Важнейшей задачей Владимира Крестителя было обеспечение церковно-политической самостоятельности новой, христианской Руси. Он не пошел на поводу у могущественной грекофильской партии, хотя и не вступил в конфронтацию с Византией. Князь отказался принять византийского митрополита, и вообще при нем Русь получила весьма своеобразную церковную организацию. А.Г. Кузьмин дает точную и емкую характеристику этой организации: «В литературе много спорили о том, кто был первым киевским митрополитом и были ли таковые при Владимире вообще. Между тем, «Повесть временных лет» на этот вопрос отвечает однозначно и объективно: первые полвека после принятия официальной Русью христианства митрополии в Киеве не было. А что было? А было сочетание двух неодинаковых форм, характерных для арианства и ирландской церкви. Фактический глава русской церкви (настоятель Десятинной церкви Анастас Корсунянин. – А.Е.) не был даже епископом. Это характерно для ирландской церкви, где аббат монастыря (а в данном случае привилегированного храма) стоял выше епископов. Такое положение будет и в Новгороде 30-х годов XI столетия, когда церковь возглавлял некий Ефрем, также не имевший чина епископа. Да и Иларион избирался в митрополиты из пресвитеров, минуя епископский чин, что в рамках византийского православия не допускалось. Иными словами, ирландская практика на Руси держалась довольно долго и повсеместно. Но в заключительном аккорде, посвященном княжению Владимира, летописец называет и епископов во множественном числе, с которыми князь советовался. Поскольку митрополии в это время не было, епископов, очевидно, либо избирали по арианскому принципу, либо по ирландскому принципу они наследовали чин своих отцов. Вероятнее же всего, что было и то и другое» («Пути проникновения христианства на Русь»).
Действительно, первый митрополит – византиец Феопемт – появляется на Руси лишь при Ярославе Мудром, а в ПВЛ князь Владимир совещается со множеством епископов. А вот что это за «арианский принцип», о котором пишет А.Г. Кузьмин? Еще в позапрошлом веке историки обратили внимание на то, что в «Повести временных лет» князь Владимир Святославович, крестивший Русь, при своем собственном крещении зачитал довольно странный Символ Веры. Он произнес: «Сын же подобосущен и собезначален Отцу…». Подобосущен, а не единосущен, как то утверждается в православном Никео-Цареградском символе. А кто считал Бога-Сына, Христа, всего лишь подобным сущности Бога-Отца, то есть практически тварным существом? Ответ очевиден – ариане, учение которых было признано ересью. Так что же, князь Владимир принял арианство? И это в Х веке от Рождества Христова, на Руси? Как такое вообще могло быть возможным даже чисто теоретически? Однако не будем торопиться. Все не так просто. Вспомним, что даже в ХII веке св. Кирилл Туровский считал нужным довольно яростно обличать арианскую ересь, что было бы совершенно ненужным в условиях ее полного отсутствия. Некоторые исследователи, например тот же А.Г. Кузьмин, склонны объяснять произнесение «еретического» слова тем, что князь Владимир принял какую-то неортодоксальную версию христианства, испытавшую сильнейшее влияние арианского вероучения. В подтверждение своей необычной трактовки известных исторических событий А.Г. Кузьмин высказал несколько соображений. Так, историк обращает внимание на то, что внутри русской летописной традиции отчетливо прослеживается мировоззренчески и стилистически особое направление, связанное с Десятинной церковью – древнерусским храмом в Киеве, существовавшим в X–XI веках. Показательно, и на этом Кузьмин останавливается особо, что сама Десятинная церковь подверглась переосвящению при князе Ярославе Мудром, правителе «провизантийском». «Антивизантийская» часть ПВЛ, по наблюдению историка, менее ориентирована на аскетизм и иерархию Церкви, ее отличает гораздо более «либеральный» подход к вере. И сей либерализм он связывает с арианством, отмечая «варварскую» демократичность последнего. В самом деле, ариане отрицали сложную иерархию, потому само арианство и пользовалось таким успехом среди «варварских» народов, находящихся на стадии так называемой «военной демократии» (готы, вандалы и др.). Неизбежность влияния неортодоксальных направлений в христианстве А.Г. Кузьмин обосновывает широкими контактами Руси с Крымом и Моравией. На территории Крымского полуострова располагалась Корсунь, служившая местом ссылки разного рода еретиков и церковных диссидентов. Именно отсюда после своего успешного военного похода Владимир вывез множество церковных книг и утвари. «Очевидно, – предполагает А.Г. Кузьмин, – вместе с книгами были вывезены и какие-то идеи». Историк отмечает факт моравского влияния на Русь IX–X вв., ссылаясь на данные археологических раскопок в Киеве, согласно которым часть тамошних древних захоронений принадлежит выходцам из Моравии. Сам характер захоронения свидетельствует об их приверженности какому-то неортодоксальному варианту христианства, для которого было характерно двоеверие. Историк напоминает о том, что по Моравии (и по всему Подунавью) некогда расселялись племена ругов – западной ветви русов. А руги во времена раннего Средневековья, в «варварский» период своей истории, как раз исповедовали арианство. Активная роль моравских русов в жизни Киевской Руси отмечается и в старинных европейских хрониках, среди которых особо выделяется хроника Х. Фризе.
Тут, конечно же, надобно отделить «котлеты» от «мух». Очевидно, что Владимиру, который примерял на себя инсигнии византийских императоров, не мог быть по нраву главный догмат ариан о «подобосущии». Византийцы учили о том, что император есть «икона Логоса», образ Христа. И это толкование в полной мере раскрывает суть монархической власти, которая достигла своей полноты именно на Руси – при московских Государях (их предшественником и был византист Владимир). Вот почему «принижение» Христа (всего лишь подобие Богу-Отцу по сущности) не могло подойти Владимиру хотя бы и политически. А вот сама «арианская» организация, лишенная жесткого централизма и зависимости от внешнего (в данном случае Константинопольского) религиозного центра, Владимира вполне устраивала. Церковная зависимость от Византии в тот момент могла бы привести к ограничению государственно-политического суверенитета Руси. Политика государственная и церковная всегда идут рука об руку, а уж в те времена сложно было понять, где кончается одно – и начинается другое. Вот почему Владимир, как русский государь, поставил надежнейший фильтр византийскому политическому влиянию. И в данном вопросе он, судя по всему, вступил в политический же союз с «арианской» (название очень условное) партией. Сам же князь ставил и свою власть, и свой властный идеал выше как грекофильской, так и арианской партий. Однако же его блоковая политика дала основание одному из авторов ПВЛ приписать князю арианский символ веры. Возможно, это была хитрая провокация, ставящая своей целью представить (пусть и косвенно) князя Владимира как еретика. Что ж, если это так, то источник провокации очевиден – это грекофильская партия.
В соответствии с национально-государственными интересами (неотделимыми от интересов Русской Церкви) Владимир решил и кадровый вопрос. Он черпал кадры для церкви из Корсуни и Болгарии. Кстати, Русь тогда принадлежала к Охридской (болгарской) архиепископии. Владимиру нужен был церковно-политический противовес Константинополю – Болгарское царство, в отличие от Византии, не могло бы починить Киевскую державу. И Корсунь, и Болгария могли дать Руси славянские церковные кадры (Корсунь была изначально областью крымских русов-ругов), легко приживающиеся на Руси. Церковно-политическая ориентация на Болгарию, помимо всего прочего, сохраняла языковую самобытность русского православия. «После своего… решительного и сознательного перехода в христианство, Владимир как глава народа и государства не мог не учесть самоочевидной ценности, и с миссионерской и с патриотической точки зрения, того редкостного и огромного факта, что принимаемая им и для его народа новая вера, к счастью, имеет уже и привлекательное национальное языковое обличье, – замечает А.В. Карташев. – Недостатком вообще античного греко-римского христианства было то, что оно долго и неподвижно заковывало себя в гордые ризы двух имперских классических языков… Восточная эллинская сестра Римской империи в своем сознательном языковом аристократизме почти не разнилась от своей западной римской половины» («История Русской Церкви»). Это не значило, конечно, что греческим священникам вход на Русь был закрыт вообще. Но его, несомненно, ограничили, причем весьма сильно. Впоследствии греки существенно усилили свое влияние, что имело как плюсы, так и минусы. Плюс видится в том, что византийская ортодоксия поумерила диссидентские, полуеретические элементы, которых было достаточно много в указанных регионах. Минус – принижение Руси, вытекающее из греческого имперского чванства. В конечном итоге, грекомания приведет к страшной беде – Расколу XVII века.
Независимая политика Владимира не нравилась как Константинополю, так и Риму. «В 1013 году в Киеве был раскрыт заговор против святого Владимира: Святополк Окаянный, женившийся на дочери Болеслава (польского короля. – А.Е.), рвался к власти, – пишет Н. Лисовой. – Вдохновителем заговора был духовник Болеславны, католический епископ Колобжегский Рейнберн. Заговор Святополка и Рейнберна был прямым покушением на историческое существование Русского государства и русской Церкви. Святой Владимир предпринял решительные меры. Все трое были арестованы, и Рейнберн вскоре скончался в заточении… Новая беда назревала на Севере, в Новгороде, Ярослав, еще не столь «мудрый»… став в 1010 держателем Новгорода, задумал отложиться от своего отца… В гневе и скорби князь повелел «мосты мостить, гати гатить», готовился к походу на Новгород… В приготовлениях к последнему своему… походу креститель Руси тяжело заболел и предал дух господу в селе Спас-Берестове 15 июля 1915 года» («Владимир Святой»). Смерть Владимира развязала руки Святополку, который вступил в борьбу за власть, приведя на Русь поляков. Но и Византии была выгодна кончина князя. К слову, придя к власти, Ярослав Мудрый, выступивший против отца, какое-то время проводил провизантийскую политику (была даже переосвящена Десятинная церковь – центральная во Владимировой Руси). Потом, правда, он во многом вернулся к церковной политике Владимира Святославовича – и даже воевал с греками. Исследователь А.А. Кур в своей книге «Из истинной истории наших предков» приводит следующие факты – 11 русских икон изображают Владимира как князя, погибшего мученической смертью (крест мученика в правой руке). Он же ссылается на результаты раскопок Десятинной церкви, осуществленных под руководством киевского Петра Могилы (XVII век). Как следует из изысканий, Владимир Святославович был убит. Но как бы там ни было, Креститель заложил основы Святой Руси, которой еще предстояло стать великим православным царством.