Глава пятнадцатая

Ее Величество спасает положение; ну, типа того

Суббота, 3 марта 14.00.

Зал в Графтоне.

День объявления результатов голосования насчет того, кому сидеть рядом с Королевой за королевским обедом.

Крадучись, вошли с Марком через разные двери – не хотели привлекать к себе внимание. Мама была уже на сцене, держала микрофон.

– Лорд-мэр и лорд-представитель лорда-лейтенанта Нортгемптоншира, – как-то жалобно, просительно начала мама. Куда только делся ее обычный беззаботно-командирский тон!

– Возражаю! – Мейвис Эндербери вскочила на ноги. – Не лорд-представитель, а просто представитель!

– Отцы небесные! – охнула мама. – Извините.

Дело шло к маминому провалу.

– В любом случае здесь присутствует наш местный мореплаватель и флотоводец; капитан, твердой рукою ведущий бригантину под названием «Графтон Отважный» по бушующим волнам… по волнам ежедневной рутины! Я говорю об адмирале Дарси!

И мама, явно поверженная, ретировалась на свое место.

Отец Марка – высокий, все еще красивый, особенно в адмиральской форме – поднялся на сцену.

– Итак, продолжим! План рассадки во время королевского обеда! – прогрохотал адмирал Дарси. – Я счастлив сообщить, что по левую руку Ее Величества, разумеется, будет сидеть викарий, а вот по правую руку, согласно результатам тайного голосования…

По волнам ежедневной рутины прошла рябь. Адмирал Дарси извлек из кармана конверт, запечатанный, как встарь, темно-красным воском.

– По правую руку от Ее Величества, говорю я, – адмирал Дарси расплылся в улыбке, – будет сидеть женщина, всю свою жизнь неутомимо трудившаяся на благо прихода; женщина, не одно десятилетие потчевавшая нас своим непревзойденным лососем по-королевски, – миссис Памела Джонс!

– Возражаю! – Мейвис Эндербери снова вскочила. Лицо под шляпообразной укладкой перекосилось, будто от зубной боли. – Давайте на минуту перестанем думать о себе; давайте подумаем о Главе Церкви и Государства – о Ее Королевском Величестве, – заговорила Мейвис. – Давайте спросим себя: а кому, собственно, даруем мы столь великую честь? Кто будет представлять наш приход – добропорядочная жена и мать, сделавшая свой дом оплотом семейных ценностей? Или жена неверная; жена, воспитавшая безнравственную дочь, которая забеременела вне брака и притом сама не знает, от кого – быть может, даже от негра?

Зал загудел. Мейвис уставилась прямо на меня – все равно что пальцем показала. Марк направился к микрофону, однако графтонцы заговорили раньше него.

– Как тебе не стыдно, Мейвис! – прогремел дядя Джеффри. – Что за расистская чушь? Наша Бриджит – славная девочка с круглыми, сдобными…

– Джеффри! – оборвала тетя Юна.

– Вспомните Джоанну Ламли! – воскликнул папа, тоже вскакивая с места. Все благоговейно затихли. – Джоанна Ламли родила без брака и много лет никому не говорила, кто отец ребенка.

– Очень удачный пример, – согласилась Пенни Хасбендс-Босуорт.

– Именно. Джоанна Ламли происходит из семьи военного, – поддержал адмирал Дарси.

– Сама Дева Мария не знала, кто отец ребенка! – выкрикнула мама с надеждой в голосе.

– Нет, знала! – возразил викарий. – Господь Бог!

– А все селение думало, что архангел Гавриил, – парировал папа.

– Или Иисус, – поспешила добавить я.

– Иисуса она как раз родила! – взвизгнула Мейвис Эндербери.

– Не в том дело, – негромко, но твердо продолжал папа. – А в том, что сплетничать – гадко.

Тут Марк выскочил на сцену, совсем как киношный адвокат, и загрохотал:

– Мистер Колин Джонс озвучил суть проблемы, которая состоит в том, что нашей страной, уже один раз пересмотревшей свои нравственные ценности, до сих пор управляют деревенские сплетни. Поистине, сплетни и слухи взяли на себя функции средств массовой информации. И вот сейчас, здесь, невзирая на стереотипы, которые так трудно поддаются ломке, мы пытаемся выяснить, что же это такое – быть британцем; что это значило раньше и что должно значить впредь.

Прошелестел шумок легкого и неожиданного самодовольства.

– Взгляните на Ее Королевское Величество, – продолжал Марк.

Все сели столбиками, точно сурикаты.

– Вспомните, как беспардонно бичевали таблоиды королевскую семью в тяжелый период измен и недоразумений, и подумайте, как стойко сносила все это наша Королева, какую поистине военную выдержку она проявляла, продолжая любить своих детей и внуков; сколь неколебимы были ее преданность и вера! Наша монархиня словно бы подавала нам всем пример благородства и гибкости, лояльности и материнской заботы. Хотя стремительно меняющийся мир порою слепит нас показным блеском, мы должны твердо стоять на своей земле и помнить, что мы сильны порядочностью и сопротивляемостью внешним вызовам – но никак не злословием, никак не хулой. Я говорю это как сын Графтона, – Марк перевел глаза на меня и улыбнулся, – и как отец…

Зал буквально загудел.

– Да, да! Кто является биологическим отцом – нам пока не известно. Да и не важно. У Графтона скоро появится еще один внук, и я сейчас говорю как отец этого мальчика!

Отовсюду послышались поздравления.

– Леди и джентльмены, – взял слово адмирал Дарси, явно растроганный, но держащий чувства в узде. – Возможно, мое предложение покажется вам незаконным; и все-таки давайте снова проголосуем. Итак, кто за то, чтобы Памела Джонс сидела справа от Ее Величества на королевском обеде?

Все подняли руки, и Мейвис в том числе.

– Принято. Памела Джонс сядет справа от Ее Величества.

Снова поздравления и аплодисменты. Среди всеобщей суматохи адмирал Дарси вдруг обнял Марка.

– Так держать, – сказал дядя Джеффри.

После непродолжительной внутренней борьбы адмирал изрек:

– Сын мой, я тебя люблю. Я всегда тебя любил.

– И я тебя люблю, отец.

– Ясно. Отлично. Продолжим.

Уже потом, в машине, когда слезы и объятия остались позади, Марк сказал:

– Все было так нелепо. Стоит ли удивляться, что никто не сохранил ни намека на чувство реальности?

Но до чего же здорово, что среди наших с Марком общих воспоминаний останется и воспоминание об этом дне! Для меня, Билли, очень важно, чтобы ты всегда помнил, что сказал Марк в графтонском зале. Ты, как в море, вступишь в мир, совсем непохожий на тот, что привычен твоей маме. В твоем мире котируется количество заработанных лайков в этом, как его, Фейсбуке; выпячивать печали и страхи считается приличным, а действительно переживать их – моветон; да и лайкают самых знаменитых, или самых богатых, или самых красивых – а не самых человечных и чутких. Ты, Билли, представитель нового поколения деревни Графтон-Андервуд. Оглянуться не успеешь, сынок, как мы с Марком зададим фуршет с карри из индейки плюс дневное караоке – исключительно чтобы свести тебя с внучкой Юны Олконбери.