Мы вышли из зеленого фарфорового дворца, когда солнце уже частью скрылось за горизонтом. Я хотел вернуться к Белому Сфинксу утром на следующий день, поэтому решил до наступления темноты пробраться через лес, задержавший меня в предыдущий раз. Мой план был таков: пройти как можно дальше, а затем разжечь костер и улечься спать.

По дороге я собирал сучья и сухую траву, попадавшиеся мне на глаза, и вскоре в руках у меня была целая охапка. Конечно, с таким грузом я продвигался медленнее, чем хотелось бы; к тому же Уина очень утомилась. Да и я порядком был измучен, и меня сильно клонило в сон.

Когда мы дошли до леса, уже стемнело. Уина остановилась на опушке, поросшей кустарником, и, боясь непроглядной тьмы, не хотела идти дальше. Что касается моего настроения, то странное предчувствие ожидающей нас опасности скорее толкало меня вперед, чем останавливало.

Я не спал ночь и два дня и находился в состоянии сильного возбуждения. Я знал, что ко мне подкрадывается сон, а вместе с ним и морлоки.

Пока мы стояли в нерешительности, я увидел позади нас, на черном фоне кустов, три темные скорчившиеся фигуры. Кругом были кустарники и высокая трава, и поэтому я не чувствовал себя застрахованным от их предательского приближения.

Лес, по моим расчетам, был не меньше мили в ширину. Если бы можно было пройти через заросли к открытому склону холма, то мы нашли бы вполне безопасное место для отдыха, а дорогу через лес я рассчитывал освещать при помощи спичек и камфары. Но чтобы зажигать спички, мне нужно было освободить руки, и поэтому я волей-неволей вынужден был бросить сучья, набранные для костра.

Вдруг у меня явилась мысль: а пожалуй, неплохо было бы поразить наших приятелей, устроив иллюминацию позади нас. Впоследствии я убедился, насколько необдуманным был мой поступок, но тогда он казался мне очень остроумной выдумкой для прикрытия нашего отступления.

Приходило ли вам когда-нибудь в голову, какое редкостное явление представляет пламя в природе, если климат местности жаркий? Солнечная теплота редко достигает такой силы, чтобы зажечь что-нибудь, даже если солнечные лучи сосредоточиваются в капле росы, как в фокусе зажигательного стекла, как это иногда случается в тропических странах. Молния ударяет и обугливает, но довольно редко бывает причиной большого пожара. Гниющие растения начинают иногда тлеть под влиянием теплоты, сопровождающей химический процесс гниения, но и в этом случае редко возникает пламя.

В период полнейшего упадка искусство добывания огня напрочь было забыто. Поэтому красные языки пламени, которые мгновенно взвились, принявшись лизать собранную мной кучу хвороста, были для Уины совершенно новым и странным явлением.

Она хотела подбежать к огню и поиграть с ним. Я думаю даже, что она бросилась бы в костер, если бы я не удержал ее. Но я взял Уину на руки и, несмотря на ее сопротивление, смело углубился в лес. В течение некоторого времени разгоревшийся костер освещал нам путь.

Оглянувшись назад, я увидел сквозь густые заросли, что пламя перешло на ближайшие кустарники и извилистая огненная линия поползла по холму, покрытому травой. Я подумал о морлоках, засмеялся и снова повернулся к темной чаще, стоявшей перед нами.

Кругом все было объято мраком. Уина, дрожа от страха, прижималась ко мне, но мои глаза уже привыкли к темноте, и я видел настолько, чтобы не спотыкаться. Сквозь густую тьму только местами просвечивали клочки голубого неба. Я не зажигал спичек, потому что на одной руке держал Уину, а в другой нес железный лом.

В течение некоторого времени я не слышал ничего, кроме хруста веток под ногами, слабого шелеста ветерка над головой, собственного дыхания и биения сердца; потом вдруг сзади послышался топот ног. Однако я упрямо продолжал идти вперед.

Топот становился отчетливее, и скоро я уже различал те самые звуки и голоса, которые слышал в Подземном Мире. Очевидно, за нами гнались морлоки. Не успел я об этом подумать, как тотчас почувствовал: кто-то схватил меня за одежду, потом за руку. Уина, дрожа всем телом, молчала.

Надо было зажечь спичку. Чтобы сделать это, я должен был спустить Уину на землю. Так я и сделал. Но пока я рылся в кармане, у моих ног, в темноте, между безмолвной Уиной и странно бормочущими морлоками завязалась борьба. Мягкие щупальца скользили по моей одежде, касались спины и шеи.

Наконец я чиркнул спичкой; она, шипя, загорелась, и при ее свете я увидел между деревьями белые спины убегающих морлоков. Поспешно вытащив из кармана кусок камфары, я приготовился зажечь его, как только спичка начнет гаснуть.

 

 

Тут я взглянул на Уину. Обхватив мои ноги, она лежала без движений, лицом к земле. Мне стало страшно. Я склонился над ней. Казалось, она не дышала. Я зажег кусочек камфары и бросил его на землю: он раскололся и загорелся ярким пламенем, отогнав от нас морлоков и ночные тени.

Я встал на колени возле Уины, поднял ее. Весь лес позади меня, казалось, был полон шороха и звуков огромной толпы!

Уина, по-видимому, была в обмороке. Осторожно взвалив ее на плечо, чтобы идти дальше, я вдруг с ужасом понял: из-за возни со спичками и Уиной я потерял направление и теперь не имел ни малейшего понятия о том, в какую сторону нужно идти. Судя по всему, зеленый фарфоровый дворец остался где-то позади.

На лбу у меня выступил холодный пот. Я понимал, что надо поскорее действовать. И я решил остаться на этом месте и развести костер. Положив неподвижную Уину на траву, я начал торопливо собирать ветки и листья. Я понимал, что нужно успеть разжечь огонь, пока не догорела камфара. Вокруг меня в разных местах, словно карбункулы, светились глаза морлоков.

Камфара вспыхнула и погасла. Я зажег спичку и увидел: две белые фигуры, которые подкрадывались к Уине, шарахнулись прочь. Один из морлоков был так ослеплен светом, что наткнулся на меня, и я почувствовал, как под ударом моего кулака хрустнули его кости. Он издал ужасный крик, зашатался и упал на землю.

Я зажег другой кусок камфары и снова стал собирать хворост для костра. Тут я заметил, что надо мной, на деревьях, было много сухой листвы (со времени моего прибытия сюда, то есть в течение недели, ни разу не было дождя).

Тогда я перестал выискивать между деревьями сухие сучья, а просто принялся подскакивать и ломать ветви. Вскоре мой костер из свежих и сухих сучьев удушливо задымил, и я мог приберечь камфару.

Вернувшись к Уине, лежавшей рядом с моим железным ломом, я попытался привести ее в чувство. Но она лежала как мертвая. Я даже не мог разобрать, дышит она или нет.

От едкого дыма у меня как-то сразу отяжелела голова. Кроме того, в воздухе носился приторный запах камфары. Мой костер мог гореть еще час или около того. Я вдруг почувствовал себя страшно уставшим и сел на землю. Весь лес тоже, казалось, был полон сонливого шепота, причины которого я не мог понять.

На секунду я забылся, но уже в следующее мгновение, как мне казалось, опять открыл глаза. Кругом была тьма, и я чувствовал на себе руки морлоков. Вырвавшись из их цепких пальцев, я торопливо полез в карман за спичками… Но они исчезли!

Морлоки снова окружили меня. В тот же миг я понял, что случилось: я заснул, костер мой погас… Меня охватил смертельный ужас. Весь лес как будто наполнился запахом гари… Меня держали за шею, дергали за волосы и старались повалить. Было невероятно страшно среди непроницаемой тьмы чувствовать прикосновения этих мягкотелых созданий. У меня было такое ощущение, что меня опутывает какая-то чудовищная паутина.

 

 

И вот, наконец, они одолели меня – и я упал. Тотчас же мне в шею впились маленькие острые зубы. Пытаясь стряхнуть морлоков, я перевернулся и нащупал рукой железный лом.

Это тотчас же придало мне силы.

 

 

Я вскочил, сбросил с себя всю эту кучу человеческих крыс и, размахнувшись, со всей силы начал бить железным ломом везде, где, как мне казалось, должны были находиться морлоки. Я слышал, как от удара лома хрустели их кости. Через минуту я уже освободился от них…

Мною овладело то странное возбуждение, какое, говорят, бывает во время битвы. Я знал, что мы оба, я и Уина, погибнем, но решил заставить морлоков дорого заплатить за наше мясо. Я стоял, прислонившись спиной к дереву, и размахивал ломом. Весь лес был наполнен шумом и криками морлоков.

Прошла минута. Возгласы их как будто стали еще громче, а движения быстрее. Но ни один из морлоков не приближался ко мне. Я стоял, всматриваясь в темноту. И вдруг в мою душу закралась надежда. Может, морлоки испугались?

Но тут я заметил что-то странное. Мрак, окружавший меня, постепенно редел. Я стал смутно различать фигуры морлоков: трое убитых лежали у моих ног, а остальные, как я с величайшим изумлением увидел, непрерывным потоком бежали мимо меня все дальше в лес. Спины их уже не казались белыми, а отсвечивали красноватым.

Я стоял и недоуменно смотрел им вслед, пока вдруг не заметил красную искорку, которая промелькнула между ветвями и тотчас исчезла. Внезапно я все понял: и запах горящей древесины, и неясный однообразный шорох, переходивший теперь в грозный рев, и красное зарево, и бегство морлоков… объяснялись вспыхнувшим пожаром.

Отойдя от дерева и обернувшись, я увидел между стволами деревьев бушующее пламя. Это был разведенный мною костер: теперь он догонял меня. Я оглянулся, ища глазами Уину, но она исчезла!

Свист, треск горевшего леса, оглушительные удары, похожие на взрывы, когда новое дерево в одно мгновение превращалось в факел… Честно говоря, мне было не до того, чтобы раздумывать. Сжав в руке железный лом, я побежал вслед за морлоками. Но пламя гналось за мной по пятам. В одном месте, с правой стороны, оно опередило меня, отрезав путь, и пришлось повернуть налево.

Наконец я выбежал на небольшую поляну и увидел одного морлока. Ослепленный, он наткнулся на меня, потом помчался мимо, прямо на огонь!

Тут мне пришлось стать свидетелем самого потрясающего зрелища из всех, какие я только наблюдал во время своего пребывания в будущем. Все пространство было освещено грандиозным заревом, и ночь словно превратилась в день. В середине находился то ли холмик, то ли курган, а на нем – опаленный солнцем куст боярышника. Позади – другая часть горевшего леса: желтые языки пламени уже вырывались и оттуда. Вся видимая территория, казалось, была окружена огненной оградой.

На склоне холма столпились ослепленные светом морлоки; их было около тридцати или сорока. Изнемогая от жара, они метались во все стороны, с перепугу натыкались друг на друга. Сначала я не сообразил, что они слепы, и, обуреваемый безумной яростью, продолжал колотить их железным ломом, как только они приближались. Я убил одного и искалечил многих.

Но тут в свете зарева я заметил, как один из морлоков ощупью пробирался между кустами, а затем, прислушавшись к их жалобным стонам, убедился, что они совершенно растерялись при свете. Поэтому больше я уже не трогал их.

Время от времени какой-нибудь морлок налетал на меня, и тогда все его существо выражало такой безграничный ужас, что я сам невольно давал ему дорогу. Вдруг пламя начало как будто ослабевать и меня опять охватил страх, что эти отвратительные существа скоро будут в состоянии видеть меня. Я даже хотел опять начать избиение и расправиться хотя бы с частью морлоков, прежде чем погаснет пожар. Но огонь снова ярко запылал, и я удержался.

Я бродил по холму среди морлоков, отыскивая какие-нибудь следы Уины. Но ее нигде не было. Наконец я присел на вершине холма и стал наблюдать за этим необыкновенным сборищем слепых существ, бродивших вокруг и перекликавшихся друг с другом с помощью каких-то странных звуков, когда на них падал свет от пожара. Огромные клубы дыма ползли по небу и лишь местами сквозь прорывы этой красноватой завесы сияли маленькие звезды, такие далекие, как будто они были в другой Вселенной. Два или три морлока сослепу налетели на меня, и я, содрогаясь от ужаса, прогнал их ударами кулаков.

Большая часть этой ночи представлялась мне каким-то страшным сном. Я грыз костяшки пальцев и кричал в страстном желании проснуться. Я бил кулаками по земле, вставал и снова садился, бродил взад и вперед и опять усаживался. Я протирал глаза, молил Бога, чтобы он дал мне проснуться… Три раза я видел, как морлоки, опустив головы, в агонии бросались в огонь.

Наконец вверху, над бледнеющим заревом пожара и ползущими массами черного дыма, над почерневшими стволами деревьев и оставшейся кучкой этих отвратительных созданий показались первые рассветные лучи. Начинался новый день.

Я снова принялся искать Уину, но не нашел ее следов. Ясно, что они оставили ее бедное маленькое тело в лесу. Не могу выразить, какое облегчение я почувствовал, подумав, что она избежала той страшной участи, для которой была предназначена. При одной только мысли об этом я готов был снова приняться за избиение мерзких беспомощных созданий, находившихся вокруг меня, но удержался от этого.

Холмик, о котором я говорил, представлял собой нечто вроде островка посреди леса. Теперь, расположившись на его вершине, я мог различить сквозь дым дворец из зеленого фарфора, от которого, конечно, можно было найти дорогу и к Белому Сфинксу.

Светало. Уцелевшие морлоки все еще бродили тут и там, и чем светлее становилось, тем громче они стонали. Наконец-то я мог покинуть этих проклятых тварей. Обмотав ноги травой, я поплелся по дымящемуся пеплу, мимо стволов, внутри которых еще трепетало пламя. Я шел прямо к тому месту, где была спрятана моя Машина времени.

Продвигался я очень медленно, так как совершенно обессилел и к тому же хромал. Ужасная смерть маленькой Уины не выходила у меня из головы.

В тот момент ее гибель для меня стала невыносимым горем. Теперь, находясь в знакомой обстановке, я скорее воспринимаю это как тяжелый сон, а не действительную утрату, но тогда… тогда я был совершенно подавлен.

В то утро я опять почувствовал себя страшно одиноким. Я вспомнил о своем доме, об этом уютном уголке, о некоторых из вас, и вместе с этими мыслями в моей душе начала расти страстная, мучительная тоска.

В это ясное солнечное утро, во время своего странствования по дымящемуся пеплу, я сделал открытие. В кармане брюк я нашел спички. Должно быть, они выпали из коробки, прежде чем ее у меня вытащили.