Факт довольно позднего образования (не ранее XI–XII вв.) прибрежной полосы Руден – Рослаген как физико-географического объекта делает бессмысленными лингвистические усилия норманнистов использовать эти топонимы для производства некоего «походного названия» выходцев из этой местности, которое уже якобы в IX в. могло превратиться в имя Руси. Однако представляется интересным подвергнуть рассмотрению тот «филологический» метод, которым норманнисты пользуются в обоснование своей концепции происхождения имени Руси. Вот один из примеров.

Он касается толкования рунических надписей, обнаруженных на мраморной скульптуре льва, установленного когда-то в порту Пирей в Афинах. В 1687 году венецианцы одержали победу над турками, под властью которых в то время находилась Греция, и скульптура льва среди других военных трофеев перекочевала в Венецию. В конце XVIII века шведский дипломат Окерблад обнаружил на скульптуре рунические надписи, правда, не очень четкие и поврежденные. В 1890 г. была заказана гипсовая копия льва, которая была доставлена в Стокгольм и до сих пор находится в Историческом музее столицы Швеции.

В 1913 году эти надписи были исследованы шведским филологом Эриком Брате. По его мнению, надпись содержала в том числе и следующее: «…Эскилъ [а также др. и То] рлев – жители Рудрсланда, дали их выбить. NN. сын NN их выбил» (…De Äskil [т. fl. Och То] rlev läto hugga väl, som i Rodrsland bodde. NN. son till NN. högg dessa runor)».

Но в 70—80-е годы, когда в шведской историографии возобладали тенденции к демифологизации своей истории, другой крупный знаток рунного наследия, профессор упсальского университета Свен Б.Ф. Янссон, раскритиковал как толкование Брате, так и все толкования его предшественников, признав их фантазиями.

Статья Янссона «Руны Пирейского льва» очень интересна, поэтому считаю нужным привести здесь несколько фрагментов из нее: «В Венеции, перед входом в Арсенал заняли свои места четыре мраморных льва. Самый роскошный из них – лев из Пирея. Его поместили слева от великолепного входа. Он сидит там, как почтенный заслуженный страж, если, разумеется, можно представить себе сидящего стража. По другую сторону от входа возлежит другой лев, большой, настороженный. Ничего удивительного в том, что эти мраморные львы произвели сильное впечатление на Гете, который после поездки в Венецию в 1790 г. прославил их в своей «Venezianische Epigramme».

…Гете написал свою эпиграмму, однако не поведал о том, что на сидящем и самом большом льве имелись руны. Никто другой также не заметил их. Откроют рунные надписи только лет через десять после того, как Гете побывал у Арсенала. Но прежде чем обратиться собственно к вопросу о том, как были обнаружены руны, хочу сказать несколько слов о том, как этот нынче столь прославленный лев из Пирея оказался на почетном месте перед венецианским Арсеналом.

Пирейский лев несет свой почетный караул как победный трофей. Вместе с двумя другими мраморными львами он был перевезен сюда в качестве военного трофея в 1688 г. после того, как Венецианская республика одержала победу над турками, во власти которых в течение длительного периода находилась Греция. Главнокомандующим венецианским флотом был знаменитый генерал Франческо Моросини, а главнокомандующим венецианской армией был не менее знаменитый Отто Вильгельм Кенигсмарк. Этот шведский фельдмаршал прибыл в Венецию весной 1686 г. ипринял командование над войсками. В сентябре 1687 г. Кенигсмарк занял Афины, и на следующий год Пирейский лев вместе с другими мраморными львами был морем переправлен в Венецию…

Полагаю, стоит сообщить несколько интересных фактов относительно нашего роскошного мраморного льва, касающихся того времени, когда он еще находился в Афинах, т. е. до увоза его венецианцами в качестве военного трофея (выделено мной. – Л.Г.).

Изображение Пирейского льва присутствует на карте афинского порта от 1665 г. Карта была сделана по приказу французского правительства, которое в военных целях занималось обследованием средиземноморских портов, находившихся в руках турок. На карте порта… можно видеть этого льва, сидящего у портовой пристани…

Другой источник, причем источник литературного характера, рассказывает нам следующее. Фельдмаршал Кенигсмарк, как я говорил выше, был командующим венецианской армией. Его супруга, на наше счастье, могу я добавить, сопровождала его в походе против турок. У графини Кенигсмарк была компаньонка, образованная, всячески одаренная и, главное, очень общительная особа по имени Анна Океръельм, и собственно в ней и заключается все счастье, поскольку она вела в поездке дневник, а кроме того она писала письма.

В своем дневнике от 6 сентября 1687 г., т. е. за пару недель до того, как венецианский флот под командованием Моросини атаковал Пирей, Анна Океръельм записала, что их корабль по случаю сильного шторма вынужден был «в 2 часа пополудни бросить якорь у порта Порто-Лионе (так называли порт Пирей французы. – Л.Г.). Немного погодя шторм утих, и Ее Милость Графиня приказали спустить лодку и отвести ее в гавань для того, чтобы осмотреть гигантского льва… Мы вышли на берег и стали осмотривать льва, который был сделан из мрамора и имел в высоту 4½ локтя; передняя лапа была толщиной в 7 кварт… После осмотра мы вернулись на корабль».

Есть еще одно описание порта Пирей до увоза оттуда льва (выделено мной. – Л.Г.), которое я хотел бы привести. Оно принадлежит врачу и исследователю древней истории Якопу Спону, который еще в 1676 г. посетил Афины. Он также записал, что греки называют Пирей «Порто – Драко», а французы – «Порто Лионе» из-за прекрасной мраморной скульптуры льва, высотой 10 футов и в три раза превосходившей размерами живого льва. Этот лев сидит у портовой пристани; к его туловищу подведен водный желоб, который идет до головной части и выходит изо рта, из чего можно заключить, что скульптура льва являлась фонтаном.

Обращает на себя внимание тот факт, что никто из названных путешественников не заметили на его теле каких-либо рун, включая и наблюдательную Анну Океръельм, которая даже измеряла и самого льва, и его переднюю лапу. Даже после того, как лев из Пирея был перевезен в Венецию (1688 г.), прошло много времени, конкретно, сто десять лет, пока обнаружилось, что на льве были начертаны руны.

Это удивительное открытие было сделано блестящим востоковедом и дипломатом Юханом Д. Окербладом. В 1800 году он отправил небольшую заметку в датский журнал «Скандинавский музей», в которой рассказывает о своем открытии. Заметка называется «О скульптуре сидящего льва в Венеции».

В начале заметки Окерблад пишет: «Если представить, что эта мраморная скульптура уже в течение более ста лет осматривалась, исследовалась, описывалась самыми замечательными путешественниками и, соответственно, в течение более ста лет была доступна для всеобщего обозрения в одном из самых блистательных городов Европы, который ежедневно посещался массами приезжих из разных стран, то следует думать, что эта скульптура была изучена самым основательным образом. Поэтому диву даешся, что на одном из этих львов, сидящем справа от входа в Арсенал, только сейчас обнаруживаются два ряда рунных надписей. Очень странно, что эти рунные надписи оказались незамеченными даже нашими скандинавскими путешественниками. Конечно, руны частично попорчены, но внешний ряд, окружающий их, особенно его правая часть, проступает отчетливо, витой орнамент хорошо виден даже на расстоянии, и те, кто хоть раз видел руны, не могут их не заметить или принять за что-либо другое…». Окерблад опубликовал свою заметку во французском «Magasin encyclopedique» (1804) под названием «Sur deux Inscriptions en caracteres runiques trouvees a Venise» …и немедленно началось обсуждение этих надписей.

Исследователь древней истории М.Ф. Арендт… отправился в Венецию. Через несколько недель он вернулся в Париж… «Да, – сказал он, – это, безусловно, скандинавские руны, но они настолько стерты, что вряд ли кто-либо будет в состоянии их прочесть».

Первым, кто попытался расшифровать надписи на Пирейском льве, был прилежный датский рунолог С.С. Равн. В своем обьемном труде «Antiquites de l’Orient» (1856) он предложил примерно следующий перевод: «Хакон взял этот порт вместе с Ульвом и Асмундом и Эрном. Эти мужи и Харальд Высокий наложили на жителей страны значительный денежный штраф из-за того, что греки подняли мятеж. Дальк был вынужден оставаться в дальней стороне. Эгиль вместе с Рагнаром был в походах в Румынии и в Армении. Асмунд вырезал эти руны вместе с Асгейром и Торлейфом, с Тордом и Иваром по требованию Харальда Высокого, несмотря на то, что греки раскрыли (смысл и запретили это)».

…Толкование Равна просуществовало в науке пару десятилетий, затем было признано, что оно «явилось плодом воображения, а не отражением действительности». Этот приговор был произнесен знаменитым норвежским руноведом Софусом Бюгге… «Судя по виду надписей, они без всякого сомнения, выполнены скандинавскими рунами, но сами надписи до того стерты, что их невозможно прочесть целиком. Кажется, одно (возможно, два) слова читабельны… Совершенное подобие того змеиного витка, который мы видим на правом боку льва, было найдено только в Свеяланд, точнее, в регионе озера Мэларен, в Упланд… На основе этого я могу высказать то мнение, что тело змея, а вместе с ним и сами руны были вырезаны выходцем из Свеяланд, скорее всего, из Упланд…».

Бугге датировал надписи «около середины XII в. или несколько позднее» и предположил, что создатель рун «был из среды вэрингов».

…Еще одним исследователем, вступившем в борьбу с этим львом, был Эрик Брате, преподаватель Седермальмского высшего училища в Стокгольме. Он завоевал известность как исследователь рун и работал по изданию монументального труда «Рунные надписи Швеции», созданного под эгидой Академии литературы, истории, языка (Vitterhetsakademien. – Л.Г.). В журнале «Antikvarisk Tidskrift för Sverige» (1914), издаваемом этой академией, Брате опубликовал подробный рассказ о том, как он в течение трех дней в июле 1913 г. исследовал надписи. Рассказ получил название «Рунная надпись на Пирейском льве». Брате истолковал рунные надписи следующим образом:

 

Höggo de honom

i härskarans mitt,

men i denna hamn höggo männen runor efter Horse, en bonde

god, vid viken. Anbragde svear detta på lejonet. Han förfor

med klokhet, guld vann han på sin färd.

Kämpar ristade runor

(på rikt sirad slinga) höggo.

De Åskil … läto hugga väl, som i Rodrsland bodde … son

till … högg dessa runor. Ulv och … målade … [Guld)

vann han på sin färd.

Нанесли ему удар

Посреди его войска,

и выбили его люди руны в этой гавани

в память Хорсе, доброго

мужа, на берегу залива. Нанесли их свеи на льве.

Он отличался умом, золото снискал он

в своем путешествии.

Воины высекли руны

[на изукрашенном змеином теле] высекли.

Эскиль… велели высечь хорошо, они жили в Родрсланд…

сын… высек эти руны. Ульв и… нарисовали… [Золото]

снискал он в своем путешествии (перевод мой. – Л.Г.)

Согласно мнению Брате, длинная надпись на Пирейском льве была сделана в память предводителя «Horse»… Брате считал, что этого «Horse» можно было идентифицировать с одним человеком, который упоминался на рунном камне, установленном неподалеку от Улюнды в приходе Тиллинге в Упланд. Вообще говоря, на этом рунном камне было высечено не Horse, а mursa… но Брате считал, что, возможно, надпись на этом упландском камне была сделана Балле, который, вероятно, жил и работал в 70-е годы XI в., поэтому, по мнению Брате, и надпись на Пирейском льве могла относиться к этому же времени.

Эту очень залихватскую идентификацию и датировку можно с чистой совестью отвергнуть… Я остановился так подробно на описании фантастического толкования Брате только потому, что оно получило в свое время оценку как «окончательное» и как «завершающее», и сыграло определенную роль в развитии исторических исследований. Вот что, например, писал Свен Тунберг (ведущий шведский историк довоенного периода. – Л.Г.) в статье «К вопросу о древнейшем периоде истории Свеярике» (Förnvännen, 1920): «После недавно проведенного Брате тонкого исследования мы можем, в общем и целом, оставить все сомнения относительно характера надписей. Это были свеи, которые высекли слова в память своего погибшего товарища, и они сами назвали имя своего дома: Roþrslanti. Мы видим здесь это имя, которое ранний период было подлинным именем Родена и которое более четко, чем сокращенная форма Роден, говорит об истинном значении этой шведской береговой полосы». Аналогичное высказывание есть и в его труде «История Швеции вплоть до наших дней» II, 1926, s.21. Хочу сразу же отметить, что едва различимые рунные знаки не дают никакой возможности реконструировать топоним Roþrslanti / Roslagen (выделено мной. – Л.Г.).

Поэтический «перевод» рунных надписей Брате получил большое распространение, в частности, благодаря тому, что он был опубликован в энциклопедии «Nordisk familjebok» (1915), без какой-либо критической проверки. Произошло это потому, что данную статью сам Брате и написал…

Пирейский лев оставил свой след даже в нашей литературе. Хейденстам в рассказе «Гвардия греческих конунгов» ярко живописует, как эти рунные надписи появились. Его рассказ вошел в сборник «Шведы и их правители». А в книге Франса Г. Бенгтссона «Жребий брошен» был даже опубликован сонет «Рунный лев в Венеции»…

Что до меня самого, то мои исследования этих надписей дали очень скудный результат. Без особых трудностей я мог отметить типично извивавшегося дракона с характерной вытянутой головой. В самой рунной надписи достаточно четко было видно личное местоимение þair, т. е. «они». Кроме этого, можно выделить слово trikir, drængiar, которое означает «молодые люди» или «борцы». Далее следуют менее поврежденные руны… fn þisi, которые, кажется, могут быть восстановлены как «этот порт». За ними следуют несколько рун, из которых невозможно составить целые слова, по крайней мере, простым смертным вроде меня, не обладающим фантазией…

Очень жаль, что лев с рунами попал в руки исследователей, наделенных пылким воображением, но лишенных критического подхода, таких как С.С. Равн… и в последнем примере даже Э. Брате» [139] .

Пирейский лев, как видно из приведенной статьи, на протяжении более сотни лет играл роль важного исторического источника, с помощью которого пытались подкрепить идею об особой роли Рослагена в шведской истории. В этой роли он, естественно, не был обойден вниманием и российской скандинавистикой.

В настоящее время рунные надписи на пирейском льве рассматривались подробно в монографии Е.А. Мельниковой «Скандинавские рунические надписи» [140] . Эта монография – новое издание ее более ранней работы. Мотивировка нового издания была определена автором следующим образом: «За прошедшие двадцать лет после издания в своде Древнейшие источники по истории народов СССР скандинавских рунических надписей, содержащих сведения о Восточной Европе, а также найденных к тому времени на территории Древней Руси (СРН), произошли кардинальные изменения (выделено мной. – Л.Г.) , вызвавшие необходимость в новой публикации.

Здесь же во «Введении» Мельникова кратко характеризует представленные в ее работе рунические источники, в том числе и рунические надписи на пирейском льве: «В Приложении к главе III помещены три известные на настоящее время надписи, найденные на территории Византии: два граффити из собора св. Софии в Стамбуле (Константинополе) и три пространные надписи, выполненные на мраморной скульптуре сидящего льва, вывезенной из Пирейской гавани в Венецию. Поскольку путь в Византию лежал в XI в. почти исключительно через Восточную Европу и византийские варанги, проходя через Русь, нередко задерживались на службе русских князей (как, например, Харальд Сигурдарсон), представляется, что эти надписи существенно дополняют картину» [141] .

Как явствует из этой цитаты, вернее, из сравнения ее с вышеприведенной статьей С. Янссона, интерпретация надписей на пирейском льве в работе Мельниковой застыла на хронологической отметке XIX – начала XX вв., и никакие кардинальные изменения ее не коснулись . Вопрос о пути «варангов» через Русь, разрабатываемый норманнистами, в частности, в статьях Мельниковой и Петрухина, был рассмотрен, в частности, в моей статье «Варяги в истории и историографии». Здесь же считаю необходимым привести те отрывки из названной монографии Мельниковой, которые касаются непосредственно Рослагена и попыток, невзирая ни на что, укреплять в отечественной науке идею о «великом» прошлом этой, в административном отношении сложившейся только к концу XIII в., береговой полосы.

Вот что в этой связи и в связи с рунными надписями на пирейском льве можно прочесть в монографии Мельниковой: «Находки младшерунических надписей в тех регионах Европы, куда скандинавы попадали более или менее регулярно, отмечались уже с середины XIX в… Еще в конце XVIII в. была обнаружена и первая надпись, сделанная скандинавами в Византии: на мраморном льве, вывезенном венецианцами из Пирея, было выявлено несколько рунических надписей, которые уже в то время были сильно повреждены и местами не читались… Надписи на пирейском льве… представляют собой уникальное явление (крайне необычен предмет, на котором они были сделаны, изысканна орнаментика: сложное переплетение змея, образующее несколько петель… Происхождение византийских надписей легко объяснимо: с конца X в. в Константинополе формируется корпус «варангов» (др. – русск. варягъ: Мельникова, Петрухин 1994…), часть которого составляет императорскую гвардию («дворцовые варанги»), часть же – наибольшая – входит отдельными отрядами в полевую армию («полевые варанги»)… Надписи в Византии, особенно, на пирейском льве, дают важные свидетельства участия шведов в отрядах «варангов». В многочисленных упоминаниях о службе скандинавов в Византии в сагах речь идет исключительно об исландцах и норвежцах…

В 1687 г. во время войны с турками венецианский главнокомандующий Франческо Моросини вывез из Греции две скульптуры львов из белого мрамора, которые украшали ворота (Porto Leone) в Пирее, гавани Афин. Львы были помещены в Арсенале в Венеции и ныне находятся по обе стороны входа в здание Морского музея. Впервые наличие рунических надписей на туловище одного из львов было отмечено шведским дипломатом Й.Д. Окербладом, находившимся в Венеции в 1797–1799 гг. и опубликовавшим сообщение о своей находке в 1800, снабдив его зарисовками, и – для зарубежного читателя – в 1804 г… позднее публикация Й.Д. Окерблада была повторена датским антикваром К. Равном… специально занимавшимся связями Восточной Европы со Скандинавией и ранее опубликовавшим свод фрагментов скандинавских источников по истории Руси… Одновременно на основе рисунков Й.О. Окерблада, а также гипсовых отливок, сделанных в 1843 г., и собственных наблюдений во время поездки в Венецию в 1854 г., он предпринял первую попытку чтения и интерпретации надписи…

Следующий этап в изучении надписей на пирейском льве начался после того, как в 1885–1886 годах по поручению Kgl. Vitterhets Historie och Antikvitets Akademien в Стокгольме датский чертежник – архитектор Й.Ф. Хансен (J.F. Hansen) выполнил их прориси и сделал фотографии, которые дали возможность скандинавским рунологам обстоятельно исследовать памятник и предположить несколько возможных чтений… В июле 1913 г. выдающийся шведский рунолог Э. Брате, находясь в Венеции, исследовал памятник и сделал подробное описание рун, на основании которого предложил свое прочтение текстов. Его работа является и поныне основным и наиболее надежным источником сведений о памятнике (выделено мной. – Л.Г.).

Уже Й.Д. Окерблад отмечал плохую сохранность надписей. При подготовке прорисей Й.Ф. Хансен указал на то, что многие части надписей, зарисованные Й.Д. Окербладом, не читаются. Дальнейшее ухудшение состояния памятника отметил и Э. Брате. Он полностью согласился с И. Ундсетом, что полноценное чтение текста невозможно. Сохранились отдельные группы рун, которые образуют слова или несколько слов подряд, иногда же просматриваются лишь отдельные руны. Поэтому чтение надписей в значительной степени является реконструкцией.

В 1994 г. я имела возможность обстоятельно познакомиться с памятником и предполагала сделать новые прориси и фотографии. Однако состояние надписей сильно ухудшилось за прошедшие 70 лет, и качественные эстампажи или фотографии сделать не удалось… Единственно возможным оказалось сделать лишь пометки к прорисям, опубликованным Э. Брате…

Надпись I-А выполнена на спускающемся на левую ногу льва и поднимающемся снова вверх туловище рунического змея. Голова змея с заостренным носом и круглыми глазами по бокам… завершала левую часть полосы и была изображена сверху…

Надпись I – А выполнена сочетанием полно– и коротковетвистых рун…

Перевод Э. Брате: «Höggo de honom i härskarans mitt, men i denna hamn höggo männen runor efter Horse, en bonde god, vid viken».

Перевод на русский язык: «Сразили [ударом] его среди войска, а в этой гавани люди/мужи высекли руны по Хорси, доброму мужу, в заливе».

Надпись I-B …начинается примерно в 10 см выше хвоста змея и спускается по туловищу льва… Руны 4–7 … образуют слово sviar «свеи». Þita (руны 8—11) может быть прочитано как указательное местоимение среднего рода þetta «это». Руны 12–15 linu интерпретированы Э. Брате как др. – исл. leon, leion «лев», в данном случае в форме дат. п. ед. ч. женск. р… Вероятно, руна а (11) одновременно является и окончанием местоимения þetta, и предлогом á, вводящим обстоятельство места в дат. п., т. е. слово linu.

…текст В может быть прочитан: Réðu sviar þetta á leónu […] Fór ráðum, gull vann farinn. Перевод Э. Брате: «Anbragte svear detta på lejonet… Han förfor med klokhet, guld vann han på sin färd».

Перевод на русский язык: «Поместили свеи это (надпись. – Е.М.) на льве… [Он] действовал с умом, золото завоевал, поехав (т. е. в своей поездке. – Е.М.)».

Надпись II (А и Б, по обозначению Э. Брате) находится на правой стороне скульптуры, на плече и частично груди льва. Она выполнена на туловище рунического змея, образовывающем фигуру в форме S, положенной набок и пересекаемой в середине продолжением полосы. Туловище змея в нескольких местах оплетено дополнительными узкими лентами. Композиция рисунка характерна для среднешведского рунического стиля, но несколько отличается от обычных решений свеяландских мастеров…

Надпись выполнена сочетанием коротко– и полноветвистых рун… Последний из читаемых знаков – 32 – сильно поврежден и имеет один карман в нижней части ствола, что позволило Э. Брате прочитать его как b. Таким образом, эта группа знаков прочитывается как roþrs x lanti x b.

В этой фразе наиболее выделяется слово landi, дат. п. ед. ч. от land «земля, страна», которое широкоупотребительно в качестве географического термина в хоронимах – названиях стран и земель – Grikkland, England… Поэтому представляется справедливым мнение Э. Брате, что группу [?] roþrs x lanti следует интерпретировать как хороним *Roþrsland с предлогом á или i… учитывая шведское, а точнее, среднешведское происхождение надписи (о чем с непреложностью свидетельствует орнаментика), ближайшей аналогией хоронима является название прибрежной области Упланда, которая в современном языке носит наименование Roslagen. Этот топоним многократно встречается в шведских источниках XIV в., в судебниках и грамотах…

Топоним восходит к др. – исл. ródr (*roþra-), др. – шв. roþer «гребля» (ср. др. – исл. roa «грести, плыть на гребном судне»), откуда «поход на гребных судах», а также, видимо, «отряд, участвующий в походе на гребных судах» (именно это слово считается большинством исследователей исходным для зап. – финск. ruotsi > русь: Константин. С. 296–300). В этом последнем значении слово засвидетельствовано в рунической надписи первой половины XI в. из Nibble, Упланд (Up. 16): han. uas. buta. bastr. i ruþi. hakunar «Он был лучшим из бондов / мужей в походе / отряде Хакона». В другой упландской надписи, из Adelsö (Up. 11) назван некто toliR. bryti. i roþ «Толир, брюти (должностное лицо конунга. – Е.М.) в походе / в войске», в обязанность которого, как считает О.ф. Фрисен, входил сбор команды и оснащение корабля (Friesen 1913. S. 58). Использование слова róðr в качестве топоосновы связано с административным делением Средней Швеции, и в первую очередь, прибрежных областей на «корабельные округа» (skepslag), каждый из которых должен был поставлять снаряженный корабль с командой в войско, собираемое по приказу конунга (ледунг)…

Следующее за топонимом *Roðrsland слово начинается, согласно чтению Э. Брате, руной b, которая, по его мнению, может открывать глагол búa «жить, обитать» в формe претерита 3 л. мн. ч. bjoggu… Фраза тогда определяет заказчика надписи (и погибшего?) как жителей области *Roðrsland.

…Часть надписи на отдельных фрагментах полос – II B – читается Э. Брате как единая надпись…

Таким образом, надпись II читается: Þeir Isk– […] – rleifr letu hoggva vel […] Róþrs landi b– […] – a sonr k– (-a suirk-) ru– […] – ar þessar // ufisuk– … s?sa? … // vann farinn.

Перевод Э. Брате: «De Äskil (m.fl. och [To])rlev läto hugga väl, som i Rodrsland (Roslagen, sjökusten) bodde. N.N., son till N.N., högg dessa runor. Ulv och N.N. målade [efter Horse (?). Guld] vann han på sin färd».

Перевод на русский язык: «Они, isk– [ряд личных имен и] – rlifr велели высечь хорошо [… в] Родрсланде […] сын (?) […] эти руны (?) // ufisuk– […] s?sa? […] завоевал, поехав (в поездке)».

Все четыре надписи, нанесенные на скульптуру льва, бесспорно, принадлежат шведской рунографической традиции XI в.: об этом свидетельствует характерная орнаментика надписей I-A и II, упоминание свеев (sviar) в надписи IB, специфически шведские грамматические формы в надписи I–C, вводные формулы и определения во всех надписях.

Вместе с тем нет оснований полагать, как это делал Э. Брате и его предшественники, что все надписи образуют единый текст и посвящены одному и тому же человеку… Единственно действительно общей для всех надписей особенностью является замена руны R руной r во всех случаях, что необычно не только для шведских, но и норвежских и датских памятников XI в., поскольку руна R регулярно употреблялась в окончаниях различных грамматических форм на протяжении всего XI в. Эта специфика надписей требует своего объяснения, которое пока отсутствует…

Представляется, что на льве было сделано три разных надписи в разное время и разными людьми. Первое граффито составляют надписи I-A и I-B, выполненные в первой половине XI в., второе – надпись I–C, время написания которой не установимо, кроме самой широкой датировки XI в., третье – надпись II, которая была сделана в последней четверти XI – начале XII в. Видимо, какая-то группа варангов, вернувшись в Пирей из морского похода, сделала мемориальную надпись по своему погибшему, вероятнее всего, во время этого похода сотоварищу (или предводителю).

Не случайно в надписи упоминается гавань (i hafn) и залив (á vá[g]), в которой она находится. Необычный выбор предмета, на котором была нанесена мемориальная надпись, мог диктоваться как отсутствием подходящего материала для стелы и времени для ее обработки, так и выгодным расположением скульптуры – на воротах Пирейской гавани, где надпись могла быть увидена и прочитана многими приезжающими сюда скандинавами – главное условие при выборе места для памятника. Удачное расположение надписи, видимо, побудило и других «варангов» оставить свои мемориальные надписи на льве… Возможно, дальнейшее изучение и сопоставление этой надписи с восточноупландскими позволит хотя бы предположительно установить резчика надписи II. При этом он должен был находится в Пирее достаточно долго, чтобы иметь возможность выполнить крайне сложный по композиции рисунок и нанести пространную надпись…

Установление разновременности надписей кардинально меняет представления и об атрибуции мемориальных текстов. Э. Брате полагал, что все они выполнены в память о погибшем в бою… некоем Хорси… В издании надписи Söd. 792 Э. Вессен и С.Б.Ф. Янссон подробно остановились на предположении Э. Брате и полностью отвергли его, указывая на крайне плохую сохранность рун 53–58 (по наблюдениям С.Б.Ф. Янссона в 1948 г.) и невозможность поэтому определения имени человека, в память которого сделана надпись» [142] .

 

Мне представилось, что подробные цитаты из раздела монографии Мельниковой, посвященного рунным надписям на пирейском льве, были здесь необходимы, поскольку и рассмотрение материала в ее разделе, и выводы, которые Мельникова делает на его основе, вызывают много недоуменных вопросов.

Первое, на что я обратила внимание, это то, что статья С.Б.Ф. Янссона «Pireuslejonets runor», специально посвященная рунным надписям на пирейском льве, отрывки из которой я привела выше, в монографии Мельниковой отсутствует: статья не упоминается ни в приложении, ни в библиографии. При этом любопытно, что другие работы проф. Янссона в монографии, разумеется, названы, что естественно, поскольку он был крупнейшим специалистом в области рунологии. Последней в перечне его публикаций Мельникова называет работу за 1987 г. («Runes in Sweden»), а перед ней стоит работа «The Runes of Sweden» от 1962 г. Со ссылкой на названные работы Янссона приводятся его возражения против попыток Брате полагать, что все надписи образуют один текст и посвящены одному человеку, что является, безусловно, важной частью аргументации Янссона против «залихватской» реконструкции Брате, но не отражает ее полностью. Статья «Pireuslejonets runor» достаточно хорошо известна среди специалистов, чтобы пропуск ее в новом издании монографии Мельниковой о скандинавских рунических надписях в главе, посвященной надписям на пирейском льве, мог не вызвать недоумения.

Правда, если статью Янссона о пирейском льве изъять из научного оборота, то фантазийную «реконструкцию» Эрика Брате от 1914 г. с общим посылом «мы из Рослагена», давно сданную шведскими учеными в архив, свободно можно выдавать за последнее слово шведской рунологии, что Мельникова и делает. Но в таком случае, подобное «селектирование» явно выходит за рамки объективного научного анализа. Причем прибегают к нему явно во спасение норманнистской концепции о пресловутой особой роли прибрежной области Упланда и для того, чтобы очень поздно возникшему названию Roslagen придать вид «под старину» и изобразить его как Roþslagen, откуда можно уже свободно выводить «участников похода на гребных судах», выдавать их за исходный материал для зап. – финск. ruotsi и соответственно, за тех, кто путешествовал через Восточную Европу прямо до Византии и т. д.