Книга: Академия родная
Назад: Зеки-рыцари
Дальше: Прикопните бабку

Босяк на ориентировании

В последнюю неделю пришло нечто под названием «западный циклон». Литовское небо, и до этого не шибко отличавшееся голубизной, затянулось свинцовыми тучами. Тучи редко оставались без дела – основным их занятием было ронять тяжеленные капли холодного дождя. В наступившем безветрии эти водные глыбы, словно миниатюрные бомбы, летели строго вниз, а потом взрывались мелкими всплесками в образовавшихся повсеместно лужах. Когда капли попадали на пилотку, раздавался глухой звук и по лицу проливалась холодная струйка. Наш взвод опять превратился в тридцать три богатыря, выходящих из пучины морской. Наступила стойкая нелётная погода. В нелетную погоду полковнику Ридкобороду надлежало с нами проводить теоретические занятия и семинары. Но Ридкобород был добрый дядька – в нелетную погоду у нас сплошняком шли практические занаятия по военной топографии, ориентированию на местности с отработкой приёмов проведения малых диверсионных и разведовательных групп по тыловой территории противника.

Сразу после подъёма Ридкобород появлялся в расположении, затем туда подъезжал Мама на «Уазике». Ридкобород приносил карты и компасы, Мама привозил сухой паек. Взвод делился на рейдовые группы по три человека. Каждой рейдовой давали карту и маршрутное задание. Надо было найти на местности ориентиры и заложить там в указанных местах герметичные баночки, в которых лежал простенький рапорт с номером группы, описанием пройденного маршрута и хронометражом – временем прохождения ориентиров. Вернуться в часть до двенадцати ночи, дополнительное время – до двух, а до четырех утра период ожидания. А потом ЧП и розыски, если кто где заблудился. Но никто не блудил, и дядька Ридкобород с Мамой спокойно объезжали места вчерашних закладок и снимали рапорты. А потом они уезжали в какой-нибудь ресторан в Каунас или даже в Вильнюс и там, наверное, эти записки анализировали, проверяя выполнение поставленных задач. Понятно, что для нас вместо занятия получалось ежедневное увольнение на природу. Одно плохо – маршруты были длинными, и на них приходилось серьёзно бегать.

Наша рейдовая группа состояла из меня, Коли и Шлёмы. Вообще-то Шлёму звали Игорь Ламин, но как-то Ламин незаметно трансформировался в Шлёму. Шлёма был из Новосибирска. Отец его был доцентом-математиком, которого, как частенько случалось с интеллигенцией в расцвет социализма, вдруг обуяла страсть к природе. Так вот, доцент Ламин-старший наплевал на свой университский статус и ушел в тайгу охотником-промысловиком. И надо сказать, что таёжные навыки умудрился своему сынуле передать. Шлёма для нас оказался просто кладезем ценной информации, чукчей-зверобоем-следопытом. Он всё знал лучше аборигенов – где какая травка растёт, где какая зверюга пробежала. Так что наша группа не только всегда показывала отличное время и находила кратчайшие пути, но еще и с добычей всегда возвращалась.

Вначале мы шалили мало – наберем медку на какой-нибудь пасеке, надерем зелёных яблок, а то и спелой вишни или крыжовника с чьего-нибудь сада. Трясли раколовки и рыбацкие сети на Нямунасе. Сбор грибов, черники и дикой малины «шалостью» не считался, так как это была собственность социалистическая, а значит, общедоступная. Потом мы решили, что надо с начальства во всём брать пример, и стали прикупать на маршруты винца, а то и водочки. Однако бегать во хмелю тяжеловато. Поэтому мы старались по возможности использовать попутный, а то и не совсем попутный, транспорт. Лучше всего такси – на троих в складчину не дорого получалось. Можно было в рекордно короткие сроки сделать закладку, а потом спокойно идти в кино или на танцы. На танцах нас тогда местные совсем не обижали, да и трудно было обидеть эскадрон гусар летучих, которые сами кого-нибудь обидеть не против. К тому же десантура народ дружный, а их вокруг целая дивизия.

Накануне нам выпало бегать по болотам, устали как черти, да еще у Шлёмы БД совсем по швам расползлись. БэДэ – это вам не бидэ, это ботинки диверсанта. Добрый дядька Ридкобород на следующий день над нашей рейдовой группой сжалился и дал нам самый лёгкий маршрут. А Мама привез для Шлёмы совершенно новые ботинки. Мы обзавидовались, потому что остальные обуты были в списанное старьё. В новых ботинках и камуфляже Шлёма смотрелся как настоящий диверсант-разведчик. Получив задание, мы построились, козырнули, и Коля, как старший группы, резво скомандовал «бегом марш». Бежали мы метров сорок, до казармы. За углом казармы в тени была курилка, там мы и сели на лавочку неспешно обсудить предстоящий день. Бежать по указанному дядькой Ридкобородом маршруту мы единодушно сочли недопустимой глупостью. Решили бежать на автостанцию, откуда спокойно уехать в Бирштонас. Там сойти, пересечь лес, найти указанную поляну и дуб с дуплом. Туда заложить записку с теоретически просчитанным маршрутным хронометражом и вымышленным описанием. А потом… Потом мнения учёных разошлись. Коля предлагал пойти в какой-нибудь буфет, потом на лодочную станцию, а потом в кино на вечерний сеанс. Шлёма предлагал в кино не ходить, а прямиком завалиться на дискотеку в Пренайский дом культуры. Мне же было как-то параллельно – хоть на танцы, хоть в кино, хоть играем в домино. Кинули монетку, выпало танцевать.

На автостанцию мы прибыли без приключений. Посидели в кустах, пока мимо не проехал уазик с Мамой и Ридкобородом, потом вышли, за двадцать копеек с носа купили себе билеты, сели в атобус и поехали. Первая заповедь диверсанта – лучше плохо ехать, чем хорошо идти! Не доезжая пару километров до Бирштонаса, попросили водителя остановить, вышли посреди леса и взяли по компасу нужный азимут. По прямой до полянки получалось всего километров пять. Однако ломиться через буреломы и чащобы нам показалось неразумным, и мы выбрали облегченный вариант по грунтовой дороге. Получается на пару кэмэ больше, зато комфортней. Вышли мы на эту дорогу, и тут начался знаменитый литовский дождь. Дорога за минуты превратилась в заполненную коричневой жижей канаву. Если по такой часок пошагать, то танцы отменяются автоматически из-за непотребного внешнего вида танцоров. Шлёма же нас уверяет, что стесняться нечего – на обмундировании защитного цвета маленькая грязь не видна, а большая сама отпадёт. Вот только новые ботинки ему жаль. С этими словами он остановился, снял ботинки и повесил их на наш вещмешок. У нас был всего один вещмешок на всю группу, который мы несли по очереди. Так и пошел он дальше по этой грязюке босиком. Мы были не готовы повторить Шлёмин подвиг и разуваться не стали, но его ботинки несли безропотно.

Шел Шлёма, шёл, да стали у него наколотые стопы болеть. Бросил бы это дело в дикаря играть, обулся бы… нет, не хочет. Наткнулись на брошенную покрышку. Шлёма достал нож и сделал какие-то широченные и длинющие чуни, не то лыжи, не то сланцы. А в них еще хуже идти – и ногу трёт, и застревает. Но уж больно потешные говнодавы получились. Решили мы их с собой взять – ребят вечером повеселить, показать, какой Ламин индеец. Связали эти лапти-самопалы и тоже на вещмешок повесили. Идем дальше. Дождь кончился и всё заволокло туманом. Не так чтобы уж очень густым, но таким, что ориентированию не помогает. Пролетели мы полянку, вышли к ручью-оврагу. А на берегу ручья лужок и маленький хутор. На хуторке два крестьянина телка забили, мясо здоровыми кусками порубали и повесили под навесом, а сами спустились к ручью коровью шкуру отмывать. Им снизу нас не видно. Сразу так шашлыка захотелось…

Шлёма достал нож и инструктирует: «Если они назад пойдут, то кукуйте кукушкой, а я пойду немножко мяска умыкну. Я босой, литовцы по следам ни за что не догадаются, что это десантура шалила. Подумают, что бомжи». И нырь в крапиву. Хорошо, что у литовцев на этой фермочке собаки не оказалось. В момент Шлёма возник под навесом, подскочил к самой большой ляжке и отпахал первосортный кусище. А потом, согнувшись, как боец под пулями, побежал назад. Все вместе на дорогу выскочили, метров сто тикали по самой глубокой луже, чтобы не оставлять следов и по первому встретившемуся болотцу ушли в лес. Там встали, прислушались. Погони нет, да и вообще неясно, заметили ли крестьяне пропажу.



Оправдание стандартное – условия, приближенные к боевым, а в рейде десантура трофеем не пренебрегает. Мясо переложили в полиэтиленовый пакет. Мы всегда брали с собой кулёчки для подножного корма. Теперь дело за малым – определили по карте наиболее вероятные ближайшие огороды, чтоб шашлычок получился как положено – с кинзой-петрушкой, зеленым луком, редиской, огурчиком или что там попадётся. И печёная в костре молодая картошка на гарнир. Соль своя. Огороды оказались на опушке в каком-то полукилометре. Вегетерианской частью обеда разжились вообще без приключений – вокруг ни души, а саперная лопатка дело быстро делает.

На открытой местности переориентировались, взяли новый азимут и через полчаса уже сидели на нужной полянке. А вот и дуб с дуплом. Залезли в дупло – чёрт, там еще записка вчерашней группы не снята, значит, Ридкоборода здесь еще не было. Нам тут надлежит появиться не раньше четырех дня, а сейчас полдесятого утра. Делать нечего, придется ждать. Наблюдательный пост мы соорудили на старой вырубке, чтоб издалека увидеть подъезжающий «Уазик». Один сидит в засаде, двое отходят в лес и занимаются шашлыком. Запалили малюсенький костерок, засыпали его травой. Столб дыма идёт вертикально вверх, запах не разносится. Порядок, значит, можно и большой костёр палить. Ридкобород хоть вояка опытный, но вряд ли по дыму нас найдёт. Если только на дерево залезет… Свежие следы у дуба мы заблаговременно ветками замели и забрызгали водой из луж. Получилось довольно плохо, на «после дождя» не совсем похоже, но Шлёма там босиком походил, мол, какой-то местный босяк тут шлялся.

Разыграли на спичках, кому быть наблюдателем. Выпало мне. Залез я под елку, везде мокро, а на старой хвое тепло и сухо, как в палатке. В «амбразуру» под нижними ветками хорошо просматривается грунтовка – единственная дорога, по которой может ехать Ридкобород. Ждать пришлось не долго, вскоре на краю поля появился «Уазик». Дистанция вполне безопасная для предупредительного свиста. Я свистнул, в ответ два коротких свистка, сигнал принят. Теперь бегом в лес к полянке – уж очень интересно, как Ридкобород будет закладку снимать. Мы собираемся у заранее выбранного куста бузины, здесь нас офицеры ни за что не заметят. Раздается урчание «Уазика», ползущего по залитым ухабам, а потом не совсем стройная песня – луженные глотки полковника и майора орут на весь лес: «Парашютик мне напо-о-омнил над Россией облака…Эх, лучше нету войск на свете, чем десантные войска!» Теперь за следы можно не волноваться – «Уазик» шумно плюхнулся в лужу и, словно тяжелый крейсер, всё смыл громадной волной.

Офицеры остановились, вышли, сладко потянулись. Ридкобород полез в дупло, достал оттуда банку, извлек записку и принялся читать её вслух, нудно и монотонно, как пономарь. Однако концовка получилась весьма эмоциональной: «Уроды, чмошники, страусы с гнилыми организмами! Ну кто так в рейды ходит!?» Потом добрый дядька Ридкобород спрятал записку в планшет, и по его довольной морде было видно, что задание вчерашней группе зачтено как «успешно выполненное». Офицеры расстелили на капоте газетку, порезали колбасы и хлеба, достали по бутылочке пивка. Завтрак на скорую руку, похоже решили подзадержаться на нашей точке. Но тут потянуло ветерком, и, как назло, от нашего костра. Ридкобород повёл носом: «Чуешь, Саныч, тут недалеко какая-то гнида костёр палит. Не хочу место схрона светить – я этим дубком который год пользуюсь. Давай садись в «козла» да дёргаем отсюда! По пути покушаем». Начальство уехало, а мы с дружным хохотом высыпали на полянку. Нас обуяло забытое детское чувство, которое частенько возникает у пацанов в подобных ситуациях – мы наперебой принялись кривляться и передразнивать офицеров.

Костер уже прогорел, самое время в угли закопать картошку, а сверху повесить шашлык. Тут и солнышко выглянуло. Вторая заповедь диверсанта – лучше переесть, чем недоспать. Неспешно, плотно поели, сходили к ручью, почистились, подсушились. Опять смотались к дубу, заложили уже свою писульку. Всё, теперь можно спокойно выходить в цивилизацию. Вещмешок с «дарами природы» решено было закинуть в камеру хранения на той самой автостанции в Пренаи, что в пяти минутах ходьбы от части и откуда утром началось наше путешествие. Уже особо не скрываясь, мы пошли к ближайшей автобусной остановке. Расположение остановок и расписание автобусов мы знали – эта важнейшая развединформация загодя коллективно собирали, кропотливо записывали и наносили на карту. Потом эти карты кочевали на курс годом младше. У нас были записи предыдущих лет. Судя по этим записям, первый автобус должен был вскоре подойти, поэтому надо спешить. Подошла Колина очередь нести вещмешок. Пошли напрямки, через скошенное овсяное поле. Колкая стерня впилась в босые Шлёмины ноги, и тот обул свои лыжи-говнодавы. Последние сто метров уже бежали что есть мочи – к остановке подходит автобус, расписание за год не поменялось.

Запыхавшиеся, мы едва успеваем втиснуться. Шлёма лезет в переднюю дверь, а я с Колей в заднюю. У нас еще так-сяк, средняя лошадность, а впереди вообще давка старшная. Шлёма прыгает на ступеньки, и тут выясняется, что край его гигантской обувки на ступеньку поставить можно, а ноги – нет. Он скользит несколько раз, молотит ногами по ступенькам и наконец с грохотом плюхается прямо под набегающий народ. Безжалостные пассажиры лезут через его спину. Тут Игорь прыгает задом прямо в толпу и там застревает своей задницей. Теперь из дверей торчат его ноги в гиганских штиблетах-шинах. Непонятно, что там в зеркало увидел водитель, но он что-то быстро объявил по-литовски. Народ принялся гневно гудеть, с интересом посматривая на переднюю дверь. Тогда водитель с заметным акцентом объявил уже по-русски: «Вооеннный, заабери своего сома в дверь – твоя рииба наружу торчит!» Тут уже истошно завопила какая-то тётка-правдоискательница: «То не рыба, то у него такие ласты из колёс, он в них в автобус залез! Езжай, водитель, до пункта милиции, надо этого хулигана там сдать».

Обстановка опасно накаляется. В довершение мы замечаем, что прямо перед Шлёмой стоит здоровый десантник в чине старшего лейтенанта. Шлёма одет в форму, а мы с Колей уже военные куртки стянули и остались в разноцветных футболках, чтобы особо не светиться. Лейтенантище наступает Шлеме на край его «сланца», а самого хватает за шиворот. Шлема начинает жалобно оправдываться: «Товарищ старший лейтанант, я был на полевом занятии по топографическому ориентированию. Закладку ставил в болото. Чтобы не мочить ботинки, решил разуться, а когда вернулся, то увидел, что их кто-то украл. Пришлось из подручных материалов смастерить временную обувь. Вот с маршрута сошел, направляюсь в часть!»

Народ тут же переметнулся на сторону Игорька, стал орать на офицера и просить отпустить бедного солдатика. Рядышком едет какой-то русский мужик, он начинает гневно расспрашивать, как такое произошло. Другой мужик, уже литовский, начинает с ним спорить, доказывая, что литовцы такого сделать не могли, а обувку, скорее всего, спёрли русские. И тут этот литовец замечает Колю, за спиной которого болтаются армейские ботинки явно десантного образца. Литовец спрашивает Шлёму: «Соолдатас, у-уу тебя таакие виисокие боотинки были?» А потом указывает на Колю: «Воон он, воор!!! Я же гоовоорил, руусский!» К нам через толпу начинает продираться разъяренный громила-старлей. Ничего не понимающий водила останавливает автобус и на счастье открывает двери. Мы с Милей долго не думаем – выпрыгиваем из автобуса и даем стрекача от греха подальше. Через секунду десантируется Шлёма и шлепает своими покрышками нам вслед. Вдогонку что-то орёт высунувшийся лейтенант, но тут двери закрываются, и автобус отходит. Мы переводим дыхание, заставляем Ламина обуть его злосчастные новые БД и бредём назад к остановке ждать следующего автобуса.

Назад: Зеки-рыцари
Дальше: Прикопните бабку