Книга: Дейзи Фэй и чудеса
Назад: 3 июля 1959
Дальше: 1 августа 1959

21 июля 1959

Я нашла новую работу в бюро проката «От А до Я» и зарабатываю 75 долларов в неделю. Сижу в огромном складе и отвечаю на звонки, а если кто-нибудь приходит, даю напрокат то, что они просят. У нас есть все: больничное и комнатное медоборудование; кровати; все, что может понадобиться для проведения вечеринок; чаши для пунша; столовое серебро; кресла-каталки; костыли; даже искусственные руки и ноги. Можете представить, чтобы кто-то захотел взять напрокат деревянную ногу?

Я здесь уже два дня, и пока никто ничего не взял, так что работка непыльная. Прийти утром, просидеть весь день и в пять вечера закрыться и уйти. Единственное, что плохо, – это одиночество, но зато у меня куча времени порепетировать номера, а иногда я сажусь в кресло-каталку и разъезжаю по складу.

Мы с мистером Сесилом сегодня, как освободимся, едем в универмаг «Гэмбл» купить мне белое вечернее платье для конкурса и к нему белый купальник. Все должно быть белым согласно правилам конкурса «Мисс Миссисипи». Мистер Сесил учит меня ходить, потому что они ставят оценки за походку. Я постоянно хожу с книгой на голове и довольно-таки преуспела в этом.

Эх, мне бы только выиграть эту стипендию! Прочитали бы вы, кто там учился, в этой Американской академии! Не удивлюсь, если Селеста Холм была там студенткой. Мы с мистером Сесилом, Тути, Долорес и Хелен собираемся отметить день рождения Долорес в только что открывшемся полинезийском ресторане. Никто не знает, сколько лет Долорес, и она не говорит, мол, это государственный секрет. Тути говорит, что она ездит на автобусе, поэтому ей не нужно получать автомобильные права и раскрывать свой возраст.

А вы знали, что есть медицинское судно специально для мужчин – утка?

23 июля 1959

Мы прибыли в ресторан «Алоха» часов в семь вечера. Он был декорирован под Гавайи, с гавайской музыкой и официантками в настоящих гавайских костюмах. Тути заказала для вечеринки целого молочного поросенка, и мы пили разные забавные коктейли. Первый мне подали в кокосе. Потом я выпила еще один под названием «Май тай», потом еще один, «Скорпион».

Ели закуски, креветки и куриную печенку с беконом, и мне было весело, и вдруг мистер Сесил словно привидение увидел. Я сидела к двери спиной, и он сказал:

– Не оборачивайся.

Я спросила:

– Почему?

Он сказал:

– Не оборачивайся.

Потом Тути почти беззвучно сказала:

– Не оборачивайся.

Разумеется, я обернулась, а в дверях стоят Рэй Лейн и Энн. Он увидел меня в тот же миг, что я его. Я чуть под стол не полезла. Сижу я, значит, с четырьмя бумажными зонтиками от коктейлей в волосах, а на шее у меня шесть бумажных гирлянд. Он подошел, поздоровался и представил Энн всем присутствующим, включая меня. Я сказала:

– Здравствуйте.

Что я еще могла сказать?

Хелен, которая уже порядком накачалась, говорит:

– Присоединяйтесь.

Тути так двинула ей ногой под столом, что она пролила коктейль. Но парочка не присоединилась. Когда они ушли, мистер Сесил спросил, может, я хочу уйти домой? Я ответила – с какой стати, незачем портить всем праздник. Потом выпила еще три кокосовых коктейля. Молочного поросенка мы так и не съели. Бедняга умер зазря. Ну почему Рэй выбрал именно этот ресторан, их же в городе полно?

Потом отправились к Тути. Тут-то мне и пришла в голову идея, что мистер Сесил должен спрятать меня в шкафу. Я надела старое зимнее пальто Тути, не вынимая из него плечики, а мистер Сесил поднял меня и повесил в шкаф. Мне тогда казалось: вот будет умора, когда они найдут меня в шкафу, среди висящих пальто. Одного я не учла, что мистер Сесил был уже никакой и забыл, куда меня дел. Я провисела в этом шкафу больше часа, пока не отключилась.

На следующее утро, проснувшись и увидев перед носом лисью шубу Тути, я начала лягаться и вопить. Первой добежала до меня Долорес и открыла дверцу. Я спросила:

– Какого черта я делаю в шкафу?

Она сказала:

– Понятия не имею. В эту ночь никто не пошел домой. В жизни не видела сразу столько страдающих от похмелья людей. Эти фруктовые напитки смертельны.

Но я пропустила лучшую часть вечера, потому что Долорес так нализалась, что выдала всем, сколько ей лет, и мне теперь не говорят.

Мы сидели в квартире кто где, приложив к голове лед, часов до пяти. Тути пришлось позвонить в аптеку, чтобы нам принесли «Алказельтцер», аспирин, кока-колу и мороженое. В жизни больше такого не сделаю. Слава богу, была суббота. Добравшись домой, я провалялась в постели все воскресенье. Хорошо, что Джимми Сноу улетел опылять. Если бы он, по своему обыкновению, врубил телевизор на полную громкость, я бы не выжила. Не знаю, от чего мне хуже – от того, что Рэя увидела, или от того, что башка раскалывается.

24 июля 1959

Папе нужны были деньги. Я не могла позволить ему потерять бар. Он у всех пытался занять, я знаю, но никто не дал ему ни цента. Он бы не попросил у меня, если бы не отчаянное положение. Он знал, с каким трудом я накопила эту сумму.

Сначала я разозлилась и не хотела давать. Потом вспомнила, что он сделал ради меня, когда я была маленькой, как рисковал на всю жизнь загреметь в тюрьму, и не смогла ему отказать.

Я уверена, что он отдаст. К тому же я всегда могу попытать счастья на конкурсе в следующем году. Подумаешь, один год.

26 июля 1959

Джимми Сноу узнал, что я отдала папе все деньги, и пришел в ярость!

– Как ты могла быть такой дурой?! – заорал он как ненормальный.

Ворвался к папе в комнату, выдернул его из постели, назвал дрянным сукиным сыном и колошматил, пока я не вбежала и не оторвала его.

Джимми ринулся в другую комнату. У него было 40 долларов, которые он все пытался мне всучить. Я не хотела брать, единственное, чего я хотела, – это чтобы он перестал вести себя как псих. Он спросил, почему я отдала папе деньги, зная, что он их просто пропьет? Я ответила, что какой бы он ни был, он все равно мне отец и я ему должна.

– Ты ничего не должна этому гнилому сукину сыну, – сказал Джимми.

И не успела я подумать, как у меня вырвалось:

– Разве он не убил ради меня Клода Пистала?

Впервые с тех пор, как мне было одиннадцать, я нарушила слово и произнесла это имя. И тут же пожалела об этом.

Джимми посмотрел на меня очень странным взглядом и переспросил:

– Что?

Я сказала:

– Слушай, Джимми, давай обо всем этом забудем, ладно?

– Нет, постой-ка. Какой там «забудем»! Ты о чем вообще говоришь?

– Я знаю, кто убил Клода, так что давай не будем об этом, а?

– И кто, по-твоему, убил Клода?

– Ты, папа и Рэйетта. Ты сам мне сказал.

Он посмотрел на меня как на сумасшедшую и говорит:

– О господи. Неужто ты поверила в эту мою историю про Рэйетту?

– Конечно, поверила.

– Дейзи, ни я, ни папа никогда никого не убивали. У него был такой вид, будто он сейчас заплачет.

– Как так, убивали! Я сама видела бумажные пакеты с пистолетами, которые вам дала Пичи Уигам.

– Какими пистолетами?

– Два пакета, которые вы взяли у Пичи в ту ночь, когда Клода убили. Я видела, как папа на следующий день принес пистолеты назад. Хватит притворяться.

– Дейзи, в тех пакетах были никакие не пистолеты. Там были две бутылки контрабандного виски, мы с твоим папой их купили, чтобы пойти к Рэйетте. Обратно он принес в этих пакетах пустые бутылки.

– Погоди. А как же тогда папа мог узнать, что Клод мертв, до того, как ему сказал об этом полицейский?

– Тем утром я ходил на взлетную полосу кое-что взять из самолета, нашел Клода, позвонил папе в дом Рэйетты и рассказал ему.

Я не верила своим ушам.

– Но ты говорил, что пули были из пистолета Рэйетты.

– Бог мой, Дейзи, я был в тот вечер полупьяный, и папа попросил меня рассказать тебе эту историю, чтобы ты не бесновалась по поводу Рэйетты и разрешила ему с ней встречаться. Я не думал, что ты поверишь.

– Я поверила.

Тогда он начал плакать и говорить, что он очень виноват, что эта глупая история была просто шуткой. Я чувствовала себя так, будто меня ударили под дых. Не желаю больше их обоих видеть.

Назад: 3 июля 1959
Дальше: 1 августа 1959