Из Тони Гуарино вышел хороший солдат. Его отправили к пулеметчикам, и ему там понравилось. Офицеры не уставали поражаться хладнокровию новобранца под огнем – не знали, что смотреть смерти в глаза для него обычное дело. К тому же отражать атаки дома приходилось без тысяч помощников, да и окопы в уличных битвах не защищали. В общем, Тони счел войну довольно простым занятием и с удовольствием в нее включился.
За полгода он заработал лычки старшего сержанта. В батарее служили преимущественно деревенские ребята, которые имели с Тони мало общего и не питали к нему особой симпатии, но трудноопределимое «нечто» прирожденного лидера заставляло их подчиняться без вопросов. Однажды во время тяжелого ночного боя в лесу Тони пришлось применить свои лидерские качества в деле. Полуслепой от собственной крови, он вывалился из темноты, таща на себе бесчувственное тело капитана, и увидел, что всех офицеров вывели из строя и отряд на грани паники. Осторожно опустив капитана, он велел двум сослуживцам взять аптечку первой помощи и сделать все возможное, затем вытер кровь с глаз и спокойно принял командование на себя. Вскоре после рассвета полковник с удивлением обнаружил под началом Тони три батареи, которые общими усилиями без труда удерживали свой участок периметра. Сам Тони сидел на пригорке, где его в любую минуту мог снять вражеский снайпер, и с пистолетом на колене цепким взглядом обшаривал линию обороны в поисках возможных дезертиров. Это надо было видеть! Босые ноги облеплены грязью, голова обмотана окровавленным носовым платком и портянками…
– Вот же нахал, чтоб его! – повернулся полковник к своим офицерам. – Взял все в свои руки и справляется лучше, чем многие майоры! Прорвись здесь фрицы, уничтожили бы нас подчистую.
– Эй, слезай! – окликнул он Тони из грязной траншеи, по которой пришел, собирая остатки своего полка. – Иди перебинтуй раны.
– У нас некому командовать, – возразил Тони. – Большинство офицеров отдали концы, а некоторых я отправил в тыл – заштопать. Конечно, в сознании они не согласились бы, но все поотключались, чисто лампочки, так что совершенно не доставили хлопот. Ребята отлично сражаются, если за ними присматривать, – продолжал он, – однако без надзора начинают слегка нервничать. Останусь здесь, пока не прибудет какой-нибудь командир.
– Ишь ты! – воскликнул полковник, повернувшись к своим подчиненным. – Видали? Еще и упирается, ждет, пока отстрелят голову! – Он повысил голос, снова обращаясь к Тони: – Я полковник Райли. Со мной капитан Стоун, он присмотрит за твоими людьми. А теперь давай, живо! Слышишь? Ступай в тыл, займись ранами. Нам нужны такие, как ты.
Тони, пошатываясь, встал со своего опасного пригорка, отдал честь полковнику, молча пожавшему ему руку, и неохотно направился в тыл.
Не успел закончиться день, как полковник Райли стал обладателем полного отчета о ночных событиях и послал в генштаб такой доклад, что Тони, увидев его, еще долго ходил бы под впечатлением. В итоге парня наградили крестом «За выдающиеся заслуги» и французским «Военным крестом». Причем он не понимал, за что, ведь просто действовал по обстоятельствам, как в уличной стычке дома.
Наконец было заключено перемирие, и Тони отправился на родину. Парень неплохо подготовился. Ловкий игрок, он умело околпачивал олухов и успел увеличить свой личный капиталец до шести с лишним тысяч долларов, спрятанных в поясе под мундиром. Не раз во Франции ему казалось, что все это можно с легкостью отдать за один-единственный час с Вивиан.
За годы войны власти сделали все, чтобы отточить его мастерство убивать разными способами, но, отпустив с благословением в виде почетной демобилизации, похоже, ожидали, что он сразу все позабудет и станет мирным законопослушным гражданином. Завышенные требования и к обычному человеку, не говоря уже о Тони.
Парень вернулся домой с новым лицом и множеством новых задумок, обещавших стать выгодными лично для него, однако вредных для общества. После той кошмарной ночной битвы в лесу, что принесла ему медали, которые он прятал во внутреннем кармане, не оставляя на виду даже ленточек, остался длинный мертвенно-бледный шрам на левой щеке – от верхушки уха до самого подбородка. Нервы и мышцы вокруг губ тоже несколько пострадали, и с тех пор уголок рта был постоянно приподнят и неподвижен. Внешность это удивительно изменило, а улыбка стала поразительно зловещей.
Тони спешил с вокзала, военная форма и пилотка придавали ему мальчишеский и лихой вид. В руке саквояж, в боковом кармане мундира – автоматический пистолет немецкого офицера, привезенный с фронта как сувенир.
Наконец-то дома! Первым делом к Вивиан. Боже! С какой радостью он вновь стиснет ее в объятиях, почувствует, как трепещет, прижимаясь к нему, гибкое податливое тело!
Подозвав такси, Тони сообщил адрес и велел водителю газовать от души. Истомленные разлукой глаза узнали здание даже в темноте, за два квартала. Взгляд принялся искать прежнюю квартиру.
В окнах свет! Вивиан дома. То есть если она все еще там живет. Тони добавил это задней мыслью, как ужасную возможность. И вдруг, крякнув, усмехнулся. Конечно, Вив будет ждать. Как она рыдала, как клялась в ночь их расставания!
Вознаградив таксиста за скорость щедрыми чаевыми, Тони поспешил внутрь и нетерпеливо просмотрел имена рядом с почтовыми ящиками. Да, вот оно! На том же самом месте – Вивиан Лавджой. Вот удивится Вив его приезду, ведь два месяца не писал… столько всего навалилось.
Тони дернул дверь в коридор – вдруг не заперта? Та действительно оказалась открыта. Он тихо поднялся и с замиранием сердца постучал в знакомую дверь на третьем этаже. Внутри раздались шаги, однако никто не вышел. Тони постучал снова – громко и нетерпеливо.
Дверь приотворилась. Готовые обнять Вивиан руки упали, глаза вспыхнули яростью. Дверь придерживал крысоподобный молодчик с жуликоватой рожей. Зато у него были чувственные губы и нос, свидетельствующий о страстности натуры. В рубашке и брюках, по-домашнему.
Едва не сбив его с ног, Тони рванул дверь и залетел в комнату.
– Где Вивиан?
Она поспешно вышла из спальни, одетая в подаренный им красивый пеньюар, из-под которого выглядывала пижама.
– Ты кто такой? – разозлилась Вивиан. – С какой стати сюда вломился?
У Тони перехватило дыхание: она его не узнала.
– Эй, я Тони! Конечно, я чуток изменился, – его пальцы безотчетно прошлись по уродливому шраму на левой щеке, – но ты ведь…
– Тони! – потрясенно воскликнула она и в удивлении уставилась на его лицо. – Господи, полгода назад сообщили, что ты убит. Об этом писали в газетах.
– Что ж, они ошиблись. Вот он я, как ни в чем не бывало.
Внезапно Тони вспомнил странного мужчину. Тот уже закрыл дверь и ждал позади него. Крутанувшись, Тони стал лицом к обоим и грозно спросил:
– Кто это?
– М-мой друг, – поежившись, ответила Вивиан.
– Твой друг, – горько повторил он и с презрением уставился на незнакомца.
Затем бросился в спальню. Там в шкафу нашлись мужские ботинки, с полдесятка мужских костюмов и даже пижама – все висело и лежало вперемешку с вещами Вивиан. До войны здесь были его вещи, но теперь исчезли… Эти чужие – явно имущество того крысомордого из гостиной.
Дрожа от ярости, Тони поспешил назад.
– Значит, сучка, ты мне изменила! – прорычал он, стискивая зубы. – Небось содержишь его на те деньги, что тебе каждую неделю посылает Клондайк О’Хара.
– Нет, Тони! – чуть не задохнулась Вивиан. Ее руки взлетели к горлу, как будто говорить стало невыносимо трудно. – Тони, ты напрасно так думаешь! Я ни разу не посмотрела на другого мужчину, пока не пришла весть о твоей смерти. Богом клянусь!
– Что ж, недолго ты горевала. Женщины не съезжаются с мужчинами в первый вечер знакомства. Даже не потрудилась узнать, а правду ли пишут. Не подождала в надежде: вдруг вернусь? Нет, сразу закрутила с другим. Да и среди твоего шмотья что-то не видно траура. Сплошь яркое и веселенькое, как обычно. Вот и вся твоя любовь ко мне, если откинуть деньги. – Кровь бросилась ему в голову, разум отключился. Рука сама собой метнулась к пистолету. – Да ты вообще плевать на меня хотела! Ну ты и…
Брошенное оскорбление потонуло в грохоте оружия. Вивиан схватилась за горло и осела на пол окровавленной грудой тряпья. В поиске укрытия ее сожитель метнулся за кресло, но Тони действовал с убийственной меткостью. Затем спрятал пистолет под подушкой мягкого кресла и с саквояжем в руке торопливо вышел из квартиры.