Джек Ларссон застыл на верху лестницы в горделивой позе, скрестив руки на груди. В глазах его сверкала несгибаемая решимость, а приподнятые уголки рта остановились, самую малость не дойдя до самодовольной ухмылки.

Его обступали с полдюжины здоровенных телохранителей – трое мужчин и три женщины в одинаковых угольно-черных костюмах. На каждом были смарт-очки с гарнитурами. Глаза их непрерывно обегали лица в толпе перед ними, выявляя потенциальные угрозы для бывшего министра правительства страны, ставшего самой пресловутой притчей во языцех даже за ее пределами.

Позади них высились каменные арки, обрамляющие двери, через которые они покинули лондонский Олд-Бейли – 130-летний центральный уголовный суд Англии и Уэльса. Пять долгих месяцев Джек проводил в этом здании каждый будний день, внимательно слушая, как прокуратура пытается погубить его репутацию, а команда защитников громит ее поползновения. Порой от нечего делать он ловил себя на том, что со своей скамьи подсудимых разглядывает жюри присяжных, якобы равных ему, общей численностью двенадцать человек – семеро мужчин и пять женщин. Он их ни в грош не ставил. Они ему такая же ровня, как он – первый человек на Марсе. Он куда лучше их всех вместе взятых.

Слева и справа от него и за черной чугунной оградой, отделяющей лестницу от тротуара, теснились протестующие, сдерживаемые полицейским оцеплением. Еще больше демонстрантов толпились через дорогу, в загоне из переносных металлических заграждений. Они забрасывали его оскорблениями, но Джек не мог разобрать, что именно они скандируют. Он обратил внимание, что они не размахивают плакатами, которые приносили с собой по утрам большинство дней. Лозунги вроде «Член палачмента» и изображения его лица на теле Адольфа Гитлера мелькали сплошь и рядом, тихонько забавляя его креативностью. Но сегодня они оказались не готовы к вердикту «невиновен». Готов к нему был один-единственный человек – Джек.

Фотографы лихорадочно щелками затворами, а десятки журналистов тянули к нему свои диктофоны и микрофоны, выстреливая вопросами один за другим. Но Джек, не размыкая губ, разглядывал отребье, пытавшееся распять его судом СМИ. В глазах закона он невиновен, и с этого дня впредь им лучше помнить, что он не преминет прибегнуть к законным действиям.

Барристер Джека – Барнаби Скьюз – выступил вперед, прежде чем кивнуть ему. Джек ответил тем же, сигнализируя, что готов. Барнаби был облачен в классический костюм индивидуального пошива, а не в черную мантию и белый парик из конского волоса, в котором Джек привык видеть его в зале суда. Скьюз отвел со лба седую челку и поднял в обеих руках лист формата A4. Над печатным текстом красовался фамильный герб Джека – щит с драконом, мечом и сжатым кулаком. Одному Джеку было ведомо, что подобного герба и в помине не было, пока он сам его не состряпал.

Откашлявшись, Барнаби заговорил глубоким, зычным голосом.

– У меня имеется заявление, каковое я оглашу от имени моего клиента, мистера Джека Ларссона, – возгласил он. – Сегодня правосудие свершилось. Жюри присяжных заключило, что нет никаких доказательств в пользу того, что инкриминируемые ему «социальные чистки» когда-либо имели место или что мистер Ларссон был замешан в какой-либо противозаконной деятельности. Все доказательства обратного, представленные стороной обвинения, были основаны на коррумпированном или сфабрикованном программном обеспечении, разработанным организацией, известной как Хакерский коллектив. Хотя мистер Ларссон признал, что дискуссии по поводу расстановки приоритетов в отношении определенных профессий в случае потенциальных дорожно-транспортных происшествий имели место, он не верит, что подобное программное обеспечение было активировано или что его разработку санкционировал кто бы то ни было из членов прошлого или настоящего правительства. Его рассуждения перед камерами, услышанные зрителями, носили сугубо абстрактно-теоретический и гипотетический характер. Мистер Ларссон хотел бы поблагодарить присяжных за то, что им хватило здравого смысла поддержать его. Теперь ему потребуется некоторые время, чтобы обдумать, как поступить дальше, но он с нетерпением ждет возможности вернуться в центральное правительство как ни в чем не повинный человек. Никаких дальнейших комментариев он давать не будет. Спасибо.

Пока мистер Скьюз складывал и прятал бумагу в карман пиджака, Джек улучил момент, чтобы посмаковать вкус победы и внимание объективов. Его вот-вот накроет лавина журналистов, состязающихся за возможность раздобыть хоть реплику из уст самого экс-парламентария. Но Джек, вовсе не намеревавшийся добавлять к своему краткому заявлению хоть один звук, наконец позволил себе расплыться в давно сдерживаемой улыбке до ушей, зная, что его триумф наверняка транслируется в прямом эфире на каждом новостном канале и веб-сайте. А завтра о его победе будут вещать заголовки всех ежедневных газет.

Подождав, когда отряд его телохранителей расчистит дорогу среди журналистов, как только три «Лендровера» с тонированными стеклами подкатили к бордюру с армейской точностью, Джек забрался на заднее сиденье центрального автомобиля вместе с одним телохранителем, севшим рядом с водителем. Остальные сотрудники службы безопасности заняли места в авто впереди и позади, и все три машины выехали на дорогу, набирая скорость и оставив хаос позади.

В машине Джек хранил молчание, дожидаясь, когда выброс адреналина сойдет на нет. Поглядел за окно, проезжая вдоль набережной мимо Вестминстерского дворца, где провел изрядную часть своей трудовой биографии, и мысленно перенесся к первому дню там в роли члена парламента, всего на нервах и преисполненного наилучших намерений. Тогда им двигало лишь стремление представлять электорат, избравший его своим представителем.

Но где-то по пути потребность творить добро вытеснили алчность и амбиции. Стремление к такому же богатству, как у окружавших его правящих классов, заставило его выбросить из головы все остальное. Вместо того чтобы противоборствовать с ними, он сам стал одним из них. За годы докучный голос где-то в глубине сознания не раз и не два вопрошал его, а стоило ли ради того попирать собственные принципы. И всякий раз ответ звучал: да, стоило.

Автомобиль уже проехал через Ричмонд и Твикенхэм, прежде чем Джек углядел первый дорожный указатель аэропорта Хитроу. По условиям его временного освобождения под обязательство явки покидать страну последние два года ему запрещалось, и теперь он нетерпеливо предвкушал уединение частного кабинета в зале ожидания «Бритиш эйруэйз» первого класса перед четырнадцатичасовым перелетом. Рейс Джека в Китай вылетает поздно вечером, так что предстоит убить еще уйму времени. Он успел записаться на массаж, маникюр и стрижку задолго до того, как присяжные вынесли свой вердикт. Проведя недельку на Дальнем Востоке, он вылетит на эксклюзивный курорт на Мальдивах, потом – на Сейшелы, так что времени на обдумывание следующего шага будет невпроворот.

Из раздумий его вырвала вибрация телефона в кармане. Он сунул наушник гарнитуры в ухо.

– Мистер Ларссон, будьте любезны назвать свой код линии засекреченной связи, – уверенно произнес женский голос.

– Непременно, – отозвался Джек, наизусть отбарабанив затверженный список цифр и букв.

– Спасибо. С вами хочет поговорить заместитель премьер-министра. Не кладите трубку.

В ожидании Джек нажал на кнопку на своей дверце, и стеклянная перегородка поднялась, обеспечив полную звукоизоляцию заднего отсека автомобиля. Потом хлебнул виски из плоской фляжки, упрятанной в подлокотник. И вдруг послышался голос Дианы Клайн.

– Ну-ну-ну, – начала она, – у кого-то водятся дружки в высших инстанциях…

– Я не сомневался, что в конечном итоге правосудие восторжествует, – Джек фальшиво рассмеялся.

– Пожалуй, тут вы в меньшинстве. Тем не менее я хотела вас поздравить.

– Как я понимаю, сие означает, что вы хотели бы знать, чем я планирую заняться дальше. – Джек еще раз глотнул из фляжки.

– Ну, я бы покривила душой, сказав, что подобная мысль не приходила мне в голову. Премьер слышал ваше упоминание о непременном возвращении в политику.

– Слово «непременное» я не употреблял, но да, думаю, я достаточно долго просидел на обочине, а вы?

– А мы не слишком торопимся?

– Мы или я?

– Вы. Для вашего же блага в конечном итоге было бы осмотрительнее выждать некоторое время, чтобы недавние события выветрились из памяти.

– У масс память короткая.

– Не водите себя за нос, Джек. Не в отношении столь серьезных материй. Они до сих пор требуют пинту вашей крови. И будут чувствовать себя обманутыми, если не получат ее.

– Я уверен, мои избиратели будут на моей стороне, – тряхнул головой Джек.

– Вот только они больше не ваши избиратели, так ведь? Нам пришлось заменить вас и объявить перевыборы.

– И с этим вы не тянули, если мне не изменяет память…

– Вы не оставили нам выбора.

Джек почувствовал, что его терпение на исходе.

– Я не оставил вам выбора?

– Я имела в виду, что ситуация не оставила нам выбора.

– Ваша болезненная реакция означает, что вы проиграли мое кресло оппозиции.

– Оно было запятнано. Сама мать Тереза не смогла бы отстоять это окровавленное кресло у оппозиции.

– Надо ли мне напоминать вам, Диана, о дискуссии, состоявшейся у нас некоторое время назад, в ходе которой мне было сказано, что, как только меня обелят, мне в ускоренном порядке вернут место за столом? И я имею в виду вовсе не где-то в глубине комнаты или сбоку, а за настоящим столом. Если для этого надо убрать кого-то еще и заставить меня баллотироваться на какое-нибудь никудышное обеспеченное местечко в парламенте, я готов пойти на эти жертвы ради блага партии. Мне это причитается по праву.

– Это вовсе не нерушимое обязательство. Вам никогда ничего не обещали. Я лишь предлагаю до поры до времени не будить лихо, пока оно тихо. Далеко не лучший момент объявлять о вашем возвращении в политику так скоро после суда над вами.

– Который очистил меня от всех обвинений.

– Да, но какой ценой? В этом процессе огласке предали уйму конфиденциальной информации, которую мы предпочли бы подержать под спудом. Нравится вам это или нет, ваша защита причинила партии непоправимый ущерб, ликвидировать последствия которого может и не удаться.

Сжав кулаки, Джек подавил желание заорать.

– Да неужто вы рассчитывали, что в этом деле я буду вашим мальчиком для битья? Проведу за решеткой следующие восемнадцать лет своей жизни за то, что санкционировали вы, наш нынешний премьер и прочие особо приближенные? Если да, то вы меня совсем не знаете. Вы согласились на мое возвращение лишь в уповании, что меня признают виновным, не так ли? Что ж, жаль огорчать вас, но Джек Ларссон не пойдет на дно, не барахтаясь. И уж наверняка прихватит с собой остальных.

– Джек, может, нам лучше переговорить в другой раз, когда вы будете чуточку менее… эмоциональны?

– А может, когда вы перестанете быть такой лицемерной сучкой?

Он тут же пожалел, что брякнул такое, не подумавши, но она сама его довела. Воцарилась неловкая патовая ситуация.

– У меня есть документы, – взяв себя в руки, рассудительно заявил Джек.

– Пожалуй, вам следует последить за своим языком, – сурово отозвалась Диана, – пока не наговорили чего-нибудь такого, о чем пожалеете.

Но Джек понимал, что уже поздно. Он уже показал свои козыри, и терять больше нечего.

– У меня есть имена, Диана. Есть видеоматериалы, спутниковые снимки, коды программного обеспечения, даты, места, свидетели. В моем распоряжении есть все, чтобы поставить это правительство на колени.

– На вашем месте я бы тщательно обдумала, что делать дальше.

– Как и я на вашем, – отрезал Джек, вынимая наушник и давая отбой.

Осушив фляжку с виски, швырнул ее на пол. «Да как смеет она разговаривать со мной подобным тоном? Партия не имеет права поворачиваться ко мне спиной после всего, чем я пожертвовал ради нее». Если его не примут обратно в ее лоно, то горько пожалеют.

Джек вожделел не только положения, но и сопутствующей ему возможности набивать карманы. Несмотря на усердные старания Хакера вычерпать его счета досуха, он был готов к чему-то подобному заранее. То, что Хакер раздал на потребу черни, составляло не более пятой части его совокупных богатств. Остальные 70 миллионов фунтов его состояния были припрятаны компаниями по управлению активами и венчурными капиталистами в надежных кубышках, включавших офшорные фискальные оазисы для укрывающихся от собственных правительств, хедж-фонды, трасты, зонтичные компании и непрозрачные холдинги. Он так и остался субъектом, владеющими сверхвысокими чистыми активами.

Изрядную часть состояния Джек сколотил в начале Дорожной революции, инвестируя в автопром и сопутствующие отрасли. Если этот противозаконный конфликт интересов всплывет на свет или будет разоблачен каким-либо иным образом, результатом станет пожизненное изгнание Джека из политики и приговор к весьма продолжительному сроку лишения свободы. Его уникальная позиция в продвижении билля в парламенте и убеждении общественности, что автономные автомобили – беспроигрышная ставка, позволили ему выбирать компании для инвестиций на свой вкус. Производство асфальта, электронных дорожных знаков, изготовление графена, формовка управляемого глушеного стекла, программное обеспечение сонаров и лидаров – он был в каждой бочке затычка.

Но рентабельность производств не бесконечна, и в какой-то момент в будущем его дивиденды должны были пойти на спад. Джеку нужно было найти новые источники дохода, способные подкрепить его уже и без того значительное состояние. Идею ему подали Ноа Харрис со своим братцем Алексом.

Они работали в семейной фирме средней руки в Мидленде, на которую одна из зонтичных компаний Джека делала большую ставку. Его департамент должен был вот-вот заключить с ней многомиллионный контракт на разработку программного обеспечения и камер для автомобилей экстренных служб. Но когда до сведения Джека довели, что черный ход, служивший его сотрудникам для манипуляций с ИИ, обнаружен братьями Харрис, он мигом углядел свой шанс. И чуть ли не гордился выказанной ими дотошностью.

О назначении лазейки они не догадывались, знали лишь о ее существовании и возможности использовать для взлома. «А если ее не запечатать раз и навсегда, а оставить и после ее обнаружит кто-нибудь еще?» – рассуждал Джек. Как хак повлияет на Дорожную революцию после того, как он рассыпался мелким бисером о невозможности проникновения в ИИ? Доверие масс будет подорвано. Однако им все равно потребуется автотранспорт, так что резонно предположить, что они вернутся к хорошо знакомым и проверенным автомобилям Первого, Второго и Третьего уровней. Спрос подскочит до небес.

Это совершенно новый потенциальный приток доходов. Цена акций бизнесов, поставляющих компоненты, стоящие на грани морального устаревания, уже падает по мере того, как эти автомобили мало-помалу выводят из эксплуатации, так что Джек решил ковать железо, пока не остыло, делая свои инвестиции. На черный ход поставили косметическую заплатку; а чтобы наказать братьев Харрис за их открытие, он тем временем продал свои акции их компании и принял меры, чтобы их контракт упорхнул за рубеж в Индию, что со временем привело к ее ликвидации.

А потом, устроившись поудобнее, стал ожидать неизбежного.

Сам день и тяжкая дань смертей и разрушений, взысканная Хакерами, застали его врасплох. Как и открытие, что стояли за этим как раз братья Харрис.

Джек принял всю ответственность на себя, позволив правительству считать себя козлом отпущения ради обеления властей в глазах общественности, но при этом прекрасно сознавал, что, когда дойдет до суда, надежные люди проплатят присяжным достаточно, чтобы гарантировать ему свободу. Репутации рушат и поднимают из руин сплошь и рядом, твердил он себе, и его собственная не исключение.

Джек пообещал себе не позволить неблагодарности заместительницы премьер-министра испортить ему день, открывающий новую главу его жизни.

– Музыка, – сказал он вслух. – Что-нибудь из Нины.

И пролистывал списки развлекательного центра, пока не нашел песню, отражающую его настроение лучше всего. Мгновение спустя переливчатый тембр Нины Симон поведал о новом рассвете, новом дне и новой жизни. Настроение самое что ни на есть подходящее, подумал он. Глаза на миг наполнились слезами, и Джек смахнул их, не дав пролиться.

Он заметил, что его автомобиль доехал до M4, лишь когда водитель знаками показал, что они съезжают на обочину дороги к Хитроу. Телохранитель перехватил взгляд Джека, когда тот постучал пальцем по уху, и, кивнув, перекинулся несколькими словами с водителем. Приглушив музыку, Джек включил интерком:

– Какие-то проблемы, Марлон?

Прежде чем тот успел ответить, Джек заметил, как машина впереди с двумя другими членами его команды безопасности съезжает на обочину. Автомобиль Джека последовал за ней.

– Марлон! – повторил он, но ответа не дождался. Должно быть, система связи неисправна, подумал Джек. Нажал на кнопку, чтобы опустить перегородку, но ничего не произошло. Постучал костяшками по стеклу, прежде чем сообразил, что оно полностью звуконепроницаемо. Обернувшись, увидел, как третий автомобиль, шедший следом, тоже останавливается.

Брови у Джека полезли на лоб, когда водитель и телохранитель выбрались из машины и направились к своим коллегами из обоих автомобилей сопровождения, покинув его в авто в одиночестве. Потом, даже не обернувшись, чтобы поглядеть на Джека, все семеро зашагали через дорогу. Джек взялся за ручку двери, но та не поддалась.

Нервы молнией прошила паника.

– Что происходит? – вслух спросил он. Заколотил кулаками в окно, но тщетно. Телефон тоже не мог поймать сигнал. Джек растерянно смотрел, как его команда забирается в припаркованный белый фургон и уезжает. Затем, когда все три авто, теперь совершенно беспилотные, тронулись сами по себе, Джек почувствовал себя предельно беспомощным.

Он сидел посередине заднего сиденья, уставившись на автомобиль впереди. Сбылись худшие опасения. Он больше не рулит своей судьбой. Потом, без всякого предупреждения, передний автомобиль взорвался, обратившись в огненный шар. Джек едва мог поверить собственным глазам.

– Нет! – выдохнул. Его авто, включив правый поворотник, медленно пошло на обгон пылающего автомобиля – небрежно, словно объезжая велосипедиста. Прижав лицо к стеклу, Джек беспомощно смотрел, как красно-черные языки пламени вырываются из окон, лижут крышу и капот плавно останавливающейся машины. Стремительно обернулся к заднему стеклу, провожая ее взглядом, пока она не скрылась вдали.

– День добрый, Джек.

Голос, раздавшийся из динамиков, напугал его до полусмерти. Джек мигом его узнал. Хакер.

– Вероятно, ты обратил внимание, что твой автомобиль больше не находится под твоим управлением. Отныне и впредь твое место назначения определяю я.

Слова застряли в горле у Джека, и он не сразу сумел выдавить ответ.

– Кто… кто вы?

– Я думал, это достаточно очевидно. Мы – те, кого твой барристер именовал на протяжении твоего судебного процесса Хакерским коллективом.

– Чего вам от меня надо?

– В данный момент это роли не играет. В текущее время тебе необходимо знать лишь одно: через два часа тридцать минут ты с большой вероятностью будешь мертв.

Под горло подкатил кислый вкус рвоты. Кровь прихлынула к коже Джека, вызвав ощущение жара, но прошибла его холодной испариной.

Мало-помалу музыка вернулась; громкость нарастала все больше и больше вопреки отчаянным попыткам Джека выключить развлекательный центр и прояснить голову, чтобы сформулировать план. Он врезал по экрану кулаком, однако ничего не произошло, и выбранная им песня снова зазвучала с самого начала.

Но на сей раз, когда Нина Симон запела о том, как ей хорошо, Джек ее чувств больше не разделял.