26 сентября 1943 года в Смоленск прибыл член ЧГК Бурденко вместе с сотрудниками комиссии и судебно-медицинскими экспертами. Правда, всерьёз к изучению польских захоронений они приступили три с половиной месяца спустя — но, право же, у них была на то уважительная причина. На состоявшейся 22 января 1944 г. пресс-конференции по катынскому вопросу нарком просвещения РСФСР Потёмкин ответил, может быть, несколько грубо, но вполне убедительно:

Мы ни в коем случае не должны перемещаться в специфическую катынскую реальность, в которой расстрел нескольких тысяч польских офицеров является из ряда вон выходящим событием. Только в Смоленске и его окрестностях немцы истребили 135 тысяч человек, как военнопленных, так и мирных жителей, а всего в области, по далеко не полным данным, были расстреляны, сожжены, повешены, закопаны живыми в землю или убиты иными способами 433 тысячи человек. В городе, где до войны проживало 185 тысяч населения, осталось 30 тысяч, из 7900 домов уцелело 300. Для советского правительства это были не насекомые, как по умолчанию принято в «катынском» мире, а люди, и ничем не хуже европейцев. Всё это — как могилы расстрелянных, так и материальный ущерб — подлежало ведению комиссии. И есть у нас такое смутное подозрение, переходящее в уверенность, что Потёмкин ни в коей мере не кривил душой — ЧГК было попросту не до поляков, она имела свою программу, по ней и работала. Поставьте себя на место членов комиссии, и вы легко это поймёте.

Но существовали в СССР другие организации, в должностные функции которых расследование дел, служивших основой для международных провокаций, входило напрямую. Одновременно с ЧГК в Смоленске работали и представители «соответствующих органов», т. е. НКГБ — НКВД. За три месяца чекисты допросили 96 свидетелей (которых перед тем надо было ещё разыскать), проверили 17 заявлений, изучили множество документов, провели экспертизы. Результатом этой работы стал совершенно секретный отчёт под названием «Справка о результатах предварительного расследования так называемого „Катынского дела“», которая и легла в основу всей работы.

Саму справку мы прочитаем чуть позже. А пока обратите внимание на первую логическую неувязку официальной версии, а именно — секретный характер чекистского документа. В таких докладах, не предназначенных для посторонних глаз, врать не принято. Исключение может иметь место только в двух случаях:

а) если НКВД расстрелял поляков по собственной инициативе, втайне от правительства, и теперь заметает следы;

б) если расстрел производился по тайной санкции правительства, и это дело надлежит скрыть от общественности, каковой является ЧГК.

Первый вариант никогда не рассматривался — не будем трогать его и мы. Тем более что ни о какой самодеятельности НКВД в 1940 году не было и речи. Жестоко обжёгшись в тридцать седьмом, правительство предпочитало снег студить — и, даже при абсолютно надёжном наркоме, расстрельные списки согласовывались с Политбюро поимённо. То есть НКВД должен был не только получить санкцию на расстрел польских военнопленных, но и представить полные списки с кратким указанием преступления каждого приговорённого к ВМН.

Что же касается второго варианта — то ведь сформированная ЧГК Специальная Комиссия в ходе работы провела и своё расследование, а также допросила основных свидетелей, которых разыскали чекисты — и ни один из них, даже самый неграмотный крестьянин, ни разу не сбился в показаниях (в материалах Специальной Комиссии представлены неправленые стенограммы). Может ли такое быть? Выходит, члены СК тоже были посвящены в тайну и искусно фальсифицировали записи своей работы? Тогда зачем «органам» врать в совершенно секретном документе — надо было либо вообще не заниматься расследованием, либо уж говорить подельникам правду…

Естественно, сторонники версии Геббельса придумают зачем — им не привыкать выкручиваться из логических тупиков.

Судя по её форме, «Справка» является, скорее всего, отчётом по заданию Сталина: «Товарищ Берия, товарищ Меркулов, проверьте, пожалуйста, могут ли быть какие-нибудь реальные основания обвинить нас в этом злодеянии?» Товарищи наркомы проверили и отчитались.

12 января 1944 г., рассмотрев предварительные данные, добытые чекистами, ЧГК постановила: «Создать специальную комиссию по расследованию обстоятельств расстрела немецко-фашистскими захватчиками в Катынском лесу (близ Смоленска) военнопленных польских офицеров». В состав комиссии вошли: члены Чрезвычайной комиссии академик Н. Н. Бурденко, ставший её председателем, митрополит Киевский и Галицкий Николай; писатель Алексей Толстой, председатель Всеславянского комитета генерал-лейтенант А. С. Гундоров; председатель исполкома совета обществ Красного Креста и Красного Полумесяца С. А. Колесников; нарком просвещения РСФСР академик В. П. Потёмкин; начальник главного военно-санитарного управления Красной Армии, генерал-полковник Е. И. Смирнов; председатель Смоленского облисполкома Р. Е. Мельников. 18 января члены Специальной Комиссии прибыли в Смоленск (кроме Мельникова, который находился там) и занялись расследованием и проверкой тех сведений, что добыли для них чекисты.

Это, впрочем, тоже всё слова — как и у немцев. А что у нас с фактами?