Эцио стоял с минуту, ошеломленный и дезориентированный. Где он? Что это за место? Когда сознание медленно восстановилось, он увидел дядю Марио, который отошел от толпы, подошел к племяннику и взял его за руку.

– Эцио, ты в порядке?

– Я… я… я сражался. С Папой, с Родриго Борджиа. И оставил его умирать.

Эцио нещадно трясло. И помочь он себе не мог. Могло ли это быть правдой? Несколькими секундами ранее – хотя, казалось, прошла уже сотня лет – ему пришлось не на жизнь, а на смерть сражаться с человеком, которого он ненавидел и боялся больше всего на свете. С главой Ордена Тамплиеров, порочной организации, стремившейся к окончательному уничтожению мира, ради защиты которого Эцио и его товарищи по Братству жестоко сражались с тамплиерами.

Но Эцио побил его. Он использовал огромную силу загадочного артефакта, Яблока, священной Частицы Эдема, которой удостоили его древние боги. Они хотели убедиться, что их вклад в человечество не канет в кровопролитии и беззаконии. И он победил!

Или нет?

Что он сказал? «Я оставил его умирать»? И Родриго Борджиа, подлый старикашка, захвативший пост главы Церкви и правящий ей, как Папа Римский, кажется, действительно умер. Он принял яд.

Но теперь Эцио охватило страшное сомнение. Была ли, на самом деле, в оказании милосердия, – милосердия, которое было основополагающим принципом Кредо Ассасинов, и которое должно было быть предоставлено всем, кроме тех, чье существование могло поставить под угрозу все остальное человечество, – слабость?

Если была, то он никогда больше не должен позволить появиться этому сомнению, – это несправедливо по отношению к его дяде Марио, главе Братства. Эцио распрямил плечи. Он оставил старика умирать от его собственной руки. Он дал ему время помолиться. Он не вонзил ему в сердце клинок, чтобы убедиться в его смерти.

Ледяная рука сжала сердце, и ясный голос у него в голове произнес: «Ты должен его убить».

Он встряхнулся, словно собака, прогоняя сомнения. Но его мысли все еще крутились вокруг таинственного происшествия в странной Сокровищнице под Сикстинской капеллой в Ватикане, в Риме. В здании, из которого он только что вышел, моргая от яркого солнечного света. Все вокруг казалось ему удивительно спокойным и нормальным – строения Ватикана стояли так же, как и до этого, и по-прежнему были великолепны в ярком солнечном свете.

Воспоминания о том, что только что произошло в Сокровищнице, вернулись. Сильнейшие волны воспоминаний захлестнули его сознание. В Сокровищнице он узрел видение, встретился со странной богиней – другого описания для случившегося у него не было – которая, как он теперь знал, была Минервой, римской богиней мудрости. Она показала ему далекое прошлое и еще более отдаленное будущее, заставив его возненавидеть ответственность, которую он взвалил на свои плечи, за знания, что он получил от неё.

С кем он может поделиться ими? Сможет ли хоть кому-нибудь раскрыть их? Всё казалось ненастоящим.

Единственное, что он точно знал после этого происшествия, – хотя его лучше назвать испытанием, – то, что борьба еще не закончена. Возможно, когда-нибудь и наступит день, когда он сможет вернуться в родную Флоренцию, остепениться, засесть за книги, выпивать с друзьями зимними вечерами, охотиться с ними осенью, бегать за девушками весной и следить за сбором урожая в своих имениях летом.

Но всё это было не то.

В глубине души он знал, что тамплиеры и зло, которое они собой представляли, еще существуют. В их лице он боролся против монстра с огромным количеством голов – их было больше, чем у Гидры. И, как и в случае с легендарным чудовищем, чтобы уничтожить тамплиеров, требовался человек вроде Геркулеса, потому что организация эта была бессмертной.

– Эцио!

Голос дяди был суровым, но именно он вывел Эцио из состояния задумчивости, захватившего его. Он должен сосредоточиться. Он должен мыслить ясно.

В голове Эцио бушевало пламя. «Я Эцио Аудиторе да Фиренце, – утешительно сказал он сам себе. – Я силен, и верен традициям ассасинов».

Он снова ощутил под ногами твердую землю. Эцио не знал, было ли произошедшее сном или нет. Учение и откровения странной богини в Сокровищнице до глубины души потрясли его убеждения и разрушили все предположения. Это было похоже на то, как если бы само Время перевернулось с ног на голову. Выйдя из Сикстинской капеллы, где он, по-видимому, оставил умирать, порочного Папу Римского, Александра VI, он зажмурился от неприятных солнечных лучей. Вокруг собрались его друзья, товарищи-ассасины, лица их были серьезными и наполненными мрачной решимостью.

Но его продолжала преследовать мысль: должен ли был он убить Родриго, чтобы убедиться в его смерти? Он выбрал «нет», – казалось, не сумев достичь последней цели, Борджиа действительно стремился свести счеты с жизнью.

Но в голове Эцио все еще звучал ясный голос.

И было еще кое-что. Теперь его тянула обратно в капеллу непонятная сила, – Эцио чувствовал, что что-то еще было не сделано.

И дело не в Родриго. Не только в нем. Хотя он должен сейчас же прикончить его. Но было что-то еще!

– Что такое? – Спросил Марио.

– Я должен вернуться… – Ответил Эцио.

Желудок сжался от понимания того, что игра еще не окончилась, и что Яблоко никогда не должно попасть в чужие руки. Как только Эцио осенила эта мысль, он понял, что должен торопиться. Оторвавшись от надежной руки дяди, он поспешил обратно, во мрак. Марио, приказав остальным оставаться на месте и следить за происходящим снаружи, последовал за ним.

Эцио быстро отыскал место, где оставил умирающего Родриго Борджиа, но его там не оказалось! Богато украшенная папская мантия лежала на полу, смятая и запачканная кровью. Её владелец сбежал. В очередной раз, сердце Эцио сжала ледяная рука и, казалось, полностью раздавила его.

Тайная дверь в Сокровищницу, как и ожидалось, была закрыта. Она была почти невидима, но стоило Эцио приблизиться к месту, где, как он помнил, находилась кнопка, и прикоснуться к ней, как дверь тихо открылась. Он обернулся к дяде и увидел страх на его лице.

– Что там? – спросил старший ассасин, стараясь, чтобы голос его звучал ровно.

– Там – Тайна, – отозвался Эцио.

Оставив Марио на пороге, он спустился в тускло освещенный проход, надеясь, что еще не слишком поздно, что Минерва предвидела это и проявит милосердие. Конечно, Родриго проход сюда был закрыт, но на всякий случай Эцио держал наготове скрытый клинок, который завещал ему отец.

В Сокровищнице все еще держали Посох человеческие, и в то же время сверхчеловеческие, фигуры – но были ли они статуями?

Посох. Одна из Частиц Эдема.

По-видимому, Посох слился с державшей его фигурой, потому что как Эцио не пытался его вырвать, фигура, казалось, лишь усиливала хватку, светясь так же, как рунические надписи на стенах Сокровищницы.

Эцио вспомнил, что ни одна человеческая рука не должна даже коснуться Яблока. Тем временем фигура повернулась и погрузилась в землю. Сокровищница опустела, если не считать большого саркофага и окружающих его статуй.

Эцио отступил и быстро, нерешительно, всё оглядел. И лишь потом окончательно принял то, что инстинктивно знал до этого, – он прощается с этим местом навсегда. Чего он ожидал? Он надеялся, что Минерва еще раз появится перед ним? Но разве не она сказала ему все эти вещи? И, в конце концов, было ли так необходимо ему знать их? Ему доверили Яблоко. В сочетании с Ним другие Частицы Эдема могли предоставить владельцу невероятную власть, которую так жаждал Родриго. И Эцио, с высоты собственных лет, прекрасно понимал, что такая объединенная сила слишком опасна в руках одного человека.

– Все в порядке? – Голос Марио, все еще необычно нервный, донесся до него.

– В порядке, – отозвался Эцио, направляясь обратно к свету и ощущая странное сопротивление.

Добравшись до дяди, Эцио молча показал ему Яблоко.

– А Посох?

Эцио покачал головой.

– Лучше в тверди земной, чем в руках человеческих, – сказал с пониманием в голосе Марио. – Но не мне тебе об этом говорить. – Его заметно передернуло. – Пошли! Мы не можем больше задерживаться.

– Куда мы спешим?

– Спешим. Ты же не думаешь, что Родриго будет сидеть, сложа руки, и позволит нам уйти отсюда?

– Я оставил его умирать.

– Оставить его умирать и оставить его в живых – это разные вещи. Пошли!

Потом они со всей возможной скоростью вышли из Сокровищницы. И на всем пути их преследовал ледяной ветер.