Книга: Не надо пофигизма
Назад: Глава восьмая Страх жертвы
Дальше: Глава десятая Примириться со смертью

Глава девятая
Страх смерти

Смерти меньше всего боятся те люди, чья жизнь имеет наибольшую ценность.
Иммануил Кант

 

Страх человека, который и в самом деле с глазу на глаз встречался со смертью – на войне, пережив насилие, сопряжённое с угрозой для жизни, тяжелейшую катастрофу, болезнь, которая поставила его на грань жизни и смерти, – и справился этой болью, – страх особый.
Мысль о смерти более жестока, чем сама смерть.
Боэций
Все эти люди испытывают вовсе не такой страх смерти, как обычно о нём думают те, кто не оказывался в подобных экстремальных ситуациях.
В нём, как это ни парадоксально, очень много жизни. Это даже скорее не опыт умирания, а опыт воскрешения, спасения жизни – именно это ощущение самое сильное. Некое заострение ощущения жизни: «Жив! Живу!»
Да и по собственному опыту я могу сказать то же самое.
Подчас это «Жив!» в связи со множеством внешних факторов, свойственных переживанию катастрофы, не слишком позитивно, не слишком оптимистично, что ли… но это именно ощущение жизни. Во всех же остальных случаях, когда человек боится смерти умозрительно, осознавая её через смерть других людей, речь идёт о сугубо невротическом страхе.
Я сейчас сказал «опыт умирания», но это не совсем правильно. Мы не знаем и никогда не узнаем, что такое «быть мёртвым», «умирать». Один раз, возможно, и узнаем, что такое «умирать», но даже в этом единственном и последнем случае вряд ли поймём, что это оно, а если и поймём, то уж точно никому не расскажем.
Мы можем только строить догадки, и до тех пор, пока мы не умерли, наш «опыт умирания» – скорее, некая фантазия, гипотеза.
Общество испытывает поистине ненасытное любопытство ко всему, любопытства не заслуживающему.
Оскар Уайльд
Даже люди, пережившие клиническую смерть, а мне приходилось не раз беседовать с ними, не предлагают ничего «внятного», они не могут рассказать, как это – «быть мёртвым», «умереть». Ну, какие-то переживания, но не смерть.
Великий Иван Петрович Павлов, будучи настоящим учёным до мозга костей, пытался в научных целях организовать процесс феноменологической фиксации своей смерти.
Рассказывают, что он дал своим ученикам задание, чтобы те сидели у его постели и конспектировали его «отчёт» о том, как он умирает. Надо сказать, что Иван Петрович, даже будучи в состоянии агонии, продолжал анализ и даже быстрее лечащих врачей диагностировал у себя отёк мозга.
Заботы о погребении, устройство гробницы, пышность похорон – всё это скорее утешение живым, чем помощь мёртвым.
Аврелий Августин
Но по большому счёту из этого эксперимента так ничего и не вышло. Врачи его лаборатории находились рядом, фиксировали слова учителя, потом он на время впал в забытье, прошло ещё несколько часов, была ночь…
И вот в ночи, быть может под утро, Иван Петрович встал с постели, был болезненно оживлён, сказал, что ему надо собираться на работу, и… умер.
Мы не узнаем смерть, когда она явится к нам. Это так же сложно, как и узнать в толпе человека, которого ты никогда раньше не видел, а лишь общался с ним, например, через Интернет. Как понять, кто из них в этой толпе – он?
В общем, наши умозрительные опасения, связанные с грядущей смертью, есть чистой воды фантазия. А бояться того, о чём ты не имеешь ни малейшего представления, кроме плодов твоего же собственного богатого воображения, нельзя.
Вот картина закрыта плотным куском материи – можешь ли ты испугаться того, что на ней изображено? Нет, это невозможно. Мы боимся собственных представлений о смерти, но не смерти как таковой. Мы боимся, что не будет этой жизни, но не смерти. Возможно, это и звучит как-то странно, парадоксально, но это именно так.
Смерть – это покой, но мысль о смерти не даёт нам покоя.
Чезаре Павезе
Если же эта наша фантазия становится навязчивой, то дело не в смерти, дело в том, что у человека есть некие проблемы в жизни, решение которых он не способен отыскать. Проблемы, которые, возможно, он даже не осознаёт, и проблемы, никак не связанные со смертью, скорее наоборот.
Страх смерти может свидетельствовать о каких-то проблемах человека в интимной сфере, об ощущении его малоценности, о проблемах в отношениях с окружающими. В общем, о чём угодно, только не о смерти как таковой.
В результате хронических проблем по всем фронтам у человека зачастую действительно развивается ипохондрия, нарастает депрессия с соответствующими депрессивными мыслями или же формируется состояние панического ожидания всяческих катаклизмов.
Наш разум – это подвижный, опасный, своенравный инструмент; его нелегко умерить и втиснуть в рамки.
Мишель Монтень
У меня была пациентка, которая боялась, что однажды ночью её дом обрушится и, не дождавшись спасателей, она умрёт от обезвоживания. Ей по телевизору добрые журналисты рассказали о подобной душещипательной истории. Поэтому перед сном она всегда ставила рядом со своей прикроватной тумбочкой бутылку воды.
Женщина не просто была убеждена в том, что её дом обязательно рухнет в результате теракта, но ещё и рисовала себе чёткую картину того, как именно это будет происходить.
Количество глупостей, совершаемых по велению рассудка, гораздо больше, чем количество глупостей, совершаемых по глупости.
Чарлз Чаплин
Согласно её планам, при обрушении здания бетонные плиты должны были сложить её диван так, что она оказалась бы в нём, как кусок сыра в двойном бутерброде. «И всё будет прекрасно, – рассуждала она, – но спасателей придётся ждать долго, а поэтому необходима питьевая вода».
Разумеется, такая фантазия – это банальный невротический страх, который выдаёт сам себя своей же нелепостью. Позже выяснилось, что у этой женщины действительно были серьёзные проблемы невротического характера, связанные с сексуальной неудовлетворённостью и страхом перед серьёзными отношениями.
Так что если человека преследует страх смерти, то, как бы странно это ни звучало, говорить о смерти следует в последнюю очередь. Не в смерти здесь дело, а в страхе и неврозе. Поэтому необходимо найти источник тревоги, причину внутренней неудовлетворённости человека, то есть проблему жизни, которая в конечном итоге выливается в страх смерти.
С другой стороны, смерть и переживания по её поводу – это, конечно, мировоззренческая проблема. Смерть стоит в ряду множества событий, с которыми я должен суметь примириться.
На самом деле в жизни немало неприятных вещей, с которыми нам приходится соглашаться, хотя мы вовсе не горим соответствующим желанием.
Смерть – неприятная формальность, зато принимаются все кандидаты.
Поль Клодель
Например, каждому хочется, чтобы его любовь вечно оставалась такой, какой была в начальный период развития отношений, – со всеми характерными трепетаниями, экстатическими переживаниями, мурашками по коже и т. д., и т. п.
Но любовь меняет своё качество, становится другой, и нам надо внутренне принять это её преображение. В противном случае мы будем постоянно искать эту агонию любви и превратимся в этаких перекати-поле. Причём довольно быстро выхолостимся и уже не сможем влюбляться.
Примириться надо и с тем, например, что наши родители никогда не будут относиться к нам так, как бы нам того хотелось. У нас с ними могут быть замечательные отношения, но у человека всегда есть некая мечта о чём-то таком, чего никогда в этих отношениях не состоится.
Глуп тот, кто недоволен тем, что происходит по законам природы.
Эпиктет
Надо примириться и с тем, что твои дети – существа абсолютно самостоятельные. Однажды они вырастут, и ты будешь им не нужен, по крайней мере в той степени, в какой бы тебе того хотелось. И они будут проводить время с тобой из уважения, из вежливости, из благодарности, но не потому, что для них это жизненно важно.
Повзрослевшие дети станут как-то по-своему строить свою жизнь, и поэтому, рано или поздно, но нам придётся смириться с их самостоятельностью и свободой.
Надо принять свою национальность, происхождение, время, в котором тебе довелось жить, хотя, возможно, в другую эпоху было бы и поспокойнее, и повеселее. Хотя не факт…
Бесполезно спорить и с тем, что всю жизнь нам придётся как-то зарабатывать на эту нашу жизнь и вряд ли когда-нибудь наступит период, когда ты сможешь позволить себе не думать о деньгах.
В общем, существует огромный список вещей, с которыми мы вынуждены согласиться, примириться. И не следует, мне кажется, как-то особо выделять из этого ряда болезни и смерть.
Смерть стоит в ряду потерь, которые мы в большом количестве переживаем по ходу своей жизни: смерть наших надежд, ожиданий, мечтаний, смерть близких людей.
Когда человек умирает, он до последнего момента не понимает этого и даже строит планы «на завтра». В нас заложен инстинкт самосохранения, мы будем бороться за жизнь до последнего, не допуская, что смерть случится вот-вот.
Кобра укусит тебя независимо от того, будешь ли ты называть её коброй или Госпожой Коброй.
Индийская пословица
А если и допустим это на какой-то миг, то всё равно будем этому подсознательно сопротивляться, устремляясь своей мыслью в будущее, в котором, как покажет время, нас уже не будет.
Это в кино герой лежит и говорит: «Я умираю, но, перед тем как уйти, скажу тебе последнее слово: будь человеком». Затем закрывает глаза – конец фильма. Реальная смерть – любая – застанет нас врасплох. Поэтому фактической смерти мы испугаться не успеем.
Если говорить о моих родных, то мой дядя умер, когда я был ещё совсем маленьким, – он трагически погиб, и, разумеется, с ним никто не успел и не думал прощаться, да и сам он, конечно, не предполагал, что так может случиться. Смерть просто пришла и забрала его.
Умереть – значит перестать умирать.
Сэмюэл Батлер
А вот мои бабушки и дедушки умирали от тяжёлых и, как говорят в таких случаях, продолжительных болезней. Казалось бы, с каждым из них я мог успеть попрощаться. Но ни с кем не удалось.
Всякий раз, когда мы расставались, мы расставались до следующей встречи. А в какой-то момент вот такая предпоследняя встреча оказывалась последней, но все мы узнавали об этом постфактум. То есть, даже понимая, что дни сочтены, никто не знал, что это случится, например, завтра или сегодня вечером.
Мой любимый дедушка – Антон Бадмаевич – умирал на протяжении нескольких долгих и тяжёлых лет. Заболевание было ужасным, мучительным, на чём держалась его жизнь, понять было невозможно.
К этому времени мы уже похоронили и деда Ивана, и бабушку Тоню, и бабушку Нину. Я знал, что какая-то предпоследняя встреча с дедом Антоном будет последней.
Смерть, конечно, большое несчастье, но всё же не самое большое, если выбирать между ней и бессмертием.
Том Стоппард
Всякий раз, когда я приезжал его навестить, я думал об этом – возможно, сегодня последний раз. Получилось так, что я прощался с ним множество, возможно, десятки раз, но так и не простился «в последний раз», потому что роковая минута неизвестна до этой самой роковой минуты.
Смерть, если это не самоубийство, всегда застаёт человека врасплох. Мы не успеем и не сможем понять – вот она, пришла.
И мы будем сражаться до последнего, а потом она победит, и бояться уже будет некому. Так что сейчас мы рассуждаем не о фактической смерти, а о том, что мы о ней думаем, как соотносим её со своей жизнью. Это вопрос исключительно мировоззренческий. И его решение, на мой взгляд, лежит именно в этой плоскости.
Смерть как смерть мы переживём в ряду других событий жизни, даже не заметив её исключительности.
Что такое смерть, не знают даже мёртвые.
Рамон Гомес де ла Серна
Существует большое количество хитроумных тезисов, аргументов, подчас очень изящных, которые помогают человеку снизить интенсивность его страха перед смертью. Многие пытаются как-то рационализировать это событие.
Могу, например, привести цитату из античных классиков: я никогда не встречусь со смертью, потому что, пока я жив, её нет, а когда она придёт, меня уже не будет.
Размышлений, тезисов подобного рода очень много. И на мой взгляд, такие логические уловки довольно полезны, они нас на время приободряют.
Но нужно понять другое: на здравую голову бояться смерти нельзя. Почему я прихожу к такому умозаключению? Потому что ошибочно утверждать, что мы боимся неизвестности как таковой. На самом деле мы боимся неизвестности, которую каким-то образом всё-таки можем себе вообразить.
Когда мы приходим на новую работу, мы тоже не в курсе, что нас ждёт. Однако подозреваем, что там нам может встретиться ужасный начальник, плохой коллектив, сложные задания, которые окажутся нам не под силу.
Мы ничего не знаем о будущей работе, но всё равно напридумываем себе страхов и ужасов, наполнив эту неизвестность воображаемыми опасностями из нашего прошлого опыта и общих представлений.
Мы думаем, будто смерть будет впереди, а она и будет, и была. То, что было до нас, – та же смерть.
Сенека
Точно так же мы насыщаем воображаемыми кошмарами и свою смерть. «Как это – меня не будет? А что я буду делать?» То есть мы вообразили себе наше отсутствие и свою деятельность.
«И это навсегда?» – спрашиваем в панике. «Это что – всю дорогу не быть?» – пугаемся мы этой чудовищной мысли. Мы боимся того, что, как мы предполагаем, ждёт нас там, где царит неизвестность.
Но ведь истинная неизвестность – это ничто. Ноль. Чёрный квадрат. Невозможно бояться «ничего». Как нельзя сидеть на отсутствующем стуле, так нельзя и бояться «ничего».
Иными словами, мы додумываем для себя какие-то ужасы, сопряжённые со смертью, и боимся собственных фантазий о том, что случится за гранью небытия. А самой смерти, повторяю, мы бояться не можем.
То, что мы называем страхом смерти, на самом деле таковым не является. Это страх того, что мы себе вообразили под названием «смерть». А испугаться того, что абсолютно неизвестно и является абсолютным нулём, – невозможно.
И если подумать над этой мыслью не торопясь, то станет понятно: смерть – это отсутствие, это – ничего. А ничего, по-моему, легче понять, чем бесконечность, правда?

 

Назад: Глава восьмая Страх жертвы
Дальше: Глава десятая Примириться со смертью