Глава 37

Аделаида Уокер Боден-Ричмонд. Индиэн Маунд, Миссисипи. Декабрь, 1926

Дожди, которые начались еще в мае, продолжались до осени почти без перерывов, так что сбор хлопка превратился в кошмар. Впрочем, собирать-то было особенно нечего. В этом году отменили даже Праздник урожая – якобы из-за погоды, но на самом деле потому, что окрестным фермерам было не до веселья.

Несмотря на непрекращающуюся воркотню дяди Джо и настойчивые требования Уилли вкладывать деньги во что-то стоящее, а не «в эту глупую землю, которая все равно не дает никакого дохода», мы с Джоном чувствовали себя совершенно счастливыми и едва замечали витавшее в воздухе напряжение. Двадцать шестого сентября я благополучно разрешилась здоровенькой девочкой. Мы нарекли ее Элизабет – Элизабет Уокер-Ричмонд. Почти сразу нам стало ясно, что это величественное и громоздкое имя не особенно подходит крошечному живому комочку, поэтому довольно скоро я начала сокращать Элизабет до Бетси, но тетя Луиза сказала, что так звали огромную свиноматку, которую когда-то держали ее родители, и что ей кажется неправильным называть ребенка свиным именем. Впрочем, она тут же обмолвилась, что ее младшая сестра не могла произнести «Бетси» и звала свинью «Бутси»… Это имя мне неожиданно понравилось, а главное – оно чем-то очень шло нашей веселой крошке. Так Элизабет превратилась в Бутси, и это всех устроило.

При рождении Бутси весила шесть фунтов и восемь унций и отличалась жизнерадостным нравом и отменным здоровьем. У нее были такие же рыжие волосы, такие же зеленые глаза и такая же светлая кожа, как у меня, и я знала, что ей – так же, как мне и как тете Луизе, – придется всю жизнь сражаться с веснушками, которые будут выскакивать у нее на носу уже через пять минут пребывания на солнце. Вес Бутси набирала хорошо и уже через три месяца могла похвастаться такими румяными, круглыми щечками, что Матильда сказала – она, как белка, хранит там запас орехов на зиму.

Кстати, Матильда теперь переселилась к нам. Миссис Хитмен была по-настоящему скандализована, когда узнала, что у меня нет няни, которая помогала бы мне ухаживать за ребенком. В тот же день она прислала к нам Матильду, сказав, что уступает ее мне на год, а если понадобится, то и больше, чему я была очень рада, хотя дядя Джо и ворчал, дескать, не нужна нам хитменовская благотворительность.

Поначалу мне, правда, казалось, что я способна справиться с ребенком и без посторонней помощи, однако после того, как я почти полгода провела в постели, я очень ослабела и с трудом держалась на ногах, не говоря уже о том, чтобы таскать на руках ребенка. В общем, я была рада, что у меня появилась помощница и что это именно Матильда. В моей памяти осталась тихая, стеснительная чернокожая девчушка, которая пряталась по углам хитменовского особняка и открывала рот только в случае крайней необходимости. Лишь много позднее я поняла: тот, кто молчит, много видит.

Конечно, миссис Хитмен и Сара надарили нам несколько ящиков детской одежды – крошечных чепчиков и розовых платьиц, отделанных кружевами и украшенных бантиками, так что моя Бутси одевалась лучше всех младенцев в Дельте и окрестностях. А еще миссис Хитмен подарила мне новый электрический пылесос, сказав, что в детской следует поддерживать идеальную чистоту и порядок: должно быть, она видела, как тетя Луиза выбивает на улице ковер из детской, и пришла в ужас. Пылесос оказался весьма удобной штукой – правда, он очень шумит, поэтому пользуется им одна Матильда. Тетя Луиза его терпеть не может (и подозреваю – совсем не потому, что он шумит), зато Бутси он ужасно нравится. Каждый раз, когда Матильда пылесосит ковер под ее колыбелькой, она засыпает, поэтому иногда мы даже используем пылесос в корыстных целях – вместо колыбельной, когда требуется поскорее усыпить нашу кроху.

Сама Матильда спит на раскладушке, которую мы поставили в детской, чтобы ночью она сразу услышала, когда Бутси заплачет. Обычно ей удается убаюкать мою девочку, и лишь в крайних случаях она будит меня. Матильда – заботливая и внимательная няня, это признают даже дядя Джо и тетя Луиза, и только Уилли так и не смирился с тем, что она живет с нами под одной крышей. Он несколько раз давал понять, что чернокожая служанка должна пользоваться только задней дверью и выходить из комнаты каждый раз, когда он входит, если только она не подает на стол. Я знаю, что когда-то такие правила для черных слуг-рабов действительно существовали, но теперь их почти никто не соблюдает – даже Хитмены, так что претензии Уилли кажутся мне смешными.

С Сарой Бет я в последнее время почти не виделась. Я не знаю, как у нее дела, – знаю только, что ее помолвки с моим кузеном ждать, скорее всего, бессмысленно. Уилли, похоже, тоже отчаялся, поскольку он теперь почти постоянно пьян, а его комната и даже примыкающий к ней участок коридора насквозь пропахли дымом костра и перегаром.

Примерно за неделю до Рождества погода ненадолго улучшилась, выглянуло солнце и даже воздух немного прогрелся, так что мы с Бутси смогли выйти из дома, не опасаясь подхватить инфлюэнцу. В один из дней дядя Джо отвез нас в город на своем грузовичке, предварительно погрузив в кузов детскую коляску. Высадив нас на центральной улице, он пообещал, что заедет за нами часа через два. Поначалу этот срок показался мне до обидного небольшим (все-таки я слишком долго сидела дома и успела заскучать), но потом я сообразила, что на большее мне просто не хватит сил. Впрочем, никаких особых планов я не строила, мне просто хотелось немного прогуляться по солнышку и дойти до мастерской Джона, чтобы устроить ему сюрприз.

Сначала, впрочем, мы с Бутси отправились в парк. Там я усадила ее в коляске так, чтобы ей было видно, что́ я делаю, и стала кормить птиц кусочками черствого хлеба и зерном. Каждый раз, когда какая-нибудь птица пролетала мимо коляски, Бутси очень забавно тянулась к ней своими короткими пухленькими ручонками, а потом долго смотрела в небо, где кружилось еще несколько пернатых, в основном голубей. Она все еще была очень мала, но уже отличалась от новорожденного младенца, так что порой я с легкой ностальгией вспоминала о тех первых неделях, когда мы с Джоном только учились быть родителями. Тогда нам казалось, будто мы с ним переехали в дом, где заправляет всем некий весьма требовательный незнакомец, и мы должны на ходу учиться новым правилам. Это было одновременно и страшно, и удивительно – и очень, очень нелегко, и все же я скучала по тем дням. Но, быть может, думала я сейчас, с такой же ностальгией я буду вспоминать каждый этап в жизни моей дочери, как пустые осенние поля вспоминают сборщиков хлопка.

Я не торопясь шла по тротуару Мэйн-стрит, часто останавливаясь, чтобы поговорить с друзьями и знакомыми и показать им мою малышку. Бутси была в хорошем настроении и улыбалась каждому новому лицу. Я была этому очень рада, зная, что умение улыбаться может очень помочь Бутси в жизни. Тетя Луиза, кстати, говорила, что я тоже была жизнерадостным, общительным ребенком и что каждый раз, когда я входила в комнату, в ней как будто становилось немного светлее. Еще тетя сказала, что после того, как им с дядей Джо пришлось переехать к нам, она решила приложить все усилия, чтобы оградить меня от всего некрасивого и уродливого, что могло меня огорчить или испортить мой открытый и веселый характер. К сожалению, добавила тетя Луиза, ей не удалось полностью защитить меня от некоторых людей, которые оказались не в состоянии правильно оценить особенности моего характера, о чем она сейчас жалеет. Кого именно она имеет в виду, тетя мне, конечно, не сказала, но я догадалась, что речь идет о Саре Бет. Мне хотелось возразить, что не только Сара влияла на меня, но и я на нее, и что, быть может, моя уступчивость и мягкость отчасти сгладили некоторые чересчур острые углы в характере подруги, но тетя все равно не изменила бы своего мнения, поэтому я промолчала.

Примерно через час я добралась наконец до дверей ювелирного магазина мистера Пикока. Дверной колокольчик возвестил о нашем приходе. Вкатив коляску внутрь, я остановилась почти на том же самом месте, что и в тот день, когда я позаимствовала у Сары злосчастный меховой жакет. Как и тогда, солнечный свет из витрины освещал меня с головы до ног, а я стояла и ждала…

– Будьте добры, подождите секундочку, я сейчас к вам выйду! – донесся из задней комнаты голос Джона. В лавке он был один – время было обеденное, а я знала, что мистер Пикок до сих пор ходит обедать домой.

Быстро поцеловав Бутси в лоб, я прижала палец к губам (хотя она, конечно, еще не понимала, что означает этот жест), и на цыпочках подкралась к двери мастерской. Дверь была приоткрыта, я осторожно заглянула в щель и увидела Джона. Он сидел за своим столом, на котором были разложены детали часов, но мощные лампы, при свете которых Джон обычно работал, почему-то не горели. Взгляд Джона был устремлен в стену, а пальцы с такой силой вцепились в края столешницы, словно он боялся упасть.

– Джон, что с тобой? Ты заболел?

Он резко повернулся в мою сторону, и я увидела, что лицо его было белым, как стена, а глаза налились кровью, словно он не выспался. В последнее время Джон действительно спал очень мало, что было совершенно не удивительно: Матильда по-прежнему приносила мне Бутси по ночам, когда та просыпалась и требовала есть. Покормить девочку и не потревожить Джона было невозможно, но он только добродушно ворчал, если мы его будили, и наотрез отказывался ночевать в отдельной комнате. «Мы же с тобой муж и жена, – говорил он, – вот и будем вместе переносить трудности. В конце концов, Бутси – не только твой, но и мой ребенок, и я тоже хочу иметь право когда-нибудь лет через пять или семь, когда я буду будить ее в школу, сказать ей, что, мол, когда-то она не давала мне спать, а теперь моя очередь».

– А-а… это ты!.. – проговорил Джон и улыбнулся, но улыбка у него была какая-то незнакомая. – Нет, я не заболел. Со мной все в порядке, просто устал немного.

– Ах, дорогой! – воскликнула я, делая шаг к нему. – На тебе просто лица нет! Решено: с завтрашнего дня я переберусь в детскую и буду ночевать там, пока Бутси не подрастет настолько, что ее не нужно будет кормить среди ночи. И не возражай – тебе необходимо выспаться. Посмотри на себя, на кого ты стал похож!.. Вылитое привидение. Странно, что Матильда от тебя не шарахается – она страсть как боится всяких ду́хов!

– Нет. – Джон покачал головой. – Нет, Аделаида, я по-прежнему хочу каждый вечер ложиться рядом с тобой. Я мечтаю об этом весь день, и это дает мне силы. – Он поднялся и, взяв меня за руки, нежно поцеловал. Теперь его взгляд не казался мне таким усталым, да и улыбка Джона была настоящей.

– Я рад, что ты пришла, – добавил он. – Устроила мне настоящий сюрприз. Но ты, конечно, не одна? Ты привезла с собой нашу маленькую дочурку?

– Конечно! Ты же знаешь, я терпеть не могу ее оставлять. Даже с Матильдой. Она там, в коляске… – Я махнула рукой в направлении зала. – Идем, она тебя ждет.

– Ты иди, а я… сейчас. Дай мне еще минутку, ладно? Я приготовил для вас обеих подарки на Рождество, но, боюсь, мне просто не хватит терпения ждать еще пять дней. Я сделал их сам – кстати, именно поэтому в последнее время я приходил так поздно. Надеюсь, подарок тебе понравится, и ты меня простишь.

Это был уже совсем прежний Джон, какого я знала и любила, поэтому я с легким сердцем поцеловала его в ответ и вернулась к Бутси. Та спокойно сидела в коляске и только любопытно вертела головой, любуясь разноцветными солнечными зайчиками, которые отбрасывали на потолок и на стены разложенные в витринах украшения из золота, серебра и драгоценных камней.

Ждать мне пришлось недолго. Не прошло и минуты, как Джон крикнул:

– Эй вы, закройте-ка глаза обе и не открывайте, пока я не скажу!

Я любила сюрпризы с детства. Еще когда моя мать была жива, она каждую неделю выбирала какой-нибудь день – самый обычный день, на который не приходилось ни праздника, ни дня рождения, – и приносила мне какой-нибудь подарок или лакомство, а то просто вела меня обедать в ресторан. Когда мамы не стало, тетя продолжила традицию, но оценить ее в полной мере я смогла, только когда у меня появилась Бутси. Вот почему я безропотно зажмурилась, прислушиваясь к легким шагам Джона. Бутси, услышав голос отца, задрыгала ножонками, и я сказала, не открывая глаз:

– Я велела ей зажмуриться, но она пока не знает, что такое сюрприз.

– Ничего страшного, правда, Тыковка? – сказал Джон, и я услышала, как он поцеловал ребенка, а Бутси в ответ довольно загукала.

– Давай скорее, Джон! – воскликнула я, пританцовывая от нетерпения на одном месте. – Ты же обещал сюрприз, так не заставляй меня ждать. Мое терпение вот-вот лопнет!

Он поцеловал меня в щеку, но не отстранился. Я почувствовала его горячее дыхание, когда он надел что-то мне на шею и застегнул крохотную застежку.

– Можешь смотреть.

Открыв глаза, я опустила голову и увидела у себя на груди толстую золотую цепочку – почти такую же, какая была у дяди Джо на его карманных часах. На цепочке висело маленькое кольцо: тонкий золотой ободок, и на нем – половинка сердца.

Я поднесла кольцо к глазам, чтобы получше его рассмотреть, и увидела на половинке сердца какие-то буквы. Отдельные слоги я разобрала, но смысл от меня ускользал.

– Что здесь написано? – растерянно спросила я Джона.

Вместо ответа он раскрыл ладонь, и я увидела на ней второе кольцо, которое показалось мне точно таким же, как первое. Не успела я удивиться, как Джон сложил оба кольца вместе. Половинки сердца слились, и я прочла: «Я буду любить тебя вечно».

– Видишь?! – проговорил он, и я поняла, что Джон взволнован не меньше меня. – Это подарок для вас двоих. – Наклонившись, он надел второе кольцо на крошечный Бутсин пальчик. – Сейчас оно ей еще великовато, но как только она немного подрастет, мы обязательно сфотографируем ее на память в городской студии Альберта Смейта. А когда Бутси станет совсем большой, я увеличу размер кольца, чтобы она могла носить его на безымянном пальце. И твое, конечно, тоже, чтобы ты могла носить его на руке.

Бутси тем временем потащила палец с кольцом в рот, но Джон оказался быстрее.

– Это не еда, Тыковка. Это такое украшение. Совсем скоро ты узнаешь, что это такое и для чего оно нужно. – Он выпрямился и ухмыльнулся во весь рот, а я положила руки ему на плечи и крепко поцеловала.

– Это замечательный подарок, Джон. Спасибо… Спасибо огромное от нас обеих.

В ответ Джон обнял меня, закружил, потом прижал мою голову к своей груди, так что я слышала, как стучит его сердце.

– И тебе спасибо, Аделаида. Ты сделала меня самым счастливым человеком на земле. А с тех пор, как у нас появилась дочь, я стал еще счастливее…

Колокольчик над дверью коротко звякнул, и мы обернулись на звук. На пороге стоял Анджело Берлини. В последний раз я видела его в прошлом году, на Празднике урожая, когда он отнес меня на руках в свою машину и приказал шоферу как можно скорее везти меня и Джона в больницу. К сожалению, спасти ребенка было уже нельзя, но опасность грозила и мне: врач в больнице сказал, что я потеряла много крови и что если бы меня не доставили в больницу вовремя, я тоже могла умереть. Когда я немного пришла в себя, то сразу отправила Анджело записку, в которой благодарила за помощь, а он в ответ прислал мне в больницу очаровательный букет роз. С тех пор я не имела о нем никаких сведений, да и он тоже не появлялся на моем горизонте.

– Анджело! – воскликнула я, делая шаг ему навстречу. – Как приятно снова вас видеть!

По его лицу скользнуло удивленное выражение – увидеть меня здесь он явно не ожидал. Впрочем, это-то как раз было понятно, поскольку о том, что я появлюсь в лавке, не знал даже Джон. Непонятно было другое – зачем, едва войдя, Анджело перевернул табличку «Закрыто» лицевой стороной наружу.

Со своей растерянностью он, впрочем, справился довольно быстро. Шагнув вперед, Анджело взял меня за руки и поцеловал сначала в одну щеку, потом в другую. Это было необычно и в то же время весьма романтично: больше ни один мужчина не целовал меня так, как он.

– Мы, кажется, были на «ты»?.. – с улыбкой напомнил Анджело. – Я тоже рад тебя видеть, Аделаида. Ты по-прежнему очаровательна.

– Ты обязательно должен познакомиться с Бутси, – сказала я и, взяв его за руку, провела в глубь магазина, где Джон уже стоял с нашей дочерью на руках. – Потому что именно благодаря тебе мы сейчас здесь…

– Я рад, что мне представился случай оказать тебе эту маленькую услугу. – Анджело покачал головой. – Уверен, что любой на моем месте поступил бы так же. Единственное, о чем я жалею, – это о том, что мне тогда не удалось спасти ребенка.

– Ты сделал все, что мог, и даже больше! – с горячностью возразила я. – Я осталась жива, и теперь у нас с Джоном есть дочь. Посмотри на нее, разве она не красавица? – И я жестом показала на Бутси, которая уже улыбалась Анджело и тянулась к нему ручонками – в отличие от Джона, во взгляде которого читалось какое-то непонятное напряжение.

– Вся в мать, – галантно заметил Анджело и дружески кивнул Джону. – Привет, давно тебя не видел. Шел мимо – дай, думаю, зайду. Мне, кстати, все равно нужно переброситься с тобой парой слов о наших делах.

– Я бы предпочел, чтобы ты позвонил или предупредил меня еще каким-то образом, – сдержанно ответил Джон. – У меня много работы.

– Я знаю, поэтому обещаю, что не отниму много времени. Мне действительно нужно сказать тебе одно-два слова, а потом я куплю у мистера Пикока что-нибудь до неприличия дорогое и откланяюсь. Мне, видишь ли, срочно нужен подарок для Кармен в связи с нашей помолвкой – о ней будет официально объявлено на завтрашнем приеме, который устраивают в Новом Орлеане ее родители. Бракосочетание планируется уже на май. Как видишь, дела пошли значительно веселее с тех пор, как мистер Бьянка решил баллотироваться в сенат Луизианы… Если же мы станем ждать, пока пройдет избирательная кампания и мистер Бьянка окажется в Капитолии штата, то может статься – никакой свадьбы вообще не будет, поэтому моя очаровательная невеста решила действовать решительно и сама назначила дату.

– Ты так уверен, что отец твоей, э-э… Кармен пройдет в сенат? – уточнил Джон, и я бросила на него удивленный взгляд – таким резким показался мне его голос. Можно было подумать, что Джон с трудом сдерживает негодование и гнев.

– Разумеется, гарантировать ничего нельзя, – ответил Анджело, осторожно прикоснувшись костяшкой согнутого пальца к розовой щеке Бутси. – Но у него хватает сторонников, которые занимают достаточно высокие посты. Кроме того, ключевой пункт его программы – отмена сухого закона. Конечно, с его стороны это довольно смело, но именно поэтому это может сработать. Теперь за него будут голосовать даже некоторые некатолики.

Бутси несколько раз весело гугукнула и сложила губки бантиком. Анджело улыбнулся, но Джон почти сразу отступил назад, чтобы приятель не мог дотянуться до девочки.

– Для тебя это не слишком хорошая новость, не так ли? – спросил Джон с ноткой удовлетворения в голосе.

Взгляд темных глаз Анджело остановился на его лице.

– Напротив, я считаю, что это добрая новость для нас обоих. – В свою очередь, он шагнул в сторону и наклонился, словно изучая разложенные в витрине украшения, но взгляд его оставался неподвижным, словно Анджело продолжал упорно думать о чем-то своем.

– Как и ты, я вовсе не собираюсь оставаться бутлегером до конца своих дней, – проговорил он после небольшой паузы. – Скажу больше: еще немного, и мы оба увидим, как наш бизнес подойдет к своему естественному концу. Это случится обязательно – не в этом году, так в следующем, и тогда мы с тобой станем никому не нужны. В нас отпадет всякая надобность, понимаешь?.. И когда это произойдет, мы должны быть к этому готовы: как минимум у каждого из нас должен иметься солидный счет в банке, который позволил бы каждому из нас устроить свою жизнь так, как нам всегда хотелось.

Бутси неожиданно начала кукситься, и я подумала – неужели она почувствовала охватившее Джона беспокойство? А то, что он неспокоен, я видела невооруженным глазом. Когда Анджело сказал «не в этом году, так в следующем», Джон даже вздрогнул, хотя я и не совсем поняла почему. На всякий случай я взяла у него Бутси, но он этого, похоже, вовсе не заметил.

– Я уже много раз говорил тебе: это будет мой последний год! – произнес Джон напряженным, свистящим шепотом. – Следующий год я хочу начать с чистого листа, как будто ничего не было. – Он посмотрел на нас с Бутси, словно хотел набраться мужества, потом снова повернулся к Анджело. – Я дал тебе время найти мне замену. Как только этот год закончится, я выхожу из игры. Это решено!

Анджело с самым безмятежным видом указал кончиком мизинца на ближайшую витрину.

– Какие замечательные серьги! – сказал он. – Могу я взглянуть на них поближе?

Джон скрипнул зубами, но достал из-за прилавка ключи и отпер стеклянный ящик. Достав из витрины пару изумрудных серег, Анджело некоторое время держал их перед собой на вытянутой руке, словно пытаясь представить, как они будут смотреться на его невесте, а потом повернулся ко мне.

– Не могла бы ты их примерить? – спросил он. – Быть может, если я увижу эти серьги на красивой женщине, я лучше пойму, как они будут выглядеть на моей невесте.

Не смея поднять глаза на Джона, я посадила задремавшую Бутси назад в коляску и взяла серьги. Глядя в установленное над витриной зеркало, я надела сережки и слегка тряхнула головой, чтобы изумруды засверкали в солнечном свете.

– Ну что скажете? – спросила я, поворачиваясь к мужчинам. Одновременно я широко улыбнулась, надеясь немного разрядить напряженную атмосферу, но Джон лишь крепче сжал губы, и только Анджело одобрительно кивнул.

– Очаровательно, – сказал он. – Просто очаровательно! Я всегда считал, что у красивой женщины должно быть много красивых вещей, которые подчеркивали бы ее красоту. Изумруды очень идут к твоим глазам, Аделаида, – можно подумать, что эти серьги были сделаны специально для тебя. А ты как считаешь, Джон?

– Моя жена и так достаточно красива, – буркнул он, не глядя на него.

– А это у тебя что?.. Какая интересная вещица! – проговорил Анджело, который только сейчас заметил кольцо, которое висело у меня на груди на цепочке.

Я взяла кольцо в руки, чтобы показать ему.

– Это подарок, который Джон сделал нам с Бутси на Рождество. То есть он действительно сделал его сам, своими руками, – пояснила я. – Это наборное кольцо. Если сложить его половинки вместе, на сердечке можно прочесть гравировку «Я буду любить тебя вечно».

– Твой муж – очень талантливый молодой человек, и я уверен, он многого добьется в жизни. – Лицо Анджело стало очень серьезным. – Ему не хватает только одного – терпения, но, я думаю, он и сам это понимает. А раз понимает, значит, научится не торопиться.

Глаза Джона полыхнули гневом, а руки сжались в кулаки. Мне даже стало не по себе – я еще никогда не видела его в таком состоянии.

– Прекратим этот разговор, – проговорил он, из последних сил сохраняя видимость спокойствия. – Сними серьги, Аделаида. Мистеру Берлини пора уходить.

Я стала расстегивать крошечные замочки, а Анджело достал из кармана бумажник.

– Пожалуй, я их возьму, – сказал он и, вынув из бумажника несколько крупных купюр, положил на прилавок. – У тебя найдется подарочная коробочка?

Не говоря ни слова, Джон достал из несгораемого шкафа подходящих размеров бархатный футляр с вытисненной на крышке эмблемой магазина Пикока, уложил в него серьги и толкнул по прилавку к Анджело. На деньги он даже не взглянул. Итальянец убрал футляр в карман и снова улыбнулся.

– Я пришел сюда как друг, Джон. Никто меня не посылал, никто не поручал мне тебя… предупредить. Я просто подумал, что кто-то должен поговорить с тобой о том, как важно иметь терпение… Если что-то случится, я не смогу тебе помочь и не смогу тебя защитить. Я такой же, как ты, Джон, – рабочая лошадка, которая тянет свой груз и старается не ссориться с волками. И если ты вдруг встанешь на дыбы и опрокинешь свою тележку, я могу просто не успеть подобрать все рассыпанные яблоки… Ты понимаешь, о чем я?

Не дожидаясь ответа, Анджело повернулся и шагнул к двери, но остановился. Бросив еще один взгляд на Бутси, мирно спавшую в своей коляске, он повернулся ко мне:

– Ты умная женщина, Аделаида. Надеюсь, ты поговоришь с мужем и поможешь ему понять, что в моих словах заключено достаточно здравого смысла. – С этими словами он снова взял меня за руки и, наклонившись, поцеловал их тыльную сторону. Потом Анджело взял в руки шляпу, которую положил на одну из витрин, и надел. Его рука уже легла на ручку двери, когда он снова замешкался.

– Кстати, можешь заодно передать своему кузену Уилли, – добавил он, глядя на меня, – что ему и его, гм-м… единомышленникам из Клана следовало бы заняться благотворительностью, а не громить мои винокурни. Во-первых, с его стороны это чистой воды лицемерие, а во-вторых, кое-кому из моих знакомых бизнесменов может очень не понравиться, что поставки продукции от наших местных партнеров сокращаются. На Уилли мне, конечно, плевать, но ради тебя… Словом, мне бы не хотелось, чтобы с ним случилась какая-нибудь неприятность.

Он слегка приподнял шляпу в знак прощания, потом открыл дверь и вышел на улицу. Дверной колокольчик весело звякнул, но в наступившей тишине этот звук прозвучал для меня как тревожный набат.

Я долго смотрела на закрывшуюся дверь и молчала, прислушиваясь к спокойному дыханию моей дочери и размышляя о последних словах Анджело. Я уже давно догадывалась, чем занимается Уилли по вечерам и почему он иногда возвращается домой только под утро. Дверь своей спальни он теперь всегда закрывал на замок и внимательно следил, чтобы никто, а Матильда – в особенности, не входил туда ни под каким предлогом. Наверное, мне следовало что-то предпринять, но с тех пор как погибла моя мать, я избегала смотреть правде в глаза и предпочитала не замечать некоторых странностей в поведении Уилли, боясь столкнуться с жестокой реальностью.

– Так это правда – то, что́ он сказал? – проговорила я наконец. – Уилли в Клане?

Шагнув ко мне, Джон взял меня за плечи.

– Он не просто в Клане, Аделаида. Твой кузен – «гарпия», то есть отвечает за вербовку новых членов из числа жителей нашего графства. Он хотел, чтобы я тоже вступил в Клан, но я отказался – не хочу иметь с этим ничего общего. Наверное, именно поэтому Уилли и его люди начали нападать на моих поставщиков – контрабандистов и производителей нелегального спиртного. – Джон прижался лбом к моему лбу, и я услышала, как он тяжело вздохнул. – Я попробую поговорить с ним еще раз. Может быть, мне удастся… Ну а если нет, тогда придется обратиться к твоему дядя Джо.

– Разве дядя Джо тоже в Клане? – удивилась я.

Джон не ответил, только крепко обнял меня и поцеловал.

– Мне очень жаль, что ты сегодня оказалась здесь и услышала… все это. У тебя и без того хватает забот с малышкой.

Я слегка откинула голову, чтобы заглянуть ему в глаза.

– Анджело наш друг, Джон. И если он советует подождать… Если это означает, что так мы сумеем избежать неприятностей, я готова ждать.

Джон снова вздохнул.

– Честно говоря, я подумывал о том, чтобы вернуться в Миссури. Там у меня остались родственники, они нас примут и помогут обжиться на новом месте. Там мы могли бы начать все заново. Если мы будем вместе, у нас все получится, я знаю…

Я прикоснулась кончиками пальцев к его лицу и еще раз заглянула в его усталые глаза.

– Я поеду с тобой, куда ты скажешь, Джон. Если ты решишь, что нам надо перебраться в Миссури, я брошу все и отправлюсь с тобой. – Я сглотнула, пытаясь подобрать правильные слова. – Но, Джон… у нас теперь есть Бутси, и ее дом – здесь. Здесь ее родные, которые ее любят. Усадьба и ферма тоже когда-нибудь перейдут к ней, а ведь это не просто имущество – поколения ее предков жили на этой земле веками. Конечно, я не стану мешать Бутси, если она захочет уехать отсюда, когда станет взрослой, но тогда это будет ее собственный выбор. Отнимать у нее все это сейчас я бы не хотела… потому что это было бы неправильно. Ты меня понимаешь?

По глазам Джона я видела, что внутри его идет какая-то борьба. Повинуясь безотчетному порыву, я подняла руки и большими пальцами погладила его опущенные веки.

– Если ты все еще хочешь уехать, мы уедем, – сказала я. – Но… но ведь можно и подождать, правда? Я готова ждать столько, сколько понадобится, к тому же Анджело говорил, что потом, когда все будет позади, мы сможем жить как сами захотим – и ты, и я, и Бутси, и другие наши дети, если богу будет угодно их нам дать.

Джон открыл глаза, и у меня невольно перехватило дыхание – таким безнадежным и потерянным был его взгляд. Впрочем, это выражение безысходности мелькнуло и сразу пропало, и Джон, слегка наклонившись вперед, поцеловал меня в лоб.

– Ты права, моя милая, – проговорил он совершенно нормальным голосом, и я тихонько вздохнула с облегчением. – И как мне только в голову могло прийти такое – увезти тебя и Бутси от ваших корней? Прости меня. Иногда мне просто необходимо напоминать себе, что это вы делаете меня сильнее и что вместе мы сможем преодолеть любую беду. Не волнуйся, все будет хорошо, я знаю.

Я кивнула и посмотрела на большие часы на стене – на те, что были поставлены на правильное время.

– Дядя Джон вот-вот подъедет, чтобы забрать нас с Бутси, а я обещала, что буду ждать его снаружи, чтобы ему не нужно было ставить машину у обочины. Скажи Бутси «до свидания», Джон, только смотри, не разбуди! Ее пора кормить, поэтому если она проснется сейчас, то будет кричать до самого дома.

Джон поцеловал Бутси, потом вышел с нами на улицу. Дядя Джон подъехал почти сразу, и они вместе погрузили коляску в кузов, а потом помогли мне сесть на переднее сиденье. Бутси я держала на руках. Когда машина тронулась, я обернулась. Джон стоял на тротуаре и махал нам рукой, но с каждым взмахом его улыбка понемногу таяла, и вскоре он стал похож на дряхлого, одинокого старика, который уже смирился с неизбежным. Потом он исчез за поворотом, но его унылая фигура и опустошенное, усталое лицо стояли у меня перед глазами, даже когда мы вернулись домой, к нашей желтой усадьбе, стоявшей посреди затопленных полей. И, несмотря на теплый ветерок и яркое солнце, мне вдруг стало очень, очень холодно.