Книга: Русская тайна. Откуда пришел князь Рюрик? (наша русь)
Назад: Обманчивые имена
Дальше: Спор о словах

Гардарики – что осталось от мифов?

Первый элемент – сказания и мифы, отраженные в скандинавских сагах.

В советских школьных учебниках было записано, что «иностранцы называли Русь «страной городов». Дескать, пораженные огромным количеством (около тысячи) цветущих городов на пути «из варяг в греки», привыкшие к сельским идиллиям иноземцы назвали так все восточное государство. В учебниках вузовских (по истории) уже уточнялось: Gardariki, «страна городов» – название скандинавское. Как следует из саг и других северных источников, шведы и норвежцы торговали с этой Gardariki, совершали на нее набеги, время от времени завоевывали отдельные ее части, выступали советниками и военачальниками ее правителей-ко-нунгов, вступали с этими конунгами в династические браки. В общем, были с ней также близко знакомы, как с Западной Европой. При этом названия населенных пунктов Гардов – Holmgardr, Aldeigjuborg, Kaenugardr, Pallteskja, Smaleskia, Surdalar, Moramar, Rostofa «практически однозначно отождествляются исследователями с Новгородом, (Старой) Ладогой, Киевом, Полоцком, Смоленском, Суздалем, Муромом и Ростовом», – утверждает Т.Н. Джаксон.

Для этого утверждения есть основания. В частности, исландская «Сага о Хаконе Хаконарсоне», записанная в 1264–1265 гг. повествует, в частности, о «конунге в Sursdaulum» Андрее, который в свою очередь, приходился братом «конунгу Александру». Со всей очевидностью, первый – Андрей Ярославович, брат Александра Невского, князь суздальский в 1249–1252 и 1257–1264 гг.

Упомянутый источник, казалось бы, уточняет и другие данные географии в пользу норманнистов. Упоминание Александра как конунга «из Хольмгарда» или «с востока из Гардарики», описание конфликта с норвежцами в Северной Карелии, нашествия татар на владения Александра – не оставляет сомнений в том, что речь идет о Северо-восточной Руси середины XIII в. Единственное, о чем здесь можно спорить, это о более точной датировке указанных событий и о том, что подразумевать под Хольмгардом – Новгород, или более широкое географическое понятие Северо-Востока Руси. Одна из версий «Саги о Хрольве Пешеходе» по утверждению той же Т.Н. Джаксон, вроде бы окончательно проясняет этот вопрос: «Главный стол конунга Гардов находится в Хольмгардаборге, который теперь зовется Ногардар». Ногард(ар) – это действительно западное название Новгорода, известное по многим документам: на карте в шведском варианте Тявзинского договора (1595 г.) – Nogordh, на чуть более ранней (1539 г.) карте шведского епископа Олауса Магнуса – Nogardia. На той же карте, впрочем, некая неопределенная территория на севере России обозначена как Holmgardia, но некоторая путаница топонимов здесь, в конце концов, несущественна – главное что все они «русские».

Также серьезным аргументом в пользу «русификации» Гардарики является «Сага о Сигурде Молчуне» (XIV в.), где прямо записано: «Русь, которую мы называем Гардарики». Наконец, свидетельство исландского монаха Одда (конец XII в.) о правившем в Гардарики «с великой славой» в период юности Олава Трюгвассона конунге Вальдамаре, отце конунга Ярицлейва, в свою очередь, предка короля Дании Вальдамара, дают нам правителей Руси Владимира Крестителя и Ярослава Мудрого. Таким образом, сомнения в тождестве Гардарики, Хольмгарда, а заодно Альдегьюборга и их героев с известными персонажами киевско-новгородских летописей вроде бы должны исчезнуть?

Однако они остаются. Начнем с термина «страна городов», существование которого сами норманнисты нередко опровергают. В частности, Е.А. Мельникова пишет: «Древнескандинавское слово gardr не означало «город» и никогда не употреблялось в названиях городов. Им обозначались хутора или небольшие поселения, обнесенные оградой» (по мнению автора, Gardariki не могло произойти и от древнерусского слова «град»: дескать, зачем норманнам чужое слово, когда они и сами прекрасно знали термин «город», кроме того, они не могли столкнуться со славянскими городами на Северо-западе Руси, поскольку первый из них – Ладогу – сами и основали). Ну ладно, пусть страна не городов, а хуторов, но ведь это Русь?

Прежде чем ответить на этот вопрос, напомним общую информацию об источниках, из которых черпаются сведения о Gardariki. Впервые спорный топоним возник в северном стихотворном памятнике-висе в 996 г. в виде Gardar (т. е. во множественном числе – «Гарды»). И только двумя столетиями позже в сагах наряду с этой формой появляется Gardariki (где riki – «государство»). При этом все эти северные саги (кроме «Гута-саги») записаны в Исландии, т. е. очень далеко от Восточной Европы. О событиях на востоке в Исландии узнавали то из записанных с огромным опозданием рассказов случайных заезжих викингов, то из многократно переложенных стихов, в которых много поэзии, но реальная основа которых совсем неочевидна (например, скальд Стув, спутник и жизнеописатель Харальда Сурового, был слепым)

Именно поэтому указанные события в них смешаны самым причудливым образом с событиями совершенно другого времени, а иногда и просто вымышленными.

Характерный пример такой смеси подает упомянутая «Сага о Хрольве Пешеходе», основные версии которой записаны только в XV в., а сюжет представляет собой компиляцию легенд об основателе Нормандии Роллоне (конец IX в.), древнегреческих мифов (упомянут «скальд Гомер»), причем смешанных с историей монголов XIII–XIV вв. (имя Менелай из троянского цикла в саге носит царь Таттарарики, т. е. Золотой Орды) различных исторических сказаний (волшебный конь Дульцифал явно напоминает скакуна Буцефала Александре Македонского), сюжетных линий и лексики романа «Тристан и Изольда», разумеется, других исландских саг и т. д. И вся эта диковинная мешанина разбавлена еще собственной щедрой фантазией сказителей. Так, город Алабург вместо неопределенных, но хотя бы земных Гардов здесь помещается в…страну ётунов, т. е. в потусторонний мир! В этой связи поверить в то, что и сведения саги о Новгороде-Хольмгардаборге-Гардах являются подлинными, а не плодом искаженных компиляций, без серьезных дополнительных аргументов непросто.

Посмотрим, можно ли найти эти аргументы, и вернемся к паре Gardar-Gardariki. Норманнисты не сомневаются в том, что в обоих случаях речь идет о Древней Руси. Впрочем, при этом допускают характерную оговорку, что непосредственно в источниках раннее слово Gardar не вполне географически определено, им обозначается лишь «некая территория в Восточной Европе (обычное сочетание – «на востоке в Гардах»)», так пишет Т.Н. Джаксон. Уточнение показательное. «На востоке», или на «восточном пути», («Аустрвег»), по представлениям скандинавов, располагался очень широкий спектр городов и государств, причем во многих случаях эта часть света вовсе не соответствовала востоку реальному, географическому. «Аустрвег» включал в себя и земли поморских славян, находившиеся к югу от Скандинавии, и балтов и эстонцев, и возможно какие-то еще территории.

При этом лексема «Аустр» – восток использовалась в Норвегии для обозначения шведа (austrmadr – «восточный человек»), а в Исландии – норвежца (Вессен Э., с. 40–44). С учетом того, что все известные северные саги (кроме «Гута-саги») записаны именно в Исландии, есть существенная вероятность того, что «восточная страна» Гарды могла находиться в географическим контексте гораздо более широком, чем полагают норманнисты.

И действительно, топоним Gardar в раннем средневековье существовал и далеко за пределами Восточной Европы. Речь в первую очередь идет о самой Исландии, первоначальное название которой было Gardarsholm. И получил его субарктический остров вовсе не из-за городов и поселений, которых там еще и не было (скиты ирландских монахов не в счет), а по имени человека, впервые объехавшего около 881 г. основную часть ее берегов – шведа Гардара Сваварсона. Еще далее, «на краю ойкумены», в Гренландии первая (сер. XI в.) церковная епархия также называлась Gardar.

Мы упоминаем об этих фактах, чтобы подчеркнуть: в принципе «некая территория» Gardar могла находиться где угодно – в т. ч. за пределами славянских земель. Ее название могло происходить от чего угодно, включая личное имя. Описание ее далекими не то что от Восточной, но и от Западной Европы исландцами, да еще с опозданием на 2–3 столетия к привязанным к Gardar событиям добавляло путаницы в «своеобразные» историко-географические скандинавские источники о так называемом Аустрвеге.

В памятниках древнескандинавской письменности содержатся упоминания двенадцати городов, толкуемых норманнистами как древнерусские. Однако главный из русских городов – Киев, имя которого, как считают скандинавоманы, скрыт в источниках под именем Kaenugardr, оказывается, был норманнам практически неизвестен. Топонима Kaenugardr нет в рунических надписях X–XI вв., нет его в скальдических стихах IX–XII вв., нет и в королевских сагах (за исключением «Пряди об Эймунде»). Он называется только в поздних сагах и географических сочинениях (т. е. написанных не ранее середины XIII в. – A.B.), причем лишь при перечислении городов или земель в Гардарики (Джаксон, с. 64–65). Получается, что норманны обратили внимание на столицу Руси периода ее расцвета, по археологическим данным, один из крупнейших городов Европы своего времени, только уже после ее разгрома татаро-монголами!

При этом и прочая якобы древнерусская топонимика в северных источниках выглядит подозрительно «непредставительно». Факт перечисления сагами «на востоке» всего двенадцати или даже одиннадцати относящихся к эпохе IX–XIII вв. населенных пунктов, по контрасту говорит о практически полном незнании скандинавами этого самого «востока». Во всяком случае, если подразумевать под этим «востоком», «Гардами» Древнюю Русь, на которой по подсчетам М.Н. Тихомирова насчитывалось не менее 400 пунктов, соответствовавших средневековому понятию «город».

Общая топо– и гидронимия «Гардов» в северных источниках также единична, отрывочна и плохо локализуема, в отличие, например, от топонимии хорошо изученной скандинавами большей части Прибалтики.

Однако все, что лежало дальше Западной Эстонии, скандинавам представлялось очень смутно. Поразительным является факт, что в северных источниках, включая географические сочинения, до XVI в. даже Финский залив не имеет специального названия и не указывается на картах (Глазырина, с. З).

Кстати, немец Адам Бременский также подтверждает незнакомства скандинавов с окраинами Балтийского моря. Воспроизведем его соответствующий отрывок из «Деяний епископов гамбургской церкви»: «Восточное море, море Варварское, море Скифское или Валлийское – это одно и то же море, которое Марциан и другие древние римляне называли Скифскими, или Меотийскими болотами, гетскими пустынями или скифским берегом. А море это, начинаясь от Западного океана и пролегая между Данией и Норвегией, простирается на восток на неизвестное расстояние… Что же касается слов [Эйнхарда], что этот залив «простирается на неизвестное расстояние», то это недавно подтвердилось благодаря изобретательности могучих мужей Гануза Вольфа, датского наместника, и короля нордманнов Харольда, которые предприняли сопряженное с большими трудностями и опасностями для их спутников путешествие ради исследования величины этого моря, но вернулись, сломленные и побежденные двойной опасностью – бурями и пиратами. Эйнхард полагает, что ширина этого моря «не превышает ста миль, а во многих местах, как обнаруживается, даже меньше» (Деяния… Кн. IV, схолия 115).

Самое поразительное в этом отрывке – прямая констатация того, что и в IX, и в X в. и даже в эпоху немецкого схоластика («Деяния» были написаны около 1075 г.) скандинавы, оказывается, не были знакомы с окраинами Балтийского моря, всерьез считая, что они простираются вплоть до Меотиды, т. е. Азовского моря! Мнение о соединении Черноморского бассейна с Северным океаном, восходившее к древней географии, кстати, заимствовали и арабские писатели школы ал-Балхи: «Константинопольский пролив (Черное и Азовское море) впадает в моря Рума из моря Окружающего… от самого севера на конец земли, который не посещают из-за холода» (Е.С. Галкина). Но это арабы, которым Прибалтика и путь к ней был настолько безразличны, что они до Ал-Идриси (XII в), не упоминают даже такой ключевой реки на этом пути, как Днепр. А северяне?

Подчеркнем этот факт, поскольку речь идет о Финском заливе – тех самых морских воротах, через которые викинги, по мысли норманнистов, должны были потоком стремиться в Новгород и дальше по русским землям.

Если норманны не знали о воротах, ведущих на Русь, тогда что говорить о городах самой Руси? Даже норманнисты признают, что многие топонимы из вышеприведенного списка городов Гардарики лишь немного созвучны «русским», а в гораздо большей степени «шведские». Так, корень слова Rostofa (в некоторых сагах Radstofa) – шведское stofa – печь или rad — «совет», и staffr – «жезл, столп»; Surdalar производится от surr – «кислый» и dalr – «долина». При этом Surdalar и Могатаг – непременно упоминаются с суффиксом – аг, означающим множественное число. И т. д. По мнению авторитетного знатока скандинавских саг Е.А. Мельниковой, это лишь «народно-этимологизирующая» тенденция, попытка привязать чуждые скандинавам русские названия к знакомым понятиям. Но, может быть, указанные в сагах города вообще не были русскими? Разберемся по порядку.

Начнем с Holmgardr, который наиболее известен древнескандинавским источникам (более 100 упоминаний) и предстает в них в роли столицы «Гардов»: здесь находится двор конунга и палаты княгини Ингигерд и варягов, нанимающихся на службу к Ярицлейву, церковь Св. Олава, торговая площадь.

Как уже выше отмечалось, «Сага о Хаконе Хаконарсоне» прямо привязывает Holmgardr к Руси, но к какой ее части? Отметим, что Holmgardr поклонниками норманнской теории, начиная с исландца Т. Торфеуса (1636–1719) и вплоть до второй половины XIX в., отождествлялся отнюдь не с Новгородом, а с куда более созвучным отраженному в сагах имени Холмогорами (Архангельская область). Лишь после того, как стараниями историков и археологов выяснилось, что родина Ломоносова никак не тянула на центр русской земли «варяжского периода», скандинавоманы обратились к берегам Волхова.

Показательным примером «подтягивания» источников под концепцию Holmgard-Новгород является, например, трактовка сведений Ал-Идриси (XII в.). В сочинении «Нузхат ал-муштак» этот восточный автор оставил редкий для арабов того времени подробный рассказ о районах, прилегающих к Прибалтике, где есть следующий пассаж: «От города Калури в западном направлении до города Джинт(и)йар семь дней [пути]. Это большой, цветущий город, [расположенный] на высокой горе, на которую невозможно подняться. Его жители укрываются на ней от приходящих по ночам русов. Этот город не подчиняется ни одному правителю».

Так, вот И.Г. Коновалова (с. 142–143) ссылаясь на мнение других норманнистов, считает, что Калури – это Колывань (будущий Ревель-Таллин), а Джинт(и)йар – это искаженное Хулмкар, или Хольмгард, т. е. Новгород, информацию о котором ал-Идриси получил, скорее всего, от купца-скандинава, сообщившего также о политической самостоятельности Новгорода. «Высокая гора» в данном случае – это возвышенный и укрепленный участок города «Славенский холм» или просто «Холм». При этом автора не смущает, что Новгород находится не к западу, а к востоку от эстонского города (арабы, конечно, все перепутали), Словенский холм (высота всего семь метров) нимало не похож на труднодоступную гору, а указание на враждебность русов горожанам никак не вписывается в теорию норманнского происхождения Руси и самого Новгорода. При этом свидетельство о постоянных ночных набегах на Джинтйар скорее говорит о том, что нападавшие – пираты, и сам город находился недалеко от моря. В пользу этого говорит и сам топоним, который удивительным образом напоминает совсем не «Холмгард», а балтийское g(dz)intars – янтарь.

Впрочем, каким образом славянский Новгород стал скандинавским Holmgardr (или наоборот), норманнисты не смогли договориться, выдвинув по меньшей мере 4 противоречащих другу другу версии (см. Джаксон, с. 65).

При этом немало и альтернативных вариантов расположения Holmgardr, например, городок Holmgaard в Дании, в южной части острова Зеландия (том самом, на котором расположен Копенгаген). Тысячу лет назад на эти места многократно совершали набеги и даже их завоевывали на время славяне-вагры, чьи города распологались совсем рядом.

Также интересен в этом плане Хелмно (Кульм) в Северной Польше (необходимо помнить, что в этих краях к названию города часто прибавлялась приставка «гард»: Бялогард, Старгард и т. д.).

Aldeigja (Aldeigjuborg) – идет на втором месте по степени упоминаний (около сорока раз в скальдических стихах и сагах), о ней речь идет при описании событий до середины XI в.

Ее местоположение в «описании земли» скандинавских источников даже более туманно, чем Holmgardr, поскольку про Aldeigja вообще не знает их наиболее «продвинутая» часть – географические трактаты. И в этом его основное отличие от Ладоги, которую те же скандинавы, во всяком случае, в позднее средневековье, определяли точно и называли вполне по-русски Ladga (в том же шведском экземпляре Тявзинского мирного договора 1595 г). А ведь до фантазий Рудбека сотоварищи скандинавские хронисты нигде даже намеком не обозначили, что Ladga раньше звался как-то иначе. Это показалось странным еще ЕФ. Миллеру, иронично отметившему, как Рудбек «умел тотчас сделать» из Ладоги Алдогу, а затем и Аллдейгаборг (Фомин, с. 99).

Корень в топониме Aldegja подозрительно похож на ряд широко распространенных в раннем средневековье германских личных имен. Особенно в этом смысле интересны имена крупных исторических персонажей второй половины X в., императрицы Священной Римской империи Адельгейды (святая католической церкви) и бременско-гамбургско-го епископа, а затем архиепископа Адальдага (Адельгиса, Adelgis). Последний прославился активной миссионерской деятельностью, в том числе, среди славянских племен бассейна нижней Эльбы. Наибольшее любопытство в этой связи вызывает тот факт, что именно он в 968 г. основал епархию в Ольденбурге-Стар(и)граде. Учитывая огромную власть и авторитет этого церковного деятеля как в германских землях, так и в скандинавских (крещенный им датский король Харальд Тормссон считал его своим наставником), нетрудно допустить, что Ольденбург у скандинавов воспринимался по имени его церковного и светского владыки. Т. е. как «город Адельгиса» (Альдегиса?).

Факт, что в сагах путь из Швеции в Holmgardr описывался через Aldeigja совсем не обязательно может быть истолкован в том смысле, что это путь в Новгород через Ладогу. С таким же успехом это может быть путь из того же Holmgaard или другого порта на Балтике через Ольденбург и далее в Швецию (у Адама Бременского, собственно, и описан подобный морской маршрут: Дания – земли вендов – шведская столица Бирка).

Kaenugardr. Атрибутация его как Киева возможна: в пользу этого говорит, например, место из «Саги о крещении» (см. ниже), где в контексте с этим городом упоминается река Непр (Днепр?). Однако сделать это утверждение определенным нельзя из-за отсутствия более четкой привязки топонима к конкретной части реки или ее бассейна. При этом нельзя не отметить, что многие исследователи XIX в отождествляли Kaenugardr и Chun(i)gard в текстах Адама Бременским и Хельмольда и возводили оба топонима к Chuni, гуннам. О том, могли ли гунны быть в среднем Поднепровье и оставить там столь значимый топонимический след, см. ниже.

Pallteskja. Наиболее четкое определение местоположению этого города дает упомянутая «Сага о крещении» (вт. половина XIII в.(?), дошла в составе памятника начала XIV в.). В рассказе об исландце Торвальде, который в 1000 году возвращался из путешествия в Иорсалахейм (Иерусалим) и Миклагард (Константинополь), сага упоминает следующее обстоятельство: «Торвальд умер в Руссии недалеко от Паллтескьи. Там он похоронен в одной горе у церкви Иоанна Крестителя, и зовут его святым. Так говорит Бранд Путешественник: «Я пришел туда, где Торвальду Кодранссону Христос дал упокоение, там он похоронен на высокой горе вверх по течению Дрёвна у церкви Иоанна».

Т.Н. Джаксон считает, что речь в данном случае несомненно идет о Полоцке, который и расположен в «Руссии» и церковь Св. Иоанна там в раннее средневековье присутствовала.

Однако ключевым в смысле географических координат изложенного события здесь, безусловно, является гидроним Древн. Ему исследовательница дает норманнистское объяснение: drofn – «капля воды», «волна, волнующееся море», а в сагах преимущественно это название фиордов (Джаксон, с. 137).

Такое утверждение, на наш взгляд, весьма неубедительно: если уж саги знают Зап. Двину, на которой стоит Полоцк, как Дуну, то какой смысл изобретать для нее еще название, годящееся то ли для моря, то ли для фьорда? Для ее мелкого притока, например, Полоты, это было бы, кстати, еще более странно.

Между тем реки с очень близким к Дрёвн названием существуют и по сей день, и норманны, как и Полоцк, не имеют к ним никакого отношения. Первая кандидатка на эту роль – большая река, известная у немцев как Древенц (польск. Дрвенца), впадающая в Вислу практически в черте современного Торуня. В этом городе, заметьте есть построенный незадолго до записи «Саги о крещении» собор св. Иоанна (Яна). Совпадение? Возможно. Но его реальность усиливает тот факт, что выше по течению Вислы расположены города Плоцк и Пултуск (известны с XI в.), которые по произношению мало отличаются от Pallteskja. Любопытно, что в рассказе прусского хрониста Луки Давида, посвященного примерно тем же временам, что и «Сага о крещении», путь неких ученых странников из Азии в Прибалтику шел именно через Вислу и в том числе через Плоцк. Несмотря на то, что эта легенда и сага повествуют о разных событиях, маршруты, там описанные, вполне могут совпадать, тем более что принципиальная возможность существования средневекового пути с Балтики на юг (ранний вариант «из варяг в греки») через Вислу и Днестр давно признается учеными (Ловм., с. 52–53).

Smaleskia. Соблазн непременно отождествить топоним со Смоленском также быстро проходит при изучении географии и исторической этнографии славян. Например, в Витебской области есть городок Смольск, далее к западу на карте Северной Польши попадаются Smalsk, Smolnik. Не забудем в этой связи и известное в прошлом полабское племя смолинцев (смольнян).

Alaborg. Из содержания наиболее подробно рассказывающей о Alaborg’e «Саги о Хальвдане Эйстейнссоне» можно понять, что этот город находился к северу от Aldeigjuborg’a. Вследствие этого норманнисты (например, А.И. и М.В. Леонтьевы) отождествляют топоним с различными современными местами Приладожья, в особенности Олонцом. Однако о существовании на его месте раннесредневековых крупных поселений, не говоря уже о городах, археологам ничего не известно.

Зато в раннее средневековье был знаменит Alaburg в Дании (ныне Ольберг), находящийся кстати, к северу от Старграда-Ольденбурга (как мы уже видели, Aldeigjuborg’a по версии антинорманнистов) и одного из вышеуказанных альтернативных «Хольмгардов» – местечка Holmgaard. Собственно, и норманнистка Г. Глазырина признает, что Alaborg в других древнескандинавских источниках – это и есть датский город, а причины появления этого этот топонима в Гардарики неясны.

Укрепляет в мысли, что искомый Alaborg находился в Дании или где-то неподалеку другое место из упомянутой саги, где рассказывается о проходившей в море между Alaborg ом и Aldeigjuborg’ом битве, проигравший в которой – Ульвкелль – скрылся на уцелевшем судне «на север в Норег (Норвегию)».

Принимаемое как само собой разумеющееся утверждение, что какие-либо части Дании не могли входить в Гардарики, не является в данном случае бесспорным. Все-таки, Гардарики – понятие, близкое к мифологическому, и саги могли включать в себя самые разнообразные сюжеты, благо, как уже отмечалось, подавляющее большинство саг записывалось через много веков после событий, да еще на острове, считавшемся тогда краем света – в Исландии.

Кракунес – место, у которого состоялась вышеупомянутая морская битва. Топоним со вполне четким скандинавским переводом («Вороний мыс»). Такие Krakunes, Krakenes сейчас есть на побережье Исландии и Норвегии. Почему бы такому же топониму в старину не быть и где-нибудь между Алабургом и Ольденбургом, например, у юго-западного побережья Швеции?

Rostofa – это слово ближе не к Ростову, а к немецким словам Rohstoff, Rohstoffe – товар, добыча. Не нужно большой фантазии, чтобы предположить, что скандинавы переняли в форме Rostofa немецкое название одного из центров балтийской торговли или пиратства. Можно также предположить, что сейчас этот центр называется Росток. Если же брать за основу встречающийся в сагах вариант Radstoffa, то он может быть сопоставлен, например, с поселением Radestow близ польского Старграда.

Балагардссида. В «Саге о Хальвдане Эйстейнссоне» это место неподалеку от Альдейгьюборга (точнее, государства, столицей которого был этот город), где однажды потерпел крушение крупный купеческий корабль. Самое близкое созвучие с этим словом имеет Бялогард, «населенный и славный», согласно средневековым хроникам, город на севере Польши. Поскольку второй корень – «сида», side, что в английском, что в скандинавских (например, датском) языках означает «сторона», то вероятно Балагардссида в сагах – не что иное, как полоса балтийского побережья севернее Бялогарда.

Наконец, Могатаг – совсем необязательно Муром. Можно найти немало не менее созвучных топониму названий. Вспомним хотя бы упомянутые выше румынский Мара-муреш и Morimarusa, «мертвый» северный океан кимвров.

Бесспорно русским в списке городов Гардарики оказывается лишь Surdalar, который, несмотря на народно-этимологические искажения названия, все-таки оказывается Суздалем, согласно указаниям «Саги о Хаконе Хаконарсоне» на «конунга в Sursdaulum» Андрее Ярославовича и его брата «конунга Александра (Невского)».

Дальнейший анализ показывает, что в некоторых северных источниках «Русь» и комплекс «Гардарики»-Альдейгьюборг различаются. Скажем, в «Саге об Эгиле одноруком и Асмунде, убийце берсерков» «Хертрюгг… правил к востоку на Руси (i Russia); это – большая и густонаселенная страна, лежащая между Хуналандом и Гардарики». В «Саге о Хальвдане Эйстейнссоне» в Альдейгьюборг приходят люди, назвавшиеся купцами «из Руссии», потерпевшими кораблекрушение. Они просят конунга разрешения перезимовать в его стране, что означало их значительную удаленность от родины.

Любопытно, что единственная сага, записанная за пределами Исландии, «Сага о гутах», в описании земель к востоку от Готланда не включает понятия «Гардарики», но зато упоминает Русь: «…население Готланда настолько размножилось, что… (готы) не смогли себя прокормить и поплыли на один остров близ Эстланда, который называется Дагё (о. Хийумаа), и поселились там и построили укрепление, остатки которого видны еще и теперь. Но и там они не могли себя прокормить и поплыли по реке, которая называется Дюна (Западная Двина), а по ней через Русаланд. Они плыли так долго, что приплыли в Гриккланд (Грецию, Византию)».

В данном случае все географические координаты предельно ясны и нет сомнений, что «Русаланд» – это и есть Русь киевско-новгородская. Возможно, на Готланде знали и Гардарики, но та находилась в другой стороне (к югу от острова?) и по этой причине в описание мытарств готов не попала. Кстати, та же сага в другом месте сообщает о бегстве Олафа (будущего святого) к Йерцлафу в «Хулмгард» без ассоциаций этого места с какими-либо странами. Даже норманнисты признают: основания называть Хулмгард Новгородом, а Йерцлафа Ярославом довольно шаткие, поскольку, как известно из жизнеописаний Олафа, он бежал на восток в 1029 г., когда Ярослав давно сидел в Киеве.

Кстати, еще о признаниях норманнистов. Даже самые убежденные в том, что «Гарды», или в позднем варианте Gardariki, есть обозначение Древней Руси, дают немалую пищу для опровержения этого тезиса. В частности, пишет Т.Н. Джаксон, поэзия скальдов и саги рассказывают о пребывании в «Гардах» четырех норвежских конунгов: Олава Трюггвасона, Олава Харальдссона, Магнуса Олавссона и Харальда Сигурдарсона (соответственно в различные отрезки периода с 970-х по 1040-е гг.).

Однако при этом «русские источники…, не называют имен норвежских конунгов, находившихся здесь на службе, и не упоминают воспитывавшихся здесь сыновей конунгов» (Джаксон, с.12).

В скандинавских источниках содержатся сведения о целом ряде династических браков норманнов и владетелей Гардарики – Ингигерд и Ярицлейва (Ярослава Мудрого?); их дочери Елизаветы (Эллисив) и Харальда Сигурдарсона; Вальдемара (Владимира Мономаха?) и Гиты, дочери Харальда Английского; сына Вальдемара Харальда (Мстислава?) и Кристин, дочери Инги Огейнкельссона, шведского конунга. И т. д.

Но ни один из этих якобы русско-скандинавских браков не упоминается в древнерусских источниках (Джаксон, с. 12). Это довольно странно, учитывая, что в других случаях летописцы не преминули сообщать или имя княжеской жены, например, Рогнеды, «взятой» Владимиром Святым в Полоцке или, по крайней мере, ее национальность – так, тот же Владимир имел среди официальных жен «чехиню» и «болгарыню».

Впрочем, некоторые из русско-скандинавских союзов вроде бы подтверждаются по другим западным источникам. Так, Адам Бременский сообщает, что на дочери шведского властителя Олафа Шетконунга Ингрид действительно женился князь из «Руссии» святой Gerzlef. Однако эта «Руссия» у немецкого хрониста (если не брать во внимание невнятные упоминания о какой-то Руси-Острогардии) локализована совсем не там где хотели бы норманнисты – в районе Ладоги, в их трактовке, Альдегьюборга – а по соседству с пруссами-сембами («Деяния гамбургской церкви», кн. IV, сх. 18). Что до Gerzlef, то отождествлению его с Ярославом препятствует хотя бы то, что последний ни во времена Адама Бременского, ни много позднее, не являлся официальным святым.

Кроме Ярицлейфа и Вальдемара, имена большинства перечисленных в сагах правителей «Гардов» неизвестны не только русским именословам, но даже, в широком смысле, славянским. Об этом красноречиво свидетельствует нижеследующая таблица этих правителей, составленная С.В. Глазыриной (в сокращении):

Этот именной ряд не включает в себя еще различных дружинных предводителей «Гардов» (например, Эймунда), а также и встречающихся в том же контексте конунгов Аустрвега и Аустрики, например, Sigtrygg и Hvitserkr Ragnarsson. В подавляющем большинстве, как нетрудно заметить, этот именной ряд типично скандинавский. Таким образом, складывается впечатление, что скальды и записывавшие их сказания монахи описывали под именами Гардов, а также «восточных путей» и соседних королевств некую полумифическую страну или страны, совершенно неведомую «Повести временных лет» и вообще русской летописной традиции.

Русские источники, кстати, молчат и о военных походах норманнов «в Гарды» (т. е. вроде бы на Русь), упомянутых в королевских сагах и хрониках: о набеге ярла Эйрика Хаконарсона на Альдегьюборг (согласно норманнистам – Ладогу) в 997 г. и о походе ярла Свейна Хаконарсона в 1015 г.

Кроме того, даже в благоприятствующих теории Руси-Гардарики источниках такое количество нестыковок, что они скорее бросают на эту теорию большую тень. Скажем, монах Одд сыном Ярицлейва называет некоего Хольти, которого в русских летописях нет. Норманнисты, конечно, не преминули заявить, что «Хольти – это скандинавское имя Всеволода Ярославича, отца Владимира Мономаха» (Джаксон, 1991. С. 159–163), однако верифицировать это утверждение невозможно. Упомянут дядя Олава – состоящий на службе Вальдемара Сигурд (неизвестен нашим летописям), собирающий дань в Эйстланде (если подразумевать под последней Эстонию, то ее подчинение начал Ярослав Мудрый в 1030 г., полвека спустя после описываемых событий). Во время отрочества Олава – середина 970-х – Владимир никак не мог править «с великой славой», т. к. был очень юн (родился самое раннее в 960 г.). Да и «великие подвиги» не менее юного Олава кажутся достойными скорее греческих мифов. Как впрочем, и все саги о подвигах норманнов «на востоке»: например, в сказаниях о Харальде Суровом последнему герою приписывается вершительство чуть ли не всей византийской истории 1030—1040-х гг.: от подавления восстаний болгар до свержения императора Михаила V и войн с арабами.

Другое дело – описание земель, расположенных гораздо ближе к отчизне викингов. Так вполне реальна история того же Олава, когда он в 982 г., девятнадцати или восемнадцати лет отроду, попадает в Вендланд и женится на дочери местного князя Гейре.

Династические связи славянского Поморья со скандинавами, преимущественно датчанами, были очень тесными. Так, например, из западнопоморских князей XII в.: Вартислав I был женат сначала на некоей Хейле, потом на Иде, Богуслав I – на Вальпурге, Казимир II – на Ингардис (датской принцессе), руянский князь Яромар – на Хильдергарде и т. д.

Как уже говорилось, значительная часть топонимии «Гардов» легендарна и уходит в предания весьма седой древности. Так, по Саксону Грамматику, Хольмгардия была областью, которой владел датский король Фрото III еще задолго до новой эры и которую после неудачной войны вынужден был отдать королю руссов Олимеру. Тот же источник под рубежом эр упоминает и Пелтиск – прототип Палтескьи. Таким образом, саги о «Гардарики» имеют примерно такое же отношение к Руси, как былины о Владимире Красное Солнышко – к реальному сыну Святослава (по распространенному мнению, в этих былинах образ Владимир Крестителя смешан с образом его потомка-тезки Мономаха).

И все-таки, более точным, наверное, было бы сравнение этногеографического понятия «Гарда(рики)» с этнотопонимом Эстланд, который с течением времени, расширением знаний германцев о востоке, а возможно и каких-то пока неясных нам этнических миграций, переместился из низовий Вислы на подступы к Финскому заливу. Т. е. «финальное» местопребывание Гарда(рики) отмеченное источниками XIII–XVI вв. в разрезе событий не ранее XIII в. – это, несомненно, Восточная Европа. Но то, что оно было там всегда, а особенно в интересующий нас «варяжский» период образования древнерусского государства, ставится под сомнение или даже опровергается всем вышесказанным. Где именно было ее начальное историческое пребывание?

Как мы уже отмечали, часть ассоциированных с Гардами топонимов относятся, возможно, к Дании (Алабург, Холмгард), часть (Альдегьюборг, Ростофа) – к нынешней Северной Германии, остальная (Балагардссида, Палтескья и опять-таки Холмгард) – к Польше. Это расстановка весьма условна. Палтескья, например, может быть каким-то неизвестным ныне названием города балтов, особенно, если вспомнить близкую этому топониму форму у Саксона Грамматика: Peltisk (ср. лит. pelt is – «горбыль», «укрепление, обшитое горбылем»?) и один контекст с рассказом о городе Rotala (совр. лит. rotala «детская площадка», латыш, «игра», в древности, вероятно, «место языческих игрищ»).

Но это не меняет сути дела: изначальные Гарды «растягиваются» от устья Эльбы до Немана, в крайнем случае – Даугавы. Эта локализация примерно отвечает познаниям скандинавов IX об «ойкумене» Балтийского моря, зафиксированной в рассказе Вульфстана (который, плавал на восток, собственно, по следам скандинавов).

Возможно, именно эта локализация отразилась в источниках, которые использовал цитированный выше перс Касвини, на восток от Варяжского моря поместивший «часть Варягов (Вараиг)», на юг – «равнины Хард», на западе – «земли франков». Не есть ли «равнины Хард» синоним скандинавскому Гардарики?

Со временем «Гарды» постепенно «сдвигаются» на восток (точно так же, как «Эстланд» немецких источников), но и ее прежняя локализация отмирает не сразу, что приводит к смешению географических понятий. Так, трактат «Какие земли лежат в мире» (конец XIII – нач. XIV вв.) повествует что «около Гардарики» находятся народы и регионы, с одной стороны, близкие восточноевропейским: кирьялы (карелы), Вирланд (Эстония), Курлянд, а с другой – от них далекий «Винланд, самый западный перед Данией» (Мельн., Древнескандинавские…, с. 65). Герои «Саги о Хрольве Пешеходе» в поход против захватившего власть в Гардах узурпатора (главный стол которого еще раз отметим, согласно саге, был в Хольмгардаборге – якобы Новгороде) идут через Дюну – Западную Двину. Там располагалось уже, безусловно, не славянское Поморье со Старградом и Бялогардом. Но и никак не Новгород.

Назад: Обманчивые имена
Дальше: Спор о словах

Rikis
есть мнение по этимологии днепровских порогов https://moluch.ru/conf/phil/archive/257/12841/