Линии, фреймирующие разум

Что же такого в этих высказываниях или линиях, что захватывает наше воображение и что способно изменить наше сознание, изменить наш способ мышления? Каковы те механизмы, посредством которых работают эти линии или высказывания о вещах?

Эти линии работают посредством фрейминга. Фрейминг означает точку зрения, которую мы занимаем, рассматривая вещи, ракурс, под которым мы смотрим наши внутренние фильмы. Например, мы, как правило, фреймируем замешательство и депрессию как нечто «плохое», как «проблемы», как «опыт, которого следует избегать». Однако в приведенных выше высказываниях Бэндлер фреймирует их как «хорошие», как «возможности» и как желательный опыт.

Замешательство – это действительно врата к новому пониманию. Депрессия – это творческий талант, обладающий своей структурой. Обычно мы фреймируем «состояние определенности» как хорошее и желательное. Бэндлер фреймирует его как проблему. Определенность означает, что мы перестали мыслить.

Структура любых принадлежащих нам линий, высказываний или утверждений представляет собой характеристику, качество или категорию. И как мы фреймируем их, таковыми они для нас и являются. Фрейминг определяет их смысл. Когда мы фреймируем их иначе, мы рефреймируем сам смысл этих характеристик, качеств или категорий.

Желание дочери исследовать свою сексуальность означает «бунт» и «превращение в шлюху». Но затем ее поведение фреймируется как желание стать самостоятельной личностью, разобраться в собственных желаниях, не позволять себе быть использованной. А действия отца изначально были фреймированы как забота и попытка помешать дочери стать шлюхой. Но затем его обращение с ней фреймируется как поведение сутенера, как насилие над женщиной.

Это показывает нам, что смысл является функцией фрейминга. Вне фреймов и фрейминга наши действия и поведение не означают ничего. Они требуют того, чтобы сознание фреймировало сенсорные реакции и наделило их тем или иным смыслом. Мы делаем это двумя способами. Во-первых, мы можем использовать наше сознание для связи одного явления с другим. Это порождает ассоциативные смыслы, смыслы «стимул-реакция». «Данный X связан или ассоциируется с таким-то У». У собаки происходит слюноотделение при виде мяса, и тогда мы звоним в колокольчик и связываем присутствие мяса со звоном колокольчика до тех пор, пока звон не ассоциируется с мясом. Классическое обусловливание.

Мы можем схематически представить это в виде формулы:

Данный X (стимул) ведет к → данному Y (реакции).

Грубый тон отцовского голоса, когда тот расстроен или рассержен, ведет к наказанию и влечет за собой неприятные чувства. Итак, грубый тон ведет к боли.

Во-вторых, когда мы многократно ассоциируем вещи между собой, в конце концов сам референтный опыт становится нашим фреймом референции, определяющим то, как нам следует думать о других вещах, которые мы можем отнести к той же категории. Это порождает смыслы второго рода, фреймированные, или концептуальные, смыслы. Абстрагируясь от опыта и категоризируя его, мы создаем классификации. «Отец», как «властная фигура», теперь замещает все остальные «властные фигуры». Это дает нам новую и более высокоуровневую структуру смысла.

Властные фигуры ужасны (они несут в себе опасность и боль, могут наказывать и причинять вред).

Так распространяется влияние опыта. Теперь мы начинаем использовать его для моделирования и фрейминга того, как нам следует мысле-чувствовать по поводу других вещей. Когда это происходит, формат «стимул-реакция» развивается из структуры простой причинности в структуру уравнения. Теперь X является или равняется Y: грубый тон = боль; властные фигуры = опасность.

Линии, кодирующие структуру «смысла»

Что означает «смысл»? Буквально все, что мы «держим в своем сознании». Все, что мы «держим в своем сознании», составляет то, что имеет для нас значение. А что мы держим в сознании, как не ассоциации и фреймы? Именно так и есть. И откуда мы берем эти ассоциации и фреймы? Из переживаний референтного опыта. Мы переживаем нечто в опыте и привносим это в свое сознание посредством репрезентаций. Затем мы видим это снова, слышим и чувствуем это снова. Мы ре-презентируем это самим себе.

На этой стадии референции становятся репрезентированными референциями. Они проигрываются на экране нашего сознания, и, просматривая наши фильмы снова и снова, мы переживаем опыт этих референций. Внутренние фильмы нашего сознания посылают сигналы нашей нервной системе и телу так, будто бы мы снова являлись действующими лицами или актерами этого фильма, и таким образом лингвистика становится неврологией. И тогда мы повторно переживаем наш опыт. Затем, в результате привыкания, наш фильм становится для нас обыденностью. Мы начинаем структурировать или фреймировать мир в категориях X, ведущего к Y. Стимул-реакция.

Но на этом процесс не заканчивается. По мере развития нашего сознания мы начинаем абстрагироваться от опыта и создавать категории и классификации. Мы обобщаем частности, и они начинают замещать для нас более широкие классы явлений. Эти более широкие классы представляют собой более абстрактные термины: обучение, замешательство, депрессия, «я», неудача. Каждый раз, когда мы делаем обобщения на основе конкретного фильма о репрезентируемом нами референтном опыте, мы создаем фрейм референции. И теперь мы видим мир в категориях этого фрейма референции.

Весь этот процесс запечатлен в формуле, которую мы используем в Метамодели НЛП, в виде трех лингвистических паттернов.

Причинно-следственные высказывания:

X ведет к Y.

Комплексно-эквивалентные высказывания:

X равняется Y.

Идентификационные высказывания:

X является Y.

В совокупности эти высказывания порождают то, что мы можем назвать не иначе, как нейро-лингвистической и нейро-семантической «магией». Это «магия», поскольку вербализация (или репрезентирование) делает их глубоко внутренними. Вербализация того, что X ведет к У, равняется ему или является им, не делает это утверждение фактом физического мира сил и воздействий, однако оно делает его фактом нашего внутреннего мира информации, коммуникации и структуры.

Замешательство означает, – или влечет за собой, или вызывает, – невежество, несостоятельность или отсутствие успеха. Замешательство является, влечет за собой и означает готовность к новому творчеству.

В этом суть смысла, магии, реальности человеческого бытия, создания наших ментальных карт и трансформации наших моделей в реальность. Карта, которую мы конструируем, – не территория. Это карта территории – символическая репрезентация территории. Территория – это одно, а карта – нечто иное. Бейтсон говорил: «Она [территория] никогда не попадает внутрь нас». То, что в нас входит, – это наши репрезентации территории. И они входят в нас на различных уровнях.

Во-первых, мы впускаем их в виде непосредственных сенсорных репрезентаций, как часть наших ментальных фильмов. Я слышу грубый тон и репрезентирую кинестетическую боль шлепка по попе. Я проигрываю фильм, в котором мой отец расстроен тем, что мне больно. Я проигрываю этот фильм снова и снова и продолжаю повторно переживать его, что может продолжаться еще очень долго после того, как исходное событие уже давно прошло и забыто. Я кодирую в мой фильм определенные кинематографические эффекты – размеры, яркость, цвет, звук, запахи, слова.

Затем у меня появляются другие мысли и чувства по поводу этого фильма о грубом тоне/нашлепанной попе. Я могу прийти к самым различным умозаключениям по поводу этого события. И, обладая сознанием ребенка, мы обычно вычисляем вещи таким образом, что составляемые нами карты отнюдь не являются картами, помогающими нам достичь успеха в жизни.

• Вот какова эта жизнь.

• Отец ненавидит меня.

• Я плохой.

• Властные фигуры – страшные.

• Жизнь не стоит того, чтобы жить.

• Я заслуживаю того, чтобы меня наказывали.

Что бы мы ни заключили, какие бы обобщающие классификации ни создали, мы верим в них, полагаем, что они реальны, и позволяем им стать нашими не вызывающими сомнения фреймами референции. Делая этот метаход к высшим уровням сознания, мы становимся директорами и продюсерами наших фильмов. Мы не только проигрываем старые фильмы в своих головах, но проигрываем и используем их для интерпретации и придания смысла другим событиям. Они становятся частью нашей референтной структуры мышления и придания вещам смысла. Так уж устроено наше сознание.