Под «мошеннической операцией» господин Мацкевич имеет в виду взятие на учёт и последующие арест или депортацию офицеров, осадников, служащих корпуса лесной стражи (лесников), крупных государственных чиновников, помещиков и тому подобных лиц. Притом он совершенно точно понимает цели этой операции, более того, ничуть не сомневается, что так и будет: сперва укроются, а потом начнётся подпольная борьба. Интересно, а как, по его мнению, должно было поступить советское правительство с этими людьми? Переписать и отпустить — пусть организовывают банды?

Нет уж, поищите дураков в другом ауле!

…3 декабря было утверждено предложение НКВД об аресте всех взятых на учёт кадровых офицеров бывшей польской армии на новых советских территориях. На следующий день, 4 декабря, принято ещё одно решение с подачи НКВД: о выселении всех проживавших в западных областях Украины и Белоруссии осадников вместе с семьями, а также семей офицеров бывшей польской армии, полицейских, жандармов и пр. — всего около 25 тысяч семей. Тех, кто был замечен в антисоветской деятельности, следовало арестовать и судить Особым совещанием. Естественно, считается, что сделано это было по классовым причинам. Можно сказать и так — да, по классовым. Однако особого рода.

…Итак, 17 сентября 1939 года польское государство перестало существовать. Однако польское правительство с этим не согласилось. Интернированный в Румынии президент Игнатий Мосцицький 25 сентября назначил себе преемника. Им стал сначала посол Польши в Италии Болеслав Веняв-Длугошовский, а потом Владислав Рачкевич. 30 сентября последний начал формировать польское правительство в изгнании, назначив премьером Владислава Сикорского.

Этот 58-летний уроженец Галиции ещё в 1908 году являлся одним из борцов за независимость Польши. В данном случае речь идёт о независимости исключительно от Российской империи — поскольку он выступал за воссоздание Польши под патронатом Австро-Венгрии, а после начала Первой мировой войны занимался вербовкой поляков в австрийскую армию.

Поражение Австро-Венгрии в войне сделало эти расчёты неактуальными, и Сикорский стал служить в польской армии. В апреле 1921 года он сменил Пилсудского на посту главнокомандующего, а с 16 декабря 1922-го по 26 мая 1923 года являлся даже премьер-министром. Затем его карьера пошла на убыль, вплоть до командующего округом во Львове. В 1928 году он поругался с Пилсудским, оставил свой пост и уехал во Францию. Формально Сикорский считался находящимся в распоряжении военного министра, однако никаких официальных постов не занимал.

Итак, второй уже раз после Комитета национального спасения польское правительство обосновалось в Париже. Во главе его стоял человек, множеством нитей связанный с Австрией, а следовательно, и с фашистской Германией. История повторяется — назначенный главнокомандующим польских вооружённых сил, Сикорский создал во Франции польскую армию численностью в 84 тысячи человек. После разгрома Франции правительство и остатки армии переправились в Великобританию, где обосновались уже надолго. Но это ещё только будет, а пока польское правительство в изгнании сидит в Париже, причём далеко не бездействует.

27 сентября 1939 года в сражающейся Варшаве, за день до её падения, по приказу командующего обороной города генерала Юлиуша Роммеля была создана конспиративная организация под названием «Служба победе Польши». Её начальником стал генерал Михал Токажевский-Карашевич. Задачей «СПП» являлось восстановление польского государства в границах до 1939 года. В принципе любая организация, ослаблявшая Гитлера, была выгодна СССР, но вот с «границами до 1939 года» ни Москва, ни население Западной Украины и Белоруссии согласиться никак не могли.

13 ноября 1939 года на основе «Службы победе Польши» был создан «Союз вооружённой борьбы», впоследствии, 14 февраля 1942 г., реорганизованный в «армию Крайову». Формально СВБ был подчинён правительству, сидевшему в Париже, но поскольку руководить борьбой из-за границы затруднительно, в январе 1940 года СВБ разделили на две части — «немецкую», с центром в Варшаве, и «советскую» — во Львове. Причём Токажевский-Карашевич был назначен руководителем последней — это к вопросу о приоритетах. Первой командовал полковник Стефан Ровецкий — это тоже к вопросу о приоритетах, ведь Токажевский-Карашевич был генералом. Общее руководство обеими частями осуществлял сидевший в Париже генерал Казимеж Соснковский.

…26 февраля 1940 года при нелегальном переходе советско-румынской границы пограничники задержали эмиссаров СВБ братьев Жимерских, захватив при этом шифрованную переписку. Среди бумаг оказался один из программных документов СВБ:

Сказано, конечно, красиво — но с реализацией общей части инструкции неминуемо должны были возникнуть трудности. Всеобщий бойкот «оккупантов» не мог состояться уже по той простейшей причине, что для большинства населения оккупантами являлись не русские, а как раз поляки. Что же касается польской части населения Западной Украины и Западной Белоруссии, то и среди него у советской власти оказалось достаточно сторонников — в первую очередь бедняки, которые слишком много выиграли от установления новой власти, чтобы сожалеть о прежней. А бедноты на депрессивных территориях «восточной Польши» хватало. Принадлежность к «титульной нации» давало моральное удовлетворение, но что касается материальных выгод, тут всё было сложнее… Да и прочее трудовое население в общем-то ничего не потеряло: поляков в СССР не преследовали, им дали возможность культурной автономии, с работой тоже хуже не стало. Ну а перспективы, учитывая, что Польша была в экономическом отношении депрессивной страной, а СССР развивался невероятными темпами, смотрелись и вовсе радужными. Проиграла только верхушка общества, которая и стала социальной базой для СВБ. В какой мере она могла служить выполнению его целей?

Всё это упиралось в ту же проблему: незаинтересованность большинства поляков в сотрудничестве с СВБ. Но вот следующие пункты списка могли быть реализованы уже малыми силами.

Дальше идёт несколько абзацев об организационной структуре СВБ, и потом два совершенно замечательных пункта, показывающих, что шляхтич всегда остаётся шляхтичем и абсолютно уверен в абсолютной ценности для всего мира себя и своей нации. До сих пор речь шла о польском населении, а в конце документа к борьбе милостиво разрешили присоединиться и людям других национальностей.

Украинцам, белорусам, русским, евреям предложили эти туманные обещания некоего «урегулирования вопроса», чтобы они выступили против государства, которое первое, что сделало, получив территории, так это уравняло в правах всё население. До чего же прелестно!

Ни нацменьшинства, ни значительная часть польского населения на эти призывы, естественно, не прореагировали. Но вот террор и диверсии, а также разведка большой социальной базы не требовали. С октября 1939-го по август 1940 г. в Западной Белоруссии было совершено 93 теракта, в ходе которых убито 54 и ранено 39 советских и партийных работников, на Западной Украине — 96 терактов. По ходу борьбы с вооружённым подпольем органы НКВД до начала войны обезвредили 568 организаций, арестовав 16 758 человек. В ходе этой деятельности был изъят неплохой арсенал: 44 пулемёта, 1 миномёт, 1826 винтовок, 1009 револьверов, 675 гранат, более 100 тысяч патронов, не считая холодного оружия. И это при том, что органы НКВД так и не дали развиться полномасштабному сопротивлению. Что же началось бы на Украине и в Белоруссии, если бы генерал Соснковский смог полноценно реализовать свои планы?

…Итак, в ноябре 1939 года польское правительство создало организацию, целью которой являлось ведение подпольной борьбы на бывшей польской территории, в том числе и отошедшей к СССР. Естественно, НКВД, имевший огромное количество агентов в Париже, с самого начала был в курсе этой многообещающей деятельности. И если текст инструкции чекисты получили лишь в феврале (и то не факт — могли и раньше разжиться), то описанные в ней цели и методы, естественно, были известны с самого начала.

Опыт по борьбе с разного рода подпольными организациями НКВД имел огромный. Чекисты отлично знали, что гоняться по лесам за бандами можно до умопомрачения и совершенно без толку, и что эффективны только удары по социальной базе. И вот вопрос: на кого собирался опираться СВБ в своей деятельности?

Ответ ясен и прост: конечно же, на поляков. На каких поляков? Ответ опять же ясен и прост: тех, которые не выиграли от прихода большевиков. Потому что едва ли польские бедняки-крестьяне, получившие землю и помещичий инвентарь, или городские безработные, получившие работу, 8-часовой рабочий день, приличную зарплату и охрану труда, станут ностальгировать по прежней Польше. А проиграли от прихода большевиков кто? Помещики, шляхта, осадники, специально переселённые на запад Польши, чтобы стать опорой правительства в полонизации края.

А ещё естественной опорой СВБ и всех связанных с этой организацией разведок — французской, британской, а с учётом прошлых связей Сикорского, возможно, и германской, были, как совершенно правильно заметил г-н Мацкевич, офицеры и унтер-офицеры разбитой польской армии. Тут надо учитывать ещё и специфический менталитет кадрового офицера. Мобилизованных солдат, не испытывавших ни малейшего восторга от перспективы умереть на поле боя, можно было спокойно распустить по домам, но восприятие присяги у офицеров несколько иное. Если они согласятся с тем, что парижское правительство является правопреемником варшавского, они будут считать себя по-прежнему связанными присягой, и эмиссары СВБ станут не вербовать таких людей, а просто приказывать им. А другого правительства у них не было.

Это первый фактор. Второй — настроения в среде польских пленных офицеров. О нём, прочитав все предыдущие главы, надо ли много говорить? Польский офицерский корпус был настроен даже не антисоветски — эти настроения вполне преодолимы и были преодолены у сотен царских офицеров, которые потом верой и правдой служили новой власти. Польский офицер был настроен антироссийски, и эта вековая вражда не позволяла сомневаться, как поступит его большинство, обретя свободу. Среди пленных офицеров около половины были родом с территории Западной Украины и Западной Белоруссии, и освободить их — значило подарить Сикорскому готовую подпольную боевую организацию. Делать это, естественно, никто не собирался, даже ценой нарушения международных договорённостей. Конвенции конвенциями — но надо же и голову на плечах иметь.

Отдельный вопрос о судьбе офицеров с территорий, отошедших к немцам. Что было с ними делать? По букве закона — отпустить, выслать, передать немцам.

Отпустить их и позволить жить на территории СССР нельзя — по только что изложенным причинам. Сейчас считается, что следовало разрешить пленным выехать в Англию и Францию, чтобы они могли принять участие в войне, как того требовала от них присяга. Да, можно, и это было бы даже выгодно СССР — если бы не пакт о ненападении:

Польские офицеры подчинялись парижскому правительству, парижское правительство признавало союзнические обязательства перед Англией и Францией, Англия и Франция находились с Германией в состоянии войны. Всё. Вопрос закрыт. Когда немцы вторгнутся на советскую территорию — а это вопрос месяцев — Советскому Союзу жизненно необходимо быть безупречным во всём, что касается соблюдения пресловутого пакта.

Что оставалось? Передать их Гитлеру. Германия аннексировала польские земли, а значит, их население считалось германскими подданными, и немецкий фюрер был властен над их жизнью и смертью. Это и проделали с большинством рядовых солдат. Но офицеров Сталин отдавать не собирался, хотя Гитлер, например, их Советскому Союзу передавал.

Во-первых, в Германии полным ходом разворачивалась операция «Танненберг» — массовое уничтожение польской элиты. Гитлер, говоря о будущем польского народа, был весьма откровенен.

2 октября 1940 года на квартире Гитлера состоялась беседа между ним и Борманом о будущем польского народа. Простые поляки должны были трудиться в Рейхе на тяжёлых и неквалифицированных работах за мизерную плату, оставив семьи в Польше и по окончании сельскохозяйственного сезона возвращаясь к ним. Эту систему мы знаем. А что же непростые поляки?

Подготовленные ещё до начала войны списки насчитывали около 60 тысяч политиков, интеллигенции, учёных и пр. Операция проводилась сразу после захвата немцами Польши, в сентябре — октябре 1939 года — тогда было расстреляно около 20 тысяч человек. Офицеры, как люди образованные, тоже входили в контингент «Танненберга», и те из них, кто был настроен антигермански, прямым ходом попадали под нож. Отдавать на расстрел тех, кто мог бы стать союзниками в будущей войне? Чтобы потом парижские или лондонские поляки ещё и кричали о тысячах соотечественниках, выданных Москвой немцам на верную смерть?

Второе: кто мог в то время гарантировать, что немцы не предпримут очень простой манёвр, опробованный ещё в ходе Первой мировой войны? Решив напасть на Советский Союз, они вполне могли пообещать восстановить после победы независимость Польши, договориться с парижским правительством и сформировать польские легионы для похода на восток или сделать то же самое уже от себя. Как вы думаете, кому в этом случае стали бы служить те польские офицеры, что были настроены антирусски и антисоветски, да ещё и побывавшие в советском плену? Конечно, они гордо отказались бы сотрудничать с оккупантами, в этом нет ну просто никакого сомнения! Точно так же, как легионы Пилсудского отказались сотрудничать с правительством Австро-Венгрии!

И в-третьих, уже в 1940 году Берия начал подготовку к формированию, после начала советско-германской войны, будущей польской армии. И глупо было, имея в руках готовый офицерский корпус, так просто отдавать его Гитлеру.

То есть ясно, что правительство, имевшее хоть каплю государственного разума, при таких обстоятельствах сохранило бы офицеров у себя, наплевав на все международные договорённости — тем более что гражданства эти люди не имели, и вступиться за них, кроме Гитлера, было некому. А правительство СССР имело государственного разума далеко не каплю, и ясно было, что пленных офицеров оно не отдаст. Самим нужны.

А вот кто бы объяснил, какой смысл их расстреливать? Особенно с учётом того, что после начала советско-германской войны большинство врагов из-за колючей проволоки превратится в союзников — как оно в реальности и произошло?