Чем знаменуется для нас — раз за разом — окончание многодневного поста, будь то пост Великий, Рождественский, Успенский или же Петровский? Переживанием духовной радости наступившего наконец праздника. Телесным утешением от вкушения скоромной — более вкусной и питательной — пищи, которой мы добровольно себя лишали на протяжении длительного времени. А еще? А еще — тем, что мы начинаем реже ходить в храм, меньше молиться, утрачиваем ту малую толику собранности и «подвижности», что удалось-таки приобрести за пост, и впадаем в состояние какого-то противного нам самим духовного расслабления.

Об этом приходится регулярно слышать на исповеди, так же регулярно наблюдать это в прихожанах и, безусловно, в себе самом. Причем нередко оказывается, что чем строже старался человек быть к себе постом, тем больше он расслабляется после него.

Отчего так? Ведь должно-то быть по-другому! Пост должен превратиться в некую ступеньку восхождения, очередную веху на пути нашей христианской жизни. Благодаря ему мы, как предполагается, приобретаем то, чего не имели прежде, а затем сохраняем и умножаем приобретенное. Почему все происходит зачастую с точностью до наоборот? Скорее всего, потому, что мы настолько не привыкли к жизни собранной, мало-мальски аскетической, сопряженной с добровольным утеснением себя в чем-либо, что время поста становится для нас не только временем покаяния и молитвы, но и временем сильного стресса. А после стресса закономерен некий «откат назад», так же как после поднятия чрезмерной тяжести — требующая последующего лечения травма, грыжа или остеохондроз.

Поэтому напрашивающийся как плод горького опыта вывод очевиден: если мы не хотим так и провести все дни христианского бытия своего, переходя от напряжения к расслаблению и далее, циклически, по кругу, то необходимо начинать учиться жить внимательно, всерьез, собранно, причем уже сейчас, не дожидаясь для этого очередного поста.

Сейчас — это, к слову сказать, вообще один из главных пунктов христианской жизни как таковой: очень многое нам не удается сделать лишь потому, что мы откладываем это на завтра. Как только мы слышим вкрадчивый, успокаивающий нашу мятущуюся, бьющую в набат совесть, погружающий нас в сладкий, липкий сон шепот в душе: «Конечно, надо все менять, начинать жить иначе. Надо… Но только не сегодня, потому что поздно, сегодня ты не готов… Завтра…» — то можно быть уверенным, что это голос врага.

Вспоминается даже анекдот такой про Ходжу Насреддина, задолжавшего по бедности и незадачливости своей сразу многим людям. Приходят эти люди день за днем и спрашивают Ходжу, когда он вернет свой долг, и он как-то выкручивается, как-то их уговаривает подождать. А потом однажды прячется и высылает им навстречу сына. И тот, думая помочь любимому отцу, отвечает кредиторам на их вопрос: «Приходите через год» (или через десять лет — не столь важно, очень нескоро, в общем). Ходжа журит сына:

— Зачем ты назвал конкретный срок? Он рано или поздно наступит. Надо было сказать просто: завтра. Потому что завтра — оно всегда завтра, и сегодня, и через год, и через десять лет, и через сто.

И еще вспоминается… Вспоминается некий из отцов, чьи слова дошли до нас в одном из древних патериков:

— Делай то, что должен, сегодня. День настоящий принадлежит тебе, а завтра — Богу. И откуда ты можешь знать, наступит ли оно?

А что же такое эта самая внимательная и собранная жизнь, чем она отличается от «обычной», как к ней приступить?

В разном положении находятся человек, который живет в мирное время, в собственном доме, где все ему знакомо, ничто не внушает опасений, не служит угрозой, и воин, находящийся на поле брани. Стоит немного рассеяться, отвлечься, утратить необходимую на войне собранность и осторожность — и вот ты уже ранен, попал в плен, а может быть, даже и навсегда вышел из строя, пав смертью — не храбрых, а как раз несобранных и неосторожных. А мы, христиане, в этой жизни все время на поле боя, хотим мы этого или не хотим. Враг, по выражению одного старца, которого любил цитировать преподобный Макарий Оптинский, имеет против нас брань «неотдышную», то есть не ищет отдыха сам и не дает его нам. И такую же практически «неотдышную» брань ведут с нами при его поддержке мир сей и плоть наша — и все то, что есть в нас дурного и испорченного, весь наш, не на нашей стороне находящийся, «ветхий человек».

И посему жить «просто так» нельзя. Нужно постепенно, шаг за шагом, миллиметр за миллиметром, порой отступая, но затем вновь возобновляя движение вперед, учиться «воевать», вести необходимую и спасительную духовную брань.

Начала жизни внимательной на самом деле просты, в них нет ничего хитрого, вся суть лишь в трудолюбии и постоянстве. Первое правило таково: ни один день не должен пройти для нас без испытания вечером совести, без пяти, десяти или пятнадцати минут, которые мы проведем, вспоминая, что сделали, сказали, подумали и почувствовали сегодня не так, как должно, в противность воле Божией. Это сперва только покажется, по отсутствию навыка, что не так легко припомнить все, в чем наша совесть в какие-то мгновения обличала нас. Но это потому, что мы не привыкли или же отвыкли внимательно ее слушать. Когда же мы все-таки заставляем себя прислушаться к ней и, более того, просим, чтобы Бог помог нам расслышать все, Господь, не хотящий смерти грешника, но премудростью Своей устрояющий ему путь покаяния, обязательно поможет.

Следующее, что необходимо, — разобраться с помощью Божией не только в том, что мы сделали худо, неправильно, но и почему мы это сделали: сознательно или по невниманию, по неразумию, в силу неискусности и неопытности своей? Затем надо понять, есть ли у нас решимость, невзирая на все препятствия и «объективные обстоятельства», впредь поступать, как следует. И если нет, то корить и стыдить себя, приводя на память то, вспоминая о чем человек если и не избавляется от греха окончательно, то, по крайней мере, обуздывает и сдерживает грех, борется с ним. Я имею в виду смерть и посмертное воздаяние. Если же решимость есть или нам удалось ее обрести, то все дальнейшее уже проще. Остается лишь обдумать, как вновь не попасть в те же ловушки, не споткнуться на тех же самых кочках. А потом помолиться — о том, чтобы Господь укрепил нас в наших добрых намерениях, даровал необходимую мудрость, силу и благодать Свою.

Ну а прежде того (да и после тоже не будет лишним) надо, конечно, просить у Бога прощения за неверность нашу и ко греху удобопреклонность, учась видеть в грехе не мелочь, не досадную случайность, а то, посредством чего — именно ради мелочи какой-то зачастую — отпадаем мы от Того, Кто без меры и предела любит нас.

А потом мы отходим ко сну, спим и, пробудившись, вступаем в новый день, который так же будет наполнен трудными для нас, искусительными, недоуменными ситуациями, как и предыдущий. И нам надо хотя бы малое время потратить на то, чтобы подготовиться к этому дню и ожидающим нас испытаниям, чтобы иметь возможность сказать потом о себе, подобно Псалмопевцу: Уготовихся и не смутихся (Пс. 118, 60). Или не говорить даже, а просто — не смутиться, то есть не оказаться захваченным врасплох. Как это сделать? Тоже достаточно просто — присесть и подумать: «Такие и такие меня искушения встретят сегодня. Почему? Да потому, что и вчера, и позавчера, и ранее того они меня встречали, и я уже каялся в них. Как мне поступить в этом случае, и в том, и в другом?» Совесть, не заглушаемая в этот момент восстанием страстей, проясненная утренней молитвой, даст ответы верные. А нам останется принять их и утвердить в сердце решимость сообразно с ними себя вести. И опять — молиться, чтобы Господь помог и укрепил.

О таком «подведении итогов» и «уготовлении на брань» много, подробно пишет преподобный Никодим Святогорец в «Невидимой брани». Очень ясно и четко говорят об этом же в своих творениях святители Феофан Затворник и Игнатий (Брянчанинов). Также можно найти указание на необходимость этого делания почти у всех отцов, писавших об основах подвижничества и жизни в Боге.

Авва Дорофей так вообще убеждал своих учеников, что испытывать свою совесть надо еще чаще — дважды, а то и трижды в день, по невнимательности, рассеянности и немощности нашей. И советовал, если чувствуем мы среди дня какое-то отягощение совести, не откладывать на потом, а сразу разобраться в себе и с собой и, если в чем на самом деле погрешили, тут же попросить у Господа прощения и вновь положить начало исправлению.

Огромное значение в стяжании навыка к внимательной и собранной жизни принадлежит, разумеется, и тому, что у древних подвижников называлось словом «поучение»: ум и сердце наши не должны быть предоставлены, отданы «на откуп» самим себе, а точнее — врагу человеков, похотям нашей плоти и соблазнам мира. Ум и сердце нуждаются в том, чтобы поучаться в вещах духовных: иногда в молитве, иногда в памяти о Господе (что тоже есть, по сути, молитва) и о делах Его, иногда же — о Его воле, в заповедях евангельских ясно и полно выраженной. Тогда мы пребываем в добром устроении и состоянии, и нам не так трудно отличить добро от зла и добродетель от греха, как если бы мы пребывали в рассеянии и праздномыслии. И устоять в должном, не поскользнуться тоже гораздо легче.

В общих чертах о жизни внимательной и собранной здесь сказано. В самых общих. В более мелких и частных, с большей обстоятельностью и основательностью изложено учение об этой жизни в творениях тех, кто в ней подлинно преуспел, — отцов-подвижников. И чтение их, наряду с возделыванием своего сердца, трезвением и молитвой, является весьма важным для нашего христианского преуспеяния подвигом.

Но в целом не премину повториться: наука о жизни со Христом не сложна. Суть — в постоянстве, мужестве и терпении, которые нам необходимы для исполнения тех заповедей, которые Господь неслучайно назвал малыми, то есть не трудноисполнимыми. Суть в том, что мы считаем для себя по-настоящему важным, что выбираем — эту жизнь или какую-то другую. Или нет, иначе: жизнь выбираем или не жизнь как ее альтернативу. На этот выбор смотрит Христос, и этот наш шаг в конечном итоге определяет все.

Никто и никогда не преуспевал, если не подвизался так — внимательно и ответственно, хотя бы и в скромную меру малых своих сил. Не восходил ни один человек на Небо, живя прохладно и рассеянно, как говорил преподобный Исаак Сирин.

Есть, конечно, и такой путь спасения, как терпение скорбей, о чем многие из нас говорят и на что уповают. Но верно ли оставлять его как единственный шанс Господу, чтобы нас спасти? Да и не всегда мы даже этим шансом сами пользуемся. Почему? Потому что чаще всего не осознаем спасительности посылаемых испытаний, но малодушествуем и ропщем на них. По той же невнимательности не сознаем и ропщем…