Первоначально общение с мирянами было делом одного только привратника. Со временем монастыри стали стараться оказывать посетителям особое гостеприимство, но при этом возникало множество недоразумений и трудностей, так как людей в монастыри приходило не меньше, чем сейчас. Мы знаем, что святой Феодосий Великий в первую очередь построил гостиницу, а потом уже монастырь. К нему шли больные, бесноватые, слепые, глухонемые. Их было так много, что обитель не могла обслуживать их силами одного-двух человек, и даже сам святой Феодосий служил им. Однако монахи чувствовали, что, с одной стороны, они теряют своего игумена, а с другой — что сами впадают в суетность. В конце концов все же водворился мир: было устроено нечто вроде архондарика, где назначенные братья занимались приемом посетителей, будучи как бы заботливыми руками и сострадательным сердцем всего братства [2, 49].

 

 

Человек, приходящий в монастырь, даже если он невоспитанный или ведет себя неприлично, на самом деле хочет видеть Иисуса (см. Ин. 12, 21), хочет найти веру Христову в людях, возрожденных во Христе, но он не знает, как выразить свое желание [2, 124].

 

 

Поистине, в наше время и на Востоке, и на Западе вера хранится в монастырях. Человек устал от слов и предписаний. Его могут тронуть, поразить и даровать ему Бога только плоды живого опыта, которые он видит в душах других людей, потому что сам такого опыта не имеет. На Западе, например, в монастырях может быть очень мало монахов, но тем не менее миряне во множестве приходят туда и там обретают веру. В России, Сербии и во всех посткоммунистических странах люди также находят веру в монастырях, из монастырей восходит солнце.

В миру нет признаков Божия присутствия: нигде не увидишь, чтобы люди постились, открыто проявляли свою любовь к Богу. Заходишь в школу и не встречаешь там ни одного ученика, который бы смело говорил, что верит в Бога. Люди хотя и верят, но не исповедуют своей веры в обществе. В газетах пишут статьи против Церкви, и никто не выступает в ее защиту. Люди грешат, устраивают карнавалы, и никто не возражает. Мы свыкаемся с этим, и совесть людей постоянно сожигается (см. 1 Тим. 4, 2), потому что нет исповедания веры. Исповедовать веру очень важно, поэтому Христос говорил: «Кто исповедает Меня пред человеками, того исповедаю и Я пред ангелами» (см. Мф. 10, 32; Лк. 12, 8).

Значит, те, кто посещает монастыри, ищут веру Христову. Монастырь должен им ее дать, но дать как результат личной духовной жизни монахов, а не формально по обязанности. Когда люди приходят в монастырь и говорят, что они хотят здесь отдохнуть, это значит, что они приходят, желая почувствовать, что сегодня еще есть вера. Христос сказал: «Когда придет Сын Человеческий, найдет ли Он веру в мире?» (см. Лк. 18, 8). То же самое произносит и сердце каждого человека, приближающегося к монастырю.

Однако какое же разочарование он почувствует, если увидит, что хотя монах радостный (что тоже важно), ласковый, мирный, полный любви, но не может сказать разумного слова, не претерпевает мученичества в подвиге, молитве, бдении, то есть он такой же, как все. Ведь и в миру человек может найти любовь. Если он придет к кому-то в гости, то его встретят приветливо, накроют на стол. Приходя в монастырь, человек хочет найти в наших глазах, в наших устах, в нашем поведении признаки духовного мученичества, мученичества совести. Он желает увидеть, что мы отличаемся от людей в миру, что мы живем во Христе и потому у нас аскетичный вид, наша речь серьезна, улыбка сдержанна, мы ведем себя скромно, садимся, встаем и любые другие движения делаем благообразно. Сегодня люди жаждут веры Христовой.

Когда монастырь всеми способами пытается отгородиться от мира, когда мы, якобы желая пребывать в безмолвии и бдении, считаем, что общение с людьми причиняет нам вред или что мы не должны нести людям веру Христову, тогда мы вступаем в противоречие с исконными монашескими правилами. В особенности очевидным станет это противоречие, если мы вспомним, что древние монастыри в отличие от наших находились в пустынях, но это не мешало им радушно принимать всех приходящих и нести людям свет веры Христовой. Церковь как Тело Христово, устраивая свою жизнь, не может не учитывать нужд всей церковной полноты. Миряне и монахи — это одно Тело, Тело Христово. Поэтому не будем негодовать на людей и ждать с нетерпением, когда же они уйдут. Наоборот, будем повторять слова Господа, которые Он произнес, когда эллины пришли на Него посмотреть: Ныне прославился Сын Человеческий (Ин. 13, 31) [2, 122–124].

 

 

Можешь ли ты — ангел, дитя благодати, сын Пресвятой Богородицы, возлюбленное чадо Духа и Церкви — спорить, подобно мирскому человеку? Можешь ли ты оскорблять человека, который, по твоему мнению, обидел тебя или обошелся с тобой дурно? Даже если бы он тебя обокрал, оскорбил, наговорил колкостей, высмеял тебя, у него есть оправдание, потому что он самого плохого мнения о монахах. Но почему ты, призванный к ангельской жизни, ведешь себя не как ангел?

Если, например, ты пришел купить что-либо и сказал владельцу лавки, что в другом месте ты видел то же самое дешевле, то ты унизил этого человека, ранил его, опозорил. А если, тем более, рядом были другие люди, то ты словно обозвал его обманщиком, вором, мошенником, святотатцем, который хочет ограбить монастырь. Допустим, он себя повел с тобой как-то не так, но, может быть, этот бедняга нуждается, может быть, у него больной ребенок. Или, может, он поступает с тобой некрасиво, не понимая, что оскорбляет тебя, просто потому, что так разговаривает весь мир. Мир живет не в такой прекраснейшей атмосфере, в какой живешь ты в своем монастыре. Люди наступают друг на друга, чтобы подняться выше.

Если ты ранил человека или раздосадовал его, знай, что ты ранил Бога. Этот человек, пусть он вор и мошенник, не перестает быть Божиим рабом. Итак, если ты забудешь, что ты монах, то ты, скорее всего, оскорбишь людей, ниспровергнешь славу Христову и на тебе исполнится пророчество: Ради вас имя Мое хулится (Ис. 52, 5 (в переводе П. Юнгерова)) [2, 248–249].

☾