20

Только когда бар открылся и стал наполняться посетителями, я поняла, что имела в виду Римма, говоря о правилах поведения и особом контингенте.

Подавляющее большинство гостей бара было брутальными, затянутыми в кожу байкерами. Многие уже были далеко не мальчишки, слегонца пузатые и реально бородатые, густо украшенные устрашающими тату, но все достаточно вежливые как ни странно. Пока трезвые. В процессе вечера, когда они уже изрядно заливались, начинались не совсем пристойные шутки, и даже были желающие пощупать мою задницу. Но в силу того, что они уже были поддатые, а я трезвая, скорость реакции и внимание позволяли мне ускользнуть от столь тесного знакомства их лап с моими частями тела. Так было до того момента, пока в бар не ввалилась компания байкеров явно более молодого разлива. Я как раз отнесла заказ и шла по проходу между столиками к стойке. В этот момент мою бедную ягодицу будто отсушило от немилосердного удара.

— Классная задница, новенькая! — рявкнул кто-то над ухом под грубое ржание.

Даже не раздумывая я с разворота вмазала деревянным подносом по наглой роже стоявшего сзади. Мужчина издал сдавленное хрюканье и согнулся пополам, прижимая руки к носу.

— Остап, сука похотливая! — раздался самый настоящий рев взбешённой тигрицы, перекрывающий даже орущий из колонок тяжелый рок. — Я тебе, сученыш, сколько раз говорила, чтобы ты моих девочек не трогал?

Я чуть поднос не уронила от этой звуковой атаки. Никогда бы не заподозрила, что в столь мелком и довольно хрупком теле Риммы скрыты такие резервы.

Тот самый Остап, что шлепнул меня, моментально выпрямился и, вытерев кровь рукавом, состроил несчастное лицо.

— Извини, Римм! Это я машинально! Клянусь, больше не повторится! — заискивающе прижал он руку предположительно к сердцу, но я бы сказала, что, скорее уж, к желудку.

— Смотри у меня! Еще раз — и больше не войдешь сюда! — авторитетно заявила Римма.

Байкер посмотрел на меня, потом на поднос в моих руках.

— Хорошо, что не сломался, а то бы Римка совсем взбесилась, — негромко сказал он и широко мне улыбнулся. — А удар у тебя ничего так. Взбодрил меня.

— Обращайся, — фыркнула я и развернулась уйти, но парень ухватил меня за локоть.

— Эй, это и правда чисто машинально вышло. Так что ты это… типа, извини меня.

— Типа извиняю, — ответила я, невольно рассматривая его. — Это все?

— Ну да, все, — пожал он плечами и хитро подмигнул. — Могу только в качестве дополнительного извинения предложить приложить лед к твоей роскошной заднице. Можем даже сделать это у меня дома.

— Ты лучше к члену с яйцами лед приложи, авось хоть часть крови к мозгам вернется! — ответила я, и его дружки дружно заржали.

Парень был высокий, темноволосый, я бы сказала не урод, но точно пока не определялось из-за крови, размазанной по лицу, да и не люблю я растительность на лице. А тут имела место быть самая настоящая борода, как, впрочем, и длинные, где-то до лопаток волосы. Так что никакие его ужимки на меня в принципе подействовать не могли.

В течении вечера Остап старательно перехватывал мой взгляд, глупо подмигивал и делал непристойные жесты. Но руки держал при себе, даже когда я приносила им пиво и закуску.

— Видать, ты этого осла-производителя хорошо так приложила, — смеялась Римма. — У него вон как шею перекособочило. Весь вечер в твою сторону косит.

Сказать, что я устала в первый день, это ни черта не сказать. К концу дня у меня уже до трясучки болели руки от подносов, ноги от бесконечного количества кругов по залу, и трещала голова от орущего рока и непрекращающегося гула голосов. Но при этом я чувствовало себя удивительно довольной. Никакого особого дискомфорта, что раньше это я всегда была в качестве посетителя, а не наоборот, у меня не возникало. Домой мы с Семкой добирались на его скутере. Тоже, кстати, новое для меня впечатление. Работать предстояло три через три дня. Семен работал в баре подсобником, а несколько дней в неделю по вечерам он с еще четырьмя парнями играли в группе. Причем как собственные сочинения, так и старые рок-баллады.

Когда я через пару дней заикнулась о том, чтобы подыскивать себе жильё, Сема сначала наорал на меня, а потом дулся еще целые сутки. Но если честно, мне и самой не хотелось уходить отсюда. Мы с ним как-то моментально ужились, буквально сразу привыкнув проводить свободные вечера или за просмотром новых и не очень фильмов с активными комментариями, или за долгими разговорами за жизнь под пиво или вино. А еще мне нравилось просто сидеть и молча слушать, как Семен перебирает струны своей гитары, подыскивая нужные слова для новой песни. Это неожиданно напомнило мне наши вечера с мамой, пока все еще было хорошо. Отец почти все время был в отъезде, и я, вернувшись из школы, проскальзывала в мамину мастерскую и сидела, наблюдая за ней, гадая, что же в очередной раз рождается на этом холсте. А когда наступал вечер и свет уходил, мы сидели и болтали, как лучшие подруги. Мечтали, что когда я вырасту, то стану морским биологом и буду выходить в море на исследовательском судне. А родители купят домик у моря. Отец будет заниматься каким-нибудь бизнесом, а мама будет писать свои картины на берегу в хорошую погоду. Ничему из этого не суждено было сбыться, и раньше мне воспоминания об этом времени всегда причиняли сильную боль, и я бежала от них как могла. Но рядом Семкой с его одновременно хитроватым и в тоже время наивным взглядом на все в этой жизни моя вечная боль трансформировалась в просто грусть, которая словно обретала голос в его пальцах, ласкающих струны.

В быту нам тоже удалось поладить, хотя оба явно не были фанатами стерильной чистоты. Готовили мы по очереди, убирали вместе, хотя часто и подолгу шутливо препирались из-за того, что кому положено делать, исходя из теории полов. Побеждала обычно я в силу женской хитрости врожденной и приобретенной. Семен это прекрасно понимал, но смирялся с поражением, правда, грозя, что в следующий раз ни за что не попадется.

А еще очень много разговоров у нас сводились к вопросам секса, а точнее Семкиной вечной озабоченности и способах, как от нее избавиться. Это напоминало, наверное, то, как если бы у меня вдруг откуда ни возьмись появился младший брат, причем сразу со всем букетом подростковых проблем и комплексов, не говоря уже о бушующих гормонах. Причем братец-то, кроме всего прочего, оказался еще и жутко разборчивым. Подавай ему сразу девушку не абы какую, а красоты неземной. При этом я уже во вторую свою смену срисовала, что вторая официантка Лена запала на Сему. Причем всерьез. Я пробовала говорить с ней на эту тему, но девушка почему-то невзлюбила меня и только презрительно фыркала в ответ, отказываясь хоть как-то общаться. С Семеном мои способности свахи также потерпели полное фиаско. Он заявил, что Лена не в его вкусе. Тоже мне, ценитель!

Рамзин после того реалистичного сна не являлся ко мне. Ну, можно сказать, почти. Просто очень часто я просыпалась от того, что отчетливо ощущала на себе взгляд. Тяжелый, голодный, неотступный. От него все моё тело напрягалось и буквально звенело от жесткой сексуальной потребности. Словно я заразилась этой Рамзинской ненасытностью, как вирусом, и выздороветь никак не получалось. Не выходило и снимать напряжение самостоятельно. Оргазмы были, но они ничем не помогали, оставаясь какими-то бесцветными и безвкусными, не давая ни на секунду забыть моему телу и разуму, что это только заменитель того, в чем на самом деле я нуждаюсь. Никакие попытки парней из бара привлечь мое внимание тоже не срабатывали. Несмотря на то, что некоторые были весьма настойчивы и даже не глупые и весьма остроумные они будто оставались прозрачными для меня. Я смотрела, но не видела. А бросаться в очередное приключение очертя голову, просто в надежде, что присутствие нового мужчины в постели физически выдавит Рамзина из моих мыслей, я не видела смысла. Потому что ну не было ни у кого и близко такой энергетики, как у этого чертова пришельца. Поэтому я, просыпаясь после таких снов, шла на кухню и сидела до утра, отравляя тело дымом и глядя на холодные звезды, под которыми где-то ходил тот самый Рамзин, лишающий меня возможности нормально выспаться.

В работу я втянулась удивительно быстро. Мышцы рук и спины привыкли к тасканию подносов и долгому хождению. Как без конфликтов ставить на место подвыпивших байкеров тоже усвоила очень быстро. Самое удивительное, что мне и правда нравилось и само место, и атмосфера и люди. Это разительно отличалось от тех мест гламурных тусовок, посетителем которых я сама была еще совсем недавно, где даже в воздухе всегда ощущалось нечто приторно-гнилостное, фальшивое. По большому счету это была заслуга хозяйки — Риммы. Как я узнала, она была женой одного из байкеров. Он разбился насмерть около десяти лет назад. Римма после этого больше не вышла замуж, насколько было известно общественности даже интрижки ни с кем не завела. В память о муже она и открыла этот бар для байкеров, и они в этом ее поддержали и очень помогли. Даже когда на нее пытались наехать какие-то бандюки, парни собрались и устроили им такой теплый прием, что больше ни у кого и мысли не возникло соваться к Римме. Римма была именно такой, как ее и охарактеризовал Сема.

Умной, немного жестковатой, но честной и готовой встать на защиту своих сотрудников, не взирая на лица обидчиков. Но и за косяки спрашивала так, что аж в пот бросало, и повторять ошибок не хотелось.

На второй неделе я поймала себя на мысли, что если отодвинуть в дальний угол мою необъяснимую неспособность изгнать из головы Рамзина, наверное, никогда в жизни я не была так спокойна. Не была столько времени просто собой. Как будто отступила эта вечно грызущая меня потребность в саморазрушении. Мне не хотелось грубить, я не нуждалась в том, чтобы все время ощетиниваться и демонстрировать всем 'пошли все на хер' лицо. Эти дни были какой-то необъяснимой зоной покоя для меня. Даже Семен заметил это. Хотя я знала, что так долго длиться не может, и все рано или поздно нужно что-то решать. Нельзя жить вечно в таком подвешенном состоянии. Да, я не ходила, испуганно озираясь, ожидая в любую минуту увидеть Рамзина. Если честно, к концу второй недели я уже была почти уверена, что он меня не ищет. Ну на фига такой затяжной гемор такому, как он? Наверняка уже нашел новую идиотку и трахает ее до беспамятства, и мозг выносит своими перепадами настроения. С-с-сука! Короче, жить вот так, на птичьих правах, я вечно не собиралась. Но все же каждый день откладывала свою, так сказать, легализацию. В конце концов при всей моей обиде нужно же хотя бы позвонить и узнать, как отец.

— Ты как-то изменилась, — сказал мне Семен однажды вечером, когда мы в четвертый раз пересматривали 'Аватар', где весьма символично инопланетяне надирали задницы землянам.

— Так говоришь, как будто хорошо меня знаешь, — фыркнула я.

— Ну, хорошо, не хорошо, но приехала ты другая.

Я вздохнула, в очередной раз поражаясь этой обезоруживающей способности Семки говорить со мной о неудобных или очень личных вещах и при этом умудряться не разозлить меня.

— Другая, это как?

— Ну, не знаю. Глаза совсем другие были. Злые, настороженные. Словно ты все время ищешь повод всех послать, или ударить, — продолжил он, косясь на меня и потягивая пиво.

— А сейчас что, смотрю умильненько, как кот из Шрека?

Я взяла со столика свою бутылку, пряча за ней улыбку.

— Не. Ты умильненько, наверное, никогда не сможешь. Просто как-то… спокойно. Будто не ждешь от каждого в любой момент какой-то херни.

Я прислушалась к себе.

— Может и так, — только и пожала я плечами.

— Ты мне так нормально и не хочешь объяснить, что у тебя с этим мужиком вышло, что ты от него прячешься?

— Обязательно настроение портить?

— Нет, не обязательно. Но я все еще думаю об этом.

— Ты-то чего? И я тебе уже пыталась объяснить. Это безнадежно.

— Нет, не безнадежно. Просто это ты хреновый объяснятель. Не быть тебе училкой, — хихикнул Сема.

— Да уж. Вот несчастье, — я старательно делала вид, что увлечена сюжетом.

— Ну, Ян, не будь такой стервозной, — Семен схватил пульт и остановил фильм прямо в момент эпичного полета Джейка Сули с гигантского дерева.

— А ты не будь таким наглым и любопытным, — вздохнув, попросила я.

— Но я ведь такой и есть. Вот расскажи один раз нормально, и я отстану от тебя. Навсегда, — сделал честные глаза Сема.

— Мля, вот въедливый. Ну как я тебе объясню? — закатила я глаза. — Вот смотри, ты ведь на скутере ездишь?

— Ну да.

— И всегда ты за рулем?

— Так еще бы.

— Ты знаешь, куда поедешь, знаешь, какой ты водила, выбираешь скорость. А вот теперь представь, что за рулем человек, о котором ты ни черта не знаешь. Он привлекает тебя, даже можно сказать завораживает, заставляет тебя чувствовать необычайно остро. Но ты не можешь угадать, когда и насколько сильно он заложит поворот, не догадываешься, с какой скоростью будет гнать, не представляешь, где вы окажетесь в итоге. И сойти в пути нельзя, твоих слов он не слушает, и ты понятия не имеешь, вдруг он вообще собирается вмазать вас в стену, — ага, а еще он гребаный инопланетянин или кто там еще, но это уже мелочи. — Так тебе понятней?

— Так понятней. Наверное, это та еще поездочка должна быть, — пробормотал Семен.

— Вот тут ты прав.

В конце третьей недели я получила самую первую в своей жизни зарплату. Конечно, суммы, оказавшейся у меня в руках, мне раньше и на полдня бы не хватило, но душу необычайно грело именно то, что это первые деньги, которые я заработала самостоятельно. Не взяла у отца или сняла с карты, а именно заработала. Глупо, да? Но, блин, приятно и ново для меня. Мы решили по этому поводу устроить с Семкой праздничный ужин. Скупились в местном супермаркете и приперли полные пакеты домой. Дружно взялись готовить, но тут выяснилось, что никто не вспомнил, что у нас еще вчера закончилось масло. Семен решил мухой смотаться в ближайший магазинчик, а я осталась следить за тем, что уже кипело на плите.

Минут через десять громко хлопнула входная дверь, и я поставив на плиту сковороду, уставилась в сторону коридора, ожидая появления Семена с бутылкой масла. Но он как назло застрял.

— Се-е-ем, ну ты чего там, заблудился? — крикнула я, когда от сковороды запахло. — У меня уже почти готово все, и вино остыло, наверное.

И тут же подавилась словами, потому что в дверях появился Рамзин собственной персоной.

— Такая умильная семейная картинка. Госпожа Крамер ждёт своего юного любовничка, как заправская хозяюшка с ужином и винцом, — процедил он, презрительно кривя свой красивый рот.

Легкие окаменели на полувдохе, как и все мое тело. Темно карие глаза словно приварили мои ноги к месту, обездвижив меня. Но длилось это всего секунду. И потом паника и шок обернулись злостью, и я схватила с плиты раскаленную сковороду.

— Нашел таки, сволочь, — прошипела я, со всей очевидностью демонстрируя, что так просто в руки не дамся.

— А ну поставь на место! — рявкнул Рамзин.

— Или что?

— Или твоему милому мальчику будет очень больно.

В этот момент за спиной Рамзина появился шкафообразный Саша, держащий за горло вырывающегося и хрипящего Семена.

В здоровых лапищах Александра Семен казался тщедушным цыпленком, которому вот-вот сломают шею. А судя по ярости, бушующей в глазах Рамзина, это может случиться в любую секунду.

— Семка… — прошептала я и поставила сковороду.