе дерево, получив удар огненным потоком, переломилось пополам и распалось ещё в воздухе, не достигнув земли – драконье пламя не оставляет пепла.
– Тэль!
Он ударил всей массой закованного в чешуйчатую броню тела. Лица друзей, так некстати заплясавшие перед мысленным взором, рассыпались и таяли, оставались лишь ярость и ужас.
Ужас перед тем, что он мог оказаться недостаточно быстрым.
* * *
Гномий Путь – железная дорога, опутавшая почти что весь Срединный Мир, – в лишней охране не нуждался. Холодное железо, пар и электричество сами по себе отпугивали магических тварей и ослабляли заклинания. Ну а уж если кто-то решался проверить железку на прочность, ограбить поезд или учинить какое иное злодеяние – у каждого гнома, от проводника и уборщика до самих кочегара и машиниста, висели на поясах короткие походные топорики с раскладной ручкой и были припрятаны поблизости знаменитые многозарядные арбалеты.
А боевой сноровке и лихой дурости гномов позавидовал бы любой берсеркер. Любили гномы подраться, чего уж скрывать.
Но охрана на каждой станции тоже имелась. И вот сейчас старший патрульный Сапур, никогда не блиставший знанием механики, но по праву считавшийся отменным бойцом, с любопытством наблюдал за вошедшим в здание вокзала мальчиком. Было тому лет тридцать или двадцать, а может, и того меньше – с точки зрения гнома любой человек младше пятидесяти выглядел несмышлёным надоедливым ребёнком.
При всём том юноша был высок, мускулист, на подбородке пробивались первые жидкие волосёнки (Сапур погладил бороду, снисходительно глядя на паренька), одет в дорогие чёрно-белые одежды, при шпаге – оружие смешное, не для реального боя, а лишь чтобы показать право и знатность. Маг, похоже. Вот только никаких клановых знаков. Стихийный? Природный? Ещё не определился? Сапур оторвался от стены, привалившись к которой коротал смену. Стоять у настоящего живого камня было приятно, он придавал сил и приятно холодил тело.
– Чем помочь юному магу? – скрипуче спросил Сапур.
От природы он обладал приятным мягким баритоном и в кругу друзей не выпендривался, брал мандолину и пел романтические баллады, не брезгуя даже человеческими и эльфийскими. Но люди почему-то настороженно относились к гномам, которые в разговоре не скрежетали, будто мельничные жернова, не брызгали слюной и не пучили глаза. Зачем же их разочаровывать?
– Крепкого камня, крепкого пива, крепких врагов, старший патруля, – сказал юноша. Без подобострастия и заискивания, но зато на старом языке и в меру вежливо. – По праву гостя и клиента прошу, проводи меня к станционному или иному гному, который главный здесь и чьё решение конечно.
Сапур крякнул. Маг ты или богатей, но вот так просто войти с улицы и тут же попасть на приём к станционному? Много чести!
Однако мальчик сформулировал свою просьбу так, что не отказать.
– Иди за мной, маленький волшебник, – сказал Сапур в полной уверенности, что маг не настолько хорошо знает старый гномий, чтобы уловить нюансы.
– Не маленький, а юный, – не тронувшись с места, сказал юноша. И голос его внезапно стал жёстче.
Сапур склонил голову, признавая поражение.
– Ошибочка вышла, господин маг. Давно я с людьми на старом языке не говорил.
Юноша лишь усмехнулся. И Сапур внезапно смутился по-настоящему.
А с человеком ли он разговаривает?
Он вдруг заметил заколку на плаще.
Голова дракона.
Кто бы это ни был – он отмечен знаком Властителя.
– Это рядом, господин, – сказал Сапур и быстро пошёл через зал. Юноша последовал за ним. Ох, странный гость. Пусть с ним разбирается станционный.
Вокзал был маленький, селение – тоже, но место в иерархии Гномьего Пути считалось важным. Недалеко от берега, на запретном острове, стоял Замок-над-Миром. Гномы знали, что Властитель нечасто там обитает, но важность селения от этого не убывала.
Так что и вокзал был построен на славу, и королевская зала в нём была (причём такого размера, что Властитель мог бы там отдохнуть в драконьем облике), и должность станционного занимал гном древний и заслуженный. К сожалению, по этой самой причине – ещё и с характером.
– Фалар Благонравный, – открыв дверь, позвал Сапур. Станционный приходился ему дальним родственником и по этой причине можно было не особо церемониться. – Посетитель к тебе. На старом языке правильно аудиенции просит.
Фалар Благонравный (возможно, что лет двести-триста назад прозвище звучало не насмешливо, а отражало его характер) с удивлением уставился на Сапура. В своём роскошном кабинете с ониксовым полом и облицованными мрамором стенами был он не один. Напротив него за столом дремал приехавший накануне приятель Фалара, такой же древний и ворчливый старик. Стол загромождали пузатые пивные бутыли коричневого стекла, в большинстве своём уже пустые. На кожаном диване (с годами Фалар всё больше поддавался неге и роскоши) сидели две человеческие юницы не старше сорока лет – грудастые, с выкрашенными в рыжий цвет волосами, в ярких костюмах для восточных танцев. Одна держала в руках мандолину, другая бубен. Окна были завешены плотными тяжёлыми шторами, но множество электрических ламп с витыми спиралями давали достаточно света.
– Правильно? – Фалар был не столько разгневан, сколько раздражён досадливым визитёром. – Пусть входит.
– Глубокого мира твоим предкам. – Юноша поклонился, войдя. – Имя моё не столь известно, чтобы звучать рядом с твоим, Фалар Благонравный. Неотложная нужда зовёт меня в дорогу на Крайний Восток.
– Путь открыт всем, – глядя исподлобья на юношу, ответил Фалар. – Мир и тебе, юнец. Через два дня будет почтовый на Крайний Восток. В селе есть таверны и постоялые дворы. Советую поселиться в «Хромом зайце».
Юноша кивнул, поклонился и ответил:
– Я плохо говорю на старом языке, Фалар Благонравный, и не смог донести свою мысль. Мне нужно отправиться в путь немедленно. На станции есть дежурный паровоз и курьерский вагон, я оплачу дорогу.
Фалар, багровея, смотрел на юношу.
А потом расхохотался.
– Паровоз? Вагон? Ты знаешь цену, юный маг?
Юноша запустил руку под плащ, достал маленький кожаный мешочек и с поклоном положил перед Фаларом. Корявые пальцы старого гнома были по-прежнему ловкими, он развязал шнурок и высыпал на стол горстку драгоценных камней – прозрачных, красных, зелёных, синих…
Сапур невольно облизнулся (это было обычной реакцией гнома на драгоценности, отсюда у людей и пошли поверья, что гномы едят драгоценные камни). Ему не нужны были лупа и яркий свет, чтобы понять – камни стоят как два рейса на Крайний Восток.
– Это достойная цена, – перебирая камни, сказал Фалар. – Но я не дам тебе паровоз.
– Почему? – просто сказал юноша.
– Паровоз для неотложных нужд. К примеру… вдруг Властитель выйдет из Замка-над-Миром и решит отправиться в путь?
– Он не выйдет и не отправится, – ответил юноша и словно бы невзначай коснулся серебряной застёжки.
Фалар скрипуче рассмеялся.
– Я стар, но не слеп. Я вижу знак Дракона. Но ты не можешь знать наверняка и не можешь говорить от его имени. Или?..
Он пристально уставился на юного мага.
Молодой маг вздохнул. Посмотрел на женщин-танцовщиц, которые с жадным любопытством глазели то на него, то на россыпь алмазов, рубинов, изумрудов и сапфиров.
– Я понимаю тебя, Фалар Благонравный, – сказал он. И засунул руку под отворот плаща. – Пойми же и ты меня… прими мой дар и пойми.
Сапур не услышал в словах угрозы, но он был опытным воином и не верил ни словам, ни интонациям. Только поступкам.
На всякий случай он положил руку на навершие топора.
Но юноша достал не оружие, нет.
Когда его рука вновь появилась на свету, на ладони лежал ещё один камень. Плоский кусок ярко-голубой бирюзы, камня благородного, но дешёвого. Юноша наклонился через стол и положил камень перед Фаларом.
Собутыльник станционного проснулся, открыл один глаз, посмотрел на бирюзу и сказал:
– Давно, о, давно никто не видел голубых стен нашей древней столицы…
И замер, подслеповато моргая и не отрывая взгляда от камня.
Фалар долго смотрел на бирюзу. Будто погрузился в воспоминания – даже не в свои, в чужие.
– Полтысячи лет назад Властитель сжёг нашу столицу дотла, – сказал он. – Не осталось ничего… даже стены дворца, что сияли небесной бирюзой, обратились в чёрный уголь. Нельзя возродить то, что утрачено, не имея хотя бы песчинки, не имея памяти о прошлом. То, что ты мне даёшь – дороже денег. Это зерно, которое прорастёт новой столицей гномов. Поезд для тебя немедленно подготовят… юный Дракон.
Сапур сглотнул и торопливо снял руку с топора.
