4

Последний раз я видела его спящим, оставляя его дом после, наверное, самого сумасшедшего из моих приключений, которое я надеялась навсегда оставить в прошлом. Сейчас даже секундное воспоминание об этом заставляет меня вспотеть. Да, бывало, я исполняла такое, что ни в какие ворота, но почему-то раньше меня это так не смущало. Ну, одно дело встречать упоминание о моих выкрутасах в нете и бульварной прессе и совсем другое, когда одно из моих приключений заявляется собственной персоной в дом моего отца в качестве важного гостя. Сюрприз, сюрприз! Как раз к помолвке.

Сейчас в мужчине, что благосклонно принимает приветствия, нет ничего от того расслабленного после бурной ночи любовника, на которого я украдкой любовалась перед уходом. Пожалуй, понятие 'расслабленность' вообще никак не могло с ним соотноситься. Гораздо больше подходили совсем другие слова. Власть, заставляющая все моментально вращаться вокруг него и в том темпе, в каком он желал. Какое-то долбаное сверхвысокое напряжение, гравитация чертовой черной дыры, которая притягивала к себе все, что попадало в поле её видимости, не оставляя ни малейшего шанса ускользнуть. Получая и поглощая все, к чему заблагорассудиться протянуть жадные щупальца своей неодолимой темной энергии.

— Ну наконец-то! — прямо-таки зашелся в радости мой отец. — Господа и дамы, позвольте вам представить моего давнего хорошего знакомого Игоря Рамзина.

Все загалдели, стадно организованно выражая свои искреннюю радость от появления моего незнакомца. Хотя теперь знакомца. А я стояла и припоминала, где я слышала это имя. На ум ничего не приходило. Нет, я, конечно, не могу сказать, что прям хорошо знала всех отцовских друзей-знакомых, но некоторое представление имею. И точно знаю, что фамилию Рамзина никогда раньше от отца не слыхала. Но, собственно, какая на фиг разница! Мужчины устремились к Рамзину с рукопожатиями, и даже Вячик на время забыл о моем существовании. Эллочка и жена папиного гостя тоже готовы были из платьев повыпрыгивать, рассыпаясь в приветственных дифирамбах. А Рамзин стоял там, как чертов король мира, который привык к такому подобострастному поклонению, и кивал с высоты своей охренительной значимости. Я, фыркнув себе под нос, пошла к бару, пока меня никто не замечает, и плеснула себе в бокал щедрую порцию коньяка. Сделав большой глоток, я с чувством передернулась и обернулась понаблюдать дальше за этим цирком притворного радушия. И тут же натолкнулась на прямой взгляд Рамзина. Он больше не кивал и не улыбался, а смотрел прямо мне в глаза, словно мы были здесь вообще одни. И в этот момент в них я увидела тот самый звериный голод и твердое намерение получить желаемое. Потому что он так привык. Потому что по-другому просто и быть не может. Я подняла взгляд к потолку, нарочно разрывая прямой контакт наших глаз и демонстративно зевнула, прикрываясь рукой. Потом вернулась к ставшему яростно-холодному взгляду мужчины и отсалютовала бокалом, тут же выпивая все до дна.

— Очень рад видеть тебя в своем доме. Сто лет не видел тебя лично, только следил издалека за тем, как ты поднимаешься на небывалые высоты, — продолжил лить сироп отец и стал пояснять всем присутствующим. — Игорь больше двадцати лет жил за границей и строил свою бизнес-империю практически с нуля. Уехал ни с чем совсем мальчишкой. Зато сейчас он смело может называть себя одним из самых богатейших людей.

Двадцати лет? Твою дивизию, я переспала с ровесником отца? О, молодец ты, Яна! Стремительно повышаешь градус тупости своих необдуманных авантюр. Но хочу сказать в свое оправдание, что на свой возраст Рамзин ни капельки не выглядел. Но все равно! Вот ведь хрень, Яна!

Все поддакивали и твердили, что они наслышаны и весьма восхищены. Как будто стоящий там высокомерный засранец хоть сколько-то нуждался в этом громогласном признании своих охрененных талантов. Меня затошнило от всего происходящего, и дико взбесил этот упершийся в меня взгляд Рамзина, который и не думал скрывать, что прямо глазеет на меня, забивая на эти хвалебные песни. Я отвернулась налить себе еще и тут услышала, как низкий рокочущий голос моего одноразового любовника перекрыл весь этот птичий базар.

— Могу я познакомиться с прекрасной девушкой в зеленом платье? — и как всегда не вопрос и не просьба. Прямое указание, которому все подчиняются, как чертовы зомби.

Неожиданно все затыкаются, и на секунду повисает мертвая тишина, в которой отчетливо слышно, как звякает графин в моих руках, ударяясь о край стакана. Я не спешно поворачиваюсь и оказываюсь прямо перед собственной глупой ошибкой и отцом, на руке которого висит эта сучка Элла.

— Это моя любимая дочь Яна, — улыбка отца как патока, но у меня от нее горько во рту. — Умница и красавица. Моя гордость и отрада.

Надо же? А я-то, наивная, и не догадывалась! Думала, я божье наказание и ходячая катастрофа. Надо повысить самооценку.

Элла старательно пришпиливает меня к месту предупреждающим ненавидящим взглядом. Обломайся, стерва, я тебе не хрупкая бабочка! Я игнорирую её и, подняв голову, смотрю в глаза моему хищнику. Темно-темно карие, почти черные. Теперь я знаю цвет его глаз. Как, впрочем, и имя. Но мне нет до этого ни какого дела. Хотя не могу соврать, что не ощутила болезненный спазм глубоко внутри моего естества. Именно там, куда врывался его здоровенный член той ночью, как будто желал проткнуть меня насквозь. Жестко, властно, требуя для себя каждую частичку меня. От этого воспоминания мне захотелось сильно сжать готовые задрожать бедра, между которыми разом стало влажно. И мои соски, превратившись в чертовы алмазы, натянули тончайшую ткань платья, выдавая непроизвольную реакцию моего тела. И это не ускользнуло от внимания Рамзина. Его ноздри резко расширились, а и без того наглая улыбка превратилась в голодный оскал. Казалось, он сейчас просто облизнется в предвкушении, как огромный кот перед желанной трапезой. И это взбесило меня.

— Приятно познакомиться, господин Рамзин! — я подняла руку с бокалом, игнорируя раздраженный взгляд отца. — Выпьем за знакомство?

Мужчина жадно втянул воздух, как будто смог учуять, что я стала мокрой, и подчеркнуто вежливо наклонил голову. Хотя смотрел все так же неотрывно, будто гипнотизировал.

— Позже с удовольствием, Яна, — моё имя он слегка растянул, словно со смаком облизал его. — А сейчас я надеюсь поесть. Жутко проголодался.

Интересно, неужели никто, кроме меня, не слышит этого откровенного двойного подтекста его слов и вызывающей чувственной тягучести в голосе? Темные глаза прошлись по мне так, будто инспектировали свою долбаную территорию, имея на это все права, после чего мужчина протянул мне руку.

— Проводите меня к столу! — о да, и, как обычно, это не, мать её, просьба, а прямое указание.

— Как пожелаете! — я залпом выпиваю содержимое своего стакана и кладу свою руку в его широкую ладонь.

От этого контакта мне неожиданно жарко и хочется развернуться, послать всех куда подальше и свалить. Или толкнуть этого засранца к стене и заставить стонать и задыхаться, чтобы стереть это самодовольное выражение с его физиономии. Но я приклеиваю к лицу улыбку и иду рядом с Рамзиным, ощущая каждым сантиметром кожи его чрезмерную близость.

У стола заминка. Со злорадством наблюдаю замешательство Эллы, отца и Вячика, когда Рамзин отодвигает для меня стул, а потом, не спрашивая ничьего позволения, нахально усаживается рядом. Но, сориентировавшись, Вячика усаживают напротив меня.

За столом тут же завязывается нарочито непринужденная беседа. Каждый считает своим долгом поинтересоваться подробностями жизни Рамзина. Я же забиваю на эту трескотню и, не взглянув на него ни разу, просто ем. Алкоголь в моем желудке как всегда придает мне нужную дозу похеризма, и я даже в какой-то момент умудряюсь отключиться от присутствия рядом мужчины, что трахал меня так, что в моих мозгах случилась настоящее короткое замыкание. Ну, или не слишком короткое. Но конечно, такой, как этот хренов хозяин жизни, не может позволить себя игнорировать. Я роняю вилку, когда большая горячая ладонь накрывает моё колено и сжимает властно, на грани боли. Поворачиваюсь к мужчине и получаю однозначное подтверждение, что не замечать себя он не позволит. Смотрит прямо, ни от кого не скрывая огонек откровенного вожделения. А его рука дерзко скользит по моему бедру, целеустремленно двигаясь к тому месту где, и так уже потоп по его вине. Угрожающе щурю глаза и стискиваю его руку. Он думает смутить меня, лапая под столом? Ожидает, что я зардеюсь, как девица-краса, и буду сидеть и терпеть, боясь, что кто-то заметит? Да как бы не так!

Вцепляюсь ногтями в его ладонь до крови и вижу, как дергается его глаз. Наклоняюсь к нему, как для милой застольной беседы, и шепчу,

— Убери от меня свою гребаную руку, или я воткну в нее вилку, — и сладко улыбаюсь ему, будто жду ответа.

— Нет, — отвечает этот сученыш и сжимает мою плоть еще раз сильно, словно имеет на это право.

Он думает, я шучу. Не отрывая взгляда и продолжая улыбаться, беру вилку. Надеюсь, в моих глазах достаточно четко отражается, что я сделаю, что обещала. Карие омуты напротив наполняются откровенной угрозой, обещающей мне неминуемое наказание, но я ведь чокнутая, когда на меня пытаются так давить. Не знаю, чем бы это закончилось, но в этот момент прямо напротив кто-то звонко стучит по бокалу, привлекая всеобщее внимание. Ах да, мой будущий супруг, Вячик Горин.

Парень поднимается и прочищает горло, и я смотрю на него, потом на отца, и с его стороны ко мне прилетает такая же визуальная угроза, но, само собой, по силе воздействия ему до Рамзина еще расти и расти. Хотя то, что я терплю от отца, от постороннего мужика терпеть не собираюсь.

— Яночка, — начинает Вячик, и я вижу, как краснеют кончики его ушей и скулы. На время забиваю на наглую конечность на моем бедре. — Мы знаем друг друга много лет, и мои чувства к тебе ни для кого не секрет. Я был влюблен в тебя, сколько себя помню. Это проверено временем, и ничто не способно изменить моего к тебе отношения.

Хватка на моей ноге усиливается, словно стремясь предостеречь от опрометчивых действий. Пошёл ты!

— Мы с тобой уже давно взрослые люди, и я думаю, что пришло время сделать ответственный шаг и перейти от дружбы и влюбленности к чему-то более глубокому и близкому, — продолжает Вячик, все больше воодушевляясь.

Я стискиваю зубы, потому что ладонь сжимает так, что я готова заорать. Левая сторона лица буквально горит огнем от взбешённого взгляда Рамзина, будто я сижу боком к огромному костру. Я не смотрю на него, но ощущаю его ярость так же отчетливо, как если бы он жег мою кожу железом.

— Яночка, любимая, окажешь ли ты мне честь стать моей женой? — выдыхает Вячик и протягивает мне коробочку с кольцом.

Рука Рамзина жестко и без предупреждения смещается мне между ног и властным движение сдавливает промежность. Я, не сдержавшись, ахаю и резко отстраняюсь. Вскакиваю, разрывая это хамское заявление прав, и с усилием улыбаюсь Вячику. На мгновение поворачиваюсь к Рамзину. Предупреждение в его глазах уже давно превратилось в ревущий диким пламенем приказ. 'Только посмей!' — кричит вся его поза, каждый напряженный мускул на теле и лице. Да не пошли бы все мною помыкать! Дергаю головой, отворачиваясь.

— Я согласна! — почти ору Вячику и протягиваю руку.

В этот момент коробочка с кольцом выпадает из руки Вячика. Он задыхается, краснеет, будто у него сердечный приступ и неистово шарит по столу. Находит кольцо, но оно снова непостижимым образом вываливается из его трясущихся пальцев.

Устав от этой его суеты, хватаю дорогое украшение. Надеваю на палец сама и демонстративно любуюсь игрой большого камня под аплодисменты и звон бокалов. Злорадно поворачиваюсь к Рамзину и вздрагиваю от злобы и обещания возмездия в его глазах. Да кто он такой вообще, чтобы сверкать тут на меня прицелом своих черных зрачков? Прям боюсь, не могу!

Поздравления сыплются на нас с Вячеком, и мы скромно по очереди благодарим. Никого не смущает то, что мы не поцеловались и даже не прикоснулись к друг другу в такой волнующий момент. Ага, мы же такие все из себя скромники! Ужин идёт своим чередом, и в какой-то момент я перестаю улавливать волны ярости от Рамзина и даже решаюсь посмотреть на него. И в этот раз вижу нечто новое. Мужчина переводит взгляд с меня на Вячика и на моего отца. И могу поклясться, что сейчас он над чем-то напряженно думает.

Позже все опять переходят в гостиную. Мне уже дико хочется курить, и поэтому я плюю на приличия, ускользаю в туалет и открываю окошко. Знаю, что запах все равно будет ощутим, но как будто меня это, и правда, волнует. Насладившись такой нужной сейчас дозой никотина, я отодвигаю защелку и открываю дверь. И тут же чувствую мощный толчок в грудь. Не падаю на задницу только потому, что Рамзин хватает меня за руку. Захлопывает дверь и стремительно разворачивается со мной. Мгновение, и я больно вжата в деревянную поверхности сильным мужским телом. Его запах обрушивается на меня оглушающим водопадом и давит не меньше, чем все эти твердые мускулы и каменный член, вжавшийся между ягодиц. Мне больно, я почти не могу вздохнуть.

— Ты… охренел… — едва могу выдавить.

— Трахаешься с ним? — угрожающе шипит мне на ухо Рамзин.

— Пошёл… — начинаю я, и он дергает меня за волосы, заставляя откинуть голову до хруста в позвонках. Его рот атакует мой, забирая весь воздух. Не поцелуи, настоящие укусы. Метящие, ставящие клеймо. Зверь желает моей крови и намерен ее получить. Рамзин рычит, целуя так, словно хочет пожрать. Вынуждает вдыхать его одного или умереть от удушья. Вторая его рука протискивается между моим телом и дверью. Он вклинивает мощное бедро между моих ног, заставляя раздвинуть их. И тут же грубые пальцы находят мой клитор сквозь тонкую ткань платья и трут его сильно и быстро.

— Ты мокрая из-за меня или из-за этого мелкого засранца? — рычит мне в ухо Рамзин.

Рот мужчины впивается раз за разом в кожу моей шеи, поджигая ее. Жар просачивается сквозь кожу словно яд, отнимая у меня остатки контроля над телом и разумом. Я трясусь, задыхаюсь, но все еще пытаюсь извиваться, чтобы избегнуть унизительной потери контроля. Но из-под этого хищника не вырваться, и мои ноги начинают дрожать, отказываясь меня держать, а глаза закатываются. Его пальцы двигаются быстрее, и мой рот распахивается, когда каждая мышца натягивается, сдаваясь разрушающему наслаждению. Не хочу этого! Беленюсь от злости, но с собственным телом ничего поделать не могу. Оргазм нарастает во мне, распирая изнутри и причиняя невыносимую жажду получить освобождение от этого жуткого давления. И в этот момент Рамзин отступает, бросая меня на самом краю. Я упираюсь в дверь лбом и руками, чтобы не рухнуть к его ногам. Спустя минуту медленно разворачиваюсь и с ненавистью смотрю на мужчину.

— Ты что творишь, урод? — сиплю я.

— Наказываю, — с ухмылкой отвечает он.

Рамзин может показаться спокойным, но я вижу, как он давит тяжелое дыхание, и зверский голод в его глазах не спрятать, не замаскировать ничем. Невольно опускаю взгляд к его ширинке и вижу очертания его эрекции сквозь ткань. Рамзин демонстративно поправляет свой член и усмехается.

— Помнишь его? Помнишь, как я им долбил тебя, Яна?

— Подонок, — выплевываю с ненавистью.

— Даже не представляешь какой, — ухмылка становиться похожа на оскал. — Все так радовались вашей милой помолвке. А как ты думаешь, как быстро твой женишок тебя бросит, если я пойду и расскажу всем, что сутки назад засаживал тебе, загнув тебя раком, и ты орала от удовольствия, как самая конченая сучка?

Он что, типа, напугать меня пытается? Я начинаю смеяться ему в лицо так, что меня пополам сгибает.

— Давай, пойди! — сквозь смех выдыхаю я. — Сделай мне большое, мать его, одолжение!

Рамзин прищуривает глаза и хватает меня за шею, снова прижимая к двери. Смотрит, желая препарировать, разобрать на составляющие. Требуя раскрыться перед ним, вывернуться наизнанку. Но со мной такое не работает, и я, как всегда, прячусь за завесой собственного пофигизма, за которую никому не удается пробиться, как бы ни старались. Но этот зверь не привык отступать, не получив желаемого. Рамзин приближает своё лицо к моему будто хочет размазать по двери своей энергетикой. Он давит настырно и безжалостно, стремясь смять мою оборону не важно какой ценой. Но я терпеть и подчиняться не собираюсь.

— Лапы от меня убери! — злобно рычу я, брыкаясь и пытаясь достать его. — Противно!

— Да? — он с яростью смотрит на меня. — А в прошлый раз ты, вроде как, сама предложила отодрать тебя.

— Дебил! Я была пьяная и обдолбанная. Для меня хоть ты, хоть любой другой было по хрен! Все вы одинаковы!

Знаю, что для такого, как он, нет большего оскорбления, чем быть поставленным в один ряд с другими. Такие, как Рамзин, считают, что никто им не ровня. И надо быть честной, что это так и есть. Не нужно быть слишком проницательной или обладать обостренной интуицией, чтобы ощущать, насколько этот хищник больше, чем все окружающие. Нет, не в физическом плане, хотя и здесь нужно признать его превосходство над большинством представителей измельчавшего мужского племени. Но дело в другом. Когда появляется такой, как он, то заполняет все вокруг какими-то хреновыми гамма-лучами, начисто снося все вокруг, освобождая пространство только для себя одного. Его настолько много и это так интенсивно, что у других просто нет шансов. Рядом с ним могут все существовать только бледными тенями в сиянии его мощи и только потому, что он позволяет. Ровно столько, сколько он готов терпеть. Рамзин на самом деле хренова черная дыра. Его нельзя познать, нельзя подчинить, нельзя греться в его темных лучах. Можно только провалиться и кануть в вечной тьме. Его нельзя сравнить ни с кем, кого я знаю. Но черта с два я позволю ему услышать это от меня.

На какое-то мгновение мне кажется, что он сломает мне сейчас шею. Но рука на моем горле сжимается, а потом неожиданно отпускает. Мужчина медленно проводит по моей коже пальцами, прикасаясь так невыносимо ласково, что я вздрагиваю, застигнутая этой нежностью врасплох.

— По хрен говоришь? Это мы еще посмотрим, — рычание зверя становиться сексуальным мурлыканьем. Но в этом мягком звуке столько скрытой угрозы, что по моей спине будто скользят обжигающе холодные пальцы.

— Еще увидимся, Яна, — мое имя опять как растекающаяся сладость на его языке.

Рамзин отталкивает меня от двери и выходит наружу.