Глава двадцатая
– Жуткая история, – подвел итог полковник после того, как Коркина ушла. – Даша, ты, похоже, вручила ей деньги? Поэтому и пошла провожать ее до такси?
Я отвернулась к стене и ничего не отве-тила.
– И что у нас получается? – заговорил Сеня. – Моя версия такова. Наталья Ивановна, заведующая интернатом, и доктор Валентина Ивановна Самойлова…
– Они двоюродные сестры, – перебил его Кузя, который, как всегда, уткнулся носом в компьютер.
– Семейный подряд, значит, – скривился Собачкин, – сестрички-разбойницы отбирали в интернат людей от восемнадцати до сорока лет. А когда у них появлялся заказчик, находили подходящего по возрасту и полу подопечного. В дом призрения попадали только те, у кого не было близких. Умерший был совершенно одинок, никто досконально не разбирался в причине смерти, не затевал расследования гибели человека, не поднимал шума. Умер, и ладно.
– Подонки специально таких пациентов брали, – сказал Кузя. – Люди с синдромом Дауна, как дети. Ласковые, милые, если ими заниматься с раннего возраста, они могут достичь больших успехов. У моих соседей по дому есть дочка Лиза, ей двенадцать. Родители ее никогда не стеснялись, везде с собой брали, музыке, танцам, рисованию, чему только не учили. Результат: Лиза ходит в обычную гимназию, отметки у нее средние, но для нее они выше пятерок. Прекрасно играет на фортепьяно, посещает музыкальную школу, ее готовят к поступлению в консерваторию.
– Нельзя стыдиться своего ребенка, – пробормотала я, – не стоит переживать, если он не такой, как все. Вертится на уроках, не слушает учителя? Скорей всего, педагог не умеет увлечь класс, бубнит материал себе под нос. Если ребенок не заинтересовался тем, что говорит учитель, переведите его в другую гимназию. Ученик не разобрался в математике, у него «хромает» иностранный язык? Репетитор вам в помощь. Дорого? Дети вообще недешевое удовольствие, на одной обуви разоришься. Не говорит «спасибо», когда встает из-за стола, не убирает за собой постель, грубит, терпеть не может бабушку, которая приходит в гости? Отпрыск – зеркало родителей. Муж благодарит жену за ужин, уносит свою грязную тарелку в мойку, помогает по хозяйству? Или он кричит: «Ты баба, займись делом». У вас дома тишина, покой, любовь или лай, скандалы, нецензурные выражения? Вы сами-то всегда рады видеть на пороге мать или свекровь? В воскресенье вечером, когда из домофона неожиданно доносится: «Вот решила к вам без приглашения заглянуть!» Вы с криком: «Ура! Мама пришла» – несетесь в прихожую? Или плететесь туда, бормоча себе под нос: «Вот же принесло каргу старую, даже в выходной в покое нас не оставит». Что вы делаете, то ваш ребенок и повторяет. Воспитание начинается не тогда, когда отец отвешивает сыну подзатыльник и орет: «Ах ты …! Немедленно скажи матери спасибо за вкусный ужин». Воспитание начинается в тот момент, когда малыш, который едва научился ходить, слышит папины слова, обращенные к маме: «Суп сегодня, как всегда, замечательный. Дорогая, ты очень вкусно готовишь». И надо спросить себя: что я делаю чаще? Я охотно хвалю ребенка даже за незначительные успехи или не замечаю его крупных побед, долго и страстно ругаю его за крохотную провинность. И вот основной вопрос: я люблю своего сына? Я люблю его таким, каков он есть? Или я намерена обожать ребенка, только если он хорош собой, отлично учится? Мне нужен мой ребенок? Или я хочу картинку из книги «Счастливая семья», а на ней нет больных ребят, вредных подростков, на рисунках все здоровы, хороши собой, и поведение у них образцовое. Группа «Битлз» когда-то написала песню со словами: «Когда мне будет шестьдесят четыре года, будешь ли ты по-прежнему любить меня?» Хороший вопрос, но его мало кто задает, собираясь в двадцать лет под венец. Мне кажется, что душа каждого младенца перед рождением спрашивает у своей мамы: «Будешь ли ты любить меня, если я появлюсь на свет некрасивым, не очень здоровым? Будешь ли ты любить меня, если я в подростковом возрасте начну огрызаться? Будешь ли ты любить меня, если я не захочу стать доктором, как папа? Будешь ли ты любить меня, если все вокруг будут шептать: «Бедная мать, вот ей с наследником не повезло». Будешь ли ты любить меня? Или ты любишь свою мечту о прекрасном ребенке и хочешь видеть в глазах окружающих зависть к матери, у которой успешное талантливое чадо?
Я замолчала.
Дегтярев потер шею.
– Вернемся к делу. Схема, скорей всего, такая. Есть некто, совершивший тяжкое преступление. Убийство, изнасилование… Назовем данную личность N. Она неодинока, имеет семью. Теперь обратимся к Коркину. Он явно имел психиатрические проблемы. Вспомним, что он рассказал о себе Вере? Свое имя не назвал, но сообщил, что у него высокопоставленный отец, успешная мать и младший брат. А Валентин, который ранее имел другое имя, серийный маньяк, на нем висит много трупов. Семья, узнав правду, испугалась. Но не за старшего сына, а за свое будущее. Если выяснится, что в их доме есть жестокий преступник, то судьба всех членов семьи изменится наихудшим образом. Возьмут ли на ответственную работу брата Валентина? Да никогда. Сможет ли парень жениться? Сомнительно. Большинство девушек подумает: генетику, как крошку со стола, не сдуешь, и решит, что ее будущим детям нужен отец без родни с отвратительным хобби. Соседи будут шарахаться в сторону, на службе возникнут проблемы. Им придется менять местожительство, а то и фамилию, жить в постоянном напряжении. Родные жертв могут приехать к родителям монстра, требовать денег, драться, скандалить. Осознав все это, высокопоставленный папа взял деньги, очень много денег, и выкупил сыночка. Парень «умер», вместо него появился Коркин.
– Отлично, – процедила я, – маньяку организовали доставку жертв прямо на дом.
Дегтярев сдвинул брови.
– Полагаю, тот, кто велел Алене обеспечивать Валентина женами, боялся, что серийный убийца выйдет в очередной раз на охоту в город и угодит в руки сотрудников полиции. Придется снова расставаться со значительной суммой. И где гарантия, что опять встретится «понимающий» следователь, готовый оказать услугу? Вот и нашли выход! С Аленой Веру познакомил добрый Николай, благодетель, который содержал приют. Где он нашел девушку? На вокзале. Она кому-то нужна? Нет. Есть люди, которые будут искать Веру? Снова нет. Является ли она ценным членом общества? Да опять нет, она самая заурядная, необразованная особа. По мнению Алены, у которой определенно было другое имя, Вера – отброс общества. Думаю, то, что она смогла изменить преступника в лучшую сторону, пожалеть его, договориться с «Колей» – было неожиданностью для Алены.
Леня, который все время молчал, наконец-то подал голос:
– Скорей всего, на момент знакомства с Верой у Валентина уже развилась тяжелая болезнь, поэтому он слегка притих. Маньяка облагородить невозможно. Он убивает людей не из-за дурного воспитания. В его организме идут сложные биохимические и прочие процессы, психические проблемы не регулируются на уровне сознания. Например, вы хотите съесть «в одно лицо» целый торт, но говорите себе:
– Нет, отрежу маленький кусочек, иначе стану жирным кабаном, получу диабет второго типа, гипертонию, много чего еще неприятного.
И вы останавливаетесь на одной порции. А маньяку в тот момент, когда включается тяга к убийству, становится плохо, его мутит, болит голова, хочется плакать и смеяться одновременно, его охватывает тоска, он себе места не находит. Но он знает: если лишит кого-то жизни, сразу наступит облегчение, и отправляется на охоту. Это очень схематичное, примитивное объяснение, я не упомянул о сексуальной разрядке, о том, что все серийщики разные, каждый со своим «тараканом».
– Некоторые и с аппетитом совладать не способны, – пробормотала я.
– Но есть те, кто держит себя в руках и, несмотря на горячее желание угоститься бисквитом, не прикасается к нему, – возразил Леня, – хотя я не слышал о маньяке, который сумел преодолеть тягу к своему «хобби», хотя если таковой экземпляр и существует, то он никогда не расскажет никому о себе правду.
– Нам известно о четырех людях, которые умерли в интернате, а потом воскресли, – вздохнула я, – скорей всего, их больше, просто всех мы не нашли. Но зачем убивать кого-то ради паспорта? Неужели нельзя сделать фальшивый?