Равенство полов, о котором столько говорится в наше время, осуществимо только при условии правильного церковного взгляда на него. Действительно, нет мужеского пола, ни женского (Гал. 3, 28), но это достижимо только для того, кто не подвержен соблазну, кто уже достиг относительного или даже полного безстрастия, так что он не замечает отличий противоположного пола. Влечение к противоположному полу — одна из самых мучительных страстей. Если мы строго храним себя в чистоте, то мы можем и не отдавать себе отчета, насколько серьезна эта проблема. Тем не менее свидетельства людей, имеющих подобный греховный опыт, нас в этом уверяют.
Люди в миру по-настоящему порабощены плотской страстью. Символом любовного влечения, страсти служит стрела: противоположный пол пронзает ею твое сердце, убивает тебя. Действительно, даже один греховный опыт может окончательно погубить человека. Если же при помощи благодати Божией он победит искушение, след от греха, как от стрелы, все равно останется в человеке на всю жизнь: по малейшему поводу он будет мрачнеть, обижаться, унывать, чувствовать свою неполноценность, противоречить, давать отпор, роптать. Почему? Потому что когда-то у него был этот греховный опыт, а сейчас он не может правильно к нему отнестись. Он мог бы прийти в мирное состояние, если бы отнесся к своему греху как зрелый, духовный человек, то есть если бы с покаянием открыл свою рану пред Богом и людьми. Человек, который прячется от Бога и людей, никогда не достигнет зрелости и не обретет душевного равновесия. Стремление скрыться от общества — это неизлечимая болезнь. Безчисленное множество так называемых вытеснений происходят в нашей психике из-за какого-то события, которое мы скрываем или не хотим, чтобы о нем вспоминали окружающие [2, 309–310].
Когда дистанция между мужчиной и женщиной пропадает, происходит духовное и душевное соединение, изгоняющее стыд. Постепенно человек может дойти до того, что будет считать себя неподверженным соблазну и непорочным, ему будет казаться, что он может смотреть даже на обнаженную женщину и при этом оставаться безстрастным или что он может предаваться мечтаниям без всяких последствий. Все это говорит о том, что духовное зрение такого человека крайне притупилось [2, 322–324].
Мы должны, во-первых, правильно судить об опасности плотских грехов — нельзя думать, что если ты чист сердцем, то и все таковы, — и, во-вторых, понимать, что мир лежит во зле (1 Ин. 5, 19). Об этом не следует забывать даже тогда, когда мы находимся рядом с монахами, священниками, епископами, с самыми, казалось бы, неиспорченными людьми. Порок захлестывает мир. Прилежит мне злое (Рим. 7, 21), оно в моем естестве [2, 334].
«Если в каком-то месте придется лечь спать, — говорит авва Исаия, — не укрывайся одним плащом с кем-либо, но, прежде чем ляжешь, сотвори много молитв в сердце».
Плоть всегда стремится к злу, к греху, и ты не можешь считать себя неуязвимым, потому что в конце концов или сам падешь, или ближнего подтолкнешь к греху. Все грехи находятся у нас прямо под ногами, и ты ошибаешься, если считаешь, что для тебя опасности нет: это плохое безстрашие.
Если возникнет необходимость спать в одной комнате с другим, то лучше тебе совсем не спать, чем накрываться с ним одним одеялом. Пусть спит ближний. А если ты спишь на своей постели, а он на своей, то, прежде чем уснуть, в сердце своем произнеси множество молитв, так чтобы заснуть не с чувством близости другого человека, но погрузившись в молитву, имея собеседником и сожителем себе Христа [1, 94].
Нужно сказать и о плотском похотении. Оно разрывает в клочки все существо человека, раздробляет самую сердцевину его личности, превращает все его душевные силы в противоестественные порывы и влечения. Душевные силы человека настолько повреждаются, что обращаются против него самого и, вместо того чтобы служить его внутреннему единству, наоборот, расторгают его существо все больше и больше. Разделяется его душа, страдает и плоть. Внутренние противоречия раздирают человека: он хочет одного, а делает другое, решает так, а поступает иначе, живет не так, как на самом деле хочет. По этим последствиям, которые влечет за собой плотское разжжение, очевидно, что оно совершенно чуждо человеческой природе, ведь оно вошло в нее после грехопадения [3, 162–163].
Сегодня когда кто-то живет непорочно, то о нем говорят, что он ведет себя неестественно, противоестественно, ненормально. А когда он живет в грехе, то говорят, что это естественно. Люди извращают всё, сажают человека в такое болото своих рассуждений, мерок, представлений, что он уже не может из него выбраться. Что бы он ни делал, он обнаруживает, что враги повергли его в ров с нечистотами, из которого он не может выбраться. И не только выбраться, но даже возопить ко Господу он не может [1, 258].
☾