Схватившись за голову, мужчина попытался встать на ноги и тут же кубарем покатился по наклонной поверхности, ещё недавно бывшей подволоком шлюпки. От удара об одну из выступающих балок, рёбра, кажется, заскрипели, и в боку полыхнула вспышка боли, моментально заставившая забыть о головокружении и тошноте.

Мужчина тихо застонал, но не оставил попыток принять вертикальное положение. Еле заметный пока запах гари и треск разгорающегося огня где-то в носовой части шлюпки, подгонял его не хуже, чем лесной пожар подгоняет спасающихся от него зверей. Раненый, полуслепой от боли, мужчина опёрся руками о перекосившуюся переборку и, осторожно переставляя руки, хватаясь за каждый выступ, всё же водрузил себя на ноги. Замерев на несколько секунд на месте, он, наконец, справился со своим непослушным телом и, медленно, опираясь на переставшую быть строго вертикальной, переборку, двинулся в хвост шлюпки.

На то, чтобы добраться до нижнего кормового люка, неожиданно ставшего «верхним», у него ушло несколько минут, несмотря на малое расстояние, но, в конце концов, перебравшись через завал из снесённых ударом о землю лавок и вспученного, ощерившегося острыми железными обломками-«зубами» решётчатого фальшпола, оказавшегося потолком, мужчина с трудом провернул колесо запорного механизма и… с ужасом понял, что люк ни в какую не желает открываться. С ужасом, потому как за спиной пассажира всё веселее полыхали языки пламени, а в спёртом воздухе всё отчетливее пахло гарью. Гореть здесь, в принципе, могло немногое, но и этого хватило бы, чтобы превратить герметичный «салон» шлюпки в душегубку…

Попасть под обстрел «кита», прорваться через добрый десяток вышедших из повиновения головорезов, чтобы отбить у них единственную спасшлюпку, покинуть избиваемую «акулу» и при этом суметь остаться незамеченным с атакующего дирижабля. Приземлиться на той самой шлюпке на одних финишных пиропатронах и остаться при этом в живых… ради того, чтобы задохнуться в этой железной коробке?! Да ни в жизнь!

Мужчина вырвал из кучи перекорёженного металла штырь, ещё недавно скреплявший секции фальшпола и, с яростным рёвом загнав его в узкую щель приоткрытого люка, потянул на себя получившийся рычаг, изо всех сил напрягая мышцы рук и спины. В рёбрах вновь полыхнуло болью, заливаемый потом лоб заломило, озаряемая разгорающимся огнём стена перед глазами словно окрасилась в алый цвет, а во рту стало кисло от подкатывающей тошноты. Но люк поддался! Заскрипев, словно жалуясь на неподобающее отношение, округлая дверь дрогнула и… отскочила, звонко ударив по искорёженной переборке. Железный штырь выпал из рук мужчины и тот, неверяще посмотрев на пустой проём, с наслаждением втянул в себя свежий и холодный воздух… чтобы тут же согнуться в приступе рвоты.

Утерев грязным рукавом рот, он повёл по сторонам шалым взглядом и, глухо рассмеявшись, перебрался через высокий порог. Не обращая внимания на непрекращающуюся боль в сломанных рёбрах и вновь одолевающее его головокружение, мужчина сполз по покатому боку шлюпки вниз и, усевшись на покрытую короткой, но одуряюще пахнущей травой, землю, устало вздохнул. Выбрался! Он всё-таки выбрался! Дело за малым… добраться до Бьорна и свалить, наконец, с этого чёртова острова.

Но исполниться мечте, очевидно, было не суждено. Стоило уставшему пассажиру подняться на ноги и сделать пару неуверенных шагов прочь от шлюпки, как ночную темноту впереди, разорвала череда огненных вспышек и грохот пулемёта. А потом, из той же темноты прямо в лицо спасшемуся ударил ослепительный луч света мощного прожектора, и чей-то насмешливый голос пожелал доброго вечера… на эсперанто. Учитывая, что среди абсолютно сухопутных людей Трёхпалого знатоков этого языка нет и в помине, а голос говорившего ничуть не был похож на голосину самого Бьорна, можно сделать вывод, что проклятый «кит» всё же не купился на уловку и отследил падение шлюпки. Осознав это, заметавшийся было под лучом прожектора, мужчина замер на месте и, тихо выругавшись, поднял руки вверх.

А уже через минуту, рядом с ним вдруг возникла затянутая в высотный костюм фигура. Споро и с явным умением спеленав измотанного уставшего мужчину, пленитель подтолкнул его в спину, а когда тот сделал шаг из до сих пор освещавшего его круга света и заморгал, оказавшись в полной темноте, боец щёлкнул карабином, пристёгивая к чему-то пленника и тот вдруг почувствовал как его ноги отрываются от земли. Миг, другой, и вот он уже в тёмном трюме, удивительно маленьком для «кита»-трёхтысячника, стоит под прицелом то ли того же самого бойца, то ли его коллеги в таком же высотном костюме и полностью скрывающем лицо шлеме с «совиными» окулярами.

Не говоря ни слова, конвоир мотнул головой в сторону единственного источника света в помещении, которым оказался широкий проём, ведущий куда-то вглубь дирижабля, и навёл на пленника странного вида оружие, похожее на лишённый приклада обрез с избыточно длинным магазином и пистолетной рукоятью. Впрочем, долго разглядывать этот образчик творчества неизвестного оружейника, мужчине никто не позволил бы, а потому, он послушно двинулся в указанную бойцом сторону.

Удивительно, но его привели не в карцер, имеющийся на любом «ките», а в обычную каюту, похожую на камеру для буйных матросов разве что размерами. Впрочем, назвать каюту роскошной тоже было нельзя. По сути, это был пенал четыре на шесть шагов, в два с небольшим метра высотой. Узкая койка, пустой рундук под ней, прикрученный к полу стол, вроде тех, что встречаются в спальных вагонах, встроенный в переборку шкаф, в котором нашёлся скрученный в валик матрац, да пустые полки над столом. Вот и вся обстановка. Да, ещё дверь, очевидно, ведущая в туалетную комнату, но выяснить так ли это, пленнику не удалось, та оказалась заперта.

Оглядевшись по сторонам, пленник пожал плечами и, стараясь как можно аккуратнее двигаться, чтобы поменьше тревожить сломанные рёбра, устало опустился на жёсткую койку. Оперевшись спиной о переборку, он коснулся затылком прохладной латуни высокого поручня и прикрыл глаза, чувствуя как холод металла словно вытесняет из головы жгучую боль. Если бы еще прошло это чёртово головокружение…

Он и не заметил, как задремал. Уставший организм, вымотанный происшедшим, в какой-то момент просто отключил сознание, погрузив его в умиротворяющую темноту сна без сновидений.

Тем хуже была побудка. За пару часов, что пленник провёл во сне, его тело не успело отдохнуть, и стоило бедолаге открыть глаза, как на него вновь накатила боль. Болели рёбра, в голове вновь начали стучать неугомонные молоточки, болело избитое при падении шлюпки тело, стонали уставшие мышцы… Но пленителям не было до этого никакого дела. По крайней мере, именно так казалось мужчине во время допроса, который вёл какой-то мальчишка. Мальчишка, воспринимать которого пришлось со всей серьёзностью. И отвечать на его вопросы мужчине тоже пришлось весьма обстоятельно, и не виляя… почти не виляя. Как оказалось, прямую ложь, допрашивавший его юнец чуть ли не нюхом чуял. А ещё он довольно убедительно доказал, что врать ему чревато неприятностями… учитывая же, что мужчине хватало уже имеющихся повреждений, чтобы не испытывать недостатка в болевых ощущениях, по недолгому размышлению он пошёл навстречу юному шкиперу яхты «Морай». Да-да, пленник был весьма удивлён, когда понял, что ошибся в определении пленивших его личностей.

Зато по окончании беседы-допроса, его ранами занялась некая рыжая или почти рыжая девица… С определением цветов у пленника, после удара головой о подволок во время падения шлюпки, творилась какая-то ерунда, и помочь с её решением эта девчонка не смогла, хотя с остальными ранениями и ушибами, она справилась довольно уверенно. И до «своей» каюты, пленник добрался уже в куда более приподнятом настроении, которое поднялось ещё выше, когда он увидел застеленную чистым постельным бельём койку, лежащую на ней новенькую матросскую робу, нарочито распахнутую дверь санузла и накрытый теплосберегающим колпаком поднос с едой на столе.

— Всё как обещал шкипер. Будешь себя хорошо вести, будешь жить. Начнёшь делать глупости — прогуляешься в открытый люк трюма с третьего горизонта, — прокомментировал его конвоир, сменивший высотный костюм на матросскую робу, но от этого не став выглядеть хоть чуточку менее угрожающим. И пленник послушно кивнул. Спорить с этим громилой он был не намерен. Да и зачем? Прежде чем пытаться как-то изменить ситуацию, нужно хоть чуть-чуть прийти в себя… чтоб хотя бы рёбра немного поджили. А до тех пор, любая попытка побега будет выглядеть изощрённым способом самоубийства, не больше. — Иди в душ, как разденешься, обноски свои выкинь сюда. Наставления медика помнишь? Повязки не мочить, голову под горячую воду не совать. И не косись так на стол, никуда твоя еда не сбежит. Ну, что застыл? Шагай, давай… зелень каботажная.

Разговорить нашего пленника оказалось куда проще, чем я рассчитывал. Несколько ударов электрическим током вкупе с демонстрацией чутья на ложь, обеспеченного Ветром и Водой, поработавшими в качестве эрзац-полиграфа, не очень точного, но вполне достаточного, чтобы впечатлить незнакомого со стихийными техниками человека, и он готов к конструктивному диалогу. Нет, думаю, если бы наш пленник чувствовал себя получше, то возиться с ним пришлось бы куда дольше. Да что там, он и в своём нынешнем состоянии всё же не был до конца откровенен и, несмотря на явно терзавшую его головную боль, умело лавировал, выдавая лишь ту информацию, которую не мог скрыть умолчанием. Умный мужик, этот Герберт. Не слишком сильный, не очень стойкий, но очень умный.

— Я вот думаю, а чтобы ты стал делать, если бы в шлюпке оказался бы весь экипаж «акулы», а «Феникс» посчитал бы нашу наводку ловушкой? — протянула Алёна, отвлекая меня от размышлений. Я вздрогнул и, оглядевшись по сторонам, наткнулся на скрестившиеся на мне взгляды команды, в ожидании ответа даже прекратившей орудовать ложками.

— А какие варианты возможны с пиратами? Перестрелял бы к чертям, и дело с концом, — буркнул я в ответ.

— Ты в этом был уверен ещё до того, как допросил пленника, или это результат вашего разговора? — уточнил Алексей.

— Ты же видел обстрел деревни, так чего спрашиваешь? — пожал я плечами, и за столом кают-компании вновь воцарилась тишина, нарушаемая лишь стуком столовых приборов. Может быть, Алексей и хотел бы напомнить о «ювелирной» точности этого обстрела, но он промолчал. Зато вместо него заговорил Фёдор, пусть и не сразу. Самый неугомонный из братьев всё же не смог сдержать любопытства.

— А что тебе рассказал пленник?

— Историю о жадности, — фыркнул я в ответ, складывая приборы в опустевшую тарелку. — По словам этого Герберта, Бьорн Трёхпалый, завербованный людьми нашего старого знакомого Алистера, решил подзаработать на своих хозяевах и организовал простое и весьма прибыльное дело. Поставки жизненно важных грузов для организации среди местных жителей борьбы с норвежцами, Эйр и Альба, в свою очередь претендующих на протекторат над Фарерами ведут именно через этот островок и, понятное дело, что доставляют эти грузы такие же контрабандисты, как и мы. Поначалу, Бьорн трудился не за страх, а на совесть, принимая товар и переправляя его дальше на базы морским путём. Но около года назад, обстановка вокруг Фарер начала накаляться, стороны перешли к активным боевым действиям, и однажды, доставивший груз контрабандист был пойман норвежским капером чуть ли не на взлёте после разгрузки… и сбит, естественно. Как сообщил Герберт, именно тогда у Бьорна и появилась идея, как можно получить много денег, не рискуя доверием работодателя.

— И как же? — Фёдор так и фонил нетерпением. Да и у Алёны, кажется, проснулось любопытство, а значит, она уже отходит от срыва, и это хорошо. Значит, есть шанс, что грядущую нотацию она воспримет мозгами, а не сердцем.

— Сам подумай. Боевые действия, шныряющие вокруг каперы… фальшивое платёжное поручение, — произнёс я. Федя недоумённо посмотрел на меня, потом на покачивающего головой Алексея, а наткнувшись взглядом на печально вздохнувшего Вячеслава, недовольно фыркнул.

— Да что такое-то?!

— Вспомни, вчерашний день. Вспомни, вчерашний день. Примерно так же обстояло дело и с другими. Не со всеми, понятное дело, зачем зря волну поднимать? Но случалось… «Контрабасу», доставившему груз, вручалась фальшивая платёжка, потом рядом появлялась «акула» Герберта, забивающая эфир мусором и, тем самым, не позволяющая контрабандисту связаться с банковской конторой и проверить действительность платёжного поручения, а заодно, заставлявшая капитана торопиться и делать ошибки. А что может быть беззащитнее дирижабля на взлёте? Ни манёвра, ни скорости… В результате, груз отправлялся по адресу, «контрабас» на дно, а деньги с реального счёта снимали люди Бьорна.

— А деревенские за этим просто наблюдали, так что ли? — возмутился Фёдор.

— А нет никаких «деревенских», — развёл я руками.

— Как это? — не понял он.

— Очень просто, — ответил я. — Есть перевалочная база повстанцев, в роли которой выступает старый заброшенный посёлок, приведённый людьми Трёхпалого в порядок для достоверности. Есть полтора десятка проституток, скрашивающих досуг его бойцов, и несколько старых рабов, ввиду возраста не годных ни на что, кроме как приглядывать за немногочисленной скотиной, и играть тех, кем они по сути и являются, то есть, стариков. И всё.

— Меня другое интересует, — протянул Вячеслав, полюбовавшись на вытянутую физиономию самого младшего брата.

— Что именно? — спросил я.

— Алистер, — коротко ответил он.

— М-м, хочешь знать, не замазан ли он в этом деле? Нет, не замазан, — покачав головой, произнёс я.

— Ты уверен? — на этот раз подал голос Алексей.

— Почти на сто процентов, — кивнул я. — Алёна, ты же приняла ту телеграмму?

— Когда мы были на подходе к Тронхейму, Алистер прислал телеграмму, в которой предупреждал о том, что к доставке груза проявило интерес, как он написал: «аналитическое крыло нашей организации» и попросил быть предельно внимательными при доставке груза. Подробностей он сообщить не пожелал или не смог, — задумчиво проговорила моя невеста, глядя куда-то поверх наших голов.

— Ну да, зачем бы ему нас о чём-то предупреждать, и тем самым настораживать, если бы он был на стороне Бьорна? Наоборот, он скорее был бы заинтересован в максимальном нашем успокоении… — протянул Алексей и, тряхнув головой, спросил: — А насчёт шифровок ты этого Герберта не расспрашивал?

— А как же! — усмехнулся я в ответ. — Расспросил, и ответ получил. Правда, последний шифр, тот, что так сильно отличается от прежнего, он раскрывать не пожелал.

— Может не смог? — нахмурился Вячеслав.

— Может и не смог, — не стал спорить я. — Собственно, в той череде цифр, что он «перевёл», был разговор самого Герберта с Бьорном. Они обсуждали нашу пропажу и план «Б».

— Что за план «Б»? — встрял Фёдор.

— Тот, что мы наблюдали. Бомбёжку посёлка, — отмахнулся от него Вячеслав. — Полагаю, поняв, чем им грозит наше исчезновение, эти господа решили смыться, и таким образом заметали следы. Ручаюсь, после того как люди Трёхпалого покинули посёлок, «акула» должна была смешать его с землёй, так?

— Именно, — кивнул я. — Проституток и рабов, скорее всего, «зачистили» бы где-нибудь в холмах, и концы в воду. Но тут явился «Феникс» и окончательно смешал им все карты.

— Вовремя появился, — заметил Вячеслав.

— Угу, очень вовремя, — подхватил Фёдор. — А может, тот последний шифр, как раз ему и предназначался?

— Догадки, это всё сплошные догадки, — прихлопнул широкой ладонью по столу Алексей. — К тому же, сейчас этот вопрос для нас не так уж важен.

— А что, есть тема? — поинтересовался Федя.

— Есть, — кивнул я. — Куда девать четыре двигателя, что сейчас находятся в нашем трюме. По уму, их следовало бы вернуть заказчику, но я боюсь, в этом случае, наш рейс вполне может оказаться неоплаченным.

— А можно его «потерять», — как-то очень задумчиво протянул Алексей, переглянувшись с братьями. И те неожиданно закивали, да с таким энтузиазмом! А вот на лице Алёны явно читались какие-то сомнения…

— Та-ак, и чего я ещё не знаю? — спросил я у хитро прищурившихся Трефиловых.

Вместо ответа, Вячеслав выудил из кармана тугой, перетянутый бечевой цилиндрический свёрток, и бросил его на стол. Внутри у меня похолодело. Подобный вид упаковки я однажды уже видел… в Новгороде.

Аккуратно взрезав бечёвку, я развернул жёлтую обёрточную бумагу и не сдержал разочарованного стона.

— Шкипер, ты чего?! — удивился Федя, явно ожидавший совсем иной реакции. Я же сорвал тонкую бумажную ленту со свёрнутых цилиндриком купюр, и те, моментально развернувшись, рассыпались по столу небрежным веером.

— Где… — я откашлялся и проговорил уже нормальным тоном: — где вы это взяли?

— В разбитом двигателе были, — уже поняв, что что-то не так, пробормотал Фёдор. — Пятьдесят упаковок ровно.

— По тысяче фунтов стерлингов в каждом свёртке, да умножить на шесть двигателей… Триста тысяч фунтов в казначейских билетах Королевского банка Альбы… Чёртова матрёшка! Ну почему именно со мной, а?! — простонал я и, вскочив из-за стола, рванул на выход из кают-компании. — Команда, по местам! Вячеслав, Фёдор, лезьте в «шкуры»! Алексей, к орудиям. Вполне возможно, что нам придётся погонять людей Трёхпалого.

— Куда… зачем? — не понял Федя.

— Мы возвращаемся к посёлку. Без шестого двигателя нам отсюда хода нет! — уже пролетев половину коридора, откликнулся я. — Быстро-быстро!

Надо отдать должное братьям, отреагировали они довольно споро. Я ещё не успел добраться до мостика, а за моей спиной уже раздавался топот тяжёлых ботинок по металлическим решёткам фальшпола.

Оказавшись в рубке, я первым делом глянул на уровень заряда накопителей и, похвалив себя за предусмотрительность, с которой поставил их на зарядку, едва положив «Мурену» в дрейф в десятке миль от островка, над которым буянил «Феникс», вновь включил режим маскировки яхты. Часов на шесть его ещё должно хватить, а там посмотрим!

К посёлку мы подобрались, что называется, «на мягких лапах», когда солнце уже взошло. Подошли незамеченными на малой высоте, но на этом хорошие известия, на первый взгляд, и заканчивались. Я матерно выругался, заметив «припаркованный» над центральной площадью «Феникс», и стоящих рядом с ним на коленях людей, окружённых затянутыми в «шкуры» бойцами.

Впрочем, один светлый момент в происходящем, я всё же углядел. Нужный нам мехдвор был безлюден, и, самое главное, он совсем не пострадал ни от обстрела пиратов Герберта, ни от боя «акулы» и «кита». А это значит, что у нас есть шанс тихо-тихо пробраться к ящику с грузом. Плохо, что шанс этот невелик. Всё же, как я уже отмечал, маскировка «Мурены» на такой высоте — далеко не панацея.