Глава 14

КОРИДОРЫ ПРЕДСТАВЛЯЛИ СОБОЙ самую ужасную часть Квинс-Холл. Разумнее всего было пробегать их насквозь, пригнув голову и стараясь не столкнуться с хищниками – пока не достигнешь (более) безопасного убежища классной комнаты, где агрессоров может приструнить учитель.

Все минимально достойное внимания – хорошее или плохое – разыгрывалось на театральных подмостках узкого ковра, на который взирали со стен старинные портреты бывших директоров и директрис. Именно здесь вспыхивали драки и (не) случайно спотыкались неудачники; именно это место служило подиумом для Жасмин Даллингтон, которая хотела продемонстрировать благоговеющим толпам свой новый «лук». Каждый День святого Валентина наполнял коридоры оглушительным звоном – это разбивались сердца сотен девочек, в очередной раз не нашедших в шкафчике любовного послания от Хьюго. Драма, драма, драма.

Сегодня коридоры выглядели еще более пугающими. Сегодня была очередь Бри пройтись по подиуму.

Засмеют ли ее? Проигнорируют? С распростертыми объятиями зачислят в клику Жасмин лишь на том основании, что она идеально подвела глаза?

Бри поправила на плече новую дизайнерскую сумку, глубоко вздохнула и шагнула на ковер…

Немедленная разница. Глазеющие люди. Повернутые головы. Шепотки за спиной.

– Кто это?

– Она из нашей школы?

– Кажется, я ее раньше видела.

И самое удивительное:

– Кто эта штучка?

МУЖСКИМ голосом.

Бри начала покачивать бедрами при каждом шаге. Теперь она шла с высоко поднятой головой, самоуверенно откинув назад волосы. Впереди показался приятель Хьюго. Бри словно в замедленной съемке наблюдала, как у него на лице проступает выражение шока. Бри поймала его взгляд и, решив рискнуть, сексуально подмигнула.

Он врезался в шкафчик.

Это не может быть так легко. Серьезно, это не должно быть так легко.

Бри шла на английский, и толпа расступалась перед ней, словно Красное море перед Моисеем. Правда, Моисея не заботило, что скажет любимый учитель о его новой стрижке. Моисею было проще.

Бри вплыла в класс и опустила сумку на парту. Мистера Феллоу еще не было, так что она откинула волосы и принялась тренировать взгляд «Что? Опять читать это старье?». Вокруг поползли шепотки.

Внезапно их перекрыл голос Чака:

– Это что, та сучка, которая вечно лижет задницу Филипу Ларкину?

– Тсс! Она тебя услышит.

Бри улыбнулась.

– И что? Она лузер. И если она подвела глаза…

– Заткнись, Чак.

Неужели?.. Это случилось? Кто-то встал на ее сторону? Улыбка Бри стала еще шире. Она не глядя достала свою антологию и спряталась за ней, ожидая мистера Феллоу.

Тот появился, едва отзвенел звонок. Когда он промчался мимо Бри, она уловила тянущийся за ним шлейф кофейного аромата.

– Ладно-ладно. Я опоздал. Знаю, это жуткие двойные стандарты с моей стороны. Но в этом и заключается плюс профессии учителя: мы можем безнаказанно грешить в том, что вам не позволяется. Впрочем, вы наверняка простите меня, когда увидите, что я сегодня приготовил… – Он поставил портфель на стол и вытащил свой сборник. – Это стихотворение сделает вас ФАНАТАМИ Филипа Ларкина. К концу следующего часа вы будете УМОЛЯТЬ меня продолжить его изучение. Да, и морально приготовьтесь – особенно чувствительные натуры, – там есть обсценная лексика… Настоящая площадная брань. «Что? – уже слышу я ваши крики. – Мат в Квинс-Холл?!» Именно! Только не сдавайте меня директрисе.

Мистер Феллоу расхаживал вперед и назад, погруженный в книгу. Бри нравилось, как он загорался, рассуждая о литературе. Он становился почти одержим. Будто слова воспламеняли полузатухшие угольки в его душе, снова раздувая огонь жизни.

– Итак, если вы откроете страницу семьдесят четыре… Вот оно. Готовы?

Он откашлялся.

– «Достанут вас отец и мать, пускай того и не желая…»

Мистер Феллоу осекся. Потому что наконец увидел Бри. Тишина.

Проходили секунды, а он в полном молчании смотрел на нее.

– Сэр?

Он даже не заметил вопроса. Все, что он мог, – глазеть. Бри облизнула верхние зубы, будто Сэнди в финале «Бриолина», перед тем как произнести знаменитое «Что скажешь, чувак?», до сих пор вызывающее у всего мира восторженные конвульсии.

– Гм, сэр?

Мистер Феллоу потряс головой. При этом у него был вид, как у постояльца отеля, которого неудачно разбудила стуком горничная.

– Да?

– Стихотворение?

– А… да… конечно.

Он скороговоркой дочитал стихотворение, запинаясь на каждой строфе, и со стуком захлопнул книгу.

– Итак, класс… что вы об этом думаете?

На аудиторию, словно туман, опустилась тишина. В этот момент Бри обычно вскидывала руку и начинала трещать. Но сегодня воздух над ее партой оставался пуст.

– Кто-нибудь?

Чак поднял руку:

– Мне понравилось, сэр.

Его ответ заставил мистера Феллоу подпрыгнуть, словно это была формула эликсира жизни. Что угодно, чтобы отвлечься от Бри, поняла она.

– Прекрасно. И почему тебе понравилось?

– Не знаю. Потому что там есть слово «достанут»?

Еще одна рука.

– Элисон?

– Мне понравился кусок про то, как родители разрушают нашу жизнь.

– Да, он крутой, – загалдела галерка.

– Надо распечатать и повесить на дверь. Пусть мама читает!

– Ха-ха. Я тоже распечатаю.

– Пока это лучшее, что он написал! Всегда бы так, сэр.

Бри изо всех сил боролась с желанием поднять руку. Идиоты! Они же ничего не поняли. Это было стихотворение совсем не про ненависть к родителям. И не про то, как они портят жизнь своим детям. Не в буквальном смысле!

Не поднимай руку. Не поднимай руку.

В итоге она ограничилась тем, что выразительно закатила глаза – хотя это, конечно, было совсем не то, что на пальцах разъяснить одноклассникам их глупость.

Мистер Феллоу отреагировал на этот неожиданный взрыв интереса самодовольной ухмылкой.

– Значит, я не ошибусь, если скажу, что теперь Филип Ларкин вам нравится?

Чак пожал плечами:

– Зачетный мужик.

Все закивали.

Мистер Феллоу испустил преувеличенный вздох.

– Даже и не знаю, что делать – то ли радоваться, то ли сгореть от стыда за всех вас.

– Почему сгореть от стыда?

– Разве не вы ненавидели его целый месяц? Его прекрасные описания, как индустриализация поглощает сельскую местность? Вы сочли их скучными. Унылыми. Требовали сменить программу. Но теперь… Стоило ему написать «достанут» и признаться в неладах с родителями, как вы воспылали любовью к этому парню?

Класс захихикал.

– Это самая печальная вещь на свете.

– Но вы ведь хотели, чтобы он нам понравился?

– Да. Но не по такой причине. Толпа всегда клюет на это стихотворение. Мне бы хотелось, чтобы вы с таким же восторгом отнеслись и к «Свадьбам на Троицу».

Чак снова вскинул руку. Сегодня ему представилась возможность продемонстрировать свой интеллект во всей красе – раз уж Бри изображала глухонемую.

– Да, Чак?

– Мы же об этом говорили на прошлой неделе? Про то, что люди считают клевым и скучным? Нам нравится, когда люди ругаются матом и проклинают родителей. Это делает их… не знаю… понятными?

«Именно поэтому, – подумала Бри, – я и делаю то, что делаю».