Книга: У каждой лжи две правды
Назад: Глава 3. В которой вечер длится слишком долго
Дальше: Глава 5. В которой пан Бачинский строит догадки, но родственники против

Глава 4. В которой вечер заканчивается раньше, чем предполагали

Особняк пани Альжбеты имел два этажа, высокие узкие окна, стены из белоснежного камня, всем видом показывая, что именно так и должен выглядеть дом шляхты. Дорого, элегантно, модно. Скоро солнце скроется за горизонтом, и улыбчивая хозяйка пригласит гостей в столовую, где столы покрыты ослепительно белыми скатертями, где серебро старинное, а сервиз расписан вручную мастерицами цинского царства. Зазвучат поздравления и здравицы. Комплименты и просто льстивые речи. И просьбы, завуалированные в беседы:

«Племянницу бы пристроить в ваш пансион. Невест мало, а хороших невест ещё меньше, да она бесприданница и красотой не уродилась…»

«А внучка, внучка бы моего. В городскую думу, хоть клерком, хоть счетоводом. Замолвите словечко перед паном градоправителем, а?»

«Билетик бы на новый спектакль. Моя жена так любит театр. Мы в долгу не останемся…»

«Говорят, вы открываете школу искусств, а наша донечка так рисует, так рисует хорошо…»

Слуги разнесут изысканные блюда, приготовленные известным поваром, выписанным по случаю юбилея из самой столицы и стоившим бешеных денег. Будет там и фаршированный молочный поросёнок, и устрицы, оленина в цитрусовом соусе, и сливочное бланманже, звери и цветочки из марципана, лёгкое светлое вино с приятным фруктовым запахом. «Чёрного гуся», приготовленного на углях с имбирём и перцем, непременно принесут.

Служба у пани Альжбеты считалась престижной. Не удивительно, что многие потом перебирались работать в столицу. Их родственники гордились таким карьерным взлётом, и желающие служить в белом доме находились всегда.

Угостят кофе, не из цикория, жареных желудей или ячменя. Настоящим, который стоит по золотому за фунт. Альжбета свято верила в чудодейственность бодрящего напитка и скептически относилась к докторам, что советовали употреблять его только утром. И никто не скажет, что ананас взят в аренду для украшения стола, а в шоколадном фонтане слишком много молока.

Никто не уйдёт обиженным.

Потом в бальной зале начнутся танцы. Паркет натёрли до блеска, поставили в вазы свежие цветы – всё те же вездесущие розы, заменили масло в лампах.

Ян принюхался. Так и есть. Не просто алхимическая смесь для бездымного горения в светильниках, а её «улучшенный вариант», обладающий приятным ароматом и «поглощающий запахи тел». Зачем так тратиться, если окна и без того будут открыты настежь?

А уж затем, после вручения всех подарков, когда все слова будут сказаны, в специально подготовленной комнате начнётся главная изюминка вечера.

К ней готовились основательно. Щиты магической защиты Янек перепроверял трижды, окна занавесили плотной тканью, не пропускающей ни воздуха, ни света. Зачем, если всё начнётся в полдвенадцатого ночи? Но профессор только рукой махнул: таковы правила, мальчик, и не нам их менять. Пол, потолок и стены слуги вымыли раствором хлорки, а потом ещё и магией пришлось обработать. Стол, сейчас укрытый белоснежнейшей скатертью до пола – хороший кадр для магографии будет – притащили из лаборатории. В этом доме не нашлось ни одного предмета мебели, который выдержал бы вес каменной глыбы. Как по мнению Янека, так это просто огромный гроб с резьбой по стенкам. С ним слишком носятся и явно переоценивают его значимость для науки и искусства.

У дверей в залу, где планировалось разворачивать мумию, и под сетью новейших сторожевых заклинаний стоял каменный саркофаг то ли древнего воина, то ли жреца, пани Хоментовская приостановилась и прижалась к молодому человеку. При этом чуть не зажала его в угол и чудом не оторвала портьеру, но мелочи не стоят внимания.

– И чем же милая пани Стефа лучше, чем я?

В самом деле, чем? Миловидная, глаза выразительные, голубые, как летнее небо. Носик аккуратный, губы пухлые, но словно никогда не знали помады. А уж ресницы! Таких густых и длинных столичные прелестницы и магией добиться не могут.

А характер… Вот насчёт характера пан Йержимановский не стал бы обманываться. Скромность и молчаливость скорее не черты её натуры, а попытка выжить в обществе, где основными добродетелями женщины считают религиозность и послушность.

Да, так мастерски разрушить свою жизнь – это ещё надо уметь!

Дурочка…

Но пани Хоментовская не поймёт желания помочь незнакомой девушке. Она уж скорее всего решит окончательно утопить бедолагу. Ведь всё, что нас не убивает, делает нас сильнее. Это её кредо. Оно у неё на браслете выгравировано.

А разрыв скоропалительной помолвки нанесёт репутации Стефании не такой урон, как положение любовницы местного короля.

Стоит запомнить про слабость Левандовского к русоволосым девушкам в беде.

Но мысль эта столь нетипичная для простоватого недотёпы-помощника профессора, что лучше о ней не думать, а то ведь ментальные маги не дремлют и редко спрашивают разрешения залезть в голову. Точнее, они никогда не спрашивают разрешения применить свой дар.

Если бы эти засранцы ещё поголовно на корону работали! Хоть какое-то оправдание!

– Да как вы такое могли подумать? – полузадушено пискнул Янек. – Вы же… Вы же как солнце! Вы же такая модная! Такая недоступная! Как я могу о вас думать?

– Не такая уж и недоступная… – пани Амалия слова «нет» тоже не знала, в чём Янек за последний месяц уже не раз убеждался на собственном опыте, тренируя способности к развешиванию лапши на женские уши.

– В ней нет вашего шарма! Вашей элегантности!

А ещё – тонны магических зелий и притираний. Без них, как подозревал Янек, жена профессора будет выглядеть чуть лучше, чем горячо любимые её мужем мумии.

– Ах, льстец! – зарделась брюнетка и ослабила хватку.

Парень смог вздохнуть свободнее и закрепить успех.

– Пр-рошу! – пан Йержимановский скользнул в сторону и открыл дверь для своей спутницы.

Добродетели пани Амалии он выписал на листок и старательно заучил, но всё-таки предпочитал не зачитывать все их одновременно.

– Обратите внимание, почтенная шляхта, – за университетской кафедрой, притащенной Янеком на своём горбу без использования любой магии, стоял невысокий плотный человек с бульдожьим лицом и умными карими глазами. Профессор Хоментовский репетировал свою речь, а слуги в очередной раз перетаскивали стулья, чтобы каждому гостю было хорошо слышно и всё видно. – Лицо на крышке саркофага всегда имеет портретное сходство с умершим. Мы можем предположить, что хозяин гробницы был мужчиной, едва достигшим тридцатилетия, и наверняка считался весьма привлекательным мужчиной.

Если это и так… Нет, возможно по меркам двух-трёхтысячелетней давности он и был красавчиком, но вот встретить такого товарища, да на узенькой тропинке… Нет, только если у тебя дубинка и ты умеешь ей пользоваться. Или очень быстро бегать.

Янек скривился. В любом случае, художник, что работает при академии, уже ждёт не дождётся, когда сможет сделать слепки с черепа покойника и восстановить его внешний вид. Лишь бы не приукрасил, как он любит это делать!

Пани Амалия строго взглянула на мужа и, не говоря ни слова, присела в первый ряд. Отставила зонтик, достала блокнотик и белый карандаш на верёвочке, что-то пометила на листке, нахмурив точёные брови.

– А кем же был этот человек? – пан Пшемислав стоял около саркофага, заложив руки за спину и задумчиво рассматривая ряды иероглифов, картинки крылатых женщин и мужчин на колесницах, солнца с лучами-руками, людей с головами птиц, шакалов и львов.

Пани Амалия топнула ножкой.

– Вы испортите нам весь сюрприз!

– Ну, душечка, – профессор оторвался от своих бумаг, и словно только сейчас увидел, что зрителей в зале стало больше. Про жизнь мумии он тоже собирался рассказать. В подробностях и с деталями, которые так любят простые обыватели. Но куда же он спрятал листочки с записями? – Ведь ничего страшного не произойдёт, если пан Левандовский немножечко послушает…

– Конечно, нет, дорогой! – пани Амалия подошла к мужу, чуть наклонилась – она была выше его на целую голову, – поправила шейный платок и положила перед ним тонкую папку. – Ты забыл новую редакцию своей речи, милый. А ведь вчера всю ночь над ней работал! – то ли мужа пожурила, то ли приятному молодому человеку пожаловалась.

– О, прошу вас, не обращайте на меня внимания! – Пшемислав улыбнулся и бросил ничего не значащий взгляд на Янека. Тот уселся на свободное место и оперся о спинку стула. Если повезёт, то и получится подремать. – Я с радостью послушаю речь вашего мужа и второй и третий раз! Она столь живая, непосредственная. Я просто поражаюсь тому количеству деталей, который знает пан Хоментовский.

– Итак, – смущённо прокашлялся пан Йозеф Хоментовский. – По иероглифическим надписям на саркофаге можно сделать вывод, что это мумия человека из редкой касты жрецов-воинов. И звали его…

Янек Йержимановский прикрыл глаза. Главное, не захрапеть! В очередной раз…



Ну и дура!

Нет чтобы… Как тут принято? Смутиться или в обморок упасть? Обморок вообще универсальный выход из любой щекотливой ситуации.

Зато женихом обзавелась! Будто других проблем мало…

Стефания сидела на скамейке и смотрела на чёрную гладь озера.

Долго.

И никто не нарушал её одиночество. Только клёкот какой-то птицы и жужжание жучка, вьющегося около круглого фонаря.

От воды тянуло сыростью. Было неуютно, но уходить не хотелось.

Холодно.

Зато мозги на место встали!

Тишина. Ей так не хватало спокойствия и уверенности…

Здесь и сейчас, на деревянной скамейке, замерзая в тонком платье, проблем не существовало.

Они появились позже. Дворецкий и какой-то незнакомый юноша в серой форме полицейского.

– Пани Заремская? – от чувства собственной важности он говорил громко.

Ощущение умиротворения разбилось как стекло.

– Да, – Стефа вздохнула.

Исчезла иллюзия спокойствия, с трудом обретённая ценой нескольких часов плача, диалогов с собой, поисков несуществующих выходов из очередного тупика и просто медитации на ровную, глубокую и безразличную водную гладь. Даже магия странно притихла и не рвалась яркими всполохами с рук.

Слова были чужими, лишними. Кому она могла понадобиться? Зачем?

– Чем могу быть полезна?

– Вас хочет срочно видеть пан сыскной воевода. Прошу следовать за мной.

– Что случилось?

Полицейский не ответил, но дворецкому отказала его профессиональная выдержка. Он плюхнулся на скамейку рядом с девушкой, уткнулся лицом в ладони и сквозь рыдания выдавил:

– Убили нашу матушку… Кормилицу нашу! Благодетельницу! Как жеж мы без неё, родненькой!

– Кого? – охнула девушка.

Убийство? Здесь?

Здесь же… так тихо!

– Пани Альжбету, – процедил недовольный паренёк и, довольно грубо схватив девушку за руку, потащил её по тропинкам в сторону дома. – А ты пока наслаждайся свободой. Утро в камере встречать будешь! Душегубка проклятая!

Он добавил пару выражений похлеще, но Стефе было не до того.

В Гдыньске никогда не случается ничего ужасного. Здесь подают на завтрак кофе, выпекают ватрушки, здороваются с соседями, заходят на чай по вечерам. В палисадниках почти круглый год цветут цветы, осень расцвечена багрянцем клёнов, а зимы мягкие. Даже шторма обходят бухту стороной. Полицейский на площади всегда мил и вежлив. Кучера сонливы и ленивы. Пани говорят неспешно, а паненки беспечно улыбаются.

Здесь не страшно гулять по темноте. Здесь не встречались нищие-попрошайки и карманники, даже в курортный сезон. Как тут могли кого-то убить?

– На кого ж ты нас покинула, матушка!? – выл у озера старик. – Кто ж о нас да позаботится? У кого ж рука да на тебя беззащитную поднялась-то?

Рыдания становились всё безутешнее и тише. Ему вторил голос какой-то собачонки, ищущей луну в новолуние. Стены из вечнозелёного самшита, петлями сворачивающиеся в лабиринт, умело глушили звуки.

Ноги заплетались, спотыкались и тогда полицейский просто тащил её по дорожкам, подгоняя вдохновляющими описаниями, что будет с ней в тюрьме, где убийцам и место.

– Как? Вы что… Считаете, что я?

– Тебе, шваль безродная, виднее! А пан Бачинский за пять сек тебя на чистую воду выведет. Как птичка запоёшь!

Особняк, громадина в три этажа с зевами освещённых окон, показался внезапно. Просто вынырнул из-за поворота, но какой-то притихший, настороженный.

В дом полицейский втащил её с парадного входа, едва не сломав девушке ногу на ступеньках крыльца, надеясь, что позор Заремской увидит как можно больше людей, и тогда выбить из неё признание будет проще, чем пожарить колбасу. Но дом словно вымер. В широких коридорах не попадалось даже слуг, а тишина, слишком неестественная для этого места, била по ушам. Тем злее были слова. Конечно же, ничего личного. Работа такая.

Янек Йержимановский словно из-под земли выскочил.

Стефа даже не увидела, откуда он появился. Сидел ли в гостиной, шёл куда-то по поручению профессора или собирался по-тихому исчезнуть из дома, где произошло несчастье.

Все бегут от тех, кто несчастлив, будто неудачи передаются по воздуху, как грипп.

Ей было уже всё равно. Ей бы минуточку, чтобы выдохнуть, подумать и решить, что же дальше делать. Не могут же её обвинить в убийстве без доказательств? Ведь не могут же!

Растерянность сменялась чем-то иным. Желанием выпутаться из этой ситуации. Любой ценой. С каждым вздохом сильнее. С каждым биением сердца.

А Янек… Поймал взгляд девушки и споткнулся. Не о мольбу о помощи. Просить, кажется, Стефания не умела. А вот о решимость…

А то, что возможностей практически никаких, и дело дрянь… Она сильная! Она справится!

Нечасто он видел в глазах паненок такую злую решительность. Или же просто обострённое чувство справедливости взыграло?

– Э-э-э, душечка! – пропел Янек и бросился к ней обниматься. Удачно так обнял. Пана полицейского оттеснили лёгким движением бедра, а захват разжался сам собой. – Где же ты была, свет очей моих? Этот человек тебя не обидел, душа моя?

– Пани главная подозреваемая в убийстве! – так и оставшийся для Стефы безымянным пан потряс рукой. Кисть горела, словно её окунули в кипящее масло. – Я веду её к пану Бачинскому!

– Ой-ой-ой! Какое страшное недоразумение! – поцокал языком вихрастый парень. – Мы сейчас его разрешим, и сладость моя пойдёт домой. Это ж стресс какой!

– А вы кто будете?

– Я? – Йержимановский приосанился, заодно вспоминая, как ещё ласково любил называть профессор свою жёнушку. Не повториться бы. – Я её жених! Ведь так, эмоциональная моя?

– Нет! – твёрдо выдала невеста.

– Совсем от радости голову потеряла, – умилился Янек с довольной улыбкой.

Стефа заподозрила, что для полного счастья к ней прицепился сумасшедший.

И, одной рукой обнимая Стефанию, а второй – полицейского, странный парень повёл их в небольшую гостиную к пану сыскному воеводе Гдыньского повета.

Назад: Глава 3. В которой вечер длится слишком долго
Дальше: Глава 5. В которой пан Бачинский строит догадки, но родственники против