Я сделал шаг. И мир изменился. Солнце, выглядывавшее своими последними лучами из-за темного силуэта города-призрака, вдруг оказалось в зените, залив пустые улицы бледно-зеленым мертвенным светом. От покинутых полуразрушенных небоскребов, похожих на обглоданные кости, уставившиеся в неестественно пустое небо, протянулись длинные резкие черные тени, внутри которых то тут, то там поблескивала какая-то странная серебристая морось. Она висела, будто бы зацепившись за тонкие прозрачные нити паутинки, которую сплел один из местных обитателей. Вот только, если приблизить эти капли через визор, становилось понятно, что никакой опоры у них и близко не было. Серебристые шарики просто парили в воздухе, послав нахер все известные законы физики.
Чуть дальше по улице, если это разрытое чьими-то гигантскими когтями месиво из кирпича и бетона вообще можно было так назвать, между обугленными скелетами домов протянулась невероятных размеров арка, составленная из странных шестиугольных сот, игравших на солнце своими отполированными гранями. Внутри медленно перетекала, периодически поблескивая лоснящимся боком странная черная субстанция, отдаленно напоминавшая густой мазут.
Тишина. Тяжелая, плотная и липкая, она пропитала это место насквозь. Въелась в каждую железку, в каждый камушек, небольшими пыльными барханами улеглась посреди разрушенных, залитых бледной бирюзой улиц и казалось бы, ничто не могло поколебать ее безраздельную и безграничную власть. Ничто, кроме нас.
Она встрепенулась. Огляделась. Заметила нарушителей своего покоя и мгновенно обступила нас плотным, почти осязаемым кольцом, просвечивая каждого своим холодным, пробирающим до мурашек, но в то же обжигающим взглядом насквозь. Она наблюдала. Выжидала. Изучала. И была готова в любой момент лопнуть, словно натянутая до предела струна, обрушив на нас весь шквал тяжелой, непреодолимой энергии, отчаянно пульсирующей в этом месте.
– Дагор меня сожри, – едва слышно пробормотал рядом Эдрих, – Теперь понятно, от чего бежал Директорат. Это место… Не могу описать… Такое муторное…
Рейн молча кивнул, соглашаясь с братом, а Дейм чуть ли не с открытым ртом глазел по сторонам.
– Теперь понял, – ответил ему Нейт, стараясь как можно меньше раздражать пристально следящую за нами тишину. Он напротив, подобрался и напрягся, словно змея готовая к прыжку. Кашель мигом куда-то пропал, а палка, на которую проводник опирался всю дорогу, теперь перекочевала к нему за спину, освободив руки, – Все, что вы видели там, снаружи, лишь бледная тень происходящего тут. Детские игры. Вот только теперь они кончились. Значит так, говорю один раз. Всех до кого не дойдет сейчас, можете считать трупами. Двигаемся за мной след в след. Если я говорю лечь – выполняем тут же без разговоров. Говорю встать на голову и прыгать на ней дальше – аналогично. Никаких обсуждений, разговоров и вопросов. В сторону не отходить. Ничего руками не трогать. Не шуметь. И самое главное – без моей команды ни во что не стрелять. Вопросы есть. Вопросов нет. Тогда двинули.
Проводник залез в просторный карман своего старого потертого плаща и извлек оттуда небольшой блестящий камушек, к которому была примотана длинная тонкая веревка. Ее он накрутил на правую руку, а импровизированный грузик взял в левую. И медленно пошел вперед, переступая с одного вывороченного из земли осколка бетонной плиты, на другой.
Я скомандовал Эдриху и Рейну двигать за ним, после отправил Дейма, а сам остался замыкать колонну. Шелька, до сих пор сидевшая на моем плече, притихла, вцепившись когтями в костюм и прижавшись всем телом к бронепластине. Только черный пушистый хвост нервно покачивался из стороны в сторону, да большие, испуганные глаза скользили взглядом по округе, выискивая опасность. Опасность, которая в этом чуждом человеку мире, ждала нас на каждом шагу.
Нервы пошаливали. Я достал винтовку с крепления на спине и крепко сжал руках и двинулся вслед за остальными. Оружие успокаивало. Вселяло призрачную уверенность в то, что я не так уж и беззащитен перед этим безумным, но в то же время завораживающим и пробирающим до самых костей местом. «Призрачную» потому, что где-то в глубине сознания тихо зудело: "Это в лучшем случае отсрочит ваш неизбежный конец, а в худшем – наоборот привлечет к отряду нежелательное внимание и организует его.
Под ногами захрустела гравием черная тень первого небоскреба. Она как будто отпечаталась, густымслоем сажи осела на земле, вопреки бледно-зеленому солнцу, стоявшему высоко в зените и заливавшему своим светом всю улицу. По правую руку блестели, нервно покачиваясь, серебристые капли. По левую тоже. Шелька не сводила с них зачарованного, но в то же время и испуганного взгляда еще сильнее вжавшись в бронепластину. А вот Эдриха они не пугали. Боец остановился и чуть отступил с намеченной Нейтом тропы, чтобы разглядеть их поближе, а то и потрогать руками. Проводник среагировал мгновенно. Палка, которую он использовал в качестве посоха, как будто сама собой вылетела у него из-за спины, оказавшись в руках, и со всего размаху саданула бойца по шлему. Тот сначала встал, как вкопанный, чуть приоткрыв от удивления рот, повернулся к Нейту, и хотел уже было высказать все, что о нем думает, но "ходок" лишь молча покачал головой и указал в самую гущу этих странных капель. Там, небольшим серым холмиком лежала куча тряпья, из которой торчали выбеленные ветром и временем осколки костей. Наполовину разъеденный череп какого-то бедолаги валялся неподалеку. Все возмущения застряли у Эдриха в глотке, так и не вырвавшись наружу. Он немедленно вернулся в строй, и мы потихоньку двинулись дальше.
Тень закончилась. Под ногами снова захрустела залитая солнцем расколотая тротуарная плитка. Чуть впереди, справа, в этом месиве из бетона и камня виднелась большая круглая прогалина. Невысокие земляные валы, проходившие по ее краям, перетекали в шероховатую, чуть потрескавшуюся на солнце пыльную глину, ровным слоем, лежавшую на дне импровизированной воронки. В самом центре круга в небольшом углублении лежал крупный камень, поблескивающий на солнце зеленоватыми гранями и, как будто, испускавший слабое, едва заметное свечение.
Я открыл было рот, дабы задать вертевшийся у меня в голове вопрос, мол, а это, что за фигня, но проводник, будто бы прочитав мои мысли, ответил до того, как первые слова слетели с моего языка.
– Это вас интересовать не должно, – тихо бросил он, кивнув в сторону глиняной площадки, – если, конечно, хотите жить. Много ходоков погибло, пытаясь вытащить этот злополучный камень из других похожих мест. Ни один так и не преуспел. Идем дальше.
Я еще раз окинул взглядом странное место. С виду вроде ничего опасного. Подходи, да бери. Просто ровный круг, с небольшими валами по краям, да несколькими бугорками чуть поближе к центру. Я поигрался с настройками нейроинтерфейса и приблизил картинку, чтобы получше разглядеть камень и пригорки, смотревшиеся несколько неестественно, на практически идеально ровной площадке. И тут меня пробрало до самых печенок. Это снова было тряпье. Слипшееся, вмытое в глину дождями и присыпанное толстым слоем серой пыли, оно издали напоминало как раз те самые безобидные на первый взгляд холмики. Один, два, три, четыре… Четыре человека погибли, пытаясь достать проклятый камень или просто проходя мимо. Дагор. Да уж тут Нейт прав, нам это неинтере…
Шелька, довольно тихо сидевшая до этого момента на плече, вдруг приподнялась на все свои четыре коротенькие лапки, выгнула спину, подняла распушенный хвост и зашипела, неотрывно смотря куда-то вдаль. Проводник тут же глянул на зверька, окинул взглядом окрестности, коротко скомандовал "ложись" и сам упал за большую, торчащую из земли бетонную плиту. Остальные тут же последовали его примеру.
– Что там? – поставив громкость динамиков шлема на самый минимум, спросил Дейм, – Я вроде ничего не ощущаю…
– Ты и не должен, – коротко бросил проводник, чуть выглядывая из-за края осколка, – эти не ощущаются. Мертвые никогда не ощущаются.
– Мертвые? – удивленно поднял бровь Эдрих, – Я думал, они только в фантастических книжках бывают.
– Почти мертвые, – шепотом ответил Нейт, – Мы называем их "прокаженные". Когда у нас началась черная лихорадка, многие из заболевших не смогли смириться со своей участью. Они считали, что это мы принесли болезнь из расколотого мира, и что, мол, именно тут можно найти лекарство. Утопающие ухватились за свою последнюю соломинку и ломанулись сюда. И, по всей видимости, нашли это проклятое лекарство, – он ненадолго замолк, чуть приподнялся и выглянул из-за камня.
– Стоит зараза, – сквозь зубы процедил проводник, – Ждет. Ну а чего ждет, один, сука, Дагор разберет, – он вновь вернулся за камень и продолжил, – вот только лекарство это смогло лишь остановить болезнь, да и то, на самой последней стадии, когда человек напоминает уже скорее ходячий труп. А еще одной его особенностью оказалось то, что работает оно только в пределах расколотого мира. Как только "прокаженный" выходит за его границу, он практически сразу погибает. Потому вы, наверняка, и не встречали их снаружи. Вот и вынуждены оказались эти бедолаги, с пораженными болезнью телами и практически выжжеными ею же мозгами остаться тут. Тех, кто еще пытался сохранить остатки разума, со временем свел с ума Расколотый мир, так что сейчас это скорее пустые человеческие оболочки, нежели люди. Но раньше они ими были, и в этом кроется одна из основных опасностей подобных созданий. У них в голове сохраняются остатки воспоминаний, какие-то черты личности, а психические расстройства, которые тоже наверняка присутствовали у каждого, многократно усиливаются, что делает их поведение совершенно непредсказуемым. Один может просто начать убегать, как только увидит тебя вдалеке, другой напротив, нападет, ради куска мяса или какой другой еды. Есть, правда, среди них и те, что не брезгуют человечиной. Третий может подойти и попытаться поговорить. Выходит это у них откровенно плохо, но если дать ему еды, то он отстанет, занявшись ею. А вот четвертый может выждать удобный для нападения момент и заодно позвать "друзей". Если хотите, можете выглянуть посмотреть на него. Только по одному, и не делая резких движений. Эти твари днем видят не дальше собственного носа, но если сильно шуметь или мельтешить у них перед глазами, то могут пойти и поинтересоваться, что там такое происходит.
Первым полез Дейм. Парня чуть ли не разрывало от любопытства. Хочет, наверное, поглядеть, что же это там за существо, которое он не в состоянии почувствовать. Странно, конечно. Он ведь даже не освоился толком с теми способностями, которые раскрыл в нем этот проклятый мир, а уже удивляется, что где-то они не работают. Эдрих тоже хотел было последовать за ним, но я одернул его, напомнив, что из укрытия мы высовываемся только по одному. Он уселся обратно, показушно скорчив гримасу, которая, по его мнению, должна была выражать крайнюю степень недовольства. Дагор, этот шутник, временами ведет себя как ребенок, даром, что на добрую сотню лет старше любого из нас. Хоть роботизированную няньку ему покупай.
Дейм долго вглядывался куда-то вдаль, а потом тяжело повалился обратно. Вид у него был крайне озадаченный.
– Не знаю, – тихо выдавил из себя он, – Думаю, смерть была все-таки лучшим выходом из ситуации. Следующим поднялся Эдрих. Он пробыл наверху совсем недолго, а затем снова присел, ехидно улыбаясь.
– Для тех, кто не в курсе, у этих костюмов есть возможность видео и фотосъемки, как и у ваших нейроинтерфейсов. Так что можно быстро все это дело заснять, а потом уже разглядывать сидя в укрытии.
Ага. А еще можно было бы использовать небольших дронов-наблюдателей, которые идут в каждом стандартном комплекте пехотинца. Вот только Бермут, сука одноглазая, нас ими не снабдил. Если мне удастся до него добраться, то, пожалуй, ему, в числе прочего, придется ответить и за это. Я правда тоже хорош. Мог же подумать о такой мелочи еще, будучи в лагере. Но нет, блин, даже в голову не пришло. Ладно, идея Эдриха действительно неплоха, и, на крайняк, сойдет и она.
Теперь была моя очередь подниматься. Я чуть-чуть привстал, так, чтобы из-за укрытия выглядывала лишь половина визора, и окинул взглядом окрестности. Прокаженного удалось заметить почти сразу же. Он топтался совсем недалеко от нашего укрытия, в тени арки из полупрозрачных блестящих на солнце сот. Бедолага стоял ко мне полубоком и пялился на игру искр внутри странного образования, протянувшегося между обглоданными скелетами домов, что-то неразборчиво мыча. Его лицо покрывали крупные черные волдыри. Они чуть поблескивали и, казалось бы, вот-вот должны были прорваться, но этого почему-то не происходило. В этих отвратительных наростах была вся верхняя половина головы. Они то и перекрывали чудовищу обзор, мешая видеть даже днем. Чуть ниже зиял провал рта, обрамленный цепочкой из коричневых, полусгнивших зубов. Языка как будто не было вовсе, а может он прилип к небу. Из уголка свисала белая ниточка вязкой слюны. Весь торс был покрыт черными пятнами. Некоторые из них вздулись, а другие уже успели лопнуть, и теперь из глубоких рваных ран на живот и ноги периодически капала черная, вязкая субстанция, которую язык не поворачивался назвать кровью. Руки распухли и посинели. Обе кисти урода пока еще были на месте, но на обеих уже не хватало пальцев. На правой – только мизинца, а вот на левой остались лишь два из них. Ноги того, что когда-то было человеком, до колена прикрывали чудом сохранившиеся обрывки штанов, а ниже шло сплошное месиво из крови, гноя, лопнувших волдырей и обрывков мяса.
Я с трудом оторвался от этого отвратительного, но в то же время завораживающего зрелища и спрятался обратно за камень.
– Ну, как впечатления, – слегка озадаченно спросил Эдрих. Парень видать тоже решил рассмотреть всю эту "красоту" подетальнее.
– Полностью согласен с Деймом, – ответил я, занося видеозапись в личный архив. Мало ли зачем еще пригодится, – лучше смерть, чем вот так.
– Тут сложно поспорить, – присел обратно Рейн. В отличие от меня, он смотрел на бедолагу совсем недолго, – пристрелить его было бы весьма милосердно.
– Милосердно, – подтвердил проводник, – но стрелять мы не будем. Перед смертью он может издать вопль, который соберет его "друзей" со всей округ…
– Дагор, да пусть приходят! – перебил его Эдрих, – Сделаем полезное для всех дело. Им хорошо – их грохнули, избавив от такого существования, нам хорошо – они не будут мешать и замедлять отряд. Запас времени ведь тоже не бесконечный. Еще три-четыре дня, и "Тень" покинет орбиту планеты, оставив нас гнить в этой жопе мира. В конце-концов, они с виду настолько хлипкие, что мы наверняка сможем пооткручивать им головы голыми руками.
– Ты не понимаешь, – покачал головой Нейт, – его крики привлекут сюда не только прокаженных, но и тварей куда опаснее, чем они. Тут уже и ваши винтовки могут не справиться. К тому же не стоит покушаться на имущество расколотого мира и нарушать привычный порядок вещей. Он этого не любит и не прощает.
– Он одним своим существованием нарушает привычный порядок вещей, – сплюнул Эдрих, в очередной раз, забыв, что перед лицом у него бронестекло, а не открытый воздух. Его брат лишь криво ухмыльнулся, наблюдая за тем, как бедолага тщетно пытается вытереть это стальной перчаткой сквозь визор.
– О, кажется, уходит, – не обратив никакого внимания на выпад шутника, сказал Нейт, – скоро двинем дальше, – он помолчал немного, вернулся за плиту и продолжил, – по поводу времени можете не переживать. Оно тут течет не так, как во внешнем мире. Как именно, точно сказать не могу, но одно правило работает безотказно: насколько бы ты ни зашел в расколотый мир, обратно вернешься через несколько секунд, – проводник немного помолчал, что-то прикидывая в уме, а затем поправил сам себя, – Пока работало безотказно. Идя сюда ни в чем нельзя быть уверенным. Так или иначе, но из-за него самый короткий для нас путь пролегает именно через расколотый мир. Вернее – самый быстрый, – он снова выглянул из-за камня, – Ну, вроде, чисто. Идем дальше.
Парни поднялись на ноги, и мне ничего не оставалось кроме как последовать их примеру. Напоследок я решил окинуть взглядом пройденный нами путь. Зараза. Да мы метров сто за последние полчаса преодолели. Какой тут нахрен "самый короткий" когда на то, что можно пройти за минуту, уходит в тридцать раз больше времени.
Я уже хотел было высказать свои сомнения Нейту по поводу правильности выбранного маршрута, но в последний момент передумал. Ему этот мир известен лучше, чем мне. Гораздо лучше. Да и в его же интересах, как можно меньше задерживать нас, ведь от того, насколько быстро мы разведаем и вернемся, напрямую зависит его жизнь. Нет, парень наверняка понимает, что делает, и если он сказал, что это самый короткий путь то лучше идти вслед за ним и помалкивать в тряпочку. По крайней мере, пока.
Шелька успокоилась, спрятала клыки и вновь прижалась к бронепластине, глядя на мир своими вечно удивленными и немного испуганными глазами. Видать, гниющий заживо мертвец решил отправиться дальше по своим делам. Может быть, ему надоело пялиться на переливы арки, а может и просто в голове что-то перещелкнуло. Так или иначе, страха он не вызывал еще тогда, когда вынудил отряд спрятаться за плитой. Скорее отвращение и жалость. Как верно подметил Эдрих, любой из нас мог бы открутить ему голову голыми руками, не опасаясь при этом испачкаться в зараженной крови. Все-таки скафандры с экзоскелетом имеют свои преимущества.
Мы двинулись дальше. Над головой медленно, переливаясь разными оттенками зеленого, проплыла та самая арка, на игру света в которой совсем недавно пялился прокаженный. Когда отряд проходил под ней, в одной из сот загорелись три пары красных глаз. Они сначала смерили нас долгим, изучающим взглядом, а затем подались вперед. Я хотел было вскинуть винтовку и дать предупредительную очередь в морду еще одной местной твари, но проводник меня остановил.
– Не нужно, – коротко бросил он, – Этот не опасен, если не лезть в его гнездо. Впрочем, при всем желании у тебя, да и у любого из вас бы это не получилось. Края этих «сот» режут металл, плоть и кости не хуже лазера, так что тот, кто попробует ухватиться за них, скорее всего, останется без пальцев. Даже если будет в таком костюме, как у вас.
– Дагор, да эта хрень покруче лазера будет, – выругался Эдрих, – И почему мы под ней поперлись тогда? А если на голову рухнет, в один прекрасный момент?
– Не рухнет, – обнадежил Нейт, – Жуколовы, которых некоторые, еще называют их разорителями, за то, что они любят копаться в логовах местной живности, а кое-кто и искоренителями, за то, что выметают эти самые логова почти подчистую, очень надежно строят свои жилища, да и материал, из которого оно сделано – сверхпрочный. Ходоки пытались отколоть хоть небольшой кусочек от его гнезда, но у них ничего не вышло. Даже пули ему ни по чем.
– Ну, пули из ваших винтовок и нашим костюмам нипочем, – парировал Рейн, – Так что это еще не показатель.
– Может быть, – кивнул проводник, внезапно остановившись, – Но я бы не советовал вам проверять их на остроту и прочность.
Глаза, наблюдавшие за нами из глубины арки, тем временем медленно подались вперед. Черная, уродливая голова, укрытая крупной хитиновой пластиной из которой торчали несколько острых жвал, едва заметно поблескивала на солнце своим черным, маслянистым боком. Красные, глубоко посаженные под панцирь глаза, внимательно следили за каждым нашим шагом, то ли примериваясь, как бы половчее напасть, то ли думая, куда бы удрать. Из соты, тем временем, показался второй сегмент уродца, из которого торчали шесть коротких, но мощных хитиновых лапок. Затем третий. Тела чудовища изогнулось, голова упала на арку, вцепившись в ее бритвенно-острые края своими жвалами, и существо одним мощным рывком извлекло оставшуюся часть себя из «стеклянного плена». Всего сегментов оказалось семь. Каждый из них опирался на небольшие, нервно подрагивавшие при каждом нашем шаге, лапки, а заканчивалось туловище монстра внушительным жалом, кончик которого был усеян мелкими каплями, то и дело поблескивавшими в мертвенно-зеленом свете здешнего солнца. Существо, потеряв к нам всякий интерес, ухватилось за арку всеми своими конечностями, шустро поползло к одному из небоскребов, и вскоре скрылось внутри его черного, обглоданного огнем, ветром и временем остова.
– Видимо почуял добычу где-то неподалеку, – бросил проводник, проводив его долгим, безучастным взглядом, – Они не отходят от своих гнезд далеко. Оберегают потомство.
– Уж не мы ли эта добыча, – нервно хмыкнул Эдрих, крепче сжимая винтовку.
– Нет, – покачал головой Нейт, напряженно к чему-то прислушиваясь, – Они не охотятся на людей. Этот мир живет по своим, ведомым лишь ему одному законам, и далеко не каждому здешнему обитателю есть до нас дело. Для некоторых мы что-то вроде назойливых букашек, которые проползают по своим делам мимо.
– Букашки для букашек, – улыбнулся шутник, то и дело поглядывая на обугленный небоскреб в недрах которого скрылась тварь, – заня…
– Тише, – поднял руку Нейт, нервно озираясь, – Вы чувствуете? – спросил он глядя преимущественно на Дейма.
Парень ответил не сразу. Он ненадолго закрыл глаза, прислушиваясь к каким-то своим внутренним ощущениям. Я попытался проделать то же самое. Ничего. Лишь глухая, вязкая, тяжелая тишина, давящая прямо через скафандр. Тишина и черный, непроглядный мрак по которому рассыпались крохотные цветные точки.
– Что-то… Что-то есть, – голос Дейма оторвал меня от этого бессмысленного занятия, – Не могу описать. Оно будто движется. Движется к нам. А за ним еще… – он ненадолго замолчал, снова прислушиваясь к ощущениям, а затем продолжил, – Не могу описать. Просто не знаю, что это.
– Зато я знаю,– сплюнул помрачневший проводник, – Мы стоим на пути гона. Охоты, если угодно. И вот это, ребятки, уже серьёзно.
– Значит, и встречать мы «это» будем серьёзно, – ответил Рейн, вытаскивая с крепления на спине винтовку.