Это была большая икона, напечатанная на картоне. Из набора, рассчитанного явно на бедные открывающиеся храмы, каким тогда и был храм, о котором идет рассказ. Висела она в простейшей рамке там, где и не очень удобно к ней подойти. Причем другие такие же иконы имели цвета светлые и яркие, а эта была темная, и фон был скорее коричневый, чем розовый, как у прочих.
Пожилой священник храма был тяжело болен. Однако, несмотря на чудом теплящуюся — по мнению врачей — жизнь, он старался не только служить, исповедовать, проповедовать и утешать днем и ночью всех нуждающихся, но и паломничать. И вот он отправился не куда-нибудь, а на Валаам. А вернувшись, поспешил в храм воздать благодарение Богу, отслужить вместе с настоятелем всенощную и рассказать желающим о валаамских святынях. Прихожане, узнав о приезде батюшки, похватали с собой друзей и помчались в церковь. А о дальнейшем (меня на той всенощной не было — я лишь наутро увидела «результаты» произошедшего) рассказывали мне так.
Одна прихожанка привела с собой подругу. И посреди батюшкиного рассказа подруга громко зашептала:
— А что у вас за икона странная? Солнца нет, а она светится, половина фона темная, а половина — светлая!
— Шшшш! — ответили ей стоящие рядом и продолжили слушать батюшку.
— Ой, она уже вся розовая! — продолжала женщина.
— Шшшш!!! — ответили ей.
Однако в следующий момент женщина вскрикнула, и на «шшш» уже никто не решился. Потому что икона действительно преобразилась. Фон стал розовым, а на уровне чела Божией Матери проявились и застыли солнечно-переливчатые овалы, словно бы кто-то смог схватить и разрезать на части солнечные лучи.
Ни жива ни мертва, говорливая женщина утверждала: как только батюшка начал говорить о святынях Валаама, от чела Божией Матери изошел свет. Блеснул — и вот так застыл.
Говорить о чуде в те дни остерегались, дабы не превращались мы, и так еще только пришедшие к Богу, в искателей чудес. А приехавший с Валаама батюшка только по-детски хитро смотрел исподлобья и говорил: «Если для вас это чудо, значит, это чудо — для вас!»
* * *
Каждый образ — святыня, каждый образ — чудо. Посрамляя наши мирские высокопарные представления о том, каковы должны быть святыни и каковы должны быть люди рядом с ними, является древний Казанский образ девочке Матроне; обретают крестьянки — девица и вдова — в безвестном селе Ташла, в овраге, крохотную икону Пресвятой Богородицы, не зная еще, что образ будет наименован «Избавительница от бед», к нему будут ехать со всех концов мира, а описания чудес исцеления будут собираться в целые книги; и где-то будет напечатана простая копия Иверской Монреальской иконы Божией Матери, ныне известная как великая святыня русского зарубежья — Гавайская мироточивая икона Всепречистой. Там, где нужно укрепить нашу веру, особенно изобилует благодать. Там, где обращалась к Богу после лет безбожия целая страна — воистину «отверзались небеса» ради нашей встречи с Богом. Нет, не «нашей», но — каждого из нас.
В детстве остаться нельзя. Но можно и нужно помнить годы нашей Встречи. Дабы теперь поверять именно ею свою жизнь — и не свернуть с пути.