Грехопадение человека, с одной стороны, и искупление его Спасителем, с другой, — вот грани монашества в области догмата. Оно желает войти в подвиг Христов, оно исходит ко Христу, вне градов, поношение Его нося на себе, оно берет ношу Христову и желает теснее приобщиться к Его искупительной жертве и служению… Не отсюда ли у монахов и частое приобщение Святых Христовых Таин, Тела и Крови Искупителя, на высоте подвига делающееся ежедневною потребностью?

Любовь к безсмертной красоте добродетели, с одной стороны, и боязнь греха, с другой, — вот грани монашества в области нравственной жизни. А над всем сим — любовь к Богу и любовь к гибнущему от греха миру, в том смысле, чтобы избавить его от греха, привести к Богу, к познанию истины и спасения, — вот сущность монашества.

Кто не понимает всего этого, тот не понимает и христианства; кто не любит, не чтит монашество, как благороднейший плод и цвет христианской жизни, тот далек от Православия, и больше того — не вышел еще за пределы той веры, о которой апостол говорит: и бесы веруют, и трепещут (Иак. 2, 19). Кто не сознал, какое значение в христианстве имеет аскетизм, подвиг, самоотречение, самоотвержение, тот не ведает даже азбуки христианства. Кто повторяет с чужого голоса, будто монашество есть враг всякой радости, тот еще не знает о той радости, о которой говорил Спаситель апостолам в самые тяжкие и скорбные часы: радость Моя в вас пребудет… и радости вашей никто не возьмет от вас (Ин. 15, 11, 16, 22).