*

– Еще! – уже в который раз потребовал я, с грохотом ставя пустую дурно пахнувшую кружку на замызганный, потемневший от пролитого маслоголя стол.

Официант не торопился, и я с ненавистью вперил взгляд в кружку, словно требовал не наполнить ее, а испепелить. Глаза приблизили изображение, показав крохотные, не толще волоса, щербины на гладкой поверхности стекла. Когда кружку вновь наполнили мутной маслянистой «Техникой-8», я расслабился и откинулся в мягком кресле.

Напротив меня за столом кто-то похрустывал мясными стружками. Сквозь хруст неразборчиво донеслось:

– Вот нам сейчас недоступна единая открытая нейросеть. А как думаешь, если бы мы выиграли во второй планетарной войне, мы бы уже пользовались ею?

Когда до Земли добралась весть об открытии бесценных марсианских металлов – источника бесконечной энергии, мы отложили междоусобицы и справедливо потребовали своей доли ископаемых. Переговорным ракетам марсиане ответили энергетическим импульсом, тряхнувшим наши спутники. Когда же в праведном гневе мы направили в космос весь разрушительный ядерный потенциал Империи, новый импульс, теперь несравнимо более мощный, обезвредил всю нашу гордость и смешал нас с грязью, из которой мы к настоящему времени были выведены твердой рукой эволюции.

Я перевел взгляд на говорившего, пытаясь понять, кто же это. Один мой глаз прищурился. Восприятие сработало успешно, и внутренний голос сообщил:

«Геннадий68917071».

– Гена! – вспомнил я друга и повеселел. Старый добрый Гена! Сколько раз вот так, переливая сброженные маслоголем пустопорожние мысли, сидели мы в уютном «Гараже».

«Гараж 2102» – так назывался наш с Геной любимый кабак. Была здесь своя особая уютная атмосфера: мягкий приглушенный свет, толстые закопченные стекла, потемневшие от времени столики искусственного дерева, какие сейчас мало где можно сыскать. Постояльцы не менялись, а приветливый кабатчик уже давно стал нам другом, от которого у нас уже не осталось тайн. Когда-то мы собирались обойти все девять тысяч «гаражей», чтобы выбрать победителя, удовлетворяющего нашим невзыскательным гастрономическим вкусам, но он определился уже на третьей тысяче, и эта единственная цель была вычеркнута из моей жизни.

Однако я был не настолько пьян, чтобы согласиться с наивным воззрением друга.

– Определенно нет.

Гена в изумлении перестал хрустеть и уже более разборчиво произнес:

– Но ведь мы и сейчас через базы данных можем видеть чужими глазами и слышать чужими ушами. Так не лучше ли каждому стать мобильной базой данных, имеющей доступ к событиям, касающимся всех людей?

– Люди слишком большие эгоисты, чтобы обрекать себя на симбиоз. Наш образ жизни – паразитизм. Где-нибудь в прогрессивной Андромеде, вдали от родной колыбели единство умов мне еще представляется возможным, но не у нас. Никогда. Сейчас, в узловой нейросети, ты в любой момент можешь оборвать поток исходящей информации, а в открытой нейросети такой возможности нет. Вот ты бы хотел, чтобы я знал все твои мысли, даже самые сокровенные, которые ты всю жизнь прятал и прячешь от самого себя?

– Но ведь я смогу их удалить? – он нахмурился.

– Не сможешь. Твой мозг – общий мозг, твои мысли – общие мысли, и наоборот.

– Нет, я так не хочу, – поспешил возразить Гена.

Маленькое окно над нашими головами загудело, закопченное стекло затряслось. Это радиоактивная пепельная буря доедала остатки некогда великой цивилизации – обычное явление, как дождь или снег в эпоху существования времен года. Мы не удостоили ее поднятием голов.

– Еще! – вновь потребовал я.

Официанты в серой влагозащитной униформе заменяли ненавистные мне пустые кружки полными и подсыпали соленые и хрустящие стружки биологических свиней. Честно говоря, никогда не видел свиней, какими их замыслила природа, радиация изувечила все живое, хотя сам биоэнергетический марсианский импульс иных свиней вознес до уровня землян…

Гена отдал уважение вкусу биологической свиньи, затем бросил стружку в щель в полу.

– Хватит их кормить, – проворчал я.

Свинина была оценена благодарным писком.

– А ведь они должны быть благодарны марсианам.

Понять его неразборчивое бормотание сейчас мог только такой полупьяный собеседник, как я. Он надолго замолчал, усердно нахмурился.

– Мы говорили о свиньях, крысах и ненавистных homo martis, – напомнил я.

– Марсиане… – глаза Гены мечтательно расширились. – Я бы хотел увидеть марсиан. Увидеть Марс.

Я важно кивнул.

– Как прежде люди стремились в другие страны за лучшей жизнью, так теперь ищут счастья на других планетах. Только улететь нам с тобой не дано – эксманов не хватит!

– А ты собери! – Гена ударил кулаком по столу.

– А вот и соберу! – я стукнул в ответ и едва попал по столу. – Спорим?! И улечу!

– Спорим! А на что?

– На двести тысяч эксманов! – заносчиво предложил я. Насколько помню, именно такую сумму жители Марса требовали для посещения своей планеты.

Наши руки не без труда встретились. Некоторые отправляются в путешествия по зову героического сердца, иные от безысходности, а я – потому что поспорил с другом.

Буря не утихала, кружки пустели, а время продолжало идти. Хотя в последнем я не был уверен. Перед внутренним взором только вертелась надпись: «8102/76/70,8 %», но ее расшифровка превосходила нынешние возможности моего затуманенного сознания.

Гена что-то сказал, я ответил: «Да». Кружка наполнилась и быстро опустела. Сквозь туман сознания проступило оповещение:

«Версия 2.0 утрачена».

Я проигнорировал эту информацию.

Гена сказал что-то еще, я промычал. Кружка наполнилась снова. Гена продолжал говорить, но я этой способности разучился. Он был прогрессивней меня на три десятых версии и еще сохранял способности мыслить, тогда как я растратил эксманы и откатился до v.1.0, или минимально возможного уровня функционирования.

Дурманящая пелена заволокла глаза. Меня куда-то волокли, в место, где темно. Позади что-то хлопнуло. Мозг посылал сигналы тревоги, но я не мог их понять и теперь подчинялся только первобытным инстинктам. Страх, боль, удовлетворение. Цикл повторился трижды. Затем всплыла информация:

«Версия системы обновлена до 1.1».

Это уже что-то. Надо стать сильнее, надо бить, чтобы стать сильнее.

Я с кем-то дрался, хотя и не помнил, для чего, настолько низко опустился показатель моей памяти.

Когда моя версия обновилась до 1.3, я разжал почему-то собранные в кулак пальцы и попытался восстановить утерянные данные. Дурман маслоголя отступал.

Я пил «Технику-8», а Гена «Технику Классическую». Платили мы эксманами – единственной существующей валютой, представляющей наш собственный накопленный опыт. Когда мои эксманы закончились, меня выдворили в подвал убивать технокрыс, набираться опыта и рассудка. Я огляделся.

Сквозь щели ветхих деревянных половиц проглядывали лучи слабого электрического света, они выхватывали из темноты обезображенные смертью крысиные морды. Большие, с кошку размером, технокрысы лежали в лужах крови и непроизвольно дергали замкнувшими лапками. Я попытался просканировать одну из них.

«Технокрыса: мертва».

Словно проникнувшись эмпатией к мертвой технокрысе, я почувствовал боль в ногах. Тусклый свет не позволял изучить себя зрением внешним, а внутреннее также пребывало во тьме невежества и ответило только на подсознательный посыл.

«Уровень энергии недостаточен для восстановления системы».

Ну и ладно. Прорезиненные пластиковые штаны в неосознанном сражении помогли знатно, а неприятно саднящие, но все-таки незначительные раны ходить не мешали. Надо выбираться.

Я попытался активировать инфравидение, но не смог и далеко не сразу вспомнил, что это умение становится доступным только после второй версии. Стало немного стыдно за самого себя. Потом сделалось грустно, когда осознал, что в паре метров над головой лежит мой энергетический пистолет за 50 эксманов, в то время как я вынужден запинывать крыс ногами и забивать кулаками. Но затем вспомнилось, что пистолет также ушел в оплату выпивки, и образ стеклянного пенного стакана меня сразу расслабил. Я подобрал лопату, заботливо оставленную кабатчиком для недальновидных завсегдатаев, которой по слабости интеллекта прежде не додумался воспользоваться, и смело переступил крысиные тушки.

Почти сразу меня настиг приближающийся шорох. Не раздумывая, я ударил наотмашь темноту. Что-то с силой брякнуло о металл, хрипло пискнуло и затихло.

Отразив нападение еще двух крыс, я различил впереди стену света и переступил ее уже без приключений. Теперь я находился в небольшом квадратном помещении, половину его потолка занимала большая плоская лампа, имитирующая дневной свет, а стены, судя по темным размашистым пятнам, были недавно повторно забетонированы. На одной металлической двери значилась надпись «Выход», на другой «Крыса».

Я уже повернул замок на выходной двери, но вдруг передумал – эксманы лишними не бывают. Из-за второй двери не доносилось звуков. Бедолага забилась, наверное, в страхе подальше от света. Мне стало жалко крысу, но я быстро пришел к выводу, что даже являюсь для нее своего рода освободителем, ведь кормить ее вряд ли кто собирался.

С улыбкой спасителя рода крысиного и распростертыми объятиями я распахнул вторую дверь.

Что-то зарычало. Наверное, послышалось. На всякий случай я унял улыбку.

Из темноты на меня летело нечто огромное, никак не крыса, по меньшей мере кабан. Непроизвольно вызванный сканер показал:

«Технокрыса. Расположение: враждебное. Угроза: очень высокая».

Издав нечленораздельный вопль, я метнулся к выходу, толкнул дверь и взлетел по лестнице.

Люди за столиками неторопливо потягивали маслоголь, бармен, он же хозяин кабака, натирал стойку видавшей виды тряпочкой, Гена безмятежно спал, распластавшись на столе.

– Крыса! – размахивая руками, взвыл я, пораженный их спокойствием.

Ко мне обратилась пара-тройка ленивых взоров посетителей. Бармен окаменел и вытаращил глаза, которые теперь горели не хуже подвальной лампы. Официанты побросали подносы, испачкав и разбив все что возможно, и начали кружить бессистемно и бессмысленно, каким может показаться поведение муравьев потревоженного муравейника, но на деле они пытались предостеречь и увести посетителей.

– Какого хрюна? – грубо возмущался, поднимаясь, бородатый здоровяк в потрепанной широкополой шляпе в ответ на торопливый лепет робко дергающего его рукав щуплого официанта. На поясе бородача висело энергоружье.

Я бросился тормошить Гену, но на половине пути меня настиг чей-то случайный удар, и я упал, опрокинув на себя стул.

Чудовищных размеров крыса крушила все без разбора, одинаково легко справляясь и с мебелью и с людьми.

Животный страх поборол алкогольный дурман, полупустые кружки спешно или не очень были отставлены в сторону. Но выпитое не отступило мгновенно, и пистолеты направлялись по-прежнему нетвердой рукой. Постояльцы сбивали лампы, ранили и крысу, и друг друга, не чувствуя боли в пьяном угаре. Кто-то стрекотал шумным огнестрельным автоматом. Я засмотрелся на это архаичное оружие. Когда-то с ним горделиво шествовали шеренги солдат на военном параде, автомат был главенствующим оружием пехоты древних войн. Подобные сейчас сохранились только в ушедших под землю музеях, где соседствовали с аркебузами, мушкетами и другими погремушками своих времен. В наш век огнестрельное оружие не могло серьезно повредить биокибернетических волокон – системы жизнеобеспечения всех современных организмов. Ранением в сердце нынче никого не убивали, и даже попадание в голову часто, в лучшем для стрелка случае, лишь приводило к перезагрузке системы цели. Что и говорить, нужно изрядно постараться, чтобы сегодня умереть, – например, придется лишиться головы или получить критические повреждения всего организма. И даже тогда смерть не обязательно будет окончательной: велик шанс очнуться в мастерской с электрической болью во всем теле, откатившись до стабильно работающей версии.

Шум стрельбы напугал крысу, она укрылась в дальнем конце бара, где принялась отгрызать ногу пьянице, – пробуждаясь, тот бессвязно бранился, но вскоре снова забывался.

По телу крысы бегали, вспыхивая и угасая, искры, длинная черная шерсть электризовалась и топорщилась. Вот животное взвизгнуло – это рослый бородач точным выстрелом проредил волокна крысиной шеи. Выпустив ногу и предоставив пьянице возможность досыпать, она смела очередной стол и одним прыжком подмяла бородача под себя. Мужчина успел выстрелить повторно и столь же удачно, но теперь, прикрыв подбородком шею, вынужден был защищать лицо руками.

Я подобрал чью-то отгрызенную кисть, ударил по хаотично дергающимся наглым пальцам, но высвободить свой энергопистолет так и не смог. Пришлось стрелять чужой рукой. Первый выстрел распылился ожогом где-то в крысином брюхе, второй ушел в большое круглое ухо, вызвав сотрясение мозга. Крыса обмякла. От нее поднялся слабый синий туман, устремился ко мне и вошел в мое тело. Десять тысяч шестьсот эксманов. Невероятная удача для меня, учитывая скромные характеристики, которыми я располагал сейчас.

Бородач выполз из-под тела животного, водворил стол на место и преспокойно сел с другой стороны, словно прежде вот так и сидел напротив крысы. Раны на его руках быстро заживали.

Со смертью крысы и упрямые пальцы перестали мешать. Я отбросил кисть в сторону и убрал пистолет за пояс.

К истерзанной тушке подбежал кабатчик, весь бой прятавшийся за барной стойкой.

– Хавронья, бедненькая, – он склонился на колени и обратил на меня полный ненависти взгляд. – Что ты наделал!

– Спасал свою жизнь, – ответил я, уже сомневаясь в правоте своих слов и смущаясь из-за доставленных неприятностей.

– Да кому нужна твоя жизнь? Первая версия. Тьфу ты. Знаешь, чего мне стоило откормить крысу до девятой? Видел ты когда-нибудь такую совершенную технокрысу?

– Нет, – мне хотелось провалиться. Он был прав: rattus cybernetic terra v.9 стоила больше сотни таких базовых «гомо», как я.

– Теперь опять откармливать, – обреченно приговаривал он, нежно гладя крысу. – Хорошо, если не слишком откатится. Ну да это вряд ли: так изрешетили бедолагу.

Гена продолжал спать, но теперь почему-то за соседним столом.

«Геннадий68917071. Легкое повреждение. Расположение: дружественное. Режим восстановления активирован».

Я положил руку ему на плечо. Отдыхай, друг мой. Когда мы увидимся… Мы увидимся, и у нас еще будет право на лучшую жизнь.

Я отошел и встал на диск платформы под ближайшим окном. Стекло больше не гудело, буря стихла.

Магнитная платформа поплыла вверх. Стекло углепластика, пропуская меня, отъехало в проем крыши. Я сделал шаг, позволяя ему сомкнуться, и расправил плечи.

Вторая планетарная война прижала землян к материнскому чреву. Давно обрушились некогда горделивые, царапающие небеса высотки, осели и быльем поросли космолеты, навеки умолкли орбитальные спутники, но все еще продолжали теперь уже бессмысленный молчаливый полет. Земля покрылась многометровыми сугробами собственного пепла, из-под которого к серому небу и раздувшемуся от старости, но слабо различимому за пыльной пеленой огромному оранжевому солнцу тянулась среди обломков зазнавшейся цивилизации сухая, тощая, бурая трава.

Мимо меня в поисках падали пробежал облезлый двухголовый технопес. Должно быть, он почувствовал запах крысы. Он покружил над крышкой люка, механизм которого не распознал в нем человека и не открылся, и, повесив хвост, потрусил дальше. Наши достижения марсиане развеяли по ветру, а радиация вклеила так долго нами создаваемую бессмертную кибернетическую сеть в структуру молекул ДНК всех живых созданий. Из-за подвижного генома мутация собак выразилась особенно ярко: были здесь и церберы, и орфы, и другие виды, неумышленно предсказанные древними художниками. За считаные годы появилось множество прыгающих и ползающих тварей, не задуманных земной природой. Вот только встретить их родителей, над которыми неторопливая природа трудилась миллионы лет, теперь можно было только в редких лабораториях, да еще и во снах.

Я загреб ногой пепел – приятное тепло разлилось по телу. Теперь большую часть тепла мы получали от самой Земли, как и было когда-то при ее рождении. Хрупкие суставы версии 1.3 заскрипели, и я в очередной раз за свою жизнь, которой не помнил начала и не вел счета, изумился, насколько же тяжело приходилось человеку прошлого полагаться на одни только ломкие кости да подвешенные к ним кусочки мяса. Он подолгу лежал камнем, когда выходила из строя какая-нибудь ничтожная шейка бедра. Нет, все краски прошлого мира, если они когда-то и были, я не поменял бы на десятую часть своей версии.

Я вспомнил, что нуждаюсь в перезагрузке системы, и повертел головой. Конечно, можно вздремнуть под разлапистой верхушкой пепельного дерева, пробивающегося сквозь бело-серую толщу, но тогда может вернуться орф, а миролюбия в отношении к спящему от него не дождешься. Других укрытий я не обнаружил. Придется спуститься в гостевой дом, который был придуман людьми еще в пору, когда наш сон исчислялся не минутами, а часами.

Типовое окно отворилось, и подоспевшая платформа опустила меня в холл, от которого вдаль уходил просторный длинный коридор черного пластика. Здесь всем заведовали роботы, ведь прежде гостевым домом пользовались не только нищие забулдыги, но и высокотехнологичные представители нашего вида, а довериться человеку последние не могли.

Робот-управляющий представлял собой большой парящий многогранник, временами производящий расслабляющий синий свет. Я хотел было его просканировать, но вспомнил, что это действие хотя и не будет воспринято роботом как угроза, в общем-то является дурным тоном.

– Сколько будет стоить капсула на период одного обновления? – спросил я. Хотя для общения с роботом необязательно ворочать языком, но иногда приятно проникнуться древним культурным духом, идущим от этого устаревшего способа общения.

– Шестьдесят один эксман за период релаксации, равный 1,26 % земных астрономических суток.

Больше, чем я получал за среднюю крысу. С другой стороны, никакая Хавронья не сможет помешать моему сну, если вдруг окажется поблизости.

Я разблокировал запас опыта, и отсчитанная сумма перетекла в хранилище гостевого дома. Поглотившей планету единой Империи давно не существовало, но роботы продолжали выполнять поставленные задачи. В том числе они взимали плату за услуги и бессмысленно скапливали эксманы, пока не находились достаточно прогрессивные искатели легкой наживы, способные их ограбить. Происходило это не так уж и редко – пьянство и разбой флагманами поведения демонстрировали умонастроения современных людей.

Похожий на светящуюся сферу робот сопроводил меня в индивидуальный номер, скроенный из шумоизоляционного и светопоглощающего черного углепластика. Весь интерьер комнаты ограничивался двухметровой белой капсулой, от которой шел расслабляющий запах давно вымерших цветов. Я скинул дырявые ботинки, разделся донага и был подхвачен упругой теплой релаксационной водой, мгновенно подстроившейся под контуры моего тела.

– Желаете увидеть сон? – вежливо поинтересовался робот.

– Да, пожалуйста. Что-нибудь из эпохи привольного сельского мира, Вавилон или Россия, ну, вы поняли.

– Картина № 578359б. Приятных сновидений.

Капсульная крышка опустилась, пьянящий цветочный аромат замедлил сердцебиение вдвое против нормы покоя, бесшумно ускорился трудолюбивый, не знающий отдыха центральный мозг.

Я лежал на цветущем летнем лугу и ленивым взглядом провожал неторопливый ток облаков. Каждая клеточка моего тела питалась горячими лучами желтого солнца. В мое время эта животворящая для Земли молодая звезда потемнела от старости, потеряла былую мощь, раздулась и грозно надвинулась на свое чадо. Под ее свирепым взором Меркурий утратил дистанцию, поклонился и утонул в материнском чреве. Следующей на очереди была Венера. Но венериане – народ высокой мысли – к тому времени, вероятно, уже превратят свою планету в небывалых размеров космический корабль и превозмогут гравитацию. А затем наступит черед Земли. Да, Земля обречена. Я принял эту мысль спокойно, возможность переживаний пребывание в капсуле исключало. Так я и лежал на припеке всю 1,26 % земных астрономических суток, пока происходило обновление моей системы. А чем еще я должен был заниматься? Можно было спуститься к ручью и ополоснуться проточной водой. Но в мое время контакт с холодной водой считался процедурой неприятной и по некоторым данным даже вредной для биокибернетического организма. Можно было зайти в случайный сельский дом, чтобы изучить семейный быт тех лет, или в крупный по тем временам мегаполис. Но везде я сталкивался с бессмысленным существованием. Homo sapiens сводил себя в могилу трудом, равно физическим и умственным, чтобы перед смертью облегченно выдохнуть и сказать: «Я устал жить!» Жизнь была такой краткой, что все стремились успеть устать. Причем устать важно было не только телом, но и душой. Иначе выходило совсем глупо: жизнь кончается, а ты еще полон душевных сил и умирать, собственно, совсем не хочешь.

Информационное оповещение резко изменило курс моих мыслей.

«Версия успешно обновлена до 2.5. Требуется перезагрузка системы».

Я закрыл глаза. Проснувшись, широко зевнул и с удовольствием потянулся. За время сна мышцы мои окрепли, а голова посветлела. Я почти вернул версию, на которой всегда и топтался, а вот достичь третьей терпения мне уже не хватало. Но сейчас, помня результат победы над чудовищной технокрысой, сбор двухсот тысяч эксманов и полет на Марс представлялись мне вещами пустяковыми и легкодостижимыми. Гораздо большее опасение у меня вызывало местонахождение и само наличие космодромов – их попросту могло не сохраниться.

С тем вопросом я направился в местную базу данных.

Все тот же типовой люк, все та же магнитная платформа. Вот только внизу меня встретила многослойная полимерная стена. В будке по другую ее сторону за пустым столом одиноко сидел дежурный андроид. Он бесцеремонно меня просканировал, после чего заявил:

– Подключение к базе данных возможно для технологий v.3.0 и выше при наличии билета-допуска.

– Это еще зачем? – удивился я.

Андроид улыбнулся.

– Мы не проходной двор.

– Как мне получить допуск?

Андроид улыбнулся сильней.

– Получите допуск, чтобы воспользоваться нашими услугами и узнать ответ на этот вопрос.

– Сволочь, – выругался я себе под нос, но он, конечно, услышал. – Желчный крючок!

– Оскорбление чиновника влечет за собой административный штраф, – строго предупредил он.

– Спасибо за напоминание, – равнодушно ввернул я и поспешил выйти.

Хрюн побери этого андроида, что теперь делать? В задумчивости я послонялся по округе. С окончанием бури люди стали выползать из домов. Они бесцельно слонялись одними маршрутами и с одной скоростью, смотрели только под ноги, не разговаривали. Но так поступали немногие, вечность мы коротали в праздности, а для того совсем необязательно утруждать себя выходом к солнцу. Среди бездельников я попытался выделить человека занятого, порою мне доводилось наблюдать таких. Он должен спешить, должен идти без оглядки. Куда? Понятия не имею.

Вот он!

– Эй, господин! – позвал я и побежал за толстым безобразным карликом в яркой алой кожаной куртке и маленьким пластиковым рюкзаком на спине, поскольку он, очевидно, пытался меня не услышать.

Но он побежал тоже, и мне пришлось ускориться. Он побежал быстрее. Я не мог его догнать, но и не позволял дистанции между нами увеличиться – еще не хватало, чтобы меня, молодого стройного мужчину, обошел в беге какой-то толстяк, коротышка, да еще и с рюкзаком! Когда до меня дошло, что мы пробежали уже километра три, я потерял пятую часть энергии и продолжать погоню передумал. А он вдруг перешел на спринт и в считаные мгновения скрылся в пепельной дымке.

Играл со мной!

Людей вокруг почему-то не было. Об угрозе запоздало сообщило слаборазвитое восприятие. Три люка с разных от меня сторон отворились, и с платформ один за другим спрыгнули люди в пепельных камуфляжах – мужчины и женщины. Держа энергоматы на изготовку, они стягивали вокруг меня кольцо, пока между нами не осталось и двух метров. Я примиряюще скрестил руки и замер.

Расталкивая локтями людей, передо мной так же внезапно, как и пропал, возник коротышка. Лицо у него оказалось на редкость неказистым: все какое-то бугристое, сморщенное, нос огромный до самых губ, глаз почти не видно под бровями. Он дважды просканировал меня, словно не мог поверить результатам первого изучения, и неприятно прогудел:

– И чего же ты бежал, Александр88910112?

Я запустил ответное сканирование, чтобы знать, с кем говорю, но толстяк предостерегающе ткнул мне в нос пистолетом.

– Ноги разминал, – буркнул я.

– Шутник?

– Нет.

Он серьезно задумался, затем холодно потребовал:

– Еще раз.

В его тоне сквозила угроза, которую я не стал раскармливать дальнейшим ерничаньем.

– Я подумал, что человек не такой, как все, наверняка знает способ попасть в базу данных.

Не такими, как все, или неокосмистами, называли себя люди, объявившие протест искусственным генетическим преобразованиям. Тогда как большинство жителей Империи ходили в генетические мастерские, дабы приукраситься и сменить наскучивший облик: рост, сложение, цвет кожи, внешний возраст и даже пол, неокосмисты намеренно уродовались, обличая пустоту оболочки и пытаясь привлечь людей к развитию духовному.

Толстяк расстегнул магнитные клипсы на вороте куртки, и на его месте я увидел сухощавого человека нормального роста, по виду старше средних лет, в пепельном камуфляже. Задать очевидный вопрос я не успел.

– Что ты хочешь узнать в базе данных?

– Мне нужно улететь на Марс.

Я ожидал насмешки или другой реакции, демонстрирующей непонимание, но таковой не последовало.

– На Земле не осталось ни одного действующего космодрома, – отрезал он. Мое огорчение проступило на лице, но с ним соседствовало упрямое недоверие. Собеседник словно, а может, и в самом деле, прочитал мои мысли. – Поверь в это сейчас и не переживешь разочарования повторно, когда не найдешь своей цели в базе. Но! – он со значением поднял указательный палец. – Мы проведем тебя в лучший мир. Если, конечно, ты готов с нами сотрудничать.

Я был слабо заинтригован, сильно заинтриговываться еще не научился.

– Кто вы и чего добиваетесь?

– Мы те, кто не опустили рук. Наша цель – твоя цель. Марсиане отрезали нас от остальной Вселенной. Они не просто разрушили наши технологии – они разрушили наш вид, сделали бессильными и безвольными. Homo sapiens стремился к звездам, homo cybernetic не стремится ни к чему. Он уже в большей степени машина, нежели человек. Функционально эта машина превосходит своего примитивного предка. Дайте ей задачу, и она справится с ней блестяще. Только некому эту задачу в нее заложить. Сама по себе машина пассивна. Что же касается биологической составляющей: человеку, не обремененному скоротечностью жизни, не нужно беспокоиться о потомстве. Размножение как процесс для нас осталось в забытом прошлом. Нам не нужен кров над головой и хлеб на столе. Все, что нам нужно, – аккумуляторная батарея. Остальные наши потребности обусловлены исключительно стремлением получения удовольствий. Но легкодостижимое наслаждение приедается, становясь приторно-тошнотворным. Мы скучаем. Мы имеем великие возможности, но при этом деградируем.

Мне сразу представилось собственное недавнее поведение. Он был абсолютно прав. Я долго молчал, пытаясь вспомнить какие-нибудь слова.

– Чем я могу помочь?

Обычно меня крайне сложно заставить делать что-то тяжелее поднятия полулитровой кружки, но в тот момент я был очарован высокой идеей. Впрочем, не исключено, что внезапная моя отзывчивость лишь являлась следствием высокого показателя привлекательности и, соответственно, влияния собеседника.

Он раздвинул людей жестом.

– Идем, – и повернулся спиной.

Незнакомец легко мне доверился, и я отметил это вслух. Он усмехнулся.

– Сканируй.

«Гарольд906002. Расположение: дружественное. Потенциальная угроза: очень высокая».

Задавать новых вопросов я не стал.

Мы прошли совсем немного, когда из пепельной пелены впереди проступил старый магнитомобиль – хромированный полуцилиндр, для удобства передвижения поставленный на полозья. Теперь ими никто не пользовался. Магнитные магистрали, прежде опоясывающие планету, не пережили марсианского импульса. Магнитомобили выглядывали антеннами из пепельных сугробов или бесформенными кучами громоздились на свалках.

Я полагал, людям удалось наладить некоторые магнитные сообщения, но, прежде чем садиться за пульт управления, Гарольд открутил какой-то вентиль и залил в отсек два литра «Техники Классической». Гена был бы расстроен.

Я занял одно из двух врезанных сидений, обтянутых стертой кожей. Машина хрюкнула и поползла. Прежде магнитный транспорт убегал от собственного звука в туннелях, сетью которых Земля была изрыта и сейчас. Теперь магнитомобиль волочился, преодолевая за час едва ли сотню километров. Аналогичную скорость мог развить и homo cybernetic с мощностью в четыре тысячи хокинманов. Я вспомнил о таком увлечении наших предков, как бег. Люди сражались за секунды и доли секунд, они расходовали жизни, чтобы стать лучшими в этом деле. Наука до поры снисходительно улыбалась. Но c ее развитием спорт приравнялся к праздности, а спортивные состязания лишились всякого смысла, ведь теперь побеждал не самый упорный или одаренный, а самый высокотехнологичный.

Мы остановились у подножья трехсотметрового холма. Пепельный покров создавал обманчивое предположение, будто мусором завалена лишь поверхность холма, на деле же он и был мусором – огромной спрессованной кучей отходов жизнедеятельности нечистоплотного человека.

Гарольд вытащил из бардачка предмет, похожий на металлические песочные часы.

– Это кинетический преобразователь, – объяснил он. – И наша ближайшая цель. Попробуем отыскать хотя бы шесть таких штук.

В багажнике для меня нашелся пластиковый рюкзак, в точности такой, как у Гарольда, – с виду небольшой, но эластичный и очень вместительный. Также мне достался камуфляжный костюм Искателя Счастья. Гарольд взял пару пистолетов и энергоружье. Я заметил и другое оружие, но его оставили на месте.

Переодевшись, я почувствовал себя другим человеком – гораздо более защищенным и уверенным. Только старые поношенные ботинки, заляпанные маслянистыми пятнами кабака из недавнего прошлого, мешали обновленному образу да пустовали отсеки нового нагрудного ремня.

Мы установили радиосвязь, договорились сигнализировать в случае находки или опасности и разошлись в разные стороны. Необходимости идти вместе не было, да и, честно сказать, мое присутствие весьма мало помогало делу, ведь радиус действия моего сканера составлял всего семь с половиной метров, тогда как Гарольд просвечивал пятьдесят.

Я безрезультатно ворошил пепел ногами, переступал через какие-то заржавленные решетки и радиоактивные лужицы, когда получил сигнал. «Один есть», – радировал Гарольд.

Мои сенсоры уловили агрессию. В отдалении раздались выстрелы. За ними последовали злобное рычание и лай, сменившийся визгом. Затем все стихло.

Я по привычке глубоко зевнул, глотнул едкого испарения и закашлялся. А пока приходил в себя, чуть не столкнулся с орфом.

Он увлеченно копошился в куче гнилой ткани, в складках которой я узнал искомый преобразователь.

Завидев меня, пес не отказался и от биологического способа продления жизни, прижал обе головы и начал спускаться. Из-за лучевой парши, делающей животных облезлыми и тощими, выглядел он смертельно больным, однако сканер показал:

«Технопес. Легкое повреждение. Расположение: враждебное. Угроза: умеренная».

Я выстрелил. Промах! Технопес неожиданно проворно увернулся, перескочил разделявшие нас последние пять метров, вцепился в руку с пистолетом, повалил меня и начал грызть. Датчик работоспособности надсадно загудел. Пистолет вывалился из руки. Встать на ноги не получалось. Я подобрал случайно подвернувшийся металлический прут, но не смог хорошенько размахнуться. Пес даже не почувствовал удара.

Не смешно! Еще не хватало быть загрызенным какой-то шавкой! Я попытался радировать просьбу о помощи, но не мог сконцентрироваться и в отчаянии продолжал бить пса. Изображение стало двоиться и плыть, перед глазами побежали помехи.

«Жизнеспособность системы под угрозой!»

Технопес потянул меня за руку и перевернул на спину. Я стал глотать пепел. Пес вцепился мне в шею. Тяжелым красным комом боль ударила в голову. Предупреждение истошно зазвенело:

«Технопес активирует режим отгрызания!»

Нет! Только не это!

– Гарольд!

Меня заволокла красная давящая темнота.

Сквозь кровавую пелену перед глазами, перекрывая шум в голове и ушах, далекий голос произнес:

– Не шевелись, это опасно для твоей жизни, – затем по телу побежали приятные электрические импульсы. – Отдыхай…

«Режим восстановления активирован».

Когда я очнулся, Гарольд все так же сидел рядом. Моя одежда местами была порвана, и в разрывах ткани виднелись уже затягивающиеся последние раны – результат работы приколотой ко мне большой батареи. Я ожидал сочувствия, но он строго сказал:

– Рано тебе еще по свалкам гулять, здесь не только собаки и крысы питаются. Возвращайся к машине, я скоро спущусь.

Я обратил внимание на его раздувшийся рюкзак.

– Хорошо, – смиренно согласился я.

Но я не мог уйти с пустыми руками и, когда Гарольд скрылся за ближайшей насыпью, вскочил и побежал в противоположную сторону.

Услышав отрывистый лай, я припал к земле. Лай сменился рычанием, но предупреждения о нападении не последовало. Я приподнялся на локтях.

«Обнаружен кинетический преобразователь!»

Острый металлический край выглядывал из разодранного эластичного рюкзака. Повсюду валялись осколки костей и какие-то бесформенные ошметки.

Я начал подползать. И вдруг рычание смешалось с визгом. Осторожно я высунулся из-за груды пластикового хлама.

Пес имел всего одну голову и от своей прежней немутировавшей версии отличался только очень тяжелой мордой с длинными кривыми клыками. Крыса почти не уступала ему размерами, но определенно находилась на последнем издыхании.

Я разумно решил помочь слабейшей стороне и точным выстрелом прикончил технопса. Крыса моей помощи не оценила и побежала на меня.

Пока перезаряжался пистолет, крыса оказалась у моих ног. Уже подпрыгнув, она приняла энергетический сгусток в пасть, отлетела назад, перевернулась в жуткой электрической судороге и затихла.

Я радировал Гарольду о находке.

В рюкзаке нашлись три преобразователя и еще один не менее любопытный предмет, состоящий из шести сцепленных в разных плоскостях колец. На нем Гарольд задержал внимание. Он надолго задумался, так что я не удержался и поторопил его напрашивающимся вопросом:

– Что это?

– Импульсный генератор.

– Полезная штука?

– Нет… можно выбросить, – однако делать этого он не стал.

– Ты знал его обладателя?

– Твой тезка, такой же слаборазвитый и упрямый. Ты ослушался приказа и продолжил поиски, но он сделал хуже – отправился на поиски, не имея на то ни приказа, ни оснований.

– Три преобразователя ему все же удалось найти.

– Он не их искал, – Гарольд одарил прибор ненавистным взглядом и теперь смотрел на него, не моргая, словно вернулся в плен какой-то незаконченной истории. Потом равнодушно швырнул его в багажник и, так ничего не пояснив, сел за пульт управления.

Я тоже расположился в кресле и, размышляя о загадочном приборе, не сразу понял, что машина долго не трогается. Металлические заклепки перчаток Гарольда высекли искры из пульта управления.

– Консервная банка! – выругался он, затем вышел и хлопнул дверью. Я остался сидеть. Гарольд поднял капот и обреченно вздохнул. – Что за помоями твой друг разбавляет «Технику»?

Я возмущенно вышел, намереваясь заступиться за барменскую честь, но столкнулся с хищным взглядом Гарольда и мгновенно передумал. Он захлопнул капот, не дожидаясь моего легковесного мнения, и открыл багажник. Все преобразователи он сложил в свой рюкзак, дополнил его содержимое тремя малыми батареями МБ1, которыми полнились карманы любого запасливого путешественника, заправил пистолеты за пояс, ружье перекинул через плечо. Над моим рюкзаком он раздумывал дольше, но соседство батарейкам в итоге составил только простой титановый нож в крепких кожаных ножнах. Я взял импульсный генератор, Гарольд промолчал. Сообщать, что мы бросаем машину и идем пешком, он не стал – не к чему говорить об очевидном. Закончив приготовления, он прислонился к двери магнитомобиля и закрыл глаза.

– Нет сигнала, – заключил он после недолгого молчания. – Обойдем свалку и попытаемся снова выйти на частоту.

– Далеко наши союзники?

– Далеко. Не отходи от меня.

Мы шли вдоль кромки свалки, я смотрел под ноги, Гарольд – по сторонам. Несколько раз из-под укрытий выглядывали крысиные морды, однажды с возвышенности к нам устремилась собака. Тогда Гарольд вкладывал ружье в ладони, которые казались для того и созданными природой, так точно в них помещался ствол, и метким выстрелом устранял угрозу. Он ни разу не промахнулся, и ни один зверь не выдерживал первого же попадания. Моя очередь стрельбы не наступала, но, помня предостережение Гарольда, я все ждал появления неизвестных и смертельно опасных противников.

В какой-то момент он остановился и отвернулся в сторону, к чему-то прислушиваясь. Я, не заметив этого, продолжал идти.

– Подожди…

Окончания фразы я не услышал – поскользнулся на гладкой наклонной металлической плите, свалился с бугра и прокатился, подпрыгивая на мусорных кочках, метров пять.

Гарольд усмехнулся. Я тоже попытался улыбнуться, но, поднимаясь, вдруг почувствовал, как пепел подо мной расступается.

– Не шевелись, – Гарольд уже подползал.

И вдруг земля обвалилась. Мелькнуло перед глазами хмурое небо, встревоженное лицо Гарольда утонуло в пепле. Цепкие многотонные лапы утаскивали меня во чрево Земли.

* * *

Глотая пепел и пыль, ударяясь о каменистые выступы и пропарывая кожу острыми металлическими и стеклянными обломками, я пролетел метров тридцать и с глухим тяжелым стуком впечатался в землю. Ужасной силы боль ворвалась во все мои клетки. На глаза навалилась красная пелена.

Система не замедлила оповестить:

«Жизнеспособность системы под угрозой! Принудительная активация режима восстановления наступит через 100 секунд!»

Я пролетел метров тридцать. На мое счастье, почва оказалась рыхлой и влажной. А еще меня защищал костюм искателя-новичка. И все равно мое выживание можно назвать везением.

«Активация режима восстановления наступит через 80 секунд!»

Я высвободил голову, оставив на том месте, где врезался в землю, отчетливый округлый след, высвободил плечи и сел. Земля перед глазами продолжала осыпаться, и я не сразу понял, что это не временное помутнение зрения, а происходит наяву.

«Активация режима восстановления наступит через 60 секунд!»

Двигаться быстро не получалось. Освободившись из хватки планеты окончательно, я пополз, ощупью пытаясь найти выход. За свою жизнь я не беспокоился – места для беспокойства в затухающем сознании не находилось.

«Активация режима восстановления наступит через 40 секунд!»

Стена, все еще стена… Снова и снова приходилось высвобождать ватные ноги из прибывающей земли.

«Активация режима восстановления наступит через 20 секунд!»

Может, здесь и нет подземного хода. Но тогда как переждать осыпание земли? Внезапно моя рука провалилась в пустоту. Если впереди еще один провал…

«Активация режима восстановления наступит через 10, 9…»

Я шагнул наудачу. Новое падение – и, пусть высота оказалась примерно с метр, мои разрывающиеся от боли ноги подогнулись.

«…5, 4…»

Земля стала проникать и сюда. Нужно отползти, хотя бы немного…

«Режим восстановления активирован».

Мягкая, благословенная и всесильная пустота…

Я открыл глаза. Сердце билось размеренно, боль притупилась и предпринимала последние попытки вторгнуться в сознание.

«Режим восстановления прерван. Недостаточно энергии для продолжения восстановления».

Подключив на ощупь одну батарею к поясу, я возобновил процесс восстановления. Очнувшись, активировал инфравидение. Этот режим расходовал энергию медленно, и, хотя я не знал, сколько времени проведу под землей, однако не имел и мысли пробираться вслепую.

Я восстановил здоровье и визуально не имел ни царапин, ни шрамов. О падании напоминала только запыленная одежда да растрепавшиеся волосы.

Отряхнувшись, вторым делом попытался найти частоту Гарольда. Я долго стоял неподвижно, но радиосигнал тонул в толще земли, и на все мои призывы откликалась только тишина.

«Обнаружена угроза!»

Я достал пистолет и нож, прислушался: пищала старая добрая технокрыса. Я почти довольно улыбнулся. Предсказав ее появление, я убил крысу одним точным выстрелом, едва ее морда показалась из-за угла.

«Технокрыса убита. Получено 105 эксманов».

Для перехода на новую версию оставалось забрать эксманы еще пары-тройки крыс. За первой крысой последовала вторая. А вот третью пришлось поискать. Увлеченный сбором эксманов, я позабыл о самой необходимости выбираться. И тем более забыл задаться вопросом: кем и для чего прорыты эти подземные ходы? Достать потолка я мог только на цыпочках, так что едва ли их создавали технокрысы.

Среди торчащих волнами тонких белых корешков под ногами отчетливо выделялось темное синее пятно. Расчистив землю, я выкопал клубневидный гриб.

«Идентификация не удалась. Предмет не опознан».

Недолго думая, я надкусил гриб. Довольно приятный на вкус, жесткий, но неожиданно сладкий. Только бы не ядовитый…

«Получено 15 единиц энергии. Предмет опознан: энергогриб».

Совладав с искушением доесть гриб, я отправил его в рюкзак – пригодится.

И вот она, долгожданная крыса. Я довольно потер руки и выстрелил. Крыса опрокинулась, но обновления не последовало, не хватило 62 эксманов. Я нахмурился: нужна еще крыса и не такая чахлая.

Я продолжал зачищать ходы, рисуя в голове карту и прекрасно ориентируясь, пока мои поиски не были остановлены неожиданной находкой.

По всему судя, это был человек. Когда-то человек, очень давно. Теперь его кожа побледнела, руки утолщились и вытянулись, ноги, напротив, стали меньше. Длинные пальцы существа завершились когтями, а тонкий нос вибриссами. Изглоданное до неузнаваемости существо было одето в крысиную шкуру, подпоясанную крысиным же хвостом.

«Идентификация удалась. Объект: туннельщик».

Туннельщики – добровольные изгнанники, выдающиеся радикалы, отказавшиеся от плодов Империи еще в пору ее цветения. Они прятались от своих обоих начал: человеческого и кибернетического, и спрятались так хорошо, что лишились доступа не только к технологиям, но и к разуму.

Я услышал крысиную возню, и мои сенсоры составили картину сражения туннельщика и крысы. По косвенным признакам я даже сделал выводы о его силе. Придется попотеть. Я взял на прицел угол, из-за которого должен был появиться противник, и, как только это произошло, нажал пусковую кнопку.

Мимо!

Я не мог поверить: этот с виду неповоротливый потомок человека кибернетического просто взял и увернулся от моего выстрела! Однако мое возмущение быстро улеглось: туннельщик пригнулся к земле и теперь шел на меня с огромным окровавленным ломом, не понимая, что тяжеленная ноша его изрядно замедляет. Пистолетный заряд быстро восполнился, и я выстрелил повторно.

Туннельщик получил энергетический удар в грудь, вздрогнул, но не отступил. Зато отступил я, и ко времени, когда противник приблизился, уже находился на порядочном расстоянии.

Второе попадание… Туннельщик не разгадал моего замысла, и примитивнейшая тактика отстрела работала. Казалась, он вообще не обладал мозгом, но был неисправным роботом, целью которого являлось мое безнадежное преследование. Я стрелял и отступал, опять стрелял и опять отступал. Мне уже начало надоедать сражение, когда сканер наконец-таки обрисовал состояние туннельщика как смертельное повреждение. С девятым выстрелом его существование прекратилось.

Я привалился к стене и погрузился в безопасный режим: пограничное состояние между сном и явью, когда восприятие реальности притупляется и ты отстраненно наблюдаешь за происходящим со стороны. Система обновлялась до v.2.6. Усилиться, как всегда, было приятно, однако я по-прежнему не вернул версию, которую имел до начала попойки, так что о прогрессе пока говорить не приходилось.

К поясу поверженного туннельщика оказался привязан энергогриб – он был незамедлительно переправлен ко мне в рюкзак. На всякий случай задействовал сканер:

«Крысиная шкура: вес 1, стоимость 1. Лом: вес 12, стоимость 0».

Крысина шкура. Гм. Можно и взять, один эксман как-никак. Я подумал еще немного. Нет, ну один эксман – это слишком мало даже для меня. За тот же энергогриб, к примеру, и при моей низкой привлекательности можно получить 10–15 эксманов, а был он гораздо компактней и уж куда полезней в походе.

Переступив туннельщика, я почувствовал себя покорителем подземелий. Ходи себе да набирайся опыта, никаких значительных угроз даже для моих скромных технологий здесь не наблюдается. Столкновений с проворными собаками, которых я теперь откровенно побаивался, очевидно, не стоило ожидать.

Я хладнокровно расправился с очередной крысой, еще сильней уверившись в собственных силах, когда корона моего самопровозглашенного величества пошатнулась и скатилась к ногам.

Передо мной расстилалась огромная котловина станции технического обслуживания магнитных путей сообщений. В ней, воспринимаемые издали ничтожными, громоздились постройки из прочного черного пластика – прежние служебные помещения, ныне обжитые туннельщиками. Между ними кособочились, явно используемые для тех же целей, старые помятые цилиндрические магнитобусы. Возле домов беспечно сновали туннельщики. Они не могли представить, что какой-то наглец вторгнется в их обитель. Почти все жители не имели оружия. Мужчины собирались отдельными кучками, выпивали, перекрикивались, дрались. Иные примитивными инструментами латали жилища. Женщины следили за детьми: те бегали, ползали или кидали друг в друга липкую глину – в зависимости от возраста. Мое мнение к этому народу несколько изменилось. Наверное, подобно людям, его представители разнились.

Развенчанный король робко попятился. Ничего, поищем другой путь.

Я развернулся и теперь прочесывал все ответвления подземного лабиринта. Трижды пытался наладить связь с Гарольдом, но после очередной неудачи отказался от этой идеи окончательно – искать путь наверх придется самостоятельно. Многие места я безошибочно узнавал, а темных пятен на виртуальной карте становилось все меньше. Заряд уже второй батареи неспешно убывал, а все, что мне удалось найти, – пара небольших энергогрибов.

Тщетно я переворачивал каждый камень и осматривал каждый корень, иного пути, ни скрытого, ни явного, не существовало. Во всяком случае, для человека. Оставались еще крысиные ходы, и в некоторые из них я мог бы протиснуться ползком, но с большой вероятностью уперся бы в тупик или застрял где-нибудь на половине. Ощупывая все закоулки взглядом, я вернулся к началу пути, и решение, в моментальном принятии которого сам себе не признавался, стало неизбежностью.

Выбрав самый широкий крысиный лаз, я привязал рюкзак к стопе и пополз. Я ощутил себя наглым червем в земном чреве. Здесь мне не место, и Земля вправе сомкнуть поры, раздавив непрошеного гостя. Оставалось надеяться, мне удастся проскользнуть незаметно и не вызвать ее недовольства.

Я выбрасывал руки поочередно, размеренно работал локтями и подключал даже пальцы. Нож и пистолет оставались на поясе, и порою я останавливался и проверял, могу ли до них дотянуться. А вот помогать себе коленями узость хода не позволяла. Поначалу продвижение не вызывало больших сложностей. Пару раз, преодолевая сужение, пришлось сдвинуть плечи, но зато в высоту пространства хватало с избытком, так что я даже мог приподниматься на локтях. Но постепенно ход стал уводить вниз, и теперь, когда я это понял, обратного пути не было – развернуться я не мог, заползать в подъем ногами вперед тоже.

«Обнаружен враг: технокрыса!»

Только не это! Не было никакой надежды, что восприятие живущей в тишине подземных нор технокрысы проиграет моему. Нападение не заставило себя ждать.

Я достал пистолет и выстрелил, едва заприметив темный мелькнувший комок. Левая рука уже цепко сжимала нож.

Промах! Технокрыса вцепилась в правую руку.

Я не мог размахнуться, но, чтобы отвлечь крысу, хватило и легкого попадания. Крыса отпрыгнула. Я развернул пистолет, а в следующее мгновение режущая боль пронзила щеки. В нос ударил зловонный запах. Я почувствовал слабость.

«Система заражена!»

Гадская крыса! Кое-как я заколол ее и брезгливо отпихнул. Впрочем, заражение произошло, и нос воротить уже незачем. Ладно бы просто укусила, пусть даже сильно и неприятно, теперь же предстояло найти способ излечиться: обычный режим восстановления не устранял болезней. Я оттолкнул крысу сильней – и как мне теперь пробираться дальше? Пришлось толкать ее перед собой, пока ход не расширился, и, привстав на локтях, переползать мягкую теплую тушку. Крыса осталась позади, но ее зловоние сделалось моей частью.

Развилка погрузила меня в размышления. В одну сторону нора продолжала спускаться, в другую поднималась. Спускаться еще глубже мне не хотелось.

Подъем быстро преобразил крысиный ход в туннель. Наконец я мог расправиться и отряхнуться. Со стены был срезан и незамедлительно съеден энерговик – я посчитал его небольшой компенсацией пережитых неудобств, – и поиски выхода возобновились. Но теперь я передвигался крадучись, намереваясь обнаружить врага первым и первым же в отместку зараженной крысе напасть. Решимость мою в тот момент не могла поколебать ни свора крыс, ни полчище туннельщиков.

Их оказалось всего двое. Один голыми руками ошкуривал крыс, второй потрошил. Три трупика лежали рядком, еще два находились в работе. К стене привалились орудия убийств: окровавленный лом и десяток заостренных тонких прутьев, стянутых крысиной шкурой.

Я приготовился стрелять, но туннельщики не оставляли занятий. Свои? Сенсор не находил агрессии, только показывал легкое ранение шкурника. Я шаркнул ногой.

«Обнаружен враг: туннельщик!»

Да неужели?!

Первой целью я выбрал именно шкурника. Его оружием оказался лом, а прутья подобрал потрошитель. Заряд энергопистолета разозлил шкурника, но своего оружия, как я и рассчитывал, он не оставил. А вот потрошитель меня удивил. Острые прутья он использовал в качестве метательного оружия. Попав неудачным броском в товарища, он вдруг потерял интерес к сражению и вернулся к оставленному занятию.

Тактика отступления и отстрела не подвела и на этот раз. Туннельщик был повергнут без труда, а в процессе сражения я хоть и оказался в незнакомых местах, новых врагов не встретил.

К потрошителю я крался с двойной осторожностью. Во-первых, он мог вспомнить о моем присутствии, во-вторых, изменить местоположение.

Так и случилось. Он шел мне навстречу, перекинув связанных за хвосты крыс через одно плечо и вязанку прутьев через другое. На его поясе висел большой кусок мяса, по-видимому крысиного, и три больших энергогриба.

Я выстрелил и сразу же скрылся за поворотом. Потрошитель выронил крыс, стал воинственно озираться по сторонам, но врага так и не обнаружил. Подобрав ношу, он равнодушно продолжил путь.

Маневр удалось повторить еще дважды, доведя индикатор противника до умеренного повреждения, затем расстояние между нами значительно сократилось. Я попробовал отбежать, но тяжелый топот спровоцировал нападение потрошителя.

Острый прут догнал меня, болезненно кольнул в бок и, выворачивая мясо своим весом, дернулся вниз, но удержался. Я сцепил зубы и выдернул штырь. Вошел глубоко, сантиметров на пять, но важных органов не задел. Я обернулся.

Потрошитель остановился и уже тянулся за вторым копьем. Я ускорился и приготовился стерпеть новое ранение. Но броска не последовало – разделяющее нас расстояние теперь превосходило дальность полета снаряда.

Я продолжал бежать, но сумел лишь незначительно оторваться и быстро понял, что выдохнусь первым. Придется принимать бой. Обернувшись вновь, я выстрелил, почти не целясь.

Заряд угодил в грудь, туннельщик вздрогнул, но тут же потянулся за копьем. Я рванул прочь, и штырь под острым углом вошел в землю в сантиметре от моей пятки. Внезапная идея заставила меня развернуться. Прутья летят не очень быстро, может, будет проще от них уклоняться? Я выстрелил в очередной, уже пятый раз, тщательно рассчитал момент броска, кинулся в сторону и прижался к стене как раз вовремя, чтобы прут пролетел мимо.

Мой ход и попадание. Не очень удачное, в руку, и повреждение противника сканер по-прежнему описывал как умеренное. Еще один обмен любезностями, но теперь уже взаимно успешный. Туннельщик поцарапал мне бедро – пустяк, а вот костюм подрал – это гораздо хуже, его не восстановить, приложив батарейку.

После следующего выстрела он допустил ошибку: не стал отвечать, а заглотил висящий на поясе шмат мяса. Раны его начали затягиваться, но я замедлил этот процесс, выстрелив снова.

Туннельщик не ответил и на этот раз и принялся один за другим глотать энергогрибы. Пользуясь возможностью, я хорошенько прицелился и попал ему в шею.

Шея туннельщика разорвалась надвое, голова дернулась и повисла, но сам он каким-то чудом оставался в живых. Потеряв координацию, он долго крутился, прежде чем бросить штырь.

Я попытался увернуться, но куда там! На этот раз штырь летел так быстро, что я заметил его только в своем теле. Он вошел под ключицу и ровно наполовину высунулся из спины. Правая рука безвольно повисла, пистолет выпал.

«Целостность системы нарушена!»

Наклонившись за пистолетом, я вызвал новую волну боли и, пока поднимался и целился, успел получить еще один штырь, теперь уже в ногу, хотя и не так глубоко. Я упал на колено. Рука с пистолетом тряслась. Неуклюжая, неумелая, всегда на подхвате своей ведущей сестры, сейчас она должна была отправить заряд в сторону врага и неважно, куда именно. Достаточно будет царапнуть его палец или опалить кожу на голове – угасающая система не выдержит и таких повреждений.

Жужжание выстрела и энергетический заряд проник глубоко в плоть, разбив целостность биокибернетической системы. Технологическая половина туннельщика погибла первой. Сердце, лишенное технологического покровительства, не выдержало энергетического удара и разорвалось. Мозг умер последним. Этот маломощный биологический компьютер до последнего издыхания пытался выполнять программу, заложенную в него природой, – программу выживания.

Оба штыря были благополучно извлечены из моего тела: один без усилий, второй после зубовного скрипа и проклятий всего рода туннельщиков. Самое обидное, с потрошителя даже нечего было взять, – грибы он съел, а волочить копеечные прутья мне не хватало интереса. Вторая зарядная батарея садилась. Я закинулся всеми собранными грибами, потушил глаза и включил режим восстановления.

«Обнаружен враг! Режим восстановления прерван!»

Включил инфразрение. Мелкая технокрыса нагло шла на меня.

– Ну, подходи, – я уже давно ни с кем не разговаривал, а крыса для меня могла быть собеседником ничуть не хуже меня же самого.

Не вставая, я подпустил ее поближе, пряча нож за спиной. В отместку за прерванный отдых крысу хотелось именно прирезать.

Крыса прыгнула и напоролось на титановое лезвие.

– Получила? – довольно спросил я.

Крыса взвизгнула и убежала.

– Вот и беги.

Я продолжил отдых.

«Обнаружен враг!..»

Да кто опять?!

Присмотревшись, я увидел технокрысу, ту же самую. Но стоило мне потянуться за пистолетом, и она убежала. Пришлось подниматься.

Я волочился следом, крыса держала дистанцию, однако прятаться не стремилась, словно осознавала за собой преимущество. Я припугнул ее выстрелом, но с левой руки не попал, а правая еще не функционировала. Крыса юркнула в отнорку, а я вернулся к трупу туннельщика. Было стойкое убеждение, что с началом отдыха возвращение крысы неизбежно. Потом дошло, что она приходит не за мной. Далеко тащиться не хотелось, я проковылял метров двести в противоположном направлении и попытал удачу снова.

Приятно было отдохнуть и сбросить тяжелую усталость. Гораздо приятней, чем очнуться после разгульного пьянства или праздного дня. Ведь бодрость – это распрямление пружины, сдавленной утомлением. Не прикладывая усилий, ее нельзя почувствовать. Но если пружину перегрузить, она может забыть о своем естественном состоянии.

Перелом сросся, но болезнь, увы, не прошла. Нехватку запаса сил я ощущал на физическом уровне.

«Болезнь идентифицирована: крысиный питириаз. Восстановление не может быть завершено».

Болезнь уродовала внешность: кожа становилась серой и шелушилась, лицо отекало, передача сигнала нейронами нарушалась, что мешало управлять собственным телом. Я усмехнулся – может, сойду за местного жителя.

Теперь я выбрал направление, обратное движению туннельщика, рассудив, что тот возвращался в город с охоты. Оно привело меня к просторному заброшенному гроту магнитомобилей. Из-под слоя бедной сухой земли повсюду выглядывали гладкие концы размагниченных плит. По стенам разорванными лентами вились электрокоммуникации, от пышных грибниц, которых они питали, осталась одна труха. В одном из двух туннелей грота радар засек встречное движение.

Двое туннельщиков, один с ломом, другой с копьями – по-видимому, в привычном для охоты сочетании, – обнаружили меня первыми и теперь стремительно приближались. Пытаясь уклониться от боя вовсе либо разделить противников, я избрал другую дорогу. Потеряв меня из виду, хотя бы один из них, как я надеялся, потеряет интерес к погоне. Ожидания сбылись, но поворот не стал для меня спасением, а поставил в еще более сложное положение. С этой стороны на меня побежали два безоружных туннельщика. То были матерые воины, одиночки, разрезающие добычу длинными кривыми когтями. Они и не жили в городе, ибо не нуждались в защите сородичей, а только слонялись в поисках добычи, наводя ужас на крыс и других туннельщиков. До моего появления они сражались за огромную жирную крысиную тушу.

Здесь от основного хода шли узкие рукава, и я нырнул в один из них. Между стенами здесь было метра полтора, так что если туннельщики и не возобновят свару друг с другом, а еще лучше с двумя другими туннельщиками, то, по крайней мере, не смогут атаковать одновременно.

Вскоре действительно за мной гнался только один дикий охотник. Второй дикий, предвидя возможные неудобства, скрылся в иных рукавах. Без необходимости я не стал разгадывать его маневр. Городские туннельщики не удержали нашего темпа и остались позади. Точнее, темпа моего преследователя, потому что и сам я в бешеной гонке уже терял координацию и спотыкался.

Когти туннельщика проверили на прочность костюм искателя-новичка – проверку он провалил – и разодрали кожу на спине. Я получил совсем неглубокое ранение, но и оно воззвало к моей стойкости и участило шаг. Продолжаться долго погоня не могла, и мысль о неизбежном сражении вынуждала мозг искать возможные выходы. Титановый нож уже лег в ладонь, когда впереди показался второй дикий туннельщик.

Я срочно юркнул в боковой ход и петлял, пока, к своему удивлению, не вернулся в туннель. Здесь ко мне снова прицепились отставшие было двое диких охотников. Мое сердце переставало справляться с нагрузкой, я задыхался, и задыхались мои мышцы, они наливались металлом и дубели. Совсем скоро ноги выйдут из моего подчинения, тогда я вынужден буду остановиться и умереть.

Туннель раздваивался, частью убегал вперед, частью сворачивал вправо.

«Добегу только до поворота, – пообещал я себе. – А дальше будь что будет».

И я не обманул себя, но остановился больше от неожиданности, на мгновение забыв об усталости. Я оказался в самом центре заброшенной станции техобслуживания. Отложив свои занятия, ко мне оборачивали удивленные лица туннельщики, и количество их стремительно росло. Но пути назад не было, и не было времени размышлять. Я бежал, не различая пути, проскальзывал между постройками и горожанами, пытаясь обнаружить другой выход. Женщины уводили детей, мужчины живой лавиной собирались и тянулись за мной. Однако, хотя почти все они были вооружены, атаковать не спешили и только выталкивали из города, как чужеродный элемент. Дикарям повезло меньше: их, как носителей известной опасности, стали забивать ломами. Может, потому меня и не тронули – посчитали беззащитной жертвой. А вот когда главная угроза была устранена, переключились на второстепенную. Вслед мне полетели копья, поднялся недовольный крик, призванный проследить перемещение неприятеля. В спину вонзились первые штыри. Но я уже видел выход. Там, у разверстого черного зева, стоял высокий, по виду немолодой человек. Именно человек, потому что одежды его, хотя из тех же крысиных шкур, были ладно скроены, а длинные волосы опрятно расчесаны. Стоял он, – вероятно, вождь или местный мудрец, – сложив руки с ухоженными когтями на груди, не выказывал ни агрессии, ни паники и только провожал меня осмысленным взглядом ярких синих глаз. При виде его я почувствовал, насколько соскучился по людям и живому общению – прежде мне не приходилось подолгу беседовать с одним только собой, так что я уже порядком сам себе надоел.

Шмыгнув в туннель, я потерял большую часть преследователей сразу же, и чем дольше бежал, тем сильнее редел и таял мой воинственный шлейф. А вот количество прутьев в теле росло. Попадания в торс я даже не смог бы сосчитать по памяти – их я почти не замечал, гораздо опасней оказывались ранения в ноги, тогда приходилось останавливаться и вынимать прутья, позволяя туннельщикам совершать новые броски.

Медлительные охотники с ломами отставали, теряли интерес к преследованию и возвращалась в город. Копьеметатели погоню не прекращали, теперь они перемещались быстрее меня и легко могли заколоть при желании и большей сообразительности. Вместо того они выдерживали дистанцию и не подбирались ближе, чем требовала предельная дальность полета копий, когда же это расстояние увеличивалось, они вновь начинали бежать. И все же иногда они попадали. Степень моих повреждений приближалась к смертельной. Хуже того, я растратил почти всю энергию, и последняя имеющаяся батарея не успевала ее восполнять. Смерть была где-то рядом. «За углом», – предположил я, понимая, что не переживу больше трехсот метров.

За углом меня ждали небольшая передышка и большое облегчение. Очередной отросток подземной сети ходов оказался настолько узким, что не позволял как следует размахнуться для броска металлического прута. Не осознавая своего счастья, я пробежал еще шагов десять. Затем переложил титановый нож в правую руку и развернулся.

Первый туннельщик, повернув за угол, едва не налетел на меня. Он запоздало поднял копье, но я уже нещадно кромсал его ножом, так что успел обездвижить руку до ответного удара, а затем разрубить шею. На место павшего товарища, не проявляя сочувствия и буквально топча его ногами, выступил второй копьеметатель. За ним третий. На меня шла вереница из шести тупо дожидающихся своей очереди туннельщиков. Двое из них сумели меня хорошенько достать, так что к последней дуэли запустился обратный отчет до принудительной активации режима восстановления. Время не ждало, но и действовать опрометчиво было нельзя: один легкий укол, и восстанавливаться будет некому. Так, наверное, между жизнью и смертью чувствовали себя солдаты времен контактных войн, когда ничтожное попадание в сердце влекло неизбежную смерть.

Мне удалось обезоружить противника, но, лишившись руки, он обратился в бегство. Отпустить его я не мог. Нетвердая рука навела пистолет. Удачное попадание в спину толкнуло туннельщика и прижало к земле. Внезапно он поднялся и, передумав, а может, добившись желаемого расстояния, поднял чье-то оброненное копье. До активации режима восстановления оставалось семь секунд. Я выстрелил снова, туннельщик упал. «Умер?» Ответа я получить не успел.

Глаза отворились, неподвижный взгляд уперся в рыхлый черный потолок. Изрытый корнями, источенный водами, кротами и червями, однажды он обвалится. Прямо сейчас он втягивает живот и неторопливо посыпает меня пылью. В какой-то момент земное чрево поглотит еще одного незадачливого путника. Я встал и нетерпеливо отряхнулся.

– Эй, я еще жив! – крикнул я потолку, мне нужно было с кем-то поговорить.

Без особых надежд я просканировал местность. Срезал и тут же проглотил незамеченный глазами чахлый энергогриб. Лениво прошелся по трупам туннельщиков и над последним телом вдруг остановился.

«Иридиевый зуб: вес 0, стоимость не установлена».

С изрядной долей брезгливости, стараясь касаться уродливого лица на возможно меньшей площади – перчаток у меня не было, – я открыл туннельщику рот. По незнанию я ожидал увидеть разреженный дырами неровный кариесный строй. Но зубы дикаря лишь подернулись синим налетом. Среди них металлическим блеском загадочно сверкал большой верхний резец. Вероятно, его обладатель был в числе первых представителей новой расы. Такое добро не должно пропадать. Я ударил по металлическому зубу рукоятью пистолета – не слишком сильно, недоставало, чтобы он затерялся в горле мертвеца. Тот пошатнулся, и усилиями пальцев был извлечен из специального гнезда. Зуб оказался гораздо тяжелее, чем можно было предположить, исходя из его размеров, если не знать, что иридий – один из самых тяжелых земных металлов, превосходящий весом вольфрам, золото, платину, а тем более свинец. От крысиной шкуры все того же туннельщика я отрезал небольшой лоскут, в середину положил добычу и стянул края поясом из крысиного хвоста. Теперь я не боялся потерять ценную находку.

Последняя зарядная батарея была опустошена и бесцеремонно выброшена – теперь, когда вся планета превратилась в сплошную свалку, смешно заботиться о таких мелочах. У меня оставался только собственный весьма скромный запас энергии.

Блуждания в полутьме возобновились. Как же мне надоели эти туннели! Разве я, отправляясь навстречу приключениям, мог подумать, что приключения по определению своему могут быть такими невзрачными? Тогда, в «Гараже 2102», я был мертвецки пьян, но в другое время, поразмыслив здраво, от безумной идеи улететь на Марс, конечно бы, отказался. И правильно: остался бы жив. Вообще-то уныние не было заметной частью моего характера, это бесконечные пустые лабиринты вывели его на сцену театра моих чувств. Я дернул занавес и пинком, пока зрители не видят, отправил кривляющегося арлекина за кулисы. Его место занял следопыт, совсем молодой и неопытный, но холодный разумом и готовый учиться.

С этой стороны от города туннельщиков подземные ходы оказались совершенно необитаемы. Отсутствие крыс говорило об отсутствии пищи – вероятно, свалка осталась далеко позади. Я прошагал еще десяток километров, прежде чем обнаружил одно из этих вездесущих, выживающих в самых тяжелых условиях существ. Небольшая, каких-то тридцать сантиметров, крыса не стала нападать, а укрылась в слишком широкой для нее норе. Я смог протиснуться в нору и решил по возможности проследить за крысой. К сожалению, она быстро скрылась с моего радара, тогда как сам я передвигался с еще большим трудом, чем в прошлый раз. Однажды мне даже пришлось воспользоваться ножом, чтобы стесать мешающий продвижению выступающий край стены. Нора уводила вверх. Ползти становилось тяжелее, и я начал опасаться, что с увеличением крутизны подъема в какой-то момент остановлюсь окончательно, не способный ни продолжить путь, ни развернуться и поискать другой. На развилке я попытался уловить дыхание свежего воздуха, но в итоге повернул наудачу. Затем еще раз и снова. Долгое время спустя, когда я начал воспринимать ползание как естественный для себя способ передвижения, впереди посветлело. Не вдруг и не сразу я осознал это и понял наконец, лишь когда из экономии энергии отключил инфравидение. И тогда же почувствовал, как посвежел воздух и облегчилось дыхание. Сердце не желало покоя и торопило выбраться на долгожданную свободу. Я подтянулся на руках, поднялся во весь рост и с наслаждением расправил поскрипывающие плечи.

* * *

Я находился в лесу. Кажется, так называется большая группа деревьев естественного происхождения? Никогда не видел лесов и даже не задумывался, что где-то в нашем засушливом мире они еще могли сохраниться. Лесом я назвал тощие саксаулы и чахлые акации, тянувшие колючие ветви к старому солнцу, разлапистые голые кустарники да беспорядочно торчащие из пепла былинки, столь сухие, что они ломались под ногами. Лес занимал все пространство в окоеме. Куда идти и где искать Гарольда, я не знал, поймать его радиосигнал я также не сумел. Отправление призыва помощи расходовало энергию даром.

Я выбрал случайное направление, ведь, хотя и определял координаты не хуже высокоточных приборов, отследить начала пути не мог. Местность не выглядела зловещим пристанищем монстров, но взбудораженное подземными ужасами воображение не позволяло терять бдительности. Непрекращающийся хруст травы под ногами останавливал меня каждые десять метров. Тогда я замирал и вслушивался: не прячется ли осторожный охотник в звуке моих шагов? Так я добрался до тропинки, вымощенной желтым камнем. За ней, вымытой, расчищенной от сора, определенно ухаживали. Я двинулся по тропинке – даже если она не приведет к людям, мягкое шлепанье стоптанных подошв для меня предпочтительней громкого треска. Но когда тропинка резко повернула в сторону, я сошел с нее. Лес впереди резко обрывался, превращаясь в привычную пепельную пустошь. В воздухе на границе что-то блестело, какая-то прозрачная пленка, вблизи оказавшаяся углепластиком. Чрезвычайно прочный материал поднимался вогнутой дугой выше деревьев и там, метрах в пятидесяти, смыкался куполом. Большая пластиковая коробка – вот где я оказался. Норы туннельщиков уже не казались мне тесными. Сначала я приложил к стене веточку и, когда изменений не обнаружил, осмелился прикоснуться рукой. Теплая. Надавил посильнее, затем ударил кулаком. Конечно, ничего не добился. Еще бы – пробиться за стену не могли и корни деревьев. Пришлось искать предусмотренный строителями выход.

Я шел вдоль стены и шуршал травой, теперь уже не боясь, а стремясь быть обнаруженным. Уж очень хотелось выбраться.

– Стоять! – грозно крикнул кто-то.

Я подчинился и присмотрелся. Навстречу мне размашистой солдатской походкой шел крепкий мужчина с энергоматом в руках. Его защитные одежды походили на мой костюм искателя, но плотнее прилегали к телу и, вероятно, шились на заказ. На голове его лежала какая-то нелепая крошечная фуражка с назатыльником и наушами. Подойдя ближе, он брезгливо сморщился, остановился в нерешительности и включил сканирование. Я посчитал своим долгом ответить тем же.

– Не сметь! – скомандовал он.

Можно было попробовать убить нахального вояку, но предвидеть последствия не получалось.

– Оружие бросить! Руки скрестить!

Нет, он явно напрашивался! Почему нельзя сказать, причем спокойным тоном: «Опусти оружие и скрести руки»? Вояка определенно не знал, что приказ, как форма ограничения, противен природе всякого мыслящего, а значит, свободолюбивого существа. Я закрыл глаза, чтобы не видеть его бычьей нетерпеливой рожи, сделал глубокий вдох, обронил пистолет и сложил руки на груди.

Запястья охватили два тонких металлических кольца. Они разъехались в стороны, до самых кистей, и между ними пробежала энергетическая сеть. Сначала редкая, как паутина, она быстро разрослась, превратившись в тугую ленту.

Мужчина подобрал пистолет.

– Следовать за мной!

Я поскрипел зубами, а потом вдруг понял: солдат не намеренно помыкал мной, а вследствие скромного интеллекта. Я решил проверить догадку.

– Где мы находимся?

– Молчать!

Догадка пока подтверждалась.

Мы вернулись на тропинку. Я шел первым, а конвоир беспрестанно толкал меня моим же пистолетом. Но когда я пытался ускориться, он кричал:

– Стоять! Не бежать!

И потом снова тыкал в меня стволом. Либо он испытывал удовольствие от осознания собственной власти, либо обладал еще меньшим интеллектом, чем подумалось мне. Его тычки злили и подначивали ответить взаимностью. Вполне вероятно, на то вояка и рассчитывал, он хотел подраться, но так, чтобы не выглядеть зачинщиком в своих глазах.

Я стойко сносил провокации, попутно обдумывая план убийства глумливого конвоира, пока тропинка приближалась к необычному зданию. Необычным оно было уже тем, что поднималось над землей, но любопытной была и его конструкция. Собранное из отдельных металлических пластин, пронизанное цветными проводами, мерцающими лампочками и загадочными устройствами, оно щетинилось торчащими антеннами и смотрело на мир разновеликими окнами. Некоторые из них занимали всю высоту в три этажа, другие окружали какой-то небольшой блок. Иные балконы выпирали на длину средней комнаты, одни были застеклены, другие облицованы металлом. Три этажа здание насчитывало только в средней части, далее беспорядочным меандром то опадало до одного этажа, то приподнималось до двух. По центру молекулой ДНК тянулась двойная лестница, соединяясь спиралями под входными дверями каждого этажа. Здесь конвоир прошел вперед и приложил ладонь к двери первого этажа. Полоса сканера считала отпечатки. Их обладатель обнаружился в учетной базе, и дверь уплыла в стену.

Интерьер строения также не поддавался никакой логической оценке и только усиливал сходство с огромным компьютером. В двух метрах от нас коридор был разделен энергобарьером, по другую сторону за столом сидел скучающий охранник. Он закрыл глаза и качал головой в такт какофонии генератора музыки, которую сам же и создал.

                   – Водохрюн плескался в луже,
                   Что была тебе слезами.
                   Я теперь тебе не нужен,
                   Буду отжигать с друзьями!

Охранник недовольно разлепил глаза и приостановил программу.

– Меньше лирики! Грубее голос, больше басов. В тексте должны быть: безвинно осужденный герой, сбежавший из тюрьмы, куда его посадила бывшая девка – изменница; стрельба, ранение и смерть героя на руках плачущей девки. Давай, жестянка, за дело!

Через мгновение генератор выдал новое музыкальное чудо:

                   – Ты меня бросила, как мяч,
                   И я попрыгал за решетку,
                   Но не надейся на мой плач,
                   Я буду жестким, буду стойким.

                   Я тех парней не убивал,
                   Об этом ты прекрасно знала.
                   Пусть эксманы приобрела —
                   Во мне ты друга потеряла!

                   Ты бросила – но встану я,
                   Как каучук подпрыгну в небо,
                   На Марс, где новые друзья
                   Мои эксманы алчно делят…

Мой провожатый, по-видимому, желал дослушать историю до конца, но меня подвело терпение. Я насмешливо окликнул меломана. Он выключил генератор и обратил ко мне неприязненный подозрительный взгляд.

– Дрон, кого это ты привел? Уродливый, как туннельщик. Надо было сразу валить, все равно в расход отправят.

– Он не туннельщик, умеет говорить, – заступился за меня конвоир.

Охранник гоготнул, нажал кнопку, и барьер исчез.

– Если человек, то как сюда проник? Ты, что ли, его пропустил?

– Нет.

– Ну а как тогда?

– Не знаю.

– Так, может, он все-таки туннельщик? Туннельщики в туннелях живут, а люди на поверхности.

– Я знаю, – обиделся Дрон и повторил: – Он не туннельщик, умеет говорить.

– Ладно уже, – отмахнулся от его глупости охранник. – Подожди. – Он принял сосредоточенный вид. – Федор Иванович, тут постороннего привели… Вроде человек… Не знаю… Понял. – Затем вновь обратился к моему провожатому: – В красную комнату его.

Мы шли вдоль стен: тонких и толстых, по гладким хромированным и ворсистым губчатым полам, а потолок то приближался к нам, то отдалялся. Интересно, что вокруг нас со всех сторон тянулись растения. Они свисали с потолка, оплетали провода и выглядывали из трещин в полах. Сквозь прозрачные двери я видел причудливые, неизвестные мне виды, и даже ковер, по которому я уже какое-то время шел, оказался упругой травой. Других людей я не встречал, и только однажды торопливым шагом навстречу нам прошла женщина в сером халате.

– Любопытный экземпляр, – отметила она, окидывая меня оценивающим взглядом. – А куда его?

– К Федор Иванчу.

– Разумеется… А говорить он умеет?

– Да, он человек.

Женщина присмотрелась.

– Ох, вы правы! Какое разочарование! Я уж подумала, нашлось недостающее звено между нами и… Очень жаль! – она всплеснула руками и возобновила движение.

Оскорбленный и встревоженный ее словами, я осмотрел себя, насколько это позволяло мое текущее положение и само устройство человеческого тела. Руки покрыты крупной сыпью, но в целом в порядке, ноги тоже, крыльев за спиной нет, хвоста как будто тоже, рогов на голове… ну да, это смешно. Какое еще переходное звено? Одежда покрыта пылью, несмотря на все мои старания отряхнуться. Меня что, действительно принимают за туннельщика? Да не может быть. Когтей у меня нет, только грязь под ногтями скопилась. Много грязи какой-то синей – наверное, следы энергогрибов. Да и сами ногти очень длинные, надо бы подстричь. А еще туннельщики все скособоченные. Я проследил за своим шагом, но чем дольше смотрел, тем сильней убеждался, что припадаю на одну ногу. Это еще что? Система ведь восстановилась. Но потом вспомнил, что подхватил заразу, и упокоился. Болезнь неприятная, но никто еще от нее не умирал. И тут же снова испугался: а если грибы содержат мутаген, превращающий человека в туннельщика? Я нетерпеливо осматривался в поисках зеркальной поверхности. В одной из множества блестящих настенных пластин мне удалось увидеть свое отражение. Я отпрянул. Лицо запыленное, смуглое, покрыто уродливыми большими волдырями, губы оттопырены, рот перекошен, один глаз прикрыт.

– Это называется зеркало, дурень, – беззлобно объяснил провожатый.

Мы поднялись по широкой винтовой лестнице на второй этаж, далее по резиновому скату, который упирался в закуток между верхними этажами, отделенный красной пластиковой дверью. Постучав, получили разрешение входить.

Все здесь было из красного пластика: стены, пол и потолок. Во двор выходило большое окно с красным стеклом, вогнутое, многоугольное, оно преломляло, распределяло и усиливало солнечные лучи, так что здесь царил теплый солнечный день, хотя и с непривычным красноватым оттенком. Слева от окна за столом управления в мягком кресле сидел невысокий человек в нарядном желто-черном камзоле и с узором из переплетенных волос на щеках и подбородке. Глядя на него, я подумал, что надо бы тоже установить брадобрейскую программу. Брить волосы, конечно, не требовалось, они сами вырастали, в соответствии с программой, в заданных местах желаемой длины.

Стол управления являлся чуть ли не единственной вещью, без которой не обходился ни один начальственный кабинет всех организаций. Будучи главным компьютером, он распоряжался всеми конторскими технологическими процессами от включения света и открывания дверей до порою угнетения и подчинения самих рабочих. Когда мы вошли, мужчина вносил какие-то заметки, водя пальцем по столу. Взаимодействовать со столом можно было вербально и даже на уровне мозговых импульсов, мужчина же почему-то предпочитал этот устаревший метод.

– Благодарю, Андрей, – кивнул он Дрону. – Снимите с нашего гостя энергетическую муфту и можете идти.

Мой провожатый безропотно подчинился: повернул кольца на моих руках, а когда энергобарьер угас, забрал их и удалился так тихо, что я не услышал и звука притворенной двери.

Бородач вновь что-то черкнул. Напротив него с другой стороны стола возникло еще одно кресло. То есть это был всего только образ кресла, но вполне осязаемый.

– Прошу вас, присаживайтесь, – любезно предложил мужчина.

Я осторожно приблизился, снял рюкзак и сел, держа рюкзак на коленях.

– Меня зовут Федор Иванович, – заискивающе продолжал он. – А вас?

– Александр, – буркнул я. Но собеседник продолжал так любовно на меня смотреть, что мое недовольство отступило, – очевидно, он имел высокий показатель привлекательности. – «Иванович» – это что значит?

– Это отчество: производное от имени моего отца.

– У вас был отец? – удивился я. – Биологический отец?

– Именно.

Родителей людям давно заменили компьютеры. Они выстраивали цепочки генов и растили плод. Наше детство проходило в анабиозе, на свет из капсул мы выходили уже взрослыми. Базовая версия 1.0 для всех homo cybernetic terra была одинаковой: те же знания, навыки и умения, даже запас лексикона от рождения у нас был одинаков. Но наши системы обладали способностью обучаться, одни набирались ума, другие глупости. Естественное же развитие человека считалось извращением и мазохизмом в первую очередь для женщины, которая если не для самоистязания, то разве из любопытства желала выносить ребенка. А ведь потом его еще нужно было растить, то есть собирать систему вручную, без школ, сверстников и семьи – ничего этого давно не осталось. Учитывая, какой тонкой является настройка системы человека, многие родители с этой задачей не справлялись. Тогда и появлялись индивиды с нестабильными или поврежденными, как у вояки Андрея, системами.

– А каково это – быть ребенком? – спросил я.

– О, это чудесно! Детство дороже всей оставшейся жизни. И мне непонятно, как человечество от него сознательно отказалось.

– По соображениям разума, конечно же. Мы ведь не примитивные homo sapiens, чтобы прислушиваться к сердцу.

– Правда? – Федор Иванович наклонился ко мне. – Можете ли вы со всей присущей серьезности вопроса ответственностью утверждать, что никогда не поступались доводами разума?

Я вспомнил две тысячи «Гаражей» и бессмысленно растраченные десятки тысяч эксманов.

– Теперь я стараюсь поступать разумно. В моей жизни появилась цель, и каждый мой шаг подчинен ее осуществлению.

Федор Иванович сразу заинтересовался.

– Цель – в наши дни большая редкость. Можете ее озвучить? Мне даже тяжело представить, какие сейчас цели ставят перед собой люди.

– Я хочу улететь на Марс.

Он дважды быстро моргнул, потом глаза его остекленели. Я подумал, что произошел редкий системный сбой, в простонародье именуемый глуховатостью.

– Улететь на Марс, – завороженно повторил он. – Это высокая цель. Неисповедимыми расчетами вселенского компьютера эту цель преследует и наша организация.

– Гм, – удивительное совпадение я встретил меньшим количеством слов. После знакомства с Гарольдом подобное развитие событий казалось естественным.

– Да, – согласился Федор. – Это поразительно.

– Вы строите космодром? – на всякий случай уточнил я.

– Да.

– А среди вас есть человек по имени Гарольд?

Тут я понял, что допустил ошибку. Здесь не было Гарольда, но определенную известность он имел. Лицо Федора Ивановича утратило былую доброжелательность. Его рука ненавязчиво двинулась по столу, но уже через мгновение замерла. Я усомнился: а было ли неудовольствие, или оно мне только почудилось? Быстродействие собеседника ошеломляло.

– Мы не Стервятники, – загадочно ответил он, откинулся на кресле и пояснил: – Гарольд, о котором вы спрашиваете, – предводитель банды Искателей Счастья, как называют они себя сами, или Стервятников, как называем их мы. Их цель – завладеть плодами трудов других людей. Прежде они довольствовались оружием, эксманами и территориями, а сейчас укрепились так, что пытаются отобрать и наш проект «Феникс». Наивные, они полагают поживиться и там… марсиане разорвут их на кварк-глюоны. – Федор Иванович вновь наклонился к столу. – Вижу, мои слова вам не очень приятны, но я не приемлю лжи и недосказанности. На всей Земле не осталось ни одного действующего космодрома, и только тот, в котором вы находитесь, обладает мощностью запустить пассажирский космолет. Вы можете увидеть его, если захотите, я предоставлю необходимый доступ. – Он мечтательно опустил взгляд. – «Феникс» восстанет из пепла.

– Почему вы даете мне такую возможность? Мне, случайному незнакомцу, неизвестным образом оказавшемуся у ваших стен.

– Потому что все имеют право обладать правдой, на него не нужно притязать, его не нужно требовать. Я хочу, чтобы вы увидели «Феникса» своими глазами и прониклись нашей идеей. Я вижу вашу решительность и хочу заручиться ее союзничеством. Напомню также, что мы уже познакомились, а нору, через которую вы пришли, уже засыпают. Да, кстати, я вижу, вы больны крысиным питириазом. Один момент.

Он быстро пробежался по столу пальцами, и по мне скользнул легкий щекочущий ток. Я сразу же почувствовал себя лучше: сыпь на руках пропала. А прикоснувшись к лицу, понял, что оно очистилось. Я испытал благодарность к Федору Ивановичу, так непринужденно исцелившему меня, но благодарность осторожную, понимая, что ласковый ток может и рассвирепеть.

– Как вы намерены проникнуть на Марс? У вас найдется двести тысяч эксманов для каждого желающего улететь? – Конечно, я в это не верил.

– Рэй, начальник космодрома, ведет переговоры. Он великолепный дипломат, и на вашем месте я бы не тревожился.

– Я думал…

Федор Иванович, перебивая меня, смущенно замахал руками:

– Нет-нет, что вы, я только управитель. Всем руководит Рэй. Это интеллект такой величины, объять замыслы которого я не могу и вполовину.

– Разве запустить космолет настолько сложно? Раньше это считалось обыденностью.

– Раньше у нас были страна и общая идея человеческого мира. У нас были ресурсы, в первую очередь интеллектуальные. Где они, люди, причастные к полетам в космос? Я нашел одного инженера – теперь он не смог возвести и пирамиды из пустых стаканов. Все мечтатели и деятели, все, в ком горела искра преобразований, давно переселились на Марс. Мы вымирающий вид.

Я согласно кивал головой. Да, светлых умов у нас почти не осталось… и компьютеров, которые могли собирать космические корабли, как ребенок конструктор, тоже. Но вдруг я вскипел, в который раз прочувствовав старую вбитую Империей в наши нетрезвые головы неприязнь.

– Мы вымираем по вине марсиан! Они не хотели принимать новых поселенцев и ответили войной!

– Улетая, homo cybernetic покинул не только Землю, но и ее обитателей. Мы не смели навязываться бесконечно. Кроме того, они выставили условия переселения…

– Издевательские условия!

Федор Иванович выждал паузу. В своем возбужденном состоянии я не мог принять противоположного мнения. Но я быстро остыл.

– Вы неправильно понимаете, – мягко возразил он. – Входной платы нет. Высокоуровневая система является мерой предосторожности для самих переселенцев, условием, еще не гарантирующим, но значительно увеличивающим шансы выживания переселенцев и временных гостей.

Я не хотел признавать своего невежества и поднялся, вдруг пожелав размяться.

– Как мне найти космолет?

– Мгновение, – Федор Иванович провел ладонью по столу.

Мозг воспринял электронную карту. На ней были точно размечены все помещения и коридоры и даже присутствовала поясняющая легенда. А вот этажей у здания оказалось целых восемь, пять из них приходились на подземную часть.

Раз уж я находился на втором этаже, то решил с него и начать, затем подняться на третий, или первый, каким он значился на карте, а только потом спускаться в конструкторскую.

Второй этаж полнился тишиной, прерываемый редкими одинокими шагами. Здесь разместилась казарма. Солдаты в большинстве своем погрузились в матрасы, окутывающие тела подобно упругим жидкостям в капсулах отдыха, и в общей дремоте переживали виртуальные приключения. Лишь единицы ходили по металлическим полам, слушали генераторы музыки, сидели или лежали на кроватях, бездумно глядя в потолок, словом, скучали, как издревле свойственно солдату. Для огромного восьмиэтажного строения их было немного, даже мало – каких-то сто человек. Но на каждого приходился целый арсенал первостатейного оружия. По два самоприцельных энергорукава, значительно превосходящих мощность моего пистолета, энергомат и перевязь энергетических гранат. Ртутные одежды солдат поднимались от кончиков пальцев, полностью обтекали тела и оставляли открытыми только лица, которые, впрочем, также защищались боевым режимом, и тогда из серого костюма торчали только узкие пластиковые стекла, соединяющие виски.

Такое же добро могло стать и моим, стоило только принять предложение Федора Ивановича. Предложение выглядело все заманчивей: слишком заманчиво, чтобы верить, и потому же было причиной недоверия.

Экипировались солдаты одинаково, и только на двоих я заметил костюмы другого цвета – черного. Эти двое как раз были в числе немногих бодрствующих. Со мной они не заговорили, но и я свою разговорную потребность временно удовлетворил и новых собеседников не искал.

Многие помещения, снаружи казавшиеся одиночными, оторванными от остального здания комнатами, сообщались с помощью выдвижных мостиков. Их обособленность, вероятно, имела стратегическое значение: каждое такое помещение могло отделиться и оказаться заблокированным для неприятеля. Часто под окнами в комнатах стояли массивные черные энергометы.

Первый этаж, самый высокий, отводился под лабораторию и оказался полной противоположностью казарме. Здесь кипела, в прямом смысле, работа. Сотрудники в серых халатах кружили, как пчелы в улье, носились с колбами, выдыхающими дымные реакции, с какими-то фасовочными мешками и сумками медицинских инструментов. Какой прок был от всей этой лаборатории и могла ли она заменить самую примитивную ее автоматизированную сестру, я не знал. Здесь я всем беспрерывно мешал, о чем мне не уставали напоминать. Мне удалось проникнуть только в одно помещение, но там, помимо пустующего операционного стола, я ничего не успел увидеть – меня настигли и выпроводили. Здесь же за самой, вероятно, хлипкой деревянной дверью космодрома скрывался кабинет Рэя. Сейчас он был закрыт, а местонахождение начальника мне выяснить не удалось.

На третьем этаже, откуда я начинал путешествие, цвела и благоухала оранжерея. Для чего она понадобилась на космодроме, я представить не мог. Наверное, Рэй очень любит природу, только и всего. Одни толстые, как лианы, потомки вьюнков плелись по стенам, мерцая огненно-красными маленькими цветками, другие напоминали гигантские хризантемы, а их разноцветные бутоны были больше моей головы. Были здесь и энергогрибы, и другие их родственники, и кустарники с раскаленными ягодами, и деревья с белыми, светящимися в темноте плодами. Да и много чего еще удивительного я там увидел, а не прошел, наверное, и половины оранжереи. Сканер я включать не стал, иначе рисковал задержаться до часа, когда водохрюн откажется от лужи.

С четвертого этажа, или первого подземного, растянулась аж на три этажа конструкторская. Вот здесь уже начинался настоящий космодром. Центральная часть отделения проходила сквозь все три этажа. Внутри на магнитных платформах перемещались строители. Они варили металл сварочными перчатками, развешивали провода, плавили стекло и пластик. Сначала мне показалось, они заняты космолетом, на деле же они латали огромную дыру в три этажа.

– А где «Феникс»? – спросил я случайного рабочего.

Он посмотрел на меня удивленно.

– В каком смысле?

– В прямом. Где космолет?

– Ты уже в нем. Что, правда, не знал? – поразился он моему удивлению. – С первого этажа, что ли? Ну, выздоравливай, – он дружелюбно похлопал меня по плечу и вернулся к работе.

– Да как же он полетит? Такой несуразный… – запоздало спросил я, теперь уже себя самого. Здесь определенно было о чем подумать.

Удивление незаметно переросло в разочарование. Да, космолет больше, чем я думал, но что с того? Он не достроен и неизвестно вообще, сумеет ли когда-нибудь полететь. Для начала его нужно выкопать из земли и пепла – почему этим никто не обеспокоен? Так или иначе, а Федор Иванович меня обманул уже тем, что утаил часть правды, никакого восторга вопреки его ожиданиям латание дыры «Феникса» на меня не произвело.

На седьмом этаже моему спокойствию не суждено было вернуться, и что происходит на этом загадочном корабле, я перестал понимать окончательно. От металлического звона, копоти и гари я перенесся в настоящий хлев, какие видел только во снах. Этаж был возведен из дерева, а необходимые элементы космолета тщательно под это дерево маскировались. Лошади заправлялись овсом в яслях, ленивые коровы жевали жвачку, овцы жалобно блеяли, а куры отбирали друг у друга плодовые кусочки и бегали от петухов. И все то были биологические создания, лишенные кибернетических сетей. Возможно, экипаж таким образом зарабатывал эксманы, совершенствовался и совершенствовал космолет, ведь живую продукцию ввиду ее малочисленности наконец оценили как высшее творение земли. Но для чего товару предоставляли такие вольготные условия и почему держали именно внутри космолета, я не понимал. Стены здесь лучились белым дневным светом, но по мере моего нахождения он в соответствии с режимом дня и ночи медленно приглушался. Еще одним серьезным отличием от архаичного хлева была относительная чистота. Животные испражнялись исправно, но тотчас включались системы очистки, туман впитывал испражнения и выводил через сливы.

Хоть обитатели фермы оставались одними из последних носителей замысла природы, никакой симпатии к ним я не испытал. В моем понимании это были примитивные устаревшие механизмы по выработке энергии биологическим топливом. Топлива они потребляли много, чудовищно много, а величина чистой энергии на выходе получалась смехотворной. Ее запаса хватало только на срок, необходимый для нахождения нового топлива. Функционирование механизмов не имело смысла, более того, вырванные из системы, в которой создавались, они утрачивали полезность и теперь служили разве во благо энтропии. Об этом надо будет переговорить с Рэем, если он умен хотя бы вполовину от уверений Федора Ивановича. Пусть объяснит смысл их существования, а заодно и моего тоже.

Я уже повернул к лестнице, когда услышал разговор двух доярок:

– Тучка изнервничалась, вторую ночь не спит, никак отелиться не может.

– Так ты ей успокоительного в лаборатории возьми. Я иногда сама принимаю, как мысли о предстоящем полете начинают изводить. Спасин называется. Три капли – и четверть часа меня добудиться невозможно. Корове, понятно, больше требуется…

Одни расходы, как я и думал.

Лестница на последний этаж неожиданно оказалась преграждена большой массивной, как корпус древнего танка, металлической дверью. Я навалился, постучал, почесал подбородок. Не было понятно, дверь ли это вообще или некий системный люк.

– Как попасть на восьмой этаж? – спросил я у продолжавших беседу женщин.

– Нужно получить разрешение у Федора Ивановича, – ответила одна.

– Или у Рэя, – подхватила другая.

– А что там?

– Топливный склад, – с готовностью продолжила первая.

Воспламенение топлива могло уничтожить всю станцию, так что меры предосторожности казались разумными.

Я исследовал космолет, насколько хватало доступа, а Рэя так и не нашел. Меня слабо интересовала его персона, но, обдумывая предложение Федора Ивановича, я находил все меньше причин ему отказывать. Однако для очистки совести сперва все-таки хотелось поговорить с Гарольдом, он располагал к себе своей решительностью и совсем не походил на обычного грабителя.

Поднявшись на второй этаж, я выбрался на проходной балкон, вытянулся на перилах и сконцентрировался. Ничего не получалось, сигнал глушился полностью, я даже не мог выйти на нужную частоту. На первом этаже мне вновь будут не рады, но я постараюсь не задерживаться.

Моему появлению на лестнице никто значения не придал, но, стоило двинуться по коридору, и люди в серых халатах, будто бы случайно, начали скапливаться вокруг меня. Теперь их действия мне казались подозрительными. На одном халате я увидел темное пятно. Кровь? Что они скрывают? Удобрений и снотворных на операционном столе не производят. Или то был лишь релаксационный стол для восстановления и обновления жителей «Феникса»?

До меня донесся тяжелый вздох. Наверное, солдат вернулся после столкновения со Стервятниками. Инстинктивно я двинулся в противоположном направлении – им незачем знать о моих подозрениях. Концентрация людей несколько уменьшилась. Я ускорил шаг, повернул один раз, другой. Впереди замаячил навесной перешеек между корпусами. Вдруг кто-то резко произнес:

– Что вы здесь делаете? – говорила та самая женщина, которую я видел в оранжерее, будучи под конвоем.

Мозг заработал быстро, ответ нужен убедительный.

– Тучка заболела, меня просили взять спасина.

– По коридору в другую сторону, вторая дверь налево. Скажите, распорядилась Ирина Николаевна, – уже спокойным тоном наставила она, проследила, как я удаляюсь, и крикнула напоследок: – Следующая дверь!

И у нее был отец, а может, и есть. Какое удивительное совпадение.

Просторное помещение, разделенное рядами высоких шкафов, напоминало библиотеку. Все полки заставлены одинаковыми кубическими контейнерами с множеством ячеек. В центре комнаты, свободном от шкафов, на высоте человеческого роста вращалась голографическая цепочка молекулы ДНК. Металлические примеси, которые отличают любого современного землянина от его далекого чистого биологического предка, я заметил только в одном месте. Их концентрацию, необходимую для функционирования нейросети, я представлял гораздо большей, но сделать каких-либо выводов из наблюдения не мог, ввиду малого знакомства с кибергенетикой. Перед голограммой стояли три женщины, одна вращала молекулу, держась за неорганическую область, две другие задумчиво молчали. Неподалеку за копией стола Федора Ивановича на пластиковом стуле сидел мужчина, то поднимая непонимающий взгляд к цепочке ДНК, то возвращая его к столу. Мое появление заметил он один.

Без всяких прелюдий я потребовал снотворного, добавив, что разрешение от Ирины Николаевны уже получено. Мужчина коротко кивнул и скрылся за соседней дверью. Одна женщина бросила в мою сторону любопытный взгляд, две другие даже не оторвались от созерцания молекулы.

Я подобрался к ближайшему шкафу. В ячейках контейнеров лежали крошечные капсулы, одетые в пластиковые бирки с непонятной мне нумерацией: «сл. 26–17», «бг. 8–5» и прочие.

Мужчина вернулся с небольшим пластиковым флаконом.

– Этого хватит для коровы, а для человека будет смертельной дозой, так и передайте. Знаем мы их…

Провожать, на мое счастье, он меня не стал.

Я двинулся в прежнем направлении еще осторожней, еще осмотрительней. Ирины Николаевны видно не было. Я с трудом сдерживался, чтобы не побежать. Через зеркало на стене убедился, что преследования нет, решительно вышел в окно, оно же дверь, прыгнул на перила и стал быстро карабкаться на крышу. Только бы никто не увидел. И зачем я это делаю? Ну, скажет мне Гарольд, что это он хороший, а Рэй плохой, чего я добьюсь? Нет, я не обязан ему жизнью, ведь это он же меня на свалку и притащил, а еще из-за него я попал к туннельщикам. Пока я размышлял, тело продолжало взбираться. Благо многочисленные выступы, блоки и крепления делали подъем не слишком сложным.

Оказавшись на плоскости крыши, я присел и немного успокоился – случайные взгляды в окна как будто не должны меня обнаружить. Выйти на связь опять не получалось. Я выругался именем хрюна и стал думать. Купол оставался по-прежнему высоко над головой. Вряд ли пластик блокирует сигнал, виновником должен быть сам космодром. Если бы только удалось обратить его силу себе в помощь. Воспользоваться столом управления я не смогу, об этом нечего думать. Но ведь можно обойтись и простым усилителем.

Своей целью я выбрал длинную тонкую антенну с шарообразным навершием. Заметит ли система нарушение целостности? Пускай. Главное – надо действовать быстро. Оторвав антенну, я устроился на прежнем месте, держа ее, как скипетр. Помехи закрадывались в волну, но радиосвязь работала.

– Гарольд, это Александр, – звал я. – Гарольд, ответь.

Никого. Разумеется, никого, он ведь не ждет меня ежесекундно.

– Гарольд, – продолжал я взывать, – ответь.

И на что я только надеялся? Нужно бежать, пока меня не схватили.

– Кто это? – внезапно раздался ответ. Голос мне не был знаком.

– Говорит Александр88910112, мне нужен Гарольд.

Несколько мучительно долгих мгновений тишины. Ну же!

– Саша, где ты? – а вот этот голос мне был приятен.

– Гарольд, я на крыше «Феникса». Знаешь это место?

Опять тишина, мой собеседник что-то обдумывал.

– Как ты воспользовался радиосвязью?

– Сломал антенну. Так ты можешь меня вытащить?

И вновь пауза.

– Они уже знают о поломке и не отпустят тебя. Твой единственный шанс выбраться – присягнуть Рэю. Будь искренним, иначе он раскроет обман. Когда окажешься за пределами купола, свяжись со мной, я буду ждать.

– Стой! – я закричал непозволительно громко и теперь с новой, еще большей вероятностью рисковал быть обнаруженным. – Что это за люди? Кто из вас летит на Марс? Я не сдвинусь, пока не услышу ответа!

– Тебе нужно знать одно: Рэй намерен отправить на Марс только биологические виды, без технологических примесей. И еще. На нижнем этаже находится тюрьма… Нет, сделай, как я уже сказал. Конец связи.

Сердце захолонуло и застучало с новой силой. Только биологические виды? А как же экипаж? Разве что… Быть такого не может!

Размышления мешали действиям, я приказал себе заткнуться и выбираться.

Спуск занимал слишком много времени, и в трех метрах от перехода я принял решение прыгать. Но когда мои пальцы начали разжиматься, дверь снизу открылась.

Не знаю, откуда взялась смелость, скорее это был природный инстинкт, подстегнутый вынужденной необходимостью, только в тот миг я изменил направление, пролетел метров пятнадцать, больно ударился о парапет моста второго этажа. Голова потянулась к земле, но руки вцепились в перила и погасили импульс.

Терпимо. Без сканирования о моем повреждении никто и не узнает, а спросят, скажу, свалился с магнитной платформы в конструкторской.

Я отпрянул к стене и не заметил, как провалился в дверь. Нога соскочила с порожка, я стал размахивать руками, как крыльями, и все-таки сумел удержать равновесие. Я поспешно оглянулся: солдаты дремали. Поначалу собирался доставить лекарство корове, тем снять с себя возможные подозрения, но вид спящих военных моментально выстроил в голове иной план.

Я подошел к ближайшему мужчине и запустил сканер. Пришла уже известная мне информация об амуниции, но не о нем самом. Перезапустил процесс и сконцентрировался сильнее.

«Человек, мужчина. Рост 197 см, вес 96 кг, возраст 24 года. Стоимость не установлена. Расположение: нейтральное. Потенциальная угроза: умеренная».

Какой еще человек? Земной? Марсианский? 24 года – это сколько? И весит, как девушка! Какие непонятные данные! Может, при падении повредился сканер? Но такого прежде не бывало.

Я обманывал самого себя, ведь прекрасно понимал: человек передо мной – homo sapiens. Но каким образом этот вымерший, как я полагал, вид пережил марсианский импульс? Можно было построить сколько угодно догадок, а вот определить их верность нельзя. Я осмотрел второго солдата.

«Человек, мужчина. Рост 191 см, вес 105 кг, возраст 32 года. Стоимость не установлена. Расположение: нейтральное. Потенциальная угроза: умеренная».

Похоже, Гарольд говорил правду, и Рэй намерен забрать только биологически чистые виды. Возможно, эти люди и оснащенным оружием-то не владеют, и все это одна маскировка, ведь энергию для оных обыкновенно генерируют собственные тела homo cybernetic. Назначение лаборатории становится приблизительно понятным, не выбивается из общего замысла оранжерея, а ферма представляется экспериментальной моделью прогнозируемой жизни. Но для чего на корабле тюрьма? Скоро и этот вопрос будет решен.

Флакончик спасина при падении не пострадал, в противном случае действия мои были бы куда неприятней для архаичного человека. Пять красноватых прозрачных капель отправились в его глотку. Мужчина всхрапнул и затих. Товарищи, не досчитавшись в игре напарника, подумают, что он проснулся. На самом же деле он провалился в глубокий сон, выходящий за пределы сновидений и виртуальности.

Вооружение солдата незамедлительно переправилось в мой рюкзак, одна граната МБД, малой бросковой дальности, поместилась в кармане, чтобы находиться под рукой. Велик соблазн был очистить еще пару солдат – оружие стоило немалых денег, – но раздутый громыхающий рюкзак точно привлечет к себе ненужное внимание, да и медлить сейчас попросту неразумно.

Я вышел за дверь и спокойным шагом двинулся по коридору, скрывая напряжение. Мимо меня прошел военный в черном, его взгляд показался мне подозрительным, но я уверил себя, что это моя фантазия.

По высоким ступеням лестницы я спускался размеренным шагом. Почему космолет не предусматривал лифтов? Каким только образом неподъемные для человека разумного детали попадают в конструкторскую? Я вспомнил простых работников. Нет, они-то точно люди кибернетические и силу проявляют соответствующую. Может, они и на Марс попасть не стремятся, а только зарабатывают эксманы.

Как же медленно я преодолевал эти шесть этажей! Казарма, оранжерея, конструкторская, ферма – пока отсеки сменялись, мне чудилась погоня. Наверное, пропажа оружия установлена, наверняка меня видели на крыше, и, конечно же, Федор Иванович уже знает о моих намерениях! Так думал я, пока не уперся взглядом в тяжелую металлическую дверь. Вид ее неожиданно успокаивал.

Решение принято, обратного пути нет. Я нажал пусковую кнопку, бросил гранату и отбежал выше по лестнице. Не обвалилось бы тут все!

Ферма дрогнула. Грохот сотряс полы, наполнив воздух пылью и сеном. Куры, испуганно кудахча и маша крыльям, разбежались в стороны, крупный скот в стойлах рвался с привязей и стучал копытами. Люди в нерешительности окаменели. А потом наступила ночь, сменяющаяся вспышками дня. Вот и сигнал.

Я сбежал по лестнице и в ужасе оцепенел – на двери не было и царапины! Что я наделал?! Попробовал толкнуть – дверь стояла нерушимой стеной. Я нетерпеливо развернулся. Куда бежать? Где прятаться? Мне не выбраться из-под купола, мне не выбраться из этих стен. Почему я не предвидел такого расклада? Надо было слушать Гарольда!

И вдруг кто-то спросил: «Зачем ты пришел, Александр?»

Голос мужской, глубокий, приятный. Говорили не по радиосвязи, но с применением технологии гораздо более прогрессивной – посредством телепатии. Этим умением я не обладал, но для связи с телепатом достаточно доступа к собственному разуму.

– Чтобы освободить пленников.

«Каких пленников?»

– Тех, что находятся за этой дверью.

«Здесь нет никого, кроме меня».

На мгновение я растерялся.

– Я пришел освободить тебя.

Тишина. Тяжелая дверь бесшумно отъехала в сторону.

Из темноты на меня смотрела высокая фигура. Это был мужчина роста необычайного – метра два с половиной. Конечности он имел тонкие, руки с большими когтистыми кистями. Темно-красное тело окутывали одни только гравитационные ленты, но обтрепанные и по виду едва ли помогающие иноземному организму переносить непривычную гравитацию. За ленты заправлены пульсирующие красным светом щит и меч из метеоритного железа. Длинный нос оканчивался подвижными ноздрями, большие заостренные уши складывались вполовину своей длины. Темные, глубоко посаженные глаза были заслонены от пыли третьим веком. А еще от его спины отходили два больших крыла красной кожи. Коренной марсианин.

Естественные, предсказуемые вопросы крутились у меня на языке, но они могли подождать. Я спросил:

– Как будем бежать?

– Мы не станем бежать, мы пойдем. – Его лицо выражало созерцательное спокойствие, движение тонких губ, едва заметное, сочеталось с сокращением лицевых мышц.

Он стал быстро, но без суетливой поспешности взбираться по лестнице. Я пристроился позади, пытаясь слиться с его тенью.

Я все ожидал столкновения с военными, но нашему движению никто не препятствовал, более того, облик марсианина никого не смущал.

Охранник на проходной сменился, но унаследовал скучающий вид предшественника. При виде марсианина он уважительно кивнул и отключил барьер.

До последнего момента нашего пребывания под куполом, пока часть его не опустилась подобно подъемному мосту и дозорные не разошлись в стороны, до момента, пока мы не оказались вдвоем в привычном пыльном безлесном мире, я не решался заговорить, боясь поверить своему чудесному спасению. Затем вопросы хлынули наперебой…

* * *

– Кто ты и почему пошел со мной? – я недоуменно покачал головой. – Ничего уже не понимаю.

Мой спутник заговорил голосом проникновенным и чарующим, и картины далекого прошлого отчетливо представились моему воображению.

– Меня зовут Рэй. Я был послом доброй воли, прибывшим на Землю после конфликта, чтобы помочь людям адаптироваться к новым условиям жизни. Марсиане навсегда отвели земную угрозу, но ответ наш я счел излишне жестоким. Не такой жизни я желал другому разумному виду. Вместе с тем мне была интересна и причина человеческой агрессии. Чтобы поднять человечество из пепла, изучить и, как наивно я тогда полагал, изменить вас, я прилетел на Землю с группой единомышленников. Убедившись, что пострадали не земляне, но только земные технологии, марсиане вернулись на свою планету. Они были уверены, что человечество оправится самостоятельно, ведь в вашем распоряжении оставались базы данных, а в них все знания, накопленные вашим видом. Но я предпочел задержаться и помочь вам подняться. Сначала я наблюдал за вами отстраненно, постигая ваш характер и ваши стремления. К изрядному удивлению, я осознал, что лишь малая доля земного человечества эти стремления имеет, остальным же достаточно и текущего существования. Чтобы не перебирать зараженную крупу в поисках уцелевших зерен, я предпочел дождаться нового урожая. Кроме того, я намеревался устранить сам источник заражения – бессмертие. Именно оно изнежило человечество и лишило воли, без которой вы не могли и не желали возрождения. Я сумел извлечь атомы киберсети из генома человека и взрастить чистых людей, какими вас задумала природа. Так же я поступил и с другими земными видами. Не только человечество заслуживает второго шанса, но и сама Земля. Я намерен превратить в подобие прежней Земли какую-нибудь далекую и пока еще пустынную планету.

– Я думал, корабль отправляется на Марс.

– Марс будет лишь первой остановкой.

Я долго молчал, постигая масштаб его замысла.

– У Федора Ивановича был отец, но на космодроме я не видел стариков. Как и детей.

– Дети сейчас будут помехой для моего проекта. А стариков ты не видел, потому что никто еще не состарился. Отец Федора Ивановича погиб давно… как и мальчик Федор.

Некоторое время мы шли молча. Рэй поглядывал на меня, ожидая продолжения расспросов, но я сосредоточенно молчал.

– Я могу отредактировать геном и живого человека.

Я понял намек и смутился.

– Для кибернетического человека это все равно что…

– Смерть, – закончил он мою мысль.

Мой резкий отказ разочаровал его. Я попытался сменить тему:

– Ты не был пленником. Но почему мне сказали, что за дверью нижнего этажа расположена тюрьма?

– Кто сказал? – удивился Рэй.

– Один мой знакомый, Гарольд. Он предводитель Искателей Счастья.

Рэй отрицательно покачал головой.

– Стервятниками управляет Раймонд. Так говорят. Я не нашел о нем упоминаний в базе данных и сам лично его не наблюдал. Полагаю, на «Фениксе» присутствует их шпион. Только так могу объяснить осведомленность Гарольда относительно моего местоположения. Желание Стервятников улететь на Марс не согласуется с моими намерениями, и предполагаю, что сейчас, когда строительство космолета близится к завершению, они вновь попытаются обсудить возможность полета.

– Но ты им откажешь, – догадался я.

– Не я устанавливаю требования к переселенцам.

– Стервятники не пытались захватить корабль силой? Я слышал, их много и они неплохо вооружены.

– Однажды к нам пришла хорошо вооруженная группа. Она располагала большим разнообразием оружия, но не имела ни одного, способного превозмочь углепластик, которым я окружил «Феникса». И я убежден, этот вопрос в условиях сегодняшней Земли решить невозможно.

– Может быть, им и не понадобится оружие, – задумчиво пробормотал я и пояснил: – Похоже, Раймонд хорошо тебя изучил, если знал, что тебя удастся выманить вот так просто – предложением незнакомца уйти.

– Здесь не нужна большая проницательность. Я по-прежнему помогаю людям и, почувствовав твою нужду в помощи, не мог отказать.

Я непонимающе потряс головой.

– Я направляюсь к Стервятникам, хочу во всем разобраться. Ты ведь уже знаешь об этом?

– Знаю. И уже иду с тобой.

– Но почему? – не унимался я.

Мои слова вновь разочаровали его.

– Разве желание помочь само по себе не является причиной помогать?

– Не один я на Земле нуждаюсь в помощи.

– Тогда считай этот поход моим прощанием с Землей.

Я был смущен его отзывчивостью и своим поведением. Никаких пленников на корабле не было: ни марсианских, ни человеческих. Все мои действия не имели смысла – достаточно было попросить. С другой стороны, я получил хорошее оружие – это успокаивало.

– А что у тебя за оружие? – спросил я Рэя. – Можно мне?..

Он кивнул.

«Рэй, марсианин. Рост 249 см, вес 162 кг, возраст 9100 лет. Стоимость не установлена. Расположение: дружественное. Потенциальная угроза: смертельная. Метеоритный круглый щит: вес 1257, стоимость не установлена. Метеоритный длинный меч: вес 384, стоимость не установлена».

С ответом я не нашелся. А по виду марсианина нельзя было сказать, как тяжела его ноша. Развивая последнюю мысль, я расстегнул рюкзак и приоделся. Энергорукава настроили ширину ремней автоматически, рукоять энергомата пришлась как раз впору моему захвату. Нет, я определенно поступил правильно. Под руку попался импульсный генератор.

– Знаешь, что это? – попытал я удачу.

– Импульсный генератор. Может послужить сердцем разрушительного оружия.

– А ты мог бы его собрать? – я затаил дыхание.

– Да. Но это лишь один элемент. Не хватает блока полураспада и самого венерианского порошка.

Закончив примерку, я уселся на металлический ящик – вершину заметенной пеплом неизвестной ныне конструкции – и радировал Гарольду.

– Живой? – спросил он. Голос почему-то был веселым.

– Еще бы. А знаешь, мне ничего не угрожало.

– Знаю.

– Что?! – я притворился шокированным. – И чего ради было меня стращать?! Я сейчас оборву связь.

– Саша, погоди. Мы тебя проверяли. Мы не знали, что произойдет с тобой на «Фениксе». Уже потеряли так двоих – ушли работать на Федора Ивановича, набивать эксманы, надеясь, что их за компанию возьмут на Марс. А их не возьмут, ты это пойми. Это мы с тобой полетим и другие идейные люди.

– Каким образом?

– Захватим «Феникс». Преобразователи, которые мы собирали, это для оружия, чтобы прожечь углепластиковый барьер.

– Звучит как секретная информация.

– В современном мире сложно что-либо утаить. К тому же это знание не поможет Рэю помешать нам. Его люди исчисляются десятками, наши тысячами.

– Надо подумать. Уже и не знаю, хочу ли быть частью вашей команды. Да и кто вы? Об экипаже «Феникса» мне известно и то больше.

– Мы – Искатели Счастья, я уже говорил. Завистники называют нас Стервятниками, потому что мы забираем то, с чем другие уже не могут справиться, и доводим их дела до конца. Сейчас отправлю координаты «Левиафана». Приходи, увидишь нашу организацию изнутри и решишь, помогать нам или нет. И главное, помни, что другого способа попасть на Марс у тебя не будет.

– Я помню.

– Да, еще, – эти слова Гарольд хотел произнести между делом, но чувствовалось, что именно за ними последует самая важная для него часть разговора. – Ты не ходил в тюрьму?

Я неумышленно взглянул на Рэя.

– Я не нашел тюрьмы – на восьмом этаже только топливный отсек.

– Мм… Ну ладно, до связи. Попадешь в переделку – зови.

«Уже звал», – подумал я.

Штаб Стервятников находился от нас в трехстах километрах, расстояние для современного даже пешего человека незначительное. Однако спешить к ним я не намеревался, да и на самом деле не был уверен, пойду ли. Можно набрать пятую версию и полететь с Рэем. Да наверняка есть и другие способы попасть на Марс, стоит только поискать. В крайнем случае можно и подождать в баре столетие-другое, а там вдруг и сами марсиане прилетят. Конечно, я лукавил. Чтобы растратить эксманы, мне потребуется гораздо меньший срок. И когда я вновь откачусь до базовой версии, победа может остаться за крысами. А дальше мое тело вышвырнут на улицу, где оно будет медленно преть под слоем пепла.

«Пойду, – пообещал я себе. – Но не сразу». В тот момент я был слишком зол на Гарольда.

В коротких словах я передал Рэю диалог. Намерения Стервятников его не пугали.

Выбирая направление, я огляделся.

Давным-давно homo sapiens поглотил планету. Плодовитому человеку «разумному» было мало земель, он скашивал горы и засыпал моря. Увеличению территории суши способствовало также изменение климата, вызванное старением Солнца. Зима, осень, весна – времена года остались в прошлом, в том разноликом цветном мире, который мы видели во снах. Теперь-то над Землей безраздельно властвовало лето – безжалостное, палящее, под которым все разнообразие трав выродилось в ломкую бурую солому. С объятием планеты пепельным коконом средняя температура над ее поверхностью снизилась, однако наш мир окончательно превратился в единую малообитаемую пустошь.

Кругом пустыня и только вдалеке угадывались очертания исполинского, упрямо торчащего из пепла мусоровоза. Заваленный на бок, он все равно не выглядел поверженным и, казалось, только переводит дух, чтобы вступить в неравную схватку с бесконечным пеплом и мусором. Для современного искателя приключений он может оказаться настоящим сундуком с сокровищами.

Увы, в его заржавленном кузове для меня нашлись только останки технокрысы.

Раздумывая, куда пойти дальше, я уже выбрал случайное направление, когда система сообщила о низком уровне энергии.

Я перерыл рюкзак, словно в нем могла появиться новая батарея.

– Отлично! – всплеснул я руками. Пройти сотню километров туннелей, чтобы умереть в пяти километрах от цивилизации! – вещи стали возвращаться в рюкзак.

Ладно, включу энергосберегающий режим и буду надеяться, что поблизости есть какое-нибудь поселение или свалка.

Конечно, мы могли вернуться на космодром, но я боялся, что во второй раз Рэй может передумать идти со мной.

Сутки спустя мы окунулись в невысохшую под слоем пепла каплю океана Империи.

Я ожидал оказаться в безликом месте, ничем не отличимом от любого другого осколка страны, среди унылых, затуманенных ленью взглядов, поэтому весьма удивился. Во-первых, здесь были улицы. Это значит, из пепла выглядывали верхушки жилых домов, их крыши и пространство вокруг регулярно подметалось. Во-вторых, люди выглядели непривычно чистыми и опрятными, одежды носили новые и – я не поверил глазам – растили детей. Дети искали клад, лепили куличики из пепла, катались на орфах и церберах, словом, занимались обыкновенной детской возней. Чем занимались родители? Я понятия не имел. Я не представлял, чем могут заниматься люди, кроме как напиваться в барах, бесцельно слоняться да еще иногда непонятно против чего бастовать. Интуитивно я опасался их и потому для разговора нашел классического землянина – человека в таком пыльном бесформенном костюме, что вывод о женском поле можно было сделать только по лицу.

– Есть тут скупщик? – спросил я, планируя для начала продать ненужный более энергопистолет, а может, и зуб из иридия.

– Есть Рустам, – ответила она равнодушно, не удостоив меня и даже Рэя хотя бы толикой интереса. – Он на пропажах целый склад всякого хлама собрал: одежда, оружие, мебель и предметы быта – все у него теперь есть. Натаскал, понятно, из пустых домов. Только у кого что было, никто ведь и не знает.

– Что еще за пропажи? – заинтересовался я.

– Люди у нас пропадают. Добровольцы даже поиски организовывали, да также сами и сгинули.

– И много людей пропало?

– А как будто и много, – равнодушно ответила она. – Кому какое дело? Мне вот никакого.

В прежнее время это обстоятельство не заинтересовало бы и меня. Но теперь, восстав из кокона ленивого обособления, я стал открыт вопросам этого мира.

– А странный у вас район, – не смог я не отметить.

– Ага. Только мы не район. Обособленное государство Новая Атлантида – во как назвались! – она неприятно усмехнулась. – Ну а мы, стало быть, атланты. Да только как Землю не назови, она все равно помойкой останется. – К женщине вернулась былое уныние, взгляд помутнел, она потеряла интерес к беседе.

Найти Рустама мне помог уличный указатель, на котором так и было написано: «Торговый центр ”Рустам”». Пока мы шли, «смокинги», как стал я называть местных жителей, почему-то их невзлюбив, бомбардировали Рэя любопытными взглядами. Правда, значения этому он не придавал, и только я готов был затеять перепалку, если с нами посмеют еще и заговорить. Мои опасения сбылись.

– Послушайте, друзья! – пружинящей походкой к нам приближался коротышка ростом каких-то 180 см (средний рост homo cybernetic составляет 195 см).

Я насторожился, вспомнив о знакомстве с Гарольдом.

– Мы вам не друзья, – отрезал я. – Мы и видимся-то впервые.

Рустам всплеснул руками.

– Где же мои манеры? Позвольте представиться, – он слегка поклонился. – Скромный предприниматель Рустам.

Рэй кивнул в ответ.

– Меня зовут Рэй, и я с удовольствием стану вашим другом.

– Ах, как приятно в час нужды встретить благородную…

– Что вам нужно? – все так же недружелюбно продолжал я, любезность незнакомца меня раздражала.

– Наш город, нашу счастливую страну кто-то пытается обрушить. Завистники, а я не сомневаюсь, это именно так, похищают наши лучшие умы! Они забрали и мою дочь, мою прекрасную, чудесную Весту!

– И у вас дочь? – почти не удивился, но уточнил я.

– Приемная. Я отбил ее тело у гиеноидов и вернул к жизни.

Мне стало жаль отца и дочь. Не удивлюсь, если она мертва. Опять.

– Вы нашли похитителей в базе данных?

– К сожалению, наша база временно не функционирует. Она вышла из строя во время накрывшей город сильной пепельной бури.

– А есть идеи, где их искать?

– Есть одно место. Перед исчезновением Веста рассказывала, будто нашла след к северу от города. Поисковый отряд ничего не обнаружил, но вдруг вам удастся… Примите координаты и ее образ.

Перед моим внутренним взором появилось молодое красивое лицо, темное, как древесная кора, и обрамленное яркими синими и зелеными короткими локонами. Одно глазное яблоко Весты было синим, другое зеленым, и, судя по отсутствию радужек, глаза эти прежде вполне могли принадлежать животным. В наше время, когда мастерские предлагали пересадку животной шерсти и высверливали в черепах отверстия для третьих глаз, вправляя хрусталики и привязывая новые зрительные нервы, никакая внешность уже не удивляла.

Рэй не имел нейросети, но мог обнаружить образ Весты в разуме отца.

Задерживать нас дольше мужчина не стал и тактично растворился в толпе.

В две стороны торгового центра «Рустам» тянулись длинные рукава коридоров, разделенных множеством больших и малых секционных коробок. Сквозь круглые обзорные прорехи виднелись аналогичные три этажа. Когда-то шумные, затем опустевшие, теперь они снова встречали посетителей. Пока еще не столь многочисленных, но они были. Люди прохаживались под вновь зажигающимися вывесками, забирали товар, оставляли эксманы. Продавцами, как издревле повелось, были андроиды, людям казалось необходимым взаимодействовать с кем-то похожим на себя.

На первом этаже помещался мебельный магазин, второй занимали иные предметы быта. На третьем посетители выбирали одежду и меняли внешность в контурной мастерской. На четвертом наслаждались биологическими продуктами. Там же расположился оружейный отсек. Проходя мимо торговых рядов, я ожидал увидеть ветхую рухлядь, оставшуюся со времен величия человечества. Но если Рустам и начинал свое дело с осмотра чужих домов, то теперь сумел организовать собственное производство, и отовсюду на меня смотрел товар сегодняшнего дня.

На первых этажах мы не задерживались – своего жилья в Новой Атлантиде у меня не было, и обзаводиться им я пока не стремился. Вот подыскать нам с Рэем новую одежду будет нелишним. Но сперва я прошел в оружейный отдел – очень уж хотелось посмотреть товар.

Он был не так велик, как другие отделы, но и здесь взыскательный охотник мог найти помощника себе по душе. Было здесь и старомодное, давно не выпускаемое огнестрельное оружие; не оправдавшие надежд и не получившие широкого распространения лазерные бластеры; смертельное и для себя и для противника биологическое оружие, распыляющее токсичные пары; пара спиралевидных гиперзвуковых пушек кэнвоксов и, конечно, большое разнообразие энергооружия, занимающего половину стен. Отдельная витрина отводилась под гранаты, прицелы, глушители, усилители и прочие дополнительные элементы. Тут же покупателей ждали боевые роботы Миротворцы, имеющие устойчивые к повреждениям металлопластиковые корпусы, две энергетические пушки вместо рук, способные также распылять усыпляющие и паралитические газы.

В углу неподвижно застыл их младший, но куда более воинственный брат Шива, имеющий гуманоидное строение, для большей эффективности снабженный четырьмя руками, трансформирующимися в разноплановое оружие. Если верить ярлыку, он имел исключительную прочность и емкую зарядную батарею в сто тысяч хокинманов. Да уж, настоящая машина для убийств! Только вот стоил робот больше, чем удалось собрать мне до сих пор.

– Принимаете товар? – спросил я продавца.

– Показывайте.

Я выложил на прилавок пистолет и три гранаты, оставив про запас только две. Пускай гранаты и были эффективны в бою, но их использование мне представлялось расточительством эксманов.

– 400 за все.

– Да одна граната стоит 200! – возмутился я.

– Могу предложить 400 эксманов, – андроид был неумолим.

Немного поворчав, я согласился. Мы обменялись рукопожатием – этот процесс служил проводником сделке.

Затем я хотел вернуться на этаж одежды, но подчинился любопытству и вошел в ресторан.

А вот здесь людей было много, как в старом добром «Гараже 2102». В одном зале посетители пили топливо, маслоголь или обычный алкоголь, закусывая солеными химикатами, в другом неспешно потягивали горячие бодрящие напитки, крутили усы и покусывали сигары. Но такую картину я мог наблюдать и в своем районе. Интересен был третий зал. За одним столом, разбившись на пары, четыре человека поочередно ударяли палками по деревянным шарам, пытаясь загнать их в специальные лузы. На другом столе шестеро выкладывали пластиковые карточки с картинками. Названий этих старинных игр я не знал и не представлял, как виртуальным приключениям можно предпочесть столь скучные неторопливые занятия.

В центре стола картежников ширилась большая миска с маслянистыми мучными бутонами, начиненными, если верить моим датчикам, мясом, луком и специями. Из миски торчала только одна вилка. Когда кто-то вытягивал особо удачную карту, он с хлестким треском ударял ею по столу, приговаривая заветное: «Водохрюн вам!», после чего накалывал мучной бутон и отправлял в рот.

– На что это вы играете? – полюбопытствовал я.

– На пельмени! – победитель последней раздачи торжественно поднял пельмень на вилку. – Пробовал когда-нибудь?

– Нет. Вкусные?

– А то! Будешь с нами? Вход тридцать эксманов.

Я зачарованно представил, как мягкий острый пельмень погружается в мой желудок, но потом увидел задумчивое лицо Рэя и ответил:

– Не сейчас.

– Напрасно!

Колода была перетасована, игроки вновь защелками картами.

– Рэй, а ведь ты нуждаешься в еде и воде, – вспомнил я. Мне казалось необычным и даже постыдным столь могучему существу зависеть от самых примитивных потребностей.

– Я не голоден и могу долго обходиться без пищи. Воду же, здесь, на Земле, я получаю прямо из вашего богатого кислородом воздуха.

– Действительно, ведь на первобытном Марсе почти не было ни того, ни другого. Что же вы пили в то далекое время?

– Кровь копателей, которых с той целью и разводили.

– Гм. А все-таки я тебя угощу. Неизвестно, когда такая возможность представится снова. Посмотрим, что это за зверь такой – пельмень.

– Сколько стоит миска пельменей? – спросил я опрятного андроида-бармена в строгих черно-белых одеждах.

– Сорок эксманов за один пельмень.

– Почему так дорого? – неприятно удивился я.

– Натуральный свино-говяжий фарш без примесей аудумлы и хрюна.

Аудумлами называли мутировавших под воздействием радиации огромных синекожих коров, ну а хрюны – кто не знает этих чистоплотных прибрежных жителей?

– А синтетическое мясо есть?

– Десять эксманов за килограмм.

– Тогда два, – я неуверенно посмотрел на марсианина, – лучше три килограмма мяса и два пельменя.

– Это было необязательно, – слабо запротестовал Рэй. – Я много лет питался одними крысами.

– Тем более ты заслужил нормальной еды.

Мы расположились за дальним затененным столиком у стены. Я дернул светильник. В его слабом свете Рэй выглядел зловеще. От неожиданности я вздрогнул. Нет, лучше посидим в полутьме.

Нам принесли большую миску с мясной кашей, которую следовало есть ложкой, два украшенных вымоченной бурой травой пельменя на разных тарелках и вилки к ним.

Пельмень был пробно надкушен за выступающий край, затем переправлен в рот уже полностью. И пока Рэй справлялся с мясом, пельмень таял в моем желудке. Здоровье я имел полное, поэтому воздействие пельменя ограничилось восстановлением незначительного запаса энергии. «Разбогатею – закажу миску пельменей», – подумал я. Достоинства пельменя оценил и марсианин, сказав, что это самое вкусное блюдо, которое он пробовал на Земле.

В оплату трапезы ушли 110 эксманов, но она того стоила. Впрочем, я сразу задался вопросом, как эту потерю восполнить, потому вещевой этаж мы прошли быстро, как только узнали, что марсианских размеров сейчас в продаже нет. В галантерее на первом этаже потратил еще 150 эксманов на покупку двух средних батарей СБ3, с запасом энергии в 5000 единиц. В ювелирном отделе попытался продать иридиевый зуб, но предложению в 40 эксманов отказал, полагая, что он должен стоить больше одного пельменя, сделанного пусть даже из натурального мяса.

Выходя из мола, я придумал способ немного разбогатеть.

В Атлантиде было много «живых» людей: думающих, развивающихся, мечтающих и стремящихся к целям, а неокосмистов еще больше. Обыкновенно внешность они имели самую безобразную, но, конечно, только для человека, принимающего само понятие внешней красоты, например, для меня. Они прокалывали щеки гвоздями, приваривали к головам шипы и обручи, выжигали луковицы волос и прошивали тела и головы узорами стальных нитей. Некоторые пробивали горло или удаляли голосовые связки, чтобы не иметь искушения производить бесполезный речевой шум и не изменять в общении космосу. Другие отрезали ноги, чтобы не тратить энергии на движения. Самые истые неокосмисты обездвиживали себя где-нибудь на крыше заброшенного цеха и размышляли о вечном, пока ученики стряхивали с них пепел и меняли энергетические батареи.

Неокосмист, с которым я заговорил, имел пучок игл вместо волос, цветные стекла в глазницах, клеммы в остром подбородке, к которым, наверное, в приступе самобичевания подводился ток, и пластиковые кольца, приращенные к костям и торчащие ребрами из скул, кистей и рук. Поначалу он не хотел услышать вопроса, но, заметив Рэя, передумал.

– Разве у вас есть что-то, чего недостает мне? – удивился он. – У меня есть все, потому что я – космос. И у меня есть вы.

– Пусть так, – спорить было неуместно и попросту бесполезно. – Я только хочу показать вам одну вещь, возможно, она вас заинтересует.

Я достал иридиевый зуб. Неокосмист тут же забыл всю свою философию.

– Откуда он у вас? Дайте мне! Продайте, если хотите! Эксманы для меня – это пепел! Даю 300!

– Он принадлежал одному туннельщику…

– Туннельщику! – восторженно простонал он. – Даю 500! Голос космоса слышат и под землей! И частица туннельщика будет в моем теле… Что с ним стало?

– Он хотел меня убить, – я тотчас прикусил язык. Как бы сделка не сорвалась.

– И вы его убили? – искренне поразился он. – Эх вы! Надо было умереть. Дайте сюда зуб, вы его недостойны.

Он выхватил зуб из моей руки, стал любовно рассматривать, даже поднес к носу, закрыл глаза и попытался вдохнуть запах подземелий. Потом состоялась сделка, и я обогатился на 500 эксманов или 12 целых и еще половину пельменя.

Вот теперь можно взяться и за поручение горюющего отца.

Назад: Алеф Эл Землянин 5.0

Дальше: Эпилог