Глава двадцать третья,
посвященная особенностям строения инфокапсул, провалам в памяти и чудесному исцелению
Люди утверждают, что у них от ужаса и других сильных отрицательных эмоций шевелятся волосы на голове, но этого еще никто никогда не видел. У шиари в таких случаях шевелятся головные щупальца, и это неоспоримый факт.
Головные щупальца Тиинонашт Дархостиры буквально заплетались в косы. Цвет кожи менялся с лимонного на оранжевый, отражая весь спектр негативных переживаний ответственной за седьмой сектор платформы. Пожалуй, именно в тот момент Тиинонашт впервые серьезно пожалела, что вообще связалась с представителями редкого вида. Он стал первым, но далеко не последним, хотя, если бы сейчас кто-нибудь рассказал ей, какую роль сыграют оммо в ее дальнейшей судьбе, она бы отправила его на курс принудительной гармонизации.
Если бы, конечно, рассказчик сам не принадлежал к неорасе.
– …И эти недопустимые действия привели к порче дорогостоящего оборудования, которое за то время, пока находится в ремонте, могло бы приблизить к душевной гармонии десять и более пациентов…
– Мы заплатим… – Рамар покосился на Хагена, потом на Селеса, который с безучастным видом смотрел себе под ноги. – Мы ведь заплатим? У меня не очень много осталось…
– Я говорю о недопустимости не для того, чтобы вы задумались о компенсации, а для того, чтобы вы задумались о… о недопустимости! – Тиинонашт постучала пальцем по столу. – Приношу извинения за оценочное суждение, но даже детеныши не позволяют себе подобной безответственности! А если позволяют – подлежат принудительной гармонизации!
– Значит, теперь вы и нас будете гармонизировать? – спросил Селес.
– Нет. Вынуждена поделиться личными соображениями. Я надеюсь, что ваша подруга продемонстрирует прогресс и ее состояние будет признано удовлетворительным. И я очень надеюсь, что вы покинете платформу в ближайшее время.
– Ну и ладно, – буркнул Псих. – И покину. Вы вообще никак не способствуете моей душевной гармонии. Только бесите.
– Я не имела в виду вас, Рамар. Вы оплатили курс, и…
– А я вас всех имел в виду, и многократно! – Псих неожиданно стукнул по стене механической конечностью и содрал пленочный экран вместе с поющей птичкой. – Видали? Три курса, а толку?! Я дисгармоничен, как реонец без гарема, и меня это уже почти устраивает!
Хаген на всякий случай отодвинулся от Рамара, Тиинонашт опять потемнела, и только Селес продолжал меланхолично смотреть в пол.
– Я бы хотела отметить нежелательность…
– Да перестань уже! Только вокруг топчетесь, а как есть никогда ничего не скажете! Приношу извинения за называние вещей своими именами! Сколько можно?! – Псих вскочил и направился к двери. – И душевная гармония ваша – вранье! Шарлатаны!
– Вынуждена запросить помощь персонала для нейтрализации вспышки вашего гнева.
– Не сметь! Молчать! – Рамар погрозил шиари сразу тремя кулаками. – И ярости чистейшая волна вздымается до звезд и даже выше! И не грешна, и не стыдна она, пусть Бог хотя бы так меня услышит!..
– Это определенно человеческие стихи, – заинтересовался Хаген. – А дальше как?..
Псих, окончательно рассвирепевший от такого несерьезного отношения, глухо рыкнул и вышел из каюты.
– Пожалуйста, если можно, давайте обойдемся без… специалистов. – Селес тоже встал. – Я с ним поговорю.
– Я прошу вас уделить мне немного времени. – Тиинонашт провела рукой по панели, и в глубине кабинета отъехала в сторону узкая дверь. – Это ненадолго. Вы успеете его догнать. Я перекрою коридор, передвижение Рамара по платформе сейчас в любом случае нежелательно.
– Он разозлится…
Хаген тихо кашлянул, чтобы привлечь внимание Селеса. Но вместо него ответила Тиинонашт:
– Вы ошибаетесь, я никого не намерена изолировать. Селес. Это касается лично вас и вашей душевной гармонии.
Тот вздохнул и последовал за ней, успев неопределенно махнуть рукой Хагену. Тиинонашт включила свет в маленьком помещении за дверью и закрыла ее, как только Селес шагнул внутрь. Похоже, здесь была кладовка – вдоль стен стояли многочисленные шкафчики.
– Ваш инъектор исправен?
Оммо решил, что врать и оправдываться сейчас нецелесообразно, поэтому честно кивнул.
– Человек позаимствовал для вас неверно подобранные препараты.
Селес попятился и стукнулся об дверь спиной. Прекраснейшая давно справилась с возмущением, ее лицо вновь стало доброжелательно-непроницаемым.
– То есть вы все-таки будете меня гармонизировать?
– Я бы с удовольствием курировала вас лично, – Тиинонашт протянула руку, и Селес чуть было не решил, что она собралась похлопать его по плечу, но шиари шевельнула пальцами, и шкаф слева от него открылся. – Не очень понимаю, что с вами произошло. И не требую пояснений.
Она взяла что-то с полки. Неочеловек услышал знакомое стеклянное позвякивание и совсем сник.
– Если оценочное суждение позволительно, лично вы мне приятны, Селес. Ранее вы проявляли любознательность и уравновешенность. Но ваше дальнейшее присутствие на платформе представляется нежелательным и… утомительным.
Шиари положила целую горсть ампул в матовую коробочку, защелкнула ее и протянула ему:
– Вы умеете читать на шиарийском общедоступном?
– Да.
– Там есть инструкция с подробным описанием. Самогармонизация не приветствуется. Не распространяйтесь об этом. В случае ухудшения обратитесь к… другому специалисту.
– Спасибо… – Селес так удивился, что ничего больше сказать не смог.
– Вынуждена еще раз напомнить о нежелательности вашего присутствия здесь. Вам настоятельно рекомендуется покинуть платформу в ближайшее время.
– Но я не могу бросить Айю… опять.
– В случае признания ее дисгармоничной вы можете дождаться окончания повторного курса на орбите планеты.
– Вы не понимаете… Она все равно решит, что я ее бросил.
– Позвольте выразить надежду на благоприятный вердикт. – Тиинонашт открыла дверь. – Прошу сообщить о моем решении вашим симбиотическим партнерам.
Фрагмент записи раскрывающего вербального сеанса специалиста по душевной гармонии двадцатого уровня Сигшиоона Каммуитала с пациентом № 2791
Видовая принадлежность пациента: омтуроскевировиливоривексорутмо
Тип основной дисгармонии: не установлен
Типы дисгармоний второго слоя: дисгармония неравного распределения зла (?)
Примечание 1: антропофобия
Примечание 2: рекомендовано уточнение диагноза с помощью индивидуального мирогенератора
Примечание 3: во время пребывания в мирогенераторе выявлен синдром Шаалфанун Ламша. Отказ от стандартной реальности
Примечание 4: аварийное извлечение без санкции специалистов
– …И хотела бы также попросить прощения лично у заведующей седьмым сектором… или кто она там – директор, командир?.. У заведующей Тиинонашт Дархостиры и у трех специалистов пятого уровня… нет, четырех… или… ладно, у всех специалистов пятого уровня, которых я покусала после извлечения из мирогенератора. Больше ничего не было? Синяки, переломы? Если были, то и за них тоже прошу меня извинить.
– Позволь уточнить: количество покусанных ты примерно, но помнишь?
– Конечно. Укус – акт довольно интимный.
– А сам процесс извлечения не помнишь?
– Не помню. Но, кажется, я расстроилась. Иначе с чего бы мне ускоряться?
– Дополнительное уточнение: могло ли это стать результатом какого-либо внешнего воздействия?
– А я откуда знаю? Ты вообще какой-то недобрый стал. Это что, допрос, что ли?.. Извини… Ну что, мы заполнили документ?
– Да. Он уже распространяется по внутренним сетям платформы.
– А… тот охранник, ну, человек, которого я ранила… на Кальдеронии… он тоже его получит?
– Документ получат все, кому ты адресовала свои извинения.
– Хорошо… А он выздоравливает?
– Да.
– А ему… не пришлось ничего отрезать? Руку там, ногу… печень?
– В случае ампутации ему бы бесплатно предоставили новый орган, идентичный утерянному. Человек находится в хорошем состоянии и вскоре продолжит работу.
– Хорошо…
– Позволь выразить удивление: раньше ты не демонстрировала никакого интереса к состоянию пострадавшего.
– Позволь предположить, что при исполнении тебе удивляться не положено. Хы!.. То есть извини. Я просто кое-что поняла. И сделала выводы. И теперь пытаюсь эти выводы использовать. И это, надо сказать, самое сложное, потому что, ведь если ты понял, что делать надо вот так, а не иначе, нужно еще и заставить себя сделать… это… которое ты понял… я запуталась, давай заново…
– Айа, ты выразилась вполне понятно, уточнения не требуются. Что заставило тебя сделать упомянутые выводы? Что ты поняла?
– Вот. Это самое интересное. Это вообще откровение и сенсация, серьезно. Я сейчас объясню, и до вас всех сразу дойдет, что я прекрасно гармонизировалась, и вы выпустите меня отсюда… с извинениями, мать вашу!.. Ладно, можно без извинений… Сигшиоон, до чего же трудно быть вежливой и доброжелательной!
– Понимаю.
– Хы… То есть извини… Так вот, я поняла, что если у тебя есть что-то такое… например, фобия… не надо ею гордиться и думать: «Ух ты, у меня фобия, это же так необыкновенно!» Фобия – она мешает. Вот я, например, из-за этой своей антропофобии потратила кучу времени в вашем – извини, Сигшиоон, – в вашем дурдоме. И нужно выбросить эту свою фобию и жить… ну, жить всей своей личностью, целиком, неискаженно… ну, не знаю. По-нормальному. А если потом станет совсем скучно – можно завести себе новую фобию, правильно?
– Хм… Если такая последовательность суждений кажется тебе наиболее приемлемой…
– Нормальная последовательность. Так вот, я решила выбросить свою антропофобию. Она мне больше не нравится.
– Позволь выразить опасение, что самостоятельное избавление от подобных узлов недовольства – сложный и далеко не всегда успешный процесс.
– Да нет же! Для того чтобы избавиться от дисгармонии, надо просто ее понять. Вы же для этого засунули меня в мирогенератор? Чтобы я увидела, в чем моя дисгармония? И я увидела. Все совсем просто. И, кстати, довольно обидно!.. Да не шарахайся ты, я просто так руками размахиваю. Я теперь смирная.
– И что ты увидела в мирогенераторе?
– Мне что, в сотый раз повторить, что я не помню?! Извини… Я помню вывод… ну, то, что я поняла свою дисгармонию. Да какая разница, что за глюки я видела в мирогенераторе, если я в итоге разглядела свою дисгармонию?
– В чем заключается твоя дисгармония, Айа?
– Не знаю вашей терминологии… Бывает дисгармония зависти?
– Полагаю, ты говоришь про дисгармонию болезненной обделенности.
– Да хоть так… У меня она. Я завидую.
– Айа, тебя не затруднит повторить свои выводы более связно?
– Я ненавидела людей потому, что завидовала им. И не только им. Но им – особенно, потому что они выглядят почти как мы. Вот в чем моя дисгармония. Неужели так сложно было догадаться?
Селес обнаружил Рамара в одной из комнат отдыха. Она была пустой – Тиинонашт, как и обещала, распорядилась перекрыть часть сектора и эвакуировать пациентов. Впрочем, Псих мог разве что напугать их своим внешним видом. Он сидел на диване, выстроив перед собой стеклянные фигурки зверюшек, которыми были украшены столики в комнате, и вполне мирно сшибал им головы.
– А тебе чего? – увидев Селеса, хмуро поинтересовался он.
– Тиинонашт просила передать, что они вернут твои деньги, если ты действительно решил прервать курс.
– И решил. – Рамар обезглавил хваталкой стеклянного макапута. – А деньги не мои. Я их спер.
– Зачем? – искренне удивился Селес.
Хваталка метнулась к нему и щелкнула в воздухе перед самым его носом.
– Раз они придумали эти штуки, без которых ничего никогда не дают, то должны быть готовы к тому, что некоторые захотят взять сами штуки!.. Потому что я поверил, что шиари вытряхнут из моих мозгов всю дрянь. И потому что у меня не хватало даже на один курс!
– А сейчас ты вдруг решил, что они тебе не помогут?
– Да я давно это понял. Просто повода поскандалить не было… – Рамар последовательно лишил каильского пещерного масочника всех семи голов. – Я был нормальным, Селес. Я был вполне доволен жизнью, ничего не знал и знать не хотел, плевал на всех и сочинял стихи. Вот она – душевная гармония!
– Да… – Селес взял со стола полупрозрачную фигурку рыбоптицы с двумя детенышами, к которой уже примеривался Псих.
– И вдруг эти капсулы… Все девять, в один момент, черт знает откуда… Мне потом сон снился, много раз подряд: я лежу в саркофаге и смотрю на звезды, и вдруг понимаю, что они скалятся в ответ… Вся Вселенная скалится в ответ… На черта я узнал об этом?!
– Представь, что творится в голове у того, кто это все придумал.
Рамар наконец отвлекся от статуэток:
– Придумал?
– Создал… сотворил. Конечно, это гениально, целый мир, целые жизни, все как настоящее, но автор… он сумасшедший. Мог бы подумать о других симбиотических парах и… не знаю, добавить предупреждение!
– О других парах?
Псих недоверчиво хмыкнул, внимательно посмотрел на Селеса и расхохотался уже в полный голос.
– Идиот! Погоди-погоди, не обижайся… Эти капсулы впечатались в мое личное пространство со скоростью, превышающей скорость мысли. Да, так не бывает. И это первое. Второе – ты когда-нибудь встречал самонаводящиеся инфокапсулы? Которые сами к тебе кидаются?
Озадаченный Селес молчал.
– И третье. Раскрылись они тоже сами. Все девять. Я их не открывал. Я даже не успел решить, смотреть их или нет. Меня буквально затянуло туда. Видал ты такое, а?
– Не знаю… Их создал гений – может, он заодно придумал какую-то новую технологию?
– Посмотри на них еще раз. Только издалека!.. И аккуратно. Механизм замыкания… Внешний слой… Смысловой рисунок, в конце концов.
– Но этого не может быть, – Селес поежился. – Этого… не должно быть…
Фрагмент записи раскрывающего вербального сеанса специалиста по душевной гармонии двадцатого уровня Сигшиоона Каммуитала с пациентом № 2791
Видовая принадлежность пациента: омтуроскевировиливоривексорутмо
Тип основной дисгармонии: не установлен
Типы дисгармоний второго слоя: дисгармония неравного распределения зла (?)
Примечание 1: антропофобия
Примечание 2: рекомендовано уточнение диагноза с помощью индивидуального мирогенератора
Примечание 3: во время пребывания в мирогенераторе выявлен синдром Шаалфанун Ламша. Отказ от стандартной реальности
Примечание 4: аварийное извлечение без санкции специалистов
– …Звери, дикари, задоголовые, злобные трусливые рабы, бессмысленные горы мяса, плесень, которой лишь бы размножаться… И это только те данные тобой определения, которые не относятся к шокирующим, табуированным и дисгармонизирующим.
– Ну и что?
– Ты действительно полагаешь, что подобное отношение к людям может быть вызвано завистью?
– Нет, мне это определенно не нравится… Ты был гораздо добрее, когда я орала на тебя и ломала коммуникаторы. Где логика?
– Айа…
– Почему ты мне не веришь, Сигшиоон? Я же вполне искренне… Я изменилась и гармонизировалась, честно! Я пытаюсь быть вежливой и доброжелательной, я даже твое имя запомнила, думаешь, это легко? Да я какой угодно хорошей стану, только вы-пус-ти-те меня отсюда!..
– Понимаю.
– Ни хрена я не симулирую. У меня правда была эта ваша дисгармония обделенности. А теперь нет.
– Позволь уточнить: как ты от нее избавилась?
– Я поняла, что ненавидела людей из зависти. Больше я им не завидую – вот так и избавилась.
– Позволь уточнить: ты, по твоему мнению, избавилась таким образом от антропофобии или от своей дисгармонии болезненной обделенности в целом?
– Да какая разница!.. То есть извини… Не путай меня.
– По каким именно причинам ты завидовала людям?
– Они не одни…
– Попрошу уточнить.
– Они не бывают одни. Всегда среди кого-то, среди таких же, как они… Даже если они в данный конкретный момент одни, у них все равно кто-то был, или будет, они не бывают – вот просто так… одни с самого начала…
– Айа, вынужден с прискорбием сообщить, что не могу тебя понять. Ты полагаешь, что люди не бывают одиноки?
– Вроде того.
– Позволь выразить удивление. Представители других видов, как правило, считают, что именно ваш вид никогда не страдает от одиночества. Разве твой симбиотический партнер не находится все время рядом с тобой?
– Корабль – не такой, как я. Совсем не такой…
– Вынужден возразить: люди также редко полагают, что находятся среди себе подобных. Многие из человеческих пациентов наших центров душевной гармонии жалуются на полное одиночество, причину которого видят в том, что остальные или они сами – «не такие».
– Они просто не понимают. У них есть или были родители… детеныши… родственники, носители тех же генов… те, кто даже выглядит похоже… Они всегда находятся среди всего этого, всегда чувствуют себя… частью чего-то общего. А не так, что ты появился сам по себе и вот живи, и никто тебя не выращивал, и никого не любишь только потому, что у вас общие гены, и не чувствуешь вокруг вот это общее… И даже если потеряешь это общее – оно же было, и оно с тобой останется…
– Позволь высказать догадку: ты говоришь о человеческой семье? Или шире – о родовой общности?
– Наверное. Тебе виднее, ты же у нас… специалист.
– Айа, как ты полагаешь, чем могут быть вызваны подобные соображения и эмоции? Чем ты оправдываешь для себя, представителя вида с иным образом жизни и иными приоритетами, желание стать частью родовой общности?
– Вот и я подумала – а на черта мне это надо? И решила, что не надо.
– К таким выводам ты пришла после пребывания в мирогенераторе?
– Ну да.
– Айа, позволь уточнить: какие особенности твоей индивидуальной вселенной заставили тебя сделать такие выводы?
– Ты меня опять подловить решил? Говорила же – не помню. Я не помню свою индивидуальную вселенную, все. Точка.
– Позволь отметить, что провалов в памяти у тебя не выявлено.
– То есть как это? Я вам говорю, что они есть, а вы мне будете доказывать, что их нет? Вы что, в моей памяти лучше меня разбираетесь?
– Ты сознательно отказываешься рассказывать о том, что видела в мирогенераторе?
– А я обязана? Иначе вы меня заставите? Не отпустите, пока я не скажу?
– Нет, принуждение не предусмотрено. Нам важен результат курса гармонизации, а сведения о твоей индивидуальной вселенной… они несущественны.
– А-а, вот оно что, тебе просто интересно. Тогда – да. То есть нет. То есть – отказываюсь.
– Я не понимаю…
– Рисунок, смотри на смысловой рисунок. У капсул с искусственно созданным содержимым такое бывает, а? А?
– Документальная?..
– Не трожь! Не трожь моих песиков!
– Я не трогаю.
– Смотри издали, понял?
– Непонятно, что с замыкающим устройством. Можешь показать его отдельно? Или создай барьер, чтобы она не открылась, я только прощупаю замок…
– Корабль свой щупать будешь! Смотри так.
– М-да…
– Ну?
– Это подделка. Мистификация. Сделано прекрасно, я в жизни не встречал таких капсул, но это подделка.
– С чего ты взял?
– У визов было ментальное поле.
– Ты изучил все расы во Вселенной и заявляешь с полной ответственностью, что мы – единственный вид, у которого есть ментальное поле?
– Но не может же оно у двух разных видов быть абсолютно идентичным! Оно показано изнутри. Тот, кто составлял капсулы, знал, как оно работает. И чувствовал его. Ощущения, способы общения, минимальное расстояние – все совпадает. Это кто-то из наших.
– Либо…
– Либо?
– Либо где-то есть – точнее, была – раса с точно таким же ментальным полем! Удивительная догадка, не правда ли?
– Но это бы значило, что мы и эти самые визы – родственники.
– А что, если мы произошли от зеленых тварей, растущих на деревьях? Чем плохо-то, а? Все это было: и визы, и арцы. И ментальное поле, и мосты, и война, и пепел из живого… Пепел покрыл планету толстенным слоем, по пояс можно было провалиться, и на зубах скрипело живое, в ноздри забивалось, в глаза… Зато наконец-то стало тихо, а то оно так орало, пока жгло себя… Все это было, а если нет… я найду того, кто это придумал, и убью на хрен!
– Откуда ты вообще взял эти капсулы?
– Я не брал. Они сами… взялись. Притянулись, как будто в засаде там сидели…
– Помнишь, когда и где? Хотя бы примерно?
– По-моему, с тех пор прошло три шиарийских года. Или около того, плюс-минус… Все немного перепуталось. А вот где – понятия не имею. Я тогда собирался на Руспо-семь, там должно было зацвести говорящее дерево. Давно хотел задать ему пару вопросов. А если учесть, что в тот момент мы были в районе Каила Центрального… В общем, ныряли за транспортниками, переходов десять сделали по изнанке, и вот в каком-то из промежутков между переходами я их и подцепил… В каком именно, где мы тогда были – черт его знает.
– Постарайся вспомнить.
– Уже пробовал, не выходит.
– Рамар, это очень важно.
– Да не помню я.
– Если вспомнишь хоть что-нибудь…
– Что ты прицепился? Не знаю я! Не помню, и все.
Впервые в жизни, если не считать незначительных эксцессов детского периода, Тиинонашт Дархостира ощущала злость. Она по привычке отмечала симптомы: легкое жжение в районе брюшного сосуда, непроизвольное напряжение бровных дуг, маятникообразное покачивание головных щупалец… Всеми этими ощущениями шиари была обязана маленькой неочеловеческой самке, которая честно смотрела ей в глаза и утверждала, что чудесным образом гармонизировалась сама по себе и отныне абсолютно не опасна. А Тиинонашт при этом очень хотела оставить без внимания явные нестыковки, поверить в волшебную самогармонизацию и побыстрее отпустить пациентку на волю – с условием, что она никогда больше сюда не вернется. Эта жажда самообмана огорчала ее больше всего.
Кстати, извинения за выведенный из строя мирогенератор прекраснейшая выслушала уже одиннадцать раз.
– Можно мне к моему кораблю?
– Приношу извинения, но исследования пока не закончены, – сдержанно ответила Тиинонашт. – Будут ли еще просьбы?
– Я бы переоделась. Ходить с голыми ногами – отвратительно.
Посмотрев на оммо, шиари подумала, что ей бы определенно подошла одежда для карликовой самки человека или для детеныша. Надо узнать, есть ли на складе комплект самого маленького размера. Всем пациентам центра душевной гармонии по прибытии выдавали удобный костюм спокойной голубой расцветки, хотя многие зачем-то привозили с собой кучу одежды и через пару дней потихоньку переодевались обратно…
И тут в голову Тиинонашт пришла неожиданная мысль, вызванная, очевидно, пережитым недовольством. Прежде шиари восприняла бы такую идею с неодобрением, но сейчас она показалась ей даже… подыскав нужное слово, ответственная за седьмой сектор определила ее как «забавную». Справившись с первым спонтанным порывом, она взвесила все «за» и «против» и обнаружила, что и того и другого примерно поровну. Однако Тиинонашт очень давно не делала ничего забавного. И, похоже, именно этого ей сейчас не хватало для душевной гармонии.
– … Поверьте мне, я их больше не ненавижу. Я, конечно, пока не готова их любить, но обещаю, я больше никому из них не причиню вреда. Обещаю… клянусь, для них я больше не опасна. И вообще не опасна. Я сейчас очень мирная.
– Хорошо, – неожиданно кивнула шиари.
– Серьезно? – изумилась Айа.
– Ваши уверения приняты. Согласны ли вы продемонстрировать навыки бесконфликтного общения с людьми в бытовых условиях?
– Это как?
– Поговорить с обычными пациентами. Продемонстрировать убедительное дружелюбие. При желании – попросить у них одежду, обувь, средства личной гигиены.
С неподобающим ее уровню удовольствием Тиинонашт наблюдала, как меняется выражение лица Айи.
– Это обязательно?
– Мы ни в коем случае не хотим принуждать вас. Однако только ваших уверений, не подкрепленных доказательствами, недостаточно для признания вас успешно гармонизированной.
– А если я с ними… бесконфликтно пообщаюсь – вы меня отпустите?
– Если будет выказано дружелюбие и обе стороны останутся довольны контактом – это станет неопровержимым доказательством того, что вы преодолели свою дисгармонию.
– А если я кого-нибудь покалечу – тебя посадят? – помолчав, с надеждой спросила Айа.
Все вокруг было гадким и неправильным. И никто не имел права жить. Или, может быть, все-таки имел, но жизнь представлялась таким изматывающим, неблагодарным и бессмысленным занятием, что всех немедленно следовало от этого права избавить, чтобы прервать цепь ненужных страданий. На протяжении десятков, сотен тысяч лет эти твари прилежно и даже изобретательно занимались уничтожением друг друга. Приносили редкие крупицы радости в жертву условностям, которые сами же и выдумали. Приносили в жертву миллионы живых, кричащих представителей вида ради того, чтобы этот вид в целом, как некая абстрактная проекция, жил лучше и ел больше, и не видели в этом никакого противоречия. Кормили войну, кормили мясорубку. И все это называлось историей разума во Вселенной, и лучше было бы никогда не знать и не думать об этом, если уж тебя угораздило появиться на свет…
Раздался противный хруст, как будто у кого-то сломался зуб, потом стало больно. После секундного замешательства Селес обнаружил, что сломал фигурку рыбоптицы, и осколки впились ему в пальцы. Он бросил останки рыбоптицы на пол.
– Ну-ну, – сказал Рамар.
– Что?
– Ничего. Просто со стороны это, оказывается, выглядит довольно забавно.
Похоже, Псих был искренне рад, что капсула произвела на Селеса такое неизгладимое впечатление. Это вдруг разозлило Селеса настолько, что он схватил Рамара за плечо. Ему хотелось отшвырнуть от себя ухмыляющегося соплеменника, как осколки рыбоптицы. Его корабль, почуяв все признаки приближающегося ускорения, а также возможной драки, решил вмешаться.
– Селес? Помнишь, ты просил меня расшифровать запись? Со сломанного медальона. – Своим главным козырем для привлечения внимания корабль очень дорожил и молчал до последнего. Но теперь он опасался, как бы после всего случившегося Селеса тоже не оставили в центре для принудительной гармонизации.
– Помню… – Селес отпустил Рамара, скептически на него покосившегося, и корабль с облегчением уловил, как замедляется пульс гуманоидной составляющей. – Получилось?
– Да, только что, – соврал корабль.
– Ну?
– Бред, как и ожидалось. Она говорит только: «Дай посмотрю, что у тебя внутри».
– Получилось перевести?
– Как видишь, я знаю больше языков, чем ты.
– И что это за язык?
– Хм… Если честно, я не помню. Их слишком много, сейчас у каждого подвида по пятьсот самостоятельных диалектов, никакой унификации…
– Дай посмотрю, что у тебя внутри…
– Набор случайных слов. У той человеческой самки явно что-то с головой, поэтому она тебя и напугала. И вообще, тебе надо что-то уже делать с нервами.
– Спасибо.
И неочеловек, хрустя осколками стеклянного зоопарка, поспешно направился к дверям.
– Ты куда? – удивился Рамар. – Драки не будет?
– Не будет, – рассеянно покачал головой Селес. – Как я мог забыть? Я столько всего забыл…
В многолюдном обеденном зале большинство пациентов были заняты не едой, а разговорами. Некоторые чинно прогуливались вдоль стен, на которых распускались цветы и порхали бабочки. Три стайки самок оглашали помещение высокочастотным смехом. Тощий молодой человек дразнил рыбок в аквариуме. Два пожилых самца сдержанно возмущались отсутствием десерта. Разнополая группа особей творческого вида перекидывалась едкими замечаниями. В общем, люди вели себя мирно.
Последний раз Айа видела такое огромное скопление людей на Кальдеронии, и тогда все закончилось не лучшим образом. К тому же она никак не могла наметить себе жертву, то есть подходящий объект для контакта. Холодея от волнения, Айа молча ходила по залу, а ее лицо приобретало все более и более жалобное выражение. Детеныши многих видов делают так инстинктивно в надежде растрогать врага.
Обращаться к половозрелым самцам было страшновато – еще набросятся, вдруг у них период гона. Молодые самки, насколько знала Айа, тоже могли проявить агрессию – они были запрограммированы на защиту детенышей, уже имеющихся или гипотетических. С возрастом инстинкты постепенно угасали, и человек начинал демонстрировать признаки интеллектуального и духовного развития. По крайней мере, так утверждала энциклопедия. В своей воображаемой вселенной Айа видела, что у животного стремления человека к продолжению рода существует и другая сторона, и эта сторона ей понравилась, и она почти не врала Сигшиоону Каммуиталу, когда рассказывала про это, но ведь в той вселенной она тоже была человеком…
Возле аквариума в кресле сидела пожилая человеческая самка, небольшая, сморщенная, с короткими белыми волосами. Уютно щурясь, она с помощью двух тонких железных прутьев соединяла пушистые нитки в длинное полосатое полотно.
Сделав еще два круга по залу, Айа наконец решилась. Она уселась рядом со старушкой, выждала, пока та отвлечется от своего занятия и посмотрит на нее, смущенно улыбнулась, набрала полную грудь воздуха, сделала неопределенный жест рукой, открыла рот… шумно выдохнула, встала и попыталась затеряться в толпе. Старушка озадаченно посмотрела ей вслед. От мучительной неловкости оммо даже зажмурилась. Потом внезапно развернулась, снова подошла к старушке и снова плюхнулась в соседнее кресло, старательно избегая визуального контакта. Старушка вопросительно на нее покосилась. Айа наконец подняла глаза, издала странный шипящий звук, быстро прижала руку к губам, укусила себя за указательный палец, и на лице ее отразилась такая бездна отчаяния, что старушка невольно отпрянула.
– А бабуля не рассердится? – шепотом спросил наблюдавший за этой сценой Хаген.
Тиинонашт увеличила на экране мягкое розовое лицо старушки и покачала головой:
– Все участвующие в эксперименте пациенты прошли курс гармонизации и готовятся к отправке домой.
– А вон те спорят…
– Это несущественно.
– Ну, удачи.
У всех входов и выходов дежурили специалисты пятого уровня, Айе предварительно вкололи доапон, но ответственная за седьмой сектор помнила, что в случае любого ЧП ей самой грозит принудительная гармонизация. Общение с неолюдьми определенно плохо на нее повлияло. Тиинонашт успокаивали две вещи: во-первых, при удачном исходе она сразу же поставила бы на карте буйной пациентки пометку «гармонизация проведена успешно» и постаралась забыть Айю как страшный сон. А во-вторых, это все-таки было очень забавно.
Оммо тем временем пошла на третий круг. Заинтригованная старушка даже отложила спицы. Сделав несколько красноречивых жестов и опрокинув вазу с цветами, стоявшую на соседнем столике, Айа умоляюще взглянула на бабулю и выпалила:
– Понимаете, мне ужасно, ужасно нужно продемонстрировать дружелюбие!.. То есть здравствуйте… – Она покраснела и шепотом закончила: – Поговорите со мной, а то они меня никогда не выпустят… Пожалуйста…
Так и не вспомнив, на какой по счету карточке он остановился в прошлый раз, Селес наугад выбрал пациентку номер 274, тоже похожую, по мнению шиари, на блуждающую по плоскостям Алису. Он уже и сам начал забывать, как Алиса выглядела – кудри, каска, перчатки…
Елениана Кондуриоти-Тариниш. Дисгармония здравого смысла. Не выносит ягод темного цвета. Боится тишины, размытых очертаний и сельскохозяйственного инвентаря… Повышенная возбудимость…
Высокая, крупная и вообще совершенно неподходящая Елениана взглянула на неочеловека с таким презрением, что он вызвал следующую карточку, даже не успев узнать, сколько у пациентки было браков, но заметив, что число двузначное.
Юнона Иштар Венера Афина Лакшми Идунн… Так и не разобравшись, что из этого – имя, что – фамилия, а что – сакральное дополнительное наименование, Селес убрал и эту карточку – Юнона тоже практически ничем Алису не напоминала, разве что вьющимися волосами.
Дальше дело приняло неожиданный оборот. Софиандрианика и Андрианисофика Шицкатакацакали оказались хорошенькими сестрами-близнецами, которые в этой жизни, очевидно, делили на двоих все, включая карточку пациента. Они явно очень любили друг друга: на видеоиллюстрации сестры обнимались так увлеченно, что было трудно понять, где заканчивается одна и начинается другая. А может, они сросшиеся, подумал Селес и торопливо вызвал следующую.
В темных глазах Элизы-Сяо Фарраштадиуш стояла невыносимая печаль. Пациентка страдала дисгармонией здравого смысла и боялась крови. Больше никаких примечаний в карточке не было. Вид у Элизы-Сяо был такой, словно она буквально на секунду отвлеклась перед тем, как прыгнуть с моста или выстрелить себе в голову. Возможно, ее удерживала от подобных радикальных шагов исключительно боязнь крови. Так или иначе, ее почему-то очень хотелось спасти, и Селес искренне понадеялся, что шиари это удастся.
Тё Фич… Это имя было настоящим отдохновением после всех ономастических конструкций, с которыми успел ознакомиться Селес. Тё (а может, Фич) помимо дисгармонии здравого смысла страдала дисгармонией неудовлетворенности и поиска, хотя Селесу всегда казалось, что этим страдает все живое во Вселенной. Испугавшись, что навязчивые мысли о бессмысленности и злокозненности всего живого во Вселенной сейчас вернутся, Селес просмотрел список предметов, которых Фич (или Тё) боялась, поскольку они казались ей непристойными, признал безнадежную ограниченность своего кругозора и оставил даму в покое.
– Как он называется?
– Мальчик… Э-э… Арий, Арюша… Ребенок, ну да, ребенок.
– Я про степень родства, кто он вам?
– Праправнук.
– И он… тоже входит в вашу родовую общность? В семью?
– Да-да, конечно. Внучек.
– Вы его только что по-другому называли.
– Да никакой же разницы…
– Погодите, разница есть, зачем вы ее путаете? Праправнук, сын правнука получается. А правнук – сын внука…
– Так много? А он близкий родственник? А вы убьете чужого детеныша, если он будет претендовать на жизненное пространство вашего праправнука?
Столпившиеся вокруг аквариума люди оживленно загудели. Уютная старушка развела руками:
– У вас, простите, какие-то странные предрассудки.
– Я слышала, вы тоже считаете, что мы воруем чужих детенышей.
– Но должны же вы хоть чем-то питаться? – заметил примостившийся на краю столика молодой человек – тот самый, который до этого дразнил рыбок.
Айа хрюкнула от смеха. Солидный господин, со вкусом ковырявшийся в зубах, выплюнул зубочистку и, наставив на оммо палец, серьезно прогудел:
– Значит, вы со всей ответственностью заявляете, что не едите младенцев?
Все опять захохотали, причем Айа сползла с кресла, и четыре руки одновременно потянулись к ней, чтобы вернуть на место.
– С ума сойти… – пробормотал, глядя на все это, Хаген.
– Я все больше склонна доверять ее заявлениям. Это потрясающе. Если бы моей целью была научная карьера, я бы, возможно, решилась написать фундаментальное исследование по психологии гуманоидных составляющих неорасы. Наблюдается острая нехватка подобных работ, вы не находите?
– Нахожу. И зря ты отказываешься от научной карьеры.
– Выражу личное мнение: мне больше нравится гармонизировать, чем изучать.
Миниатюрная девушка с тремя серьгами в правой брови протиснулась сквозь толпу и протянула Айе невесомую кофточку:
– Должно подойти.
Оммо повертела кофточку в руках:
– А у вас нет чего-нибудь с воротом? Чтобы дырку закрыть.
По толпе пронесся отчетливый шепот: «Какая прелесть!» Айа поспешно прикрыла свищевое отверстие рукой. Тут же раздался неизбежный вопрос:
– А вы вот прямо так всю жизнь с ними и ходите?
В зал тем временем стекались новые любопытствующие.
– Да-да, и я никогда не видела, – восторженно шептала одна пышная человеческая самка другой, не менее пышной. – Представляете, она буквально как девочка, как маленькая девочка! Довольно симпатичная и воспитана неплохо. И обратите внимание на волосы, сейчас такая длина – редкость…
Селес уже потихоньку задремывал, перед глазами у него мелькали лица наиболее колоритных пациенток. Одну, например, звали просто Ц, и она ненавидела, когда люди сплевывали, потому что ей казалось, что ее окликают. Другая, с особенно тяжелой дисгармонией, боялась убить собственных детей от осознания бессмысленности любой жизни. Третья представляла себя в виде математической функции, жаль, что в карточке не объяснялось, как именно она это делает. Кто-то боялся оранжевого цвета, кто-то – времени, кто-то – животных с белым мехом, кто-то – прожить жизнь не так, как запланировал, кто-то – грибов. Многие боялись реонцев, но это как раз было неудивительно. А вот что могло стать причиной неприязненного отношения к числу 97643791 – Селес понять не сумел, хотя честно старался.
Он пролистал еще несколько карточек. Потом перескочил сразу на пятьдесят вперед. Потом подумал и вернулся на тридцать назад. Потом еще на десять. Потом опять вперед, потом запутался – очередная пациентка показалась ему незнакомой, но этот тип дополнительной дисгармонии в сочетании именно с такими особенностями и предпочтениями он уже вроде бы встречал.
– Дисгармония опустошенности и аутопрезрения… – бормотал Селес, листая карточки дальше. – Аутопрезрения…
И тут на него со смущенной улыбкой взглянула Алиса. Он уже так отчаялся ее найти, что узнал с опозданием, пролистав еще несколько карточек и поспешно вернувшись. Это действительно была Алиса – маленькая, кудрявая и даже, как показалось Селесу, со все тем же недоверием к окружающей реальности в глазах.
Он вдруг страшно обрадовался, словно спустя много лет встретил давнего друга. Все события, произошедшие на Кальдеронии, уже представлялись нереальными – да, в общем-то, так и было, – и Селес почти поверил, что Алиса, возможно, никогда и не существовала, кроме как элемент «заданных обстоятельств». Он вспомнил, как она доказывала ему, что все на планете ненастоящее, плакала и собиралась всех захватить в заложники. Как она с ним терпеливо возилась, как они путешествовали по плоскостям, и самогон тоже вспомнился, будь он неладен… А потом оммо наконец прочел информацию о пациентке.
Ее звали совсем не Алиса. Ее звали Мария Левад (что само по себе было весьма гуманно), она страдала от дисгармонии здравого смысла и дисгармонии абсолютного одиночества. Ни партнера, ни детей, из родителей в карточке почему-то упоминался только отец, Никола Левад. Больше всего на свете Мария ненавидела ночи и скуку. Она боялась змей, а единственным ее дополнительным пожеланием было, чтобы с ней как можно больше общались. Никаких упоминаний о сверхъестественных способностях, вроде чтения предметов, в карточке не имелось.
Радость заметно поутихла. Селес уже собрался мысленно признать, что никогда не был знаком с этой человеческой самкой, но потом снова заглянул ей в глаза и улыбнулся. Нет, это все-таки была она, Алиса.
Дверь кабинета Тиинонашт была заперта. Постояв немного перед ней, Селес отправился в ангар, где размещались корабли – там его должен был ждать Рамар, который клятвенно пообещал ни с кем не скандалить и ничего не ломать. Психа на месте тоже не оказалось, а корабли, утомленные недавним ментальным взрывом, дремали. Селес не знал, что делать дальше – идти искать Рамара, который, блуждая в одиночестве по седьмому сектору, мог доставить массу неудобств и пациентам, и персоналу, или ждать Тиинонашт, чтобы процесс извлечения Марии (то есть, конечно, Алисы) начали поскорее. И тут в его личное пространство робко постучались.
– Селес? Прости… я… пока тут никого нет… я просто…
– Привет. А где Рамар?
– Он… Он спит… – радостно сообщила Тарантайка. – Шиари его успокоили… на какое-то время…
– Хорошо.
– Да, да, очень хорошо… Я просто… понимаешь, я помню… Я примерно помню, где это было…
– О чем ты?
– Где хозяин… подцепил эти капсулы… Они и ко мне пытались пролезть… но мне удалось закрыться… а хозяин… он тогда тоже спал… Я примерно помню координаты… Я покажу… уговори хозяина… уговори его улететь отсюда… Я больше не могу… Он уже много раз ругался с шиари… дрался… называл шарлатанами… Но потом он успокоится и останется… Как всегда… Я больше не могу… Уговори его… Я покажу то место… мне тоже интересно… мне тоже может быть интересно, я тоже разумное существо… в некотором роде… Хозяин подцепил эти капсулы, потому что оказался на приемлемом расстоянии для контакта… я ведь понимаю… они так рванулись к нам… мы точно были первыми, кто подлетел достаточно близко… первыми, у кого было ментальное поле… эти капсулы… они со временем становятся медлительными… ты от них совсем легко отбился… потому что импульс ослабевает… а место, где он был задан, оно там… там что-то есть, и оно отправило капсулы… они не дрейфовали… их что-то запустило, и оно до сих пор там… у него есть доступ в поле… я покажу…
Дверь бесшумно отъехала в сторону, и в ангар вошла Айа. В желтом вязаном свитере и трогательных брючках, слишком коротких для нее, с двумя тугими косичками, она как никогда напоминала человеческого детеныша. Она улыбалась во весь рот и подозрительно быстро хлопала мокрыми ресницами. В руках у нее был ворох каких-то тряпок, из которого свисала длинная полоса ярко-синего меха. Собственно, только эту полосу Селес и заметил, потому что уж очень она бросалась в глаза.
– Меня выпустили, – сказала Айа и счастливо хлюпнула носом. – Привет…
– Привет, – вынырнув из ментального поля, ответил Селес, который сейчас не очень понимал, кто перед ним и зачем. – Погоди, у меня важный разговор… – И он скрылся в недрах своего корабля.
Айа, которая долго-долго ждала этого момента и столько всего хотела рассказать Селесу – о том, что эти шиари такие глупые, а вот люди оказались вполне сносными, и о мирогенераторе, и, возможно, даже о вселенной с рыбками, в которой всегда шел снег, а ее звали как-то странно, похоже, но по-другому, как же ее звали, ведь вертится на языке… – Айа осталась стоять посреди ангара, растерянная и обиженная, с ворохом человеческих тряпок в руках.
Конец первой части
