Глава 18

Чай, принесенный профессором Тальботом, был настолько горячим, что за считанные секунды нагрел чашку. Эмиль аккуратно взялся за ручку, боясь обжечься.

— Спасибо, — хрипло поблагодарил он старика.

Ученый кивнул, убрав с глаз нетерпеливым движением белую как снег прядь волос. Ободряюще похлопав по плечу ассистента, он устало опустился на старый видавший лучшие времена диван. В их маленькой комнате с одним окном, которое размещалось под самым потолком, был диван, несколько стульев, столик с закопченной плитой, на которой стоял чайник и старое радио. Грубые ручки настройки, сделанные из меди, делали радио похожим на старый потемневший от времени сундук, который кто-то запер на два квадратных замка. Но, несмотря на почтенный возврат, радио работало исправно.

Макс поднялся, по привычке отряхнув некогда белый, а теперь перемазанный грязью халат и несколько раз прошелся взад-вперед по комнате. Дверь была открыта, он мог уйти отсюда в любой момент, но куда? Его семья жила в пригороде Айвернума, но до них, учитывая всеобщую панику, было невозможно добраться. Лучше уж он останется здесь, по крайней мере, будет в числе первых, кто узнает дурные вести.

— Макс, прошу тебя, не мельтеши, — попросил Тальбот. — Ты меня этим нервируешь.

— Извините, — буркнул молодой человек, прекращая ходьбу и с размаху опускаясь на стул.

Поморщившись, Эмиль занялся настройкой радио, но из динамика доносилось неутешительно шипение. До экстренной ежечасной сводки новостей оставалось двадцать минут. Сделав большой глоток чая, он с облегчением вздохнул: симптомы простуды ненадолго отступили.

С того самого момента, как они отправили необходимые детали в раскрывшуюся в лаборатории воронку, Эмиль время от времени доставал маяк, проверяя местонахождение Маргарет. Только когда его стрелка прекратила вертеться вокруг своей оси словно бешенная, а указала, наконец, конкретное направление, он позволил себе немного успокоится. Теперь Маргарет снова была в привычном мире, а значит, он мог ее отыскать. Однако Тальбот отговорил его отправляться на поиски немедленно. После сверки с картой не осталось сомнений, что Маргарет находится на одном из мелких островков. Из столицы добраться туда можно было только на самолете, а с учетом обстановки он теперь считался самым опасным видом транспорта. Кроме того, было неизвестно, сможет ли самолет сесть на острове.

Согласившись с вескими аргументами профессора, Эмиль решил подождать и нанять судно, чтобы отправится на остров по морю, и не один, а в компании двадцати обученных агентов. Для этого ему нужно было раздобыть разрешение в управлении, но он не сомневался, что сумеет это сделать. В Инсуме было немало людей обязанных ему лично.

Однако его планам не суждено было сбыться. Как только наступило утро, он отправился на поиски нужного человека. Университет был непривычно тих и пуст, не было видно ни студентов, ни преподавателей. Только вахтер недвижимо сидел на своем обычном месте. Его глаза были открыты, но вряд ли он что-то видел. На столе поверх журнала регистраций стояла почти пустая бутылка дешевого спиртного. Эмиль окликнул его, но в ответ услышал только невнятное фырканье.

Очутившись на улице, он решил, что ошибся, перепутав время. Было темно, как бывает только перед рассветом. Перепуганные граждане, сбившись в группки по несколько человек, не сводили глаз с черного неба. То, что они видели, пугало их больше идущей войны.

Время подходило к девяти утра, но ни один луч солнца не мог прорвать черную пелену, нависшую над столицей. Хватило нескольких часов, чтобы на дорогах началось столпотворение. Жители как можно скорее пытались покинуть затемненную местность. В панике, обремененные пожитками, они бежали прочь из города. В глазах беглецов застыл страх, непонимание и обида за нарушенный порядок вещей.

Люди всегда враждовали друг с другом, вечными спутниками человечества были голод и болезни, общества страдало от собственного высокомерия и жажды наживы, но никто не мог лишить их дневного света. По слухам на западе еще оставались «окна», пропускающие солнечные лучи. Кто не мог или не хотел уезжать, пытался спрятаться в метро, но оно было не в состоянии вместить всех желающих.

Эмиль отошел к стене, надеясь отыскать место, где он может укрыться от людей. Свернув за углом табачного магазина в проулок, агент прижался к холодной кирпичной стене. В голове крутилась неприятная мысль, что он видит начало конца. Небо над головой было чернее погребального саванна. Жива ли Маргарет, сможет ли он увидеться с нею, будет ли у них еще когда-нибудь нормальная жизнь? Ему было страшно от осознания того, что еще немного, и он поддастся всеобщему страху и побежит вслед за солнцем.

Идти дальше было бессмысленно, поэтому он вернулся в лабораторию, где собрал маленький совет. Ученые восприняли известие о затемнении намного спокойнее, чем Эмиль. Профессор предложил не расставаться, чтобы не стать жертвой сумасшедших и мародеров, которые наверняка ищут легких жертв в наступившем хаосе. Предложение было не лишено здравого смысла. Лаборатория больше ничем помочь им не могла, поэтому агент без труда уговорил товарищей оставить университет и отправиться в центральное управление, чтобы быть в курсе последних новостей. Кроме того, там находился склад, на котором можно было найти оружие и теплые вещи. Конспирация потеряла всякий смысл, теперь Эмиль мог появиться в его стенах ничуть не беспокоясь о прикрытии.

К тому времени, как они увидели высокие ворота здания принадлежащего спецслужбам, в столицу для контроля над ситуацией ввели войска, но толку от них было мало. Улицы погрузились в темноту, большая часть городских фонарей не работала. Во мраке, охватившем Инсум, слышались частые выстрелы. Общество и раньше жило идеями гуманизма только по форме, а не по содержанию, теперь же маски были окончательно сорваны и люди видели друг в друге лишь врага.

В центральном управлении, к счастью, было хоть какое-то подобие порядка. Руководство решило перестраховаться и добавило к собственной охране солдат из ближайшего гарнизона, расставив их по периметру. Агенты всех рангов, бледные словно призраки, бесцельно бродили по коридорам или сидели в приемной, ожидая указаний сверху. Никто не интересовался спутниками Эмиля, хотя раньше факт присутствия посторонних людей вызвал бы массу вопросов.

Эмиль Леманн ступал по знакомым коридорам, чутко прислушиваясь к чужим разговорам, доносящимся из-за плохо прикрытых дверей. Вердикт был неутешителен: никто не знал, что делать. Руководство пребывало в прострации. Кое-кто из агентов так и не появился — ходили слухи, что они, забрав семьи, уехали в неизвестном направлении. В то же время радио, вещающее на высоких частотах, заявляло, что черные облака постепенно заполняют все свободное пространство над островами. Военные действия прекратились сами собой, разведка сообщала, что города Небруса не избежали участи Инсума и тоже страдают от природной аномалии.

Известие о том, что правительства обоих стран готовятся подписать мирный договор, было встречено с воодушевлением. Даже самые ярые сторонники войны были вынуждены признать, что в данный момент у них появились проблемы более серьезные. Новость о том, что Эмиль привел с собой двух физиков, облетела управление в мгновенье ока. Их тотчас обступили, требуя объяснений, но безрезультатно. Хотя профессор и ассистент знали о причинах появления «черного проклятья», как окрестил облака один из агентов, больше чем кто-либо из коллег, они хранили молчание. Это вызвало недовольство агентов, со всех сторон послышались справедливые упреки в том, что ученые замалчивают важную информацию.

Эмиль увел профессора, пытавшегося оправдаться, в хозяйственную часть здания. Здесь они отыскали незанятую никем комнатушку, достаточно сносную, чтобы провести в ней несколько дней. Взять со склада оружие не получилось — его разобрали за сутки до их прихода, зато сухого пайка и одеял у них было вдоволь. Побросав сумки с личными вещами у стены, они принялись ждать новостей.

В томительном ожидании прошли сутки. Вечером следующего дня друзья первыми узнали страшную новость о взрыве на острове Стеш, где должно было состояться подписание договора. В центр поступило срочное сообщение, переданное с корабля, находившегося на рейде близ острова, чья команда стала очевидцами трагедии. В первые минуты сообщению не поверили, расценив его как провокацию, но телеграф все стрекотал, не умолкая, передавая новые донесения от капитанов других кораблей.

Затем пришло зашифрованное сообщение от агента, который тоже подтвердил факт взрыва. В его донесении было отмечено, что трагедия произошла в начале седьмого, как раз в момент подписания договора. Сила взрыва оказалась такова, что разворотила все вокруг в радиусе ста метров. В живых на острове остались только двадцать шесть человек из числа обслуживающего персонала и рядовых матросов, из них тяжело ранены были восемнадцать. Никто из лиц, приехавших поставить свою подпись под историческим документом, не выжил. От них остались только окровавленные ошметки, плохо подлежащие идентификации.

Эмиль, охрипший от словесных баталий в телеграфной комнате, принес в их коморку известие о гибели министров. Еще совсем недавно они надеялись на лучшее, думая, что ситуация стабилизировались, а теперь должны были смириться с тем, что им уже никогда не найти выход из этого тупика.

— Я думал, что хуже быть уже не может, — сказал Макс. — Я сильно ошибался.

— Мы все ошибались, — упавшим голосом ответил Эмиль.

Обезглавленное правительство не могло долго скрывать информацию от граждан, ведь погиб не только Грем Пакс и его министры, но и главнокомандующий Брен, а также видные деятели движения пацифистов, не говоря уже о прочих приглашенных гостях. Правительственная радиостанция теперь вещала в аварийном режиме, передавая каждый час практически одни и те же новости лишь с небольшими изменениями. Неизвестный диктор благожелательным тоном советовал гражданам не покидать свои дома и подчиняться требованиям властей. Каких именно, он, к сожалению, не уточнял.

В первом сообщении не было ни слова о гибели Конрада, но уже во втором выпуске диктор сухо отметил, что вся страна скорбит о потере «этой значительной политической фигуры». Видимо кто-то решил, что раз дело шло к миру, то лишняя конфронтация с материком все равно ни к чему. То же самое, может быть в иных выражениях, но с тем же смыслом, передавали радиостанции материка.

После этих заявлений, ускоривших падение в бездну, стало очевидно, насколько глубоко прогнили оба государства. И Небрус, и Островное содружество при всех видимых отличиях, как оказалось несущественных, были больны общей болезнью, глубоко засевшей внутри и дремавшей до поры до времени. Эта болезнь поразила сердце той самой серой массы, что исправно работала на благо страны, не имела индивидуальных черт и была одета в стандартную фабричную одежду. Нарыв вскрылся и толпа, сдернув белоснежную марлевую маску законопослушных граждан, показала свое настоящее лицо.

Осознав, что государственные институты трещат по швам, система наказаний и поощрений не способна функционировать как прежде, граждане в мгновение ока распрощались с законом и чувством долга.

Сначала остановился наземный городской транспорт, метро, затем прекратил работу центральный водопровод. Магазины подверглись разграблению, оттуда буквально за пару часов вынесли все мало-мальски ценное. Те, кто сохранил остатки гражданского сознания, попытались воспрепятствовать грабежам, но сила была не на их стороне.

Напряжение росло с каждой дурной новостью. Могло показаться, что события развиваются слишком стремительно, но после затяжной неудачной войны, после пугающего природного явления, стоявшего жизни сотням летчиков и возможно навсегда лишившего их солнечного света, после смерти руководства на чьи плечи можно было бы переложить ответственность за происходящее, хватило ничтожной искры, чтобы началась губительная реакция.

Армия, чей моральный дух был низок, как никогда ранее, зашаталась, словно колченогий табурет. Случаи массового дезертирства приобрели стихийный характер. Когда речь идет о статистических данных, всякий солдат является лишь единицей на листе бумаги, но в жизни единица обретает плоть и кровь, а вместе с ней родных и друзей. Эта плоть и кровь приказывает им забыть о присяге и вернуться домой, чтобы защитить свою семью. Быть может, уничтожение членов правительства в обычное время обернулось бы для Островного содружества лишь затяжным пятидневным трауром, но в кромешной, непрекращающейся тьме, для многих это стало знаком конца света.

Инсум, погруженный в полумрак, больше не был процветающей культурной, экономической и политической столицей. Профессор Тальбот нервно вздрагивал, слыша эхо взрывов на улицах. Они понятия не имели, что происходит, кто с кем сражается. Макс все больше замыкался в себе, угрюмо молчал, и отказывался снять лабораторный халат, словно тот служил ему талисманом.

Эмиль по привычке прислушивался ко всему, что происходило вокруг, но до них не доносилось ничего утешительного. Никто не кричал: «Небо прояснилось!» или «Нас дезинформировали! Грем Пакс жив!». Еще год назад казалось, что их уклад нерушим, государственные устои пошатнуть невозможно, но хватило всего одного месяца, чтобы размыть практически до основания песочный замок, гордо именуемый Островное содружество. Рядом были размыты замки поменьше, носящие названия Демократические выборы, Рыночная экономика, Права и свободы. От них остались бесформенные холмики мокрого песка и только.

В ожидании выпуска новостей Эмиль решил заняться полезным делом и почистить револьвер. Теперь у него имелись к нему две полные коробки патронов, которые он получил от Вигго Стрена — своего коллеги. Они редко виделись, не были друзьями, поэтому Эмиль удивился, увидев подле себя Стрена. Тот просто оставил на столе патроны и молча удалился. В это тяжелое время полезность боеприпасов многократно возросла и неразумно было отказываться от столь своевременного подарка. Но, несмотря на ценность каждого патрона, Эмиль не раздумывая, выпустил бы их все до одного в голову Механика, окажись тот вдруг рядом. Его ненависть к этому человеку была настолько велика, что, лишившись оружия, он задушил бы его голыми руками. Механик и только он был причиной катастрофы. Если остальные винили в обрушившихся на их голову бедах правительство, судьбу, самих себя, то они втроем знали имя настоящего виновника. Хотя ведь и не имя вовсе, а просто прозвище, ширму, за которой скрывался сам Дьявол…

В миг отчаяния Эмиль допускал мысль, что ему повстречался настоящий Сатана, решивший устроить на земле ад. Во всех действиях Механика агенту виделся злой умысел. Закрыв глаза, Эмиль мог легко представить, как тот подсыпает яд в напиток Мартина или даже толкает под проходящий поезд. Раз у Механика нет лица, это может значить только одно — у него бесчисленное множество лиц на любой вкус. Он в состоянии обернуться женщиной, стариком или ребенком, протянуть руки и украсть у тебя самое дорогое — любимую женщину, душевный покой, возможность видеть солнечный свет. И Маргарет, его красивая, умная жена сейчас рядом с этим мерзавцем…

Методично засовывая патрон за патроном в барабан револьвера, Эмиль краем глаза наблюдал, как Макс остановился возле него и протянул руку к кружке.

— Можно, я возьму?

— Здесь все общее.

Барабан со щелчком вошел в паз. Эмиль взял тряпочку, чтобы протереть ствол, но не успел он к нему прикоснуться, как в коридоре послышались раздраженные крики и звон разбитого стекла. Это не была простая размолвка. Тальбот обеспокоено взглянул на Эмиля и поднялся с места. Агент молча последовал за ним, не выпуская из рук револьвер.

В коридоре было душно, задымлено, неприятно пахло жжеными тряпками. Под ногами хрустели остатки стекла, выбитая дверь криво повисла на одной петле. Из проемов выглядывали удивленные лица агентов.

Трое взвинченных до предела мужчин, измотанных неопределенностью и хроническим недосыпанием, перестали сдерживать себя, перейдя к прямым угрозам. Словесные обвинения едва не обернулись поножовщиной, как вдруг раздался выстрел. Он прозвучал настолько неожиданно, что троица мгновенно умолкла и растерянно смотрела друг на друга, опустив оружие.

— У меня дурное предчувствие, — сообщил Макс будничным тоном.

Его голос помог им очнуться. Позабыв разногласия, бывшие враги ринулись в комнату напротив. Открывшиеся зрелище, заставило их побледнеть.

Вся противоположная стена была залита свежей кровью. На полу, прислонившись к стене спиной, сидел пожилой мужчина, раскинув руки. Рядом с ним валялся револьвер — брат-близнец того, что недавно заряжал Эмиль. В самоубийце опознали Тима Андервота, агента первой категории. Ему был шестьдесят один год, тридцать пять из которых он посвятил работе в отделе «Д». Возможно, он собирался отдать ей тридцать шесть, а то и сорок семь лет, но жизнь внесла в его планы свои коррективы. Андервот посчитал, что будет правильно подвести итог уже сейчас.

— Где же справедливость? — приглушенно спросил кто-то.

Эмилю показалось, что вопрос задал сам умерший. Ведь не зря же его широко раскрытые глаза смотрели с такой обидой?