Подтекст в комедиях

Иногда подтекстовой может быть комедия. Бывает, что мы наблюдаем действия, которые в других фильмах означают опасность, здесь же мы улавливаем юмористический подтекст и понимаем, что беспокоиться не о чем.

В фарсовой комедии «Аэроплан!» кажется, что спасения нет. Оба пилота и штурман при смерти, потому что съели рыбу, а не стейк. Остальные пассажиры либо тоже занемогли, либо в панике. Единственный, кто мог бы посадить самолет, – бывший военный, получивший психическую травму в военных авиакатастрофах, и от страха пот с него льется в буквальном смысле градом. За бортом гроза. Молнии. Турбулентность. И тем не менее зритель хохочет. Почему? Потому что мы воспринимаем не только текст фильма, мы настроены на комедийный подтекст. С самого первого кадра, пародирующего «Челюсти» сравнением самолета, пролетающего через облака, с акулой, рассекающей толщу воды, мы понимаем, что нас хотят рассмешить.

Пародия в фильме используется, чтобы сделать более полными наши ассоциации. В частности, пародируется знаменитая сцена на пляже из фильма «Отныне и во веки веков», где целующуюся пару омывает прибой. Только в «Аэроплане!» в этом прибое полно водорослей. Сцена уже не такая идиллическая – соответственно, и любовь у парочки далека от идиллии и полна запутанных проблем.

В этом же фильме пародируется танец двух влюбленных из «Лихорадки субботнего вечера» – только движения в нем еще более невероятные. Пародируются и фильмы ужасов, в которых гром и молнии предвещают несчастья и трагические последствия.

В «Докторе Стрейнджлаве» мир вот-вот погибнет от ядерного взрыва, а мы смеемся. Мы не воспринимаем эту опасность всерьез, поскольку подтекст подсказывает нам обратное.

В «Знакомстве с родителями», когда Гейлорд (Грег) Фокер случайно поджигает крышу, мы совершенно не боимся, что его арестуют за «опрометчивое создание угрозы жизни». Мы воспринимаем подтекст: «Этот парень так влюблен, что пойдет на все, лишь бы не потерять возлюбленную!» Даже если текст кажется полным опасности, подтекст сообщает нам, что это все в шутку.

Часто пропитаны подтекстом музыкальные комедии, поскольку музыкальные номера могут идти вразрез с текстом или придавать ему дополнительный смысл. Слоган мюзикла «Чикаго»: «Кто умеет правильно петь и танцевать, тому даже убийство сойдет с рук». Он и задает тон музыкальным номерам. На суде адвокат Билли Флинн в буквальном смысле слова вытанцовывает вокруг правды, отбивая чечетку, и превращает зал суда в шапито, подтверждая и так имевшиеся у многих подозрения, что юристы виртуозно обходят правду, а судебные заседания временами превращаются в цирк.

Подтекст в политических и социальных метафорах

Иногда подтекст передает тайный смысл, который нельзя выразить в открытую из-за угрозы наказания или репрессий. И тогда подтекст выражается косвенными путями. Во время Войны Севера и Юга (и до нее) беглые рабы использовали как руководство к действию песню «Следуй за тыквой-горлянкой». Для хозяев эти слова ничего не значили, а для остальных рабов это было указание на Полярную звезду, которая становилась для них путеводной во время побега.

Подтекст может бросать завуалированный вызов правящему классу в искусстве и литературе. В условиях репрессивного режима пьесы и фильмы о свободе и гонениях ставить и снимать нельзя, поэтому сценарист выражается иносказательно. Во время Второй мировой войны в театрах шла с аншлагом французская постановка пьесы «Антигона», основанная на древнегреческой классике. Немецким оккупантам спектакль нравился. Французам тоже. Но немцы не догадывались, что освещаемые в пьесе темы свободы и противостояния властям только укрепляют дух и решимость французов. Скрытый смысл постановки гораздо шире, чем желание героини похоронить брата подобающим образом вопреки указу властей.

Во время Второй мировой войны ювелирный дом «Картье» создал брошь в форме птицы в клетке, олицетворяющей отношение французов к нацистской оккупации. Немцам брошь пришлась по душе, но ювелиры «Картье» вкладывали в украшение смысл, вдохновляющий на борьбу: Франция томится в неволе. По окончании войны они изготовили птицу, вылетающую из клетки на свободу. И этот подтекст от французов тоже не укрылся.

Фильм «Будучи там» – взгляд комедиографа на наше преклонение перед знаменитостями, склонность считать их экспертами и гуру там, где на самом деле они просто сотрясают воздух. Чэнс Гарднер со своим низким IQ олицетворяет всех знаменитостей и политиков, которым нечего сказать, но чьи общие, ничего не значащие фразы кому-то кажутся верхом мудрости и глубокомыслия, при том что у Чэнса все представления о жизни почерпнуты «из телевизора». «Будучи там» – это взгляд на нашу культуру, на склонность верить пустым словам из уст авторитетов.

Когда я преподавала в России вскоре после падения Берлинской стены и потепления в холодной войне, несколько авторов на этих моих занятиях делились выстраданными способами донести до адресата нужный смысл с помощью подтекста, чтобы не угодить в тюрьму за высказывание правды. Соответственно, с приходом свободы они почувствовали, что начинают слишком многое выносить в текст, теряя те самые средства его обогащения, которые выработали, когда приходилось выражаться иносказательно.

Бывает, что политические взгляды и идеи, высказанные в лоб, могут поставить зрительскую аудиторию в неудобное положение, поэтому они вуалируются в контексте фильма. Фильм «Плутовство» («Хвост виляет собакой») кажется вполне невинным, но на самом деле он о Джордже Буше и Рейгане. В книге вымышленная война с Албанией сравнивается с Первой войной в Персидском заливе, и под действующим президентом явно подразумевается Джордж Буш. Кинокритик Роджер Эберт сравнивает войну против Албании в фильме с вторжением американцев в Гренаду при Рейгане. В обоих случаях войны с маленькими малоизвестными государствами затевались, чтобы отвлечь внимание от правительственных скандалов и неудач. Точно так же, как президенту в фильме пришлось придумывать способ отвлечь всех от скандальной интрижки с девицей (тут есть некоторая перекличка с Клинтоном и Моникой), Белому дому в 1980-х, по свидетельствам Эберта, приходилось отвлекать внимание американцев от теракта, повлекшего за собой гибель морских пехотинцев в Бейруте. Как переключить внимание в таких обстоятельствах? Развязать небольшую войну, которая докажет, что у властей еще есть порох в пороховницах. Как пишет Эберт: «На примере Гренады Барри Левинсон в своем фильме показывает, как легко поднять волну ура-патриотизма – и ради каких сомнительных целей».

Не менее изощренно, чем силовые или политические структуры, давить на простого человека может и алчная корпорация («Эрин Брокович», «Свой человек», «Проблеск гениальности», «Силквуд», «Дело о пеликанах», «Китайский синдром»). Могущественное государство, в свою очередь, может давить на какую-нибудь небольшую, бедную, но несгибаемую страну: возьмем Афганистан в его многочисленных войнах или противостояние Англии и колоний в Войне за независимость. «Приключения Рокки и Бульвинкля», хоть и выглядели просто забавным мультфильмом, повествовали в действительности о холодной войне между США и Советским Союзом.

Фильм «Русские идут! Русские идут!» высмеивал холодную войну, нашу панику по поводу других стран и культур и исходящей от них опасности. Он показывал врага с человеческой стороны, демонстрировал, что при отсутствии паники, нагнетаемой правительством и группировками, которые хотят внушить нам ненависть, мы вполне можем жить в согласии.

Тот же самый посыл содержится в фильме «Счастливого Рождества!» (Joyeux Noёl) – там он выражен в рождественском перемирии во время Первой мировой войны, когда союзники и немцы, сложив на время праздника оружие, играли в спортивные игры, обменивались семейными фотоснимками и продуктами. Военному командованию пришлось поспешно прекращать это братание, иначе на этом война бы и закончилась.

Эти фильмы могут намекать на любые отношения, где другой, то есть не похожий на нас, воспринимается как враг, пока мы не увидим в нем человека – и тогда он станет нам другом.

Политический фильм способен иронизировать над серьезными политическими вопросами или углубляться в сложные темы, рассказывая нам через подтекст, как правительство подтасовывает факты, обесчеловечивает нас, вынуждает отгораживаться от тех, с кем мы могли бы ладить, если бы им дали хоть полшанса.