Каменская
За ночь погода переменилась, опять невесть откуда приполз теплый фронт, и если вчера температура воздуха крутилась около нуля и явственно попахивало возможным легким морозцем, то сегодня стало теплее градусов на пять и моросил долгий занудный дождь. Старый пуховик для такой погоды совсем не подходил, но приехавшая из Рязанской области сотрудница маленького полиграфического предприятия не могла везти с собой сменную верхнюю одежду, это понятно. В пуховике будет жарко, но ничего не поделаешь. Настя подумала немного и решила компенсировать неудобство за счет тонкой футболки с короткими рукавами. Вчера на ней была другая одежда, и Кислов видел ее в кафе, но сунуть в сумку запасную футболку – это нормально, а может быть, снимать пуховик и вовсе не придется.
Она снова поставила машину подальше, прошла пешком почти два квартала, злясь на себя за то, что по обыкновению забыла взять зонт. Пришлось накинуть на голову капюшон с меховой оторочкой, а Настя не любила, когда закрыт боковой обзор.
Одновременно с ней к подъезду подошел мужчина лет тридцати пяти или чуть больше, лицо его показалось знакомым, но прежде, чем она вспомнила, откуда знает его, мужчина удивленно воскликнул:
– Анастасия Павловна? Вот это встреча! Какими судьбами вас сюда занесло?
Сочетание внешности и голоса сработало быстрее: Володя Шилов, опер из окружного управления. Они пересекались очень давно, примерно за год до того, как Настя вышла в отставку в 2010 году.
– Здравствуйте, Владимир, – радостно улыбнулась она. – Да я вот в гости пришла. А вы? По работе или так?
– А я тоже в гости, – он лукаво усмехнулся, – кофейку попить. Вы все еще на Петровке?
– Что вы, давно в отставке.
– И как она, жизнь на пенсии? – Шилов быстро набрал на панели домофона код, из чего стало понятно, что бывает он здесь регулярно. – Скучаете? Или дети-внуки?
– Скучаю, – засмеялась Настя, входя в подъезд. – И еще немножко работаю. А вам как служится?
– Норм, – бодро ответил он. – Вам какой этаж?
– Пятый.
– Мне выше. Довезу вас с комфортом.
Когда двери лифта открылись на пятом этаже, Настя сказала на прощание:
– Приятно вам попить кофейку. И вообще – удачи!
И весело подмигнула. Она знала, что у каждого оперативника есть на обслуживаемой территории такие вот «знакомые», обычно – не обремененные мужьями женщины из числа бывших потерпевших или свидетелей, с которыми складываются неформальные отношения. В трех случаях из четырех подобные визиты подразумевали быстрый секс, но бывало, что и в самом деле пили кофе или чай.
Настя настойчиво давила на кнопку дверного звонка, но Кислов не открывал. Она прислушалась: в квартире тихо, никаких звуков. Неужели ушел куда-то? Вот не подумала бы, что Андрей Вячеславович рано встает… Может, крепко спит? При нормальном раскладе должен был уже услышать ее трезвон и проснуться, но если он и в самом деле склонен злоупотреблять спиртным, то его похмельный сон потревожить трудно.
Она на всякий случай подергала дверную ручку – заперто, решила подождать минут десять и повторить попытку. Мало ли какие обстоятельства бывают: человек принимает душ, например, или вообще сидит в туалете и страдает поносом или запором. Или затаился и не хочет открывать. Настя спустилась на один пролет и стала смотреть в окно. Мокрый асфальт, мокрая тротуарная плитка, мокрые автомобили проезжают мимо, идут люди – лиц не видно, сплошные зонты и капюшоны. Мрачно, тоскливо, безрадостно. Вспомнилась атмосфера первых страниц повести Кислова. Наверное, он, когда сочинял свой бестселлер, тоже подолгу смотрел в окно и видел примерно такую же картину. Она пожалела, что не взяла книгу с собой: сейчас текст отлично попал бы в настроение.
В сумке негромко зажужжал телефон. «Наверное, Кислов, – подумала Настя. – А я уже здесь. Отлично!» Но на дисплее высветилось «Папа». Не угадала.
– Привет, папуля, – произнесла она в трубку.
– Асенька…
Голос у отца испуганный, даже панический. «Асенька». А не «ребенок», как обычно. Господи… Сердце ухнуло и остановилось комком страха в горле.
– Маме стало плохо, резко подскочило давление, приезжала «Скорая»… Сказали, что в больницу не надо, сделали какие-то уколы, мама сейчас спит, но я боюсь… А вдруг это инсульт? Я врачам не верю, сама знаешь, они стариков стараются не госпитализировать, поэтому врут, что опасности нет. Асенька, я не знаю, что делать, совсем растерялся.
Папа растерялся. Ее папа! Не родной по крови, но близкий и любимый, вырастивший ее с раннего детства. Папа, посвятивший оперативной работе всю жизнь, пока были силы.
– Папуля, не паникуй раньше времени. Я скоро приеду, будем разбираться, что к чему.
Она очень старалась, чтобы голос не дрожал. Держа телефон в руке, поднялась на пол-этажа, снова несколько раз позвонила в квартиру Кислова. Тишина. Дверь не открыли.
Где-то на уровне третьего этажа Настя вдруг поняла, что идет по лестнице, а не едет в лифте. Ноги слабели с каждым шагом, и с каждой ступенькой все сильнее накатывала дурнота. Типичный сосудистый спазм, вызванный сильным испугом. Стресс, физическая боль или духота – три главных провокатора таких спазмов, это Насте объяснил врач больше тридцати лет назад, когда такое случилось впервые и пришлось вызывать «Скорую». После этого она уже медиков не беспокоила, справлялась сама.
Все как в тумане, в одно мгновение стало жарко и душно, тело покрылось испариной, по спине и груди потекли капли, тонкая футболка прилипла к коже. Настя рванула молнию на пуховике, из последних сил навалилась на входную дверь, вышла из подъезда и, поняв, что больше не сможет сделать ни шагу, опустилась на низкие перильца, ограждающие «придомовую территорию с зелеными насаждениями». Надо отсидеться. Спазм – штука знакомая, издавна известная и почти привычная, резко падает давление, хорошо бы выпить горячего сладкого чаю или кофе, обычно помогает. В любом случае, нужно просто потерпеть – и все пройдет. Минут 15–20 – и она сможет дойти до машины и сесть за руль.
Она так и сидела в тупом оцепенении, не накинув капюшон и не чувствуя, что волосы становятся мокрыми, словно под душем, пока не услышала рядом с собой голос Шилова:
– Анастасия Павловна! Что случилось? Вы же в гости шли, вроде бы.
Сколько же времени она так сидит? Кажется, давно…
– Не открывают, – через силу выдавила она. – Дома нет, наверное.
– А-а… Ну ничего, бывает. Сильно расстроились? На вас лица нет. Вы прямо как привидение.
– Все нормально, Володя. Просто прикидываю, как лучше выстроить маршрут, куда сначала поехать, куда – потом.
Она взяла себя в руки и подняла глаза на оперативника. Еще небольшое усилие – и даже получится слегка улыбнуться.
– Как кофе попили? Удачно?
Шилов самодовольно хмыкнул.
– Вполне! Счастливо, Анастасия Павловна! Побежал я.
Настя еще немного посидела и, почувствовав, что ее отпустило, осторожно поднялась и побрела к машине. Жаль, что оставила ее так далеко.
Вот он и настал, тот момент, которого она так боялась последние два-три года. Родителям за восемьдесят. Она вступила в тот период жизни, который можно назвать «временем ожидаемых потерь». Не внезапных и вызывающих шок, как в молодости, а именно ожидаемых, о которых думаешь постоянно годами и понимаешь, что каждый прожитый день неотвратимо приближает к неизбежному. Почему их никогда не готовили к этому? Почему еще в школе не рассказывали, каково это: каждый день и каждую минуту, постоянно, думать о состарившихся родителях и бояться любого их недуга, даже простого недомогания, понимая, что обычная простуда может обернуться бронхитом, потом пневмонией, потом отеком легких, а внезапное головокружение может привести к неловкому падению и перелому шейки бедра или к травме черепа. Почему ни в юности, ни в молодости никто не объясняет, что страх за старых родителей не менее силен, чем страх за ребенка, он такой же всепоглощающий и изматывающий, и нужно уметь как-то с ним справляться. Она, Настя Каменская, не умеет, судя по тому, как отреагировала на звонок отца.
Нет, все-таки хорошо, что она оставила машину подальше и теперь вынуждена пройтись по улице. Кислорода в этом сыром загазованном воздухе, конечно, кот наплакал, но все равно больше, чем в салоне автомобиля. Когда Настя села за руль, она была уже почти в норме.