15

Мы не получали от мамочки Адама никаких вестей на протяжении трех недель после того, как она застала нас за этим скандальным занятием. Судя по всему, шок от этого зрелища вызвал у нее потрясение и эмоциональную травму.

– Ни одна мать не должна становиться свидетельницей такого, – с театральными интонациями призналась она Джеймсу. Он сообщил нам об этом, когда заглянул обсудить подготовку свадьбы. Активность по этой части внезапно усилилась: Адам нашел замечательную гостиницу в Танбридж-Уэллсе, даже с церковью, а поскольку по эту сторону лета оставалась лишь одна доступная суббота, мы решили забронировать номер именно на нее. В итоге получилось, что на всю и всяческую организацию у нас всего пара месяцев, и мы уже начали паниковать, понимая, что нужно договариваться о многом сразу, причем побыстрее. Впрочем, я предполагала, что Джеймс с Адамом посвятят больше времени подготовке к традиционным мальчишникам.

– Я не желаю это обсуждать, – отрезал Адам. Мы втроем стояли на кухне, и Джеймс передавал нам подробности нервного срыва их матери. Я шагнула к Адаму, но он отвернулся и, возмущенно пыхтя, направился в спальню, так что мы с Джеймсом остались вдвоем.

Скорчив рожи, мы с трудом подавили хихиканье. На его левой щеке появилась ямочка.

– Нехорошо смеяться, но иначе я зареву, – призналась я.

Джеймс посмотрел на меня поверх кружки с кофе. Глаза у него улыбались.

– Могло быть хуже, – заметил он.

Я посмотрела на него как на сумасшедшего:

– Э-э… например, как?

– Ну, не знаю, – промямлил он. – Но я уверен, что кто-нибудь когда-нибудь попадал в более неприятную переделку.

– Ага, и от этого мне сразу должно полегчать, да? – Я засмеялась.

Он приложил палец к губам:

– Ш-ш, нельзя, чтобы он слышал, как мы смеемся. Это его только разозлит.

– Он и так уже разозлился, – тихо ответила я. – Он в паршивом настроении с тех самых пор, как это случилось. Винит меня в том, что я это затеяла.

– Ты что, шутишь?

Я помотала головой.

– Тогда, вероятно, кто-то должен ему напомнить, что танго всегда танцуют вдвоем? – Он недоуменно поднял брови.

Я осознавала, что мы разговариваем полушепотом. Мне не хотелось, чтобы Адам решил, что мы говорим о нем. Хотя мы как раз это и делали.

– Ну что… – произнесла я громко. – Еще кофе?

Больше мне ничего изобрести не удалось. Он приподнял свою наполовину полную кружку и покачал головой. Я сделала себе еще кофе, громче обычного гремя кухонными причиндалами.

– Есть какие-нибудь предложения насчет того, что нам делать с вашей матерью? – спросила я, понимая, что тем самым переступаю границу. Сморщившись, я ждала его ответа.

– Она это переживет, – негромко произнес он.

Я улыбнулась.

– Не думаю, что это случится скоро. Ты же знаешь, какая она, твоя мамаша. Она станет за это цепляться как можно дольше. – Вряд ли я действительно хотела произнести это так громко.

После долгого молчания он проговорил:

– Обычно у нее весь пар уходит в свисток. Ничего, она придет в себя.

Я наконец выдохнула. Плечи у меня расслабились. Не будь Адама в соседней комнате, я бы все выложила Джеймсу. Все это буквально жгло мне язык, все это так и просилось наружу. Я подумала: вот бы Адам чуть больше походил на Джеймса, тогда было бы легче говорить с ним о матери. Джеймс понял бы, что я чувствую. Как она заставляет меня чувствовать себя. Он бы поддерживал меня, защищал, когда она загоняет меня в угол. Я знала, что он бы поступал так всегда.

Он снова улыбнулся этой своей улыбкой – словно читал мои мысли:

– Ей просто нужно еще немного времени.

Я не возражала. Пускай тратит на это сколько угодно времени. Сколько ей нужно. Не то чтобы мне очень ее не хватало. Если уж начистоту, в глубине души я только радовалась, что эта история хоть немного отдалила ее от нас. Впрочем, со своими желаниями лучше быть поосторожней. С тех пор как все это случилось, сексуальная активность Адама снизилась почти до нуля. Теперь мне не удавалось сподвигнуть его на что-то большее, чем целомудренный поцелуй в щечку перед его уходом на работу. Я пыталась убедить себя, что это просто совпадение, что на нем очень сказывается работа, что он устает. Но всякий раз, когда я вспоминала, как Памми увидела нас и как Адама всего передернуло, я понимала, что на него это подействовало куда сильнее, чем я могла бы себе представить.

– Прости, что-то я не в настроении, – сообщил он мне той же ночью, позже, когда я продефилировала в спальню в новом кружевном белье от Victoria’s Secret.

– А когда ты будешь в настроении, как по-твоему? – проворчала я обиженно. – Скоро? Нет?

– Мне просто сегодня не хочется.

– Но я могу сделать так, что все твои заботы и тревоги забудутся, – проворковала я, забираясь в постель и протягивая к нему руки.

– Ну хватит, – бросил он, повернулся ко мне спиной и выключил свет.

Наутро меня тоже мало что порадовало: позвонили сразу два моих стажера, сказавшись больными. Я знала, что один из них – довольно безответственный тип. Но другой, по имени Райан, меня удивил и разочаровал. Его расписание было под завязку забито встречами, и мне пришлось жонглировать двумя графиками – и моим, и его. Иногда от меня требовалось настоящее чудо: мне предстояло находиться в двух местах одновременно.

К полудню я чувствовала себя так, словно из ушей у меня валит пар. Натан, мой шеф, хотел, чтобы я срочно занялась еще и новым рекламным проектом, а клиент, которого я окучивала уже несколько недель, вдруг, как выяснилось, собрался подписывать контракт с нашими конкурентами. Я не ожидала ни того ни другого.

Мне уже не меньше тридцати раз позвонили на мобильный, и с каждым звонком мой стресс усиливался.

– Да. Эмили Грандбок, – гавкнула я в трубку чуть агрессивнее, чем собиралась.

– Все так плохо, а? – спросил мужской голос.

– Извините?.. Кто говорит? – Номер был незнакомый. Я уже пожалела, что откликнулась. У меня не оставалось времени для всех этих непрошеных коммерческих предложений.

– Это Джеймс, – ответил он.

Я немного подождала, пока мое сознание обработает эту информацию должным образом. Ничего не получилось.

– Извините… Джеймс, а дальше?

– Брат Адама, – довольно неуверенно пояснил он.

– О-о, – произнесла я, – прости, я пыталась понять, кто у меня на работе Джеймс. Привет, как ты? Я сейчас не с Адамом, если что. Или ты насчет Памми? Как она, ничего? – Я бормотала все эти бессвязные фразы, мысленно перебирая миллион возможных сценариев.

– Да, она в полном порядке. И вообще все хорошо.

Я рассчитывала на более подробный ответ, но он заставлял меня все вытягивать из него клещами.

– Какие новости? – спросила я. – У тебя все нормально?

Так странно было говорить с Джеймсом по телефону. Другое дело – обмениваться эсэмэсками. Тут почему-то чувствовалась существенная разница. Когда-то наша дружба была такой легкой и непринужденной. Теперь же, казалось, она переходит невидимую грань.

– Да, у меня все отлично. – Он произнес это слишком медленно.

Я ждала, не очень понимая, что сказать дальше.

– Тут просто… м-м… Я тут оказался в твоих краях и подумал – может, у тебя найдется время выскочить попить кофе?

– Что-что? – Не знаю, сказала я это вслух или нет.

– Ты здесь?

– М-м… да, я слушаю.

– Я не расслышал – «да» или «нет»?

– Э-э… извини, но я сейчас в Канэри-Уорф. Было бы здорово, но у меня сегодня дел невпроворот. Одна встреча за другой. В этом бизнесе из нас все соки выжимают. – Я услышала, как издаю фальшивый смешок, чтобы разрядить обстановку. Я решила: вряд ли он почувствует эту фальшь, он недостаточно меня знает.

Я подумала о мужчине на том конце линии. Я всегда представляла себе, как он, по щиколотки в земле, разравнивает граблями клумбу, а потом вытирает руки о неопрятную серую футболку, которая когда-то была белой. Черты его лица – почти такие же, как у Адама, но более молодые, более заостренные, более точеные. Он откидывает волосы со лба, и видно, что под ногтями у него грязь.

А теперь он вдруг оказался здесь, в этой «бетонной метрополии», как он – я слышала – называл Лондон. Мне казалось, он совсем не поклонник больших городов. Что же он тут делает? Неужели он ради такого случая облачился в костюм? И вот бродит по лабиринту небоскребов, все отчаяннее стремясь вернуться на свои обожаемые зеленые пастбища?

Осознание того, что я думала о нем, представляла его себе (и, видимо, не впервые), заставило меня покраснеть.

Заикаясь, я сказала в отверзшуюся тишину:

– М-м… может, в другой раз?

– Ну да, конечно, ничего страшного, – быстро отозвался он. Казалось, он смущен и теперь ему хочется побыстрее свернуть разговор.

Послав «пока» в молчание, которое он после себя оставил, я какое-то время неподвижно стояла на углу площади Кэбот-сквер. Холодный ветер свистел вокруг меня. Я в недоумении пялилась на экран телефона.

Я пыталась сосредоточиться на работе, но мне все не давала покоя одна мелочь, засевшая где-то на задворках сознания. Что значит – «я тут оказался в твоих краях»? Это и правда так? Или тут что-то более сложное? И если да, то почему?