Опытные

Я начала в отчаянии осознавать, что моя нервная прошивка как-то не расположена к регулярному компанейскому употреблению наркотиков, и было мне от этого достаточно плохо, но мысль вообще отказаться от каких-либо наркотиков была для меня невыносима. С некоторыми веществами вопрос стоял так: «или с ними, или никак». Алкоголь, как и кислород, я принимала как должное; мне были приятны его свойства, а прочее меня не особенно волновало. Моя связь с некоторыми другими веществами была лишена эмоциональной окраски, однако, снюхивая последнюю имевшуюся мерзостную дорожку кокаина, я желала никогда больше не видеть этого вещества. С другой стороны, отношения с травкой и психоделиками были полны глубоких чувств. Потребовалось много лет, чтобы у меня прошла скорбь, накатывающая, когда докуривается косячок, но, если честно, я не представляю, как спрыгнуть с «кислотного автобуса». Хотя я усвоила философию «отказа шаг за шагом» и смогла придерживаться ее по отношению к большинству веществ – даже к марихуане, так как в глубине души понимала, что курю лишь для предотвращения паники и скуки, которые наступят, если не курить, – перспектива навсегда отказаться от психоделиков казалась мне особенно сильным потрясением. На самом деле я цеплялась за убеждение, что могла бы приберечь кислоту для каких-нибудь «особенных случаев», полностью сознавая, что при наличии ЛСД любой случай становится особенным.

Часто я сталкивалась с одним и тем же логическим коаном: могу позволить себе какой хочу наркотик, если не так уж сильно его хочу. Обратное, что кажется не менее трагичным, – те, кто могут себе это позволить, наименее этого заслуживают. Таков мой муж; например, у него был тяжелый день, и я предлагаю ему выпить рюмочку, а он просто смотрит на меня пустым взглядом. Часто он не допивает пиво или оставляет его на концерте, поскольку сидит слишком далеко от прохода, чтобы регулярно отлучаться в уборную. Я понять не могу его мотивации, потому что сама готова рискнуть напиться настолько, что с парковки не вырулю. Но у меня оставалась надежда на психоделики. Несколько лет назад, уже десятки лет оставаясь совершенно чистой и ничего не принимая, я решила пофантазировать в компании близких друзей. Поскольку большинство из них – профаны в нейрофизиологии, я пустилась в витиеватые обоснования, почему наркотики-психоделики не похожи на другие и почему не должны классифицироваться как препараты, вызывающие зависимость. Итак, эти наркотики не приводят к выплеску дофамина в прилежащее ядро (стоит ли что-то еще добавить?), поэтому ни одно животное, кроме человека, не будет по собственной воле его принимать. Эти наркотики не могут приниматься компульсивно, поскольку привыкание к ним такое быстрое и глубокое, что само по себе исключает регулярное употребление. Нет ни капли доказательств в пользу того, что к этим веществам развивается зависимость, а также в пользу того, что они вредны для большинства людей. Наконец, я припечатала все это, казалось бы, веским аргументом, что краткое погружение в такой поток может быть как раз тем, что помогло бы мне выбраться из душевных неурядиц, растянувшихся на несколько лет. (Средний возраст можно описать как «промежуточный период» между всемогуществом и невинностью молодости и свободой людей более зрелых – поэтому я хотела поскорее проскочить этот период.) Друзья просто рассмеялись, и, поскольку я отреагировала детской обидой на то, что они не смогли оценить моих обоснований, можно считать, что мои планы – хотя бы временно – провалились.

Теперь я вижу свет в конце тоннеля, пролегающего через кризис середины жизни, и сейчас я в лучшем виде, чем тогда, когда обращалась к друзьям с этими выкладками. На данный момент, применив эту стратегию к большинству наркотиков, я не принимала их с 1986 года, хотя так и не «закрыла» эту дверь. Отчасти дело в том, что я, как и все люди, склонна тянуться к запретному – даже если запрещаю себе я сама, – поэтому в моем случае прописывание правил поведения не особенно хорошо работает. Например, потому, что я признаю, что психоделики пошли мне на пользу и что «отдача» от новых доз была все меньше. Мой опыт с психоделиками таков, как будто они проливают свет на нечто, всегда существующее рядом, но обычно как-то замутненное. Поняв кое-что о собственном месте в мироздании – я миниатюрная! я славная! – и о самом космосе – он изобильный! славный! – я полагаю, что было бы незрелым поступком и далее возвращаться к этой «соске». Само по себе это свидетельствует, что такие наркотики не вызывают привыкания, поскольку в других случаях я не останавливалась, даже полностью ощутив тот или иной опыт.

Медицина

Как жаль, что Альберт Хофман не прожил еще всего несколько лет, – ведь в настоящее время кажется все более вероятным, что могут сбыться его надежды на использование психоделиков в качестве лекарств, которые помогут нам жить лучше.

За последние несколько лет были проведены небольшие клинические исследования, свидетельствующие о том, что психоделики могут быть полезны при лечении депрессии, алкогольной и никотиновой зависимости, а также тревоги, связанной с осознанием надвигающейся смерти. Исследования проводились крупнейшими медицинскими университетами вроде Университета Джонса Хопкинса, Нью-Йоркского университета, Имперского колледжа Лондона, при участии многих видных ученых. До сих пор в большинстве исследований применялся псилоцибин, отчасти потому, что трипы от него сравнительно короткие, примерно по три часа, и удобны для амбулаторного посещения лаборатории. Однако в одном из исследований использовался ЛСД, а FDA недавно одобрило протокол первого клинического испытания аяуаски в качестве препарата от депрессии. Все необходимые для исследований растения находятся в оранжерее на Гавайях, чтобы полностью созреть к началу исследования.

Некоторые из наиболее провокационных исследований проводятся на пациентах, у которых диагностированы терминальные заболевания. Как правило, при этих исследованиях применяется контролируемый дозированный прием психоделика в улучшенной больничной обстановке, то есть в палате, напоминающей уютный гостиничный номер, с хорошей стереосистемой, через которую транслируется приятная музыка. (Если все это напоминает вам «кислотные пробы», проводившиеся в районе Хейт-Эшбери в 1960-е, то могу понять почему; однако важнейшие отличия заключаются именно в контролируемой дозировке и участии подготовленного медперсонала.) Обычно участники проводят два сеанса направленного триппинга по несколько часов каждый, с промежутком от пары недель до месяца. Благодаря помощи врача пациенту легче безопасно пережить этот опыт в ходе глубокой интроспекции, длящейся несколько часов. Часто такие пациенты сообщают о возникающих у них совершенно новых откровениях. Кроме того, врачи мотивируют пациентов и дальше обращать внимание на такие откровения уже по окончании визитов. Смертельно больные пациенты, получающие псилоцибиновую терапию, легче принимают смерть, у них снижается депрессия и тревожность, связанная с уходом из жизни.

Эти исследования являются предварительными, но важно учитывать, что мы не можем предложить ничего лучшего людям, страдающим от мыслей о надвигающейся смерти. Тревожность, депрессия и зависимость разрушительны отчасти именно потому, что имеющегося лечения недостаточно – естественно, всех нас ждет смерть. Во втором поколении таких исследований до сих пор не выявлено патологических побочных эффектов (существуют неоднозначные сообщения об определенных отрицательных переживаниях у пациентов, участвовавших в исследованиях первого поколения), а многим участникам исследований такой опыт по-настоящему помог.

Также очень интересны корреляционные исследования. Хотя корреляционные исследования не позволяют оценивать причинно-следственные связи, они помогают понять, насколько связаны друг с другом те или иные переменные. В рамках одного из недавних исследований оценивалась потенциальная польза откровений, полученных при помощи таких наркотиков, с точки зрения просоциального поведения. Исследователи под руководством Питера Хендрикса из Алабамского университета обнаружили примерно 25-процентное снижение вероятности краж или других имущественных преступлений, а также 18-процентное снижение вероятности насильственных преступлений среди употреблявших психоделики; исследование охватило почти полмиллиона взрослых жителей США, участвовавших в Национальном опросе по употреблению наркотиков и вопросам здравоохранения в период с 2002 по 2014 год. Интересно, что употребление других наркотиков, в том числе кокаина, героина, марихуаны и MDMA, связано с повышенным риском совершения таких преступлений, что свидетельствует о пользе конкретных психоделических веществ. В том же ключе работала другая группа, поставившая экспериментальное исследование по изучению влияния псилоцибина на разнообразные психологические меры, связанные с просоциальным поведением. Участники были подразделены на контрольную группу, принимавшую плацебо, и на две экспериментальные группы; в обеих экспериментальных группах пациенты принимали псилоцибин, но отличалась степень их врачебного сопровождения, связанного с ежедневными духовными практиками, например медитацией. Проверялось, помогают ли эти практики дополнить эффект препарата. В каждой из групп было по двадцать пять участников, они приходили на процедуру дважды, с перерывом около месяца. Исследование показало, что такое лечение не только является безопасным и приятным, но и что при последующем наблюдении (опрос проводился через шесть месяцев после исследования) сохраняется долгосрочный положительный эффект препарата по нескольким показателям, таким как альтруистическое поведение, повышенная духовность, улучшенное самочувствие и повышенная удовлетворенность жизнью. Эти результаты согласуются с более ранними исследованиями, подробно рассмотренными Дэвидом Николсом, и дополняют их. Например, Хосе Карлос Боузо с коллегами сравнил более ста испытуемых, регулярно употребляющих аяуаску, с верующими из аналогичной контрольной группы по ряду психологических показателей, в том числе общему самочувствию, когнитивным характеристикам и нескольким психопатологическим индексам. Употреблявшие аяуаску демонстрировали по психопатологической шкале более низкие показатели, в том числе по склонностям к обсессивно-компульсивному расстройству, тревожности, враждебности, паранойе и депрессии. По когнитивным показателям отличий не демонстрировалось, однако у них отмечался повышенный уровень психологического благополучия, по сравнению с контрольной группой религиозных субъектов, не употреблявших психоделики.

Как же эти препараты могут помочь облегчить постоянную депрессию, ослабить зависимости, помочь людям гордо взглянуть в лицо собственной смерти и стимулировать просоциальное поведение? Ответ на этот вопрос еще предстоит получить, но последние обзорные исследования свидетельствуют, что эти препараты работают благодаря специфическому взаимодействию с одним из рецепторов серотонина (серотонин 2А). Они индуцируют активность в генах, связанных с нейропластичностью, и разрушают устоявшиеся, действующие по умолчанию связи между группами нейронов, что способно «помочь мозгу вновь перейти в состояние распространенной глобальной пластичности, в котором можно сбросить неадаптивные формы поведения, вызывающие проявления психиатрического расстройства».

Пока слишком рано с определенностью говорить о том, как именно эти препараты взаимодействуют с мозгом, давая такой эффект, либо судить о том, будет ли польза от их применения значительной и долгосрочной, но будущее исследований, посвященных изучению этих веществ, кажется более светлым, чем несколько десятилетий назад. Многотысячелетняя история применения этих наркотиков во врачевании, а также сопутствующие байки о том, как такой опыт меняет жизнь, плюс многообещающие предварительные эмпирические результаты позволяют рассчитывать, что мы стоим на пороге более гуманного лечения психопатологий. Кто стал бы отвергать возможность эффективного лечения эпидемии депрессии, тревожности или диссоциального расстройства личности, особенно если бы новый метод стоил дешевле и давал меньше побочных эффектов, чем существующие сегодня виды фармакотерапии?