Из статьи в газете «Одесса»:

«Один из нас обращает внимание на большие жестяные коробки, пробитые пулями навылет… Сначала мы не обращаем внимания на эти коробки, но внезапно обнаруживается в одной из них вместе с глиной и зёмлей человеческий череп. Он глядит на нас широкими дырами глаз. Мысли теряются в догадках, и всплывает совершенно правдоподобное предположение — людей стреляли здесь, одевая им на головы эти жестяные маски. Встаёт полная ужаса картина. Убийцы боялись смотреть в глаза своим жертвам (стреляя в затылок! — Авт.)».

Из сообщения ЧГК:

«Расследованием установлено, что место, на котором румынские захватчики вели раскопки „жертв большевистских зверств“, находится в предместье Одессы, в районе Старой Свалки, расположенной на расстоянии 0,5 километра от Старого аэродрома, с одной стороны, и на расстоянии 0,3 километра от овидиопольской дороги по направлению села Татарки, с другой стороны. В этом районе обнаружены 24 ямы с человеческими останками. Поверхность и окружность ям свидетельствовали о недавних раскопках.

Свидетельница Никанорчук Александра Осиповна показала:

„Во время, когда я пасла коров около Свалки, я видела, что румынские солдаты производят раскопки трупов, по их словам, якобы „жертв большевиков“. Близко к производимым раскопкам нас не допускали, но нам было видно, что румынские солдаты таскали на носилках трупы и сваливали в канаву“».

Из сообщения ЧГК:

«Жмайлович Феликс Николаевич, профессор, зав. кафедрой судебной медицины, показал, что в апреле 1943 года румыны доставили ему черепа и предложили их исследовать.

„Часть черепов, — сообщил Жмайлович, — была женских и часть мужских. Возраст был молодой или средний, а причиной смерти служило огнестрельное ранение головы, входное отверстие которого располагалось в затылочной кости. В одном из черепов была обнаружена небольшая свинцовая безоболочная пуля нерусского образца… Давность следует определить не более двух лет, о чём был составлен соответствующий акт, подписанный мною и доктором Федулевским. Акт был напечатан на машинке, и когда был прислан мне для подписи, то я, подписавши его, заметил, что слово „не“ при определении давности смерти не было помещено. Когда я спросил доктора Фидуловского: „Кто изменил редакцию заключения?“ — он мне ответил, что это сделано по требованию румынской санитарной дирекции на том основании, что выражение „не более двух лет“ даёт основание заключить, что убийство этих лиц произведено румынами. Если же при установлении давности смерти мы напишем более двух лет, то расстрелы произведены большевиками…“

Ф. Н. Жмайлович приводит и другие факты мошенничества румын. „Очень много трупов расстрелянных было выброшено в море… Трупы, всплывшие в порту, доставлялись для вскрытия и исследования в морг. В местных газетах румыны сообщали, что всплывают трупы, якобы, убитых большевиками. Из сохранившихся при трупах документов можно было установить их личность. Родственники этих опознанных лиц указывали единогласно, что эти лица (трупы которых найдены в море) были арестованы румынами в последних числах октября 1941 года и домой не вернулись“.

Другой работник судебно-медицинской экспертизы — Малевич Евграф Александрович, в свою очередь, привлечённый румынами к участию в осмотре трупов, показал, что делом раскопок и экспертизы руководил румынский „доктор“ Биркнер (странная, однако, фамилия для румына. — Авт.) и что записи, производившиеся на месте румынскими офицерами, велись на румынском языке.

„По состоянию обнаруженной одежды, — сообщил Малевич, — можно было судить, что большинство принадлежало к гражданскому населению. По состоянию одежды и степени разложения трупов можно полагать, что смерть их могла наступить во второй половине 1941 года, т. е. с момента их смерти могло пройти не более 2-х лет“.

Третий участник медицинской экспертизы — Доминский Евгений Иванович, в свою очередь, показал: „Судя по сохранности одежды, состоянию трупов, а также на основании характера входных отверстий уверенно можно сказать, что многие осмотренные трупы… по давности своей могут быть причислены к трупам, пролежавшим в могиле не более 2-х лет“».

Из сообщения ЧГК:

«Материалы расследования показывают, что в район Старой Свалки румынско-немецкие палачи свозили трупы после массовых расстрелов в октябре 1941 года…

…Комиссия в составе председателя Ильичевского райсовета (в район которого входит место раскопок) тов. Святенко, секретаря Ильичевского райкома КП(б)У тов. Новикова, прокурора Ильичевского района тов. Агапова, врачей-экспертов Посоцкого Г. Г., Плохих А. В., Мацневской М. К установили, что

…во всех 24-х ямах было закопано более 5-ти тысяч человек. При осмотре остатков одежды установлено, что одежда советского образца, как то: комбинезоны, ватники, рабочие блузы. Тем самым устанавливается, что здесь были расстреляны мирные советские граждане. Тут же найдены детские черепа и детская обувь. Это подтверждает, что расстрелу подвергались вместе со взрослыми и дети. По вскрытии трупов… устанавливается, что время расстрела относится к концу 1941 года. На месте расстрела обнаружена пулемётная лента румынского образца с остатками неиспользованных патронов в количестве 15 штук выпуска 1941 года».

«Ряд очевидцев свидетельствует также о том, как румыны гнали в сторону Татарки мирных советских граждан.

Так Марков Александр Михайлович — служащий, арестованный 20 октября 1941 года и содержавшийся в средней школе по улице Буденного, сообщил:

„23 октября 1941 года я из окна школы видел, как во дворе школы были выстроены более тысячи человек по четыре человека в ряд. Их окружили румынские солдаты, вооружённые винтовками, и погнали колонну по Будённого и Мельничной улице по направлению к селу Татарки. Из вышеуказанной колонны ни один человек обратно не вернулся“.

Каракунька Яков Собович, рабочий-слесарь депо-товарная Одесской железной дороги, подтверждает, что по направлению Татарки немецко-румынские захватчики гнали большие партии арестованных мирных жителей.

Сеченов Николай Васильевич также сообщил, что „сам видел, как румынские солдаты и офицеры угоняли по направлению села Татарки женщин, мужчин и детей“».

Из сообщения ЧГК:

Фотограф сообщил, что в апреле месяце 1943 года ему предложили на машине поехать для заснятия некоторых объектов.

«По дороге к нам, — сообщил В. М. Ребров, — присоединились Георгий Писляру, редактор газет „Одесса“ и „Буг“, Мардаре, представитель отдела военной пропаганды, журналист, выступавший в печати под фамилией Урбану, и некоторые другие, фамилии которых не знаю.

Мы приехали в район Татарки за 11-й заставой. Там возле вырытых ям стояли румынские солдаты, не подпускавшие посторонних.

Меня заставили заснять скелет, находившийся на дне ямы. Из разговоров присутствующих я понял, что готовится инсценировка „большевистских зверств“ под названием якобы выходцев из Буковины и Бессарабии. Организаторы этой инсценировки искали вещественных доказательств, которые свидетельствовали о том, что скелет является следствием „большевистских зверств“.

Присутствующие вначале много внимания уделили кастрюле с дырками, которая, по их мнению, была надета на голову скелета в момент убийства. Как видно, этот вариант считался не совсем убедительным, и организаторы инсценировки от него отказались. Начались поиски других вещественных доказательств. Невдалеке лежала галоша, о которой организаторы инсценировки говорили как о подходящем объекте для вещественного доказательства. Поцарапав галошу и очистив ее от грязи, инициаторы обнаружили фабричную марку „Красный треугольник“. (Запомните, пожалуйста, эту галошу. — Авт.)

Из разговоров выяснилось, что эту галошу неудобно присвоить выходцам из Бессарабии и Буковины. Инсценировка с вещественными доказательствами явно не удалась, и её организаторы на этот раз покончили свою работу.

Через дней десять за мной заехал румын, назвавший себя художником, и предложил мне в категорической форме вновь поехать с ним на место прежней инсценировки. По указанию художника, я должен был заснять скелеты мужские и женские, находившиеся в одной из ям. Румынский художник обратил моё внимание на один из скелетов. По указанию художника, румынский солдат начал приспосабливать рубашку с украинской вышивкой к скелету. Я заснял скелет с наложенной на него сверху рубашкой. В глаза бросалось то обстоятельство, что рубашка была положена сверх скелета. Естественно, что если бы она была принадлежностью скелета, то скелет был бы в неё одет. К тому же вряд ли рубашка могла бы сохраниться вместе со скелетом…

Работавшие в той же фотографии, где и Ребров, фотограф Власов Михаил Яковлевич и кассирша этой фотографии Крамаренко Валентина Ивановна, являвшиеся свидетелями его выездов на фотосъёмки, подтверждают показания Реброва».