Сейчас шторм не сильный; наконец Арлен может уделить время любимому занятию. Настоящему занятию. Больше ничто в его жизни не имеет значения. Он открывает мятую тетрадь, вынимает из нее заложенную туда ручку и старательно выводит то, что умеет.

Ему очень нравится то, что получается. Замки и подземелья выстраиваются из черных завитушек, вырастают фигурки людей, танцующих над обрывом, слышится плеск диалогов. Ручка – единственная кисть, принадлежащая ему; слова – единственные краски, доступные ему.

Арлен пишет только то, что знает, ничего больше. Тихие рассказы у камина когда-то были знакомы и ему. Нечастыми вечерами мать Арлена сначала заходилась в безмолвной истерике, а потом усаживала светловолосого маленького мальчика, единственного, кого она должна защитить, на подушку у камина, приглушала плеск волн закрытым окном и рассказывала ему истории. В те вечера он сидел, кутаясь в теплый протертый плед, и дрожал от страха. Истории о демонах, выходящих ночью из воды, чтобы полакомиться человеческой плотью. Мама говорила, что рано утром рыбаки подбирают ошметки плоти на скалах. Истории о прекрасных девах, покоряющих волны. Они не выходят на берег, они едины с водой, но их голос дорого стоит человеческому слуху. Истории о морских повелителях, которые топят соседние острова, все ближе подбираясь к ним.

Засыпая в кровати, боясь высунуть ногу из-под одеяла, маленький Арлен думал, что слышит голоса, тонкие, как леска рыбака. Наутро он думал, что это был сон. А сейчас он вырос.