Либби нога за ногу проплелась по плитам дорожки, через стеклянные раздвижные двери и ступила в фойе. Тут ее внимание привлек аромат свежей выпечки и кофе, так что она купила в кафе булочку с шоколадом и банан.

Обойдя лифт стороной, предпочла оттянуть неизбежное, одолев пять пролетов каменных ступеней. У прочной дубовой двустворчатой двери с петлями шириной с доброе весло одернула одежду, чтобы не осталось ни единой морщинки, и нажала на кнопку звонка. Вспыхнула ярко-голубая светодиодная панель.

– Требуется сканирование отпечатков пальцев, – сообщил машинный женский голос, и Либби поднесла правую ладонь к объективу камеры. – Подтверждено, – добавил голос, и двери распахнулись.

В комнате она насчитала шестерых мужчин и женщин в деловой одежде. Некоторые разговаривали через гарнитуры, подключенные к мобильным телефонам; другие работали на компьютерах, но Либби не видела, что показывают экраны. К ней подошли двое сотрудников службы безопасности, облаченные с головы до пят в черное. У каждого одна радужная оболочка была чуточку обесцвечена, и Либби распознала в них смарт-линзы. «И почему это в наши дни все должно быть смартовое?» – подумала она. Быть может, Ния права и Либби самое место в мрачном Средневековье, хоть и без динозавров? Охранники сопроводили ее к столу.

– Положите личные вещи в эту коробку, – грубо потребовал один, и Либби подчинилась, положив свою сумочку, часы и мобильный телефон в коробку.

– Давненько я таких не видал, – заметил второй охранник, беря гаджет Либби, чтобы продемонстрировать коллеге. Попытался согнуть его негнущееся шасси, грозя сломать.

– Осторожно! – предостерегла Либби.

– Держу пари, она до сих пор и наликом пользуется, – присовокупил его коллега.

После рентгена сумочку ей вернули, а телефон и часы поместили в серебристый металлический шкафчик под столом. С помощью белых дисков, прикрепленных ремешками к ладоням, просканировали Либби с головы до пят в поисках записывающих устройств и средств связи. С удовлетворением убедившись, что ни тех, ни других нет, тот, что пониже ростом, достал из запечатанного пакета ватную палочку.

– Рот, – распорядился, мазнул ватным тампоном по ее языку и вставил его в цилиндрический контейнер размером с колпачок авторучки. Стоя с ним почти лицом к лицу, Либби заметила свое крохотное изображение, отраженное в его смарт-линзе, – наверное, взятое из ее государственной идентификационной карты вкупе с информацией, прочесть которую может только он.

– Говорите сюда, – продолжал он, поднося планшет к ее рту. – Имя.

– Либби Диксон, – сказала она, и на экране распознавания отпечатка голоса появилась зеленая галочка. – Я что, должна этим весь день заниматься? Не возьму в толк, как мои ДНК или голос могли сильно измениться за последние сутки.

– Правила есть правила, – отрезал охранник и сопроводил ее к очередной внушительной двустворчатой двери. Настучал код и подставил для сканирования собственный глаз, прежде чем двери распахнулись в просторный квадратный зал.

Внутри двое мужчин и две женщины собрались в углу под сводчатыми непрозрачными окнами, сквозь которые не выглянешь и не заглянешь. Стоя спинами к Либби, они лишь повернули головы при натужном звуке петель.

– Еще раз здравствуйте, – начала она с нервной улыбкой, не обращаясь ни к кому в отдельности. Те ответили кивками, не проронив ни слова, и продолжили свою беседу.

В точности та же недружелюбная, стерильная обстановка, что и вчера. В центре комнаты стояли полукругом четыре широких деревянных письменных стола, обращенных к трехсторонней стене, на которой Либби с трудом различала призрачные абрисы двенадцати телеэкранов, из них один намного больше остальных. В углу каждого значилось «вне доступа». По всему периметру комнаты шли стеновые панели из красного дерева.

Слева от Либби находились еще три стола, за которыми тихонько сидели двое мужчин, оба в смарт-очках. Перед ними лежали только планшеты, проецируя виртуальные клавиатуры на дымчатое стекло столешниц. Теперь, когда телефоны и планшеты обладают такими же ресурсами, как настольные компьютеры и ноутбуки, Либби и припомнить не могла, когда в последний раз видела те или другие.

Один из двоих был стенографистом, обязанным вести цифровые записи и печатать заметки обо всем, что обсуждается, как только начнется слушание дела. Второй отвечает за проекцию визуальных материалов на стену. И тот, и другой за весь вчерашний день не сказали и дюжины слов.

Не зная, куда себя деть, пока не пробьет девять, Либби достала булочку из бумажного пакета и отщипнула кусочек, чтобы пожевать.

– Тут употреблять пищу не положено, – фыркнула женщина с шотландским акцентом, в темно-синей клетчатой юбке и жакете под стать. Либби почувствовала, что краснеет, словно получила внушение от учительницы, и бросила перекус в металлический контейнер для мусора.

– Это только для бумаги, – присовокупила женщина.

Либби поискала другой мусорный контейнер, но тщетно, так что выхватила пакет из контейнера и сунула булочку обратно в свою сумочку. Внезапно на стене замигал зеленый свет.

– Хорошо, начнем? – произнес мужчина, оборачиваясь. Смерил Либби подозрительным взглядом с головы до ног, но попытался замаскировать это ханжеской улыбкой. Джек Ларссон – член парламента, кабинета министров и единственное лицо, которое Либби видела за пределами этой комнаты, когда он время от времени появлялся на телевидении. Направившись к столам, Ларссон насвистывал вступительные такты старой песни, знакомой Либби и называвшейся «Мне хорошо». Учитывая серьезный характер того, что им предстояло обсудить, выбор отнюдь не самый уместный.

Пока все его коллеги направлялись к столам, Либби мешкала, дожидаясь, когда все рассядутся, потому что вчера получила нагоняй от женщины в шотландке за выбор места, явно предназначавшегося не ей. Стул Либби оказался дальше всех от входа, шанса воспользоваться которым снова ей придется ждать весь день.

Помимо Джека Ларссона, ни одного имени остальных она не знала. Один из сотрудников службы безопасности предупредил ее, что задавать вопросы личного характера, пусть даже об имени, данном при крещении, строго запрещается. Однако притом ей пришлось надеть серебристый бейдж с выгравированной на нем черными прописными буквами надписью «Мисс Диксон».

Субъект, контролирующий видеоматериалы, положил перед Джеком черный металлический дипломат, набрал на электронной клавиатуре комбинацию, и замки со щелчком открылись. Извлек единственное содержимое чемоданчика – пять электронных устройств на манер планшетов – и раздал каждому. Либби была последней.

– Начать запись, – распорядился Джек.

– Система записывает, – откликнулся стенографист, и Либби почти расслышала, как его пальцы тихонько выстукивают по стеклянной клавиатуре.

– Что ж, леди и джентльмены, процедура нам всем уже известна, – продолжал Джек. – Но в соответствии с положениями Акта по автодорожному движению я обязан напомнить вам, что я открываю заседание номер тридцать один двадцать один Автотранспортного следственного жюри. Наша задача – выслушать, что черный ящик каждого автомобиля может сообщить о дорожно-транспортном происшествии, и на основании означенного определить меру ответственности каждого. Сегодня на вас ложится бремя ответственности за решение, была ли гибель людей, оказавшихся участниками фатальных столкновений с беспилотными автомобилями, законно обоснованной или нет. На кого возложить вину – на человека или машину, – решать вам.

Либби понимала, что за этим последует, и ей претило, что ее вынудили участвовать во всем этом.