ГЛАВА 10
– Эцио! – радостно улыбнулся Марио. Его борода топорщилась сильнее, чем обычно, а лицо загорело под тосканским солнцем. – С возвращением!
– Спасибо.
Улыбка сползла с лица Марио.
– Вижу по твоему лицу, что за месяцы, что мы с тобой не виделись, тебе пришлось пройти через многое. Когда примешь ванную и отдохнешь, расскажешь мне обо всем. – Он помолчал. – До нас дошли новости из Флоренции, и я – даже я! – молился, чтобы произошло чудо, и ты остался в живых. Но ты не только выжил, но и натравил всех против Пацци! Тамплиеры возненавидят тебя за это, Эцио.
– Это чувство будет взаимным.
– Сперва отдохни, а после все мне расскажешь.
Этим же вечером двое мужчин устроились в кабинете Марио. Эцио рассказывал все, что знал о событиях, произошедших во Флоренции, а Марио внимательно слушал. Потом Эцио отдал страницу Вьери дяде вместе с той, которую получил от Лоренцо, с расшифрованным чертежом отравленного клинка, и продемонстрировал дяде оружие. Оно произвело на Марио впечатление, но он вновь принялся изучать новую страницу.
– Моему другу не удалось расшифровать ничего, кроме описания оружия, – сказал Эцио.
– Тоже неплохо. Подобные инструкции есть далеко не на каждой странице, и только они должны были заинтересовать его, – проговорил Марио, и в его голосе проскользнула нотка осторожности. – В любом случае, мы поймем истинное значение Кодекса только когда соберем все страницы. Но даже эта страница, – когда мы поместим ее и страницу Вьери рядом с остальными, – большой шаг вперед.
Он встал, подошел к книжному шкафу, за которым находились страницы Кодекса, отодвинул его и задумался, куда же повесить новые. Одна из них легла точно рядом с остальными, а вторая соприкасалась с ней углом.
– Интересно то, что у Вьери и его отца были на руках страницы, которые так близки друг к другу, – заметил он. – Так, посмотрим… – он замолчал, сосредоточившись. – Хммм, – проронил он, наконец, но тон его был взволнованным.
– Так мы продвинулись вперед, дядя?
– Не уверен. Возможно, мы, как и раньше, блуждаем в темноте, но это точно касается какого-то пророка – не библейского, а либо живущего сейчас, либо того, кто должен будет прийти.
– И кто это может быть?
– Не спеши. – Марио задумался, его губы шевелились, читая на языке, которого Эцио не понимал. – Насколько я могу разобрать, то текст можно приблизительно перевести, как «Это откроет только Пророк». А вот здесь сказано о двух «Частицах Эдема», но я не знаю, что это значит. Придется набраться терпения, пока не соберем остальные страницы Кодекса.
– Я понимаю, как важен Кодекс, дядя, но меня сюда привела более веская причина, чем попытка разгадать тайну. Я ищу изменника, Якопо Пацци.
– Нет сомнений, что после бегства из Флоренции он отправился на юг, – Марио помедлил, прежде чем продолжить. – Я не собирался говорить с тобой об этом сегодня, Эцио, но насколько я понял, это так же важно для меня, как и для тебя, и нам как можно скорее требуется начать подготовку. Моего старого друга Роберто выдворили из Сан-Джиминьяно, теперь город снова стал оплотом тамплиеров. Оставить все, как есть, мы не можем – они слишком близко и к нам, и к Флоренции. Я считаю, что Якопо Пацци мог найти убежище в Сан-Джиминьяно.
– У меня есть список имен других заговорщиков, – проговорил Эцио, вытаскивая из сумки и передавая дяде лист бумаги.
– Отлично. Некоторые из этих людей гораздо менее склонны отступать, нежели Якопо, и от них будет гораздо проще избавиться. На рассвете я пошлю в ту сторону шпионов, посмотрим, сумеют ли они что-нибудь разузнать о них. Одновременно нам нужно будет подготовиться к возвращению Сан-Джиминьяно.
– Твои люди, во что бы то ни стало, должны быть готовы, но я не могу терять времени, если хочу уничтожить этих убийц.
Марио задумался.
– Возможно, ты прав – часто одиночка способен проломить стены, перед которыми бессильна армия. Нам нужно убить их, пока они еще уверены, что находятся в безопасности. Отправляйся и посмотри, что сможешь узнать. Я знаю, что теперь ты в состоянии позаботиться о себе.
– Благодарю, дядя!
– Не спеши, Эцио! Я разрешу тебе уйти при одном условии.
– Каком?
– Ты отложишь свой отъезд на неделю.
– На неделю?
– Если уж ты решил отправиться в одиночку, без запасного плана, тебе потребуется нечто большее, чем оружие со страниц Кодекса. Да, ты уже мужчина и храбрый боец-ассасин, но твоя репутация заставляет тамплиеров жаждать твоей крови. И тебе все еще не хватает некоторых навыков.
Эцио нетерпеливо покачал головой.
– Нет, дядя, прости, но неделю…
Марио нахмурился и лишь немного повысил голос, но этого оказалось достаточно.
– Я слышал о тебе много хорошего, Эцио, но и не меньше плохого. Ты утратил контроль, когда убивал Франческо. Ты позволил чувствам к Кристине сбить тебя с пути. Твой нынешний долг заключается в верности Кредо. Если ты будешь пренебрегать этим, в мире не останется места, где ты смог бы наслаждаться жизнью. – Он поднялся. – Как твой опекун, я приказываю тебе слушаться.
Эцио показалось, что дядя значительно вырос, пока говорил. И, хотя принять это было болезненно, он признал истинность слов дяди. Эцио с сожалением опустил голову.
– Хорошо, – подытожил Марио более добродушным тоном. – Ты еще поблагодаришь меня за это. Твоя новая боевая подготовка начнется с утра. И помни, подготовка – это все!
Неделю спустя, вооруженный и подготовленный Эцио выехал в Сан-Джиминьяно. Марио посоветовал ему связаться с одним из отрядов наемников, которые он разместил в пределах видимости города, чтобы следить за въезжающими и выезжающими оттуда. Эцио обнаружил один из их лагерей в первую же ночь за стенами Монтериджони.
Сержант отряда – крепкий, покрытый шрамами мужчина лет двадцати пяти, по имени Гамбальто, – дал ему кусок хлеба с сыром и кружку крепкого верначчи, [Сорт вина – пр.пер.] и, пока Эцио ел и пил, рассказал последние новости.
– Думаю, для Антонио Маффеи было позором навсегда покинуть Вольтерру. У него в голове тараканы, раз он решил, что герцог разорил его родной город, несмотря на то, что тот всего лишь взял его под крыло Флоренции. А теперь Маффеи и вовсе спятил. Он залез на башню кафедрального собора, окружил себя лучниками Пацци и каждый день сыпет оттуда поровну цитатами из Библии и стрелами. Одному Богу известно, что он задумал – перевести горожан на свою сторону своими проповедями или переубивать всех. Обычные люди в Сан-Джиминьяно ненавидят его, но пока он продолжает сеять хаос, город против него бессилен.
– Тогда его нужно убрать.
– Да, это, несомненно, ослабит власть Пацци в городе.
– Как хорошо они защищены?
– На вышках и у ворот множество людей. Но на рассвете – смена караула. И тогда, кто-нибудь вроде тебя, может перебраться через стену и, невидимым, войти в город.
Эцио задумался, желая понять, насколько это отвлечет его от основного задания по выслеживанию Якопо Пацци. Но, пораздумав, решил, что должен рассматривать картину целиком – этот Маффеи был сторонником Пацци. И долг Эцио, как ассасина, – убить этого безумца.На рассвете следующего дня лишь очень внимательные жители Сан-Джиминьяно заметили бы, как стройная, сероглазая фигура в капюшоне, словно призрак, проскользнула по улице, ведущей к кафедральной площади.
Рыночные торговцы уже расставляли свои палатки. Ночная смена подходила к концу, и скучающая, унылая стража дремала, опершись на алебарды. С западной стороны колокольни все еще была глубокая тень, и никто не заметил, как закутанная в черное фигура с легкостью и изяществом паука взобралась по стене.
Худой священник с запавшими глазами и растрепанными волосами уже был на месте. Четверо скучающих арбалетчиков из Пацци так же заняли свои позиции, по одному на каждом углу башни. Но Антонио Маффеи, будто не веря в то, что арбалетчики способны его защитить, крепко сжимал в левой руке Библию, а в правой – кинжал. Когда Эцио взобрался наверх, священник уже начал проповедь, и теперь Эцио ловил каждое слово Маффеи:
– Жители Сан-Джиминьяно, услышьте мои слова! Вы должны покаяться! ПОКАЯТЬСЯ! И попросить прощения. Молитесь вместе со мной, дети мои, и вместе мы сможем противостоять тьме, что пала на нашу возлюбленную Тоскану! Внимай, Небо, я буду говорить; услышь, Земля, слова уст моих. Прольется как дождь учение мое, речь моя упадет как роса, как капля дождя на зелень, как ливень на траву, ибо Имя Господа прославляю! Он твердыня! Совершенны дела его, а пути его праведны! Он истинен и справедлив. Но они развратились перед ним, – они не его дети, а род порочный, строптивый и развращенный! Жители Сан-Джиминьяно, сие ли воздаете вы Господу? Народ глупый и неразумный! Он ли не Отец, породивший вас? Очиститесь же светом Его прощения!
Эцио легко спрыгнул с парапета башни и занял позицию возле люка, открывающегося на лестницу, что вела вниз. Лучники попытались направить арбалеты в его сторону, но расстояние было маленьким, и Эцио воспользовался элементом неожиданности. Он пригнулся, схватил одного из них за ноги и опрокинул его через парапет, обрекая на смерть на булыжной мостовой двумястами футами ниже. Прежде чем остальные опомнились, Эцио набросился на второго, ранив того в руку. Казалось, лучник удивился, что рана оказалась столь маленькой, но потом посерел и упал, жизнь мгновенно покинула его тело. Эцио получше закрепил ядовитый клинок на запястье, сейчас было не время для честной смертельной схватки. Он кинулся на третьего, который, отбросив лук, попытался пробежать к лестнице. Когда он был уже рядом, Эцио толкнул его в зад, и тот скатился по деревянным ступенькам головой вниз, захрустели кости. Последний поднял руки и что-то забормотал. Эцио посмотрел свысока и заметил, что мужчина обмочился. Он отступил в сторону и с издевательским поклоном позволил перепуганному лучнику спуститься по ступеням мимо искореженного тела его товарища.
В тот же миг он ощутил сильный удар тяжелой стальной рукоятью кинжала в заднюю часть шеи. Маффеи оправился от шокирующей атаки Эцио и напал на него сзади. Эцио пошатнулся.
– Я поставлю тебя на колени, грешник! – закричал священник с пеной у рта. – Моли о пощаде!
«Почему люди всегда тратят время на болтовню?» – подумал Эцио, который, пока священник говорил, успел выпрямиться и развернуться к врагу.
Двое мужчин кружили на ограниченном пространстве башни. Маффеи резал и хлестал воздух своим тяжелым кинжалом. Он оказался неумелым бойцом, но отчаяние и фанатизм сделали его чрезвычайно опасным, и Эцио приходилось танцевать в стороне от беспорядочно размахиваемого лезвия, не в состоянии нанести удар. Но, в конце концов, Эцио удалось перехватить запястье священника и дернуть на себя, притянув того вплотную.
– Демон, я отправлю тебя в ад, – прорычал Маффеи.
– Прояви хоть какое-нибудь уважение к смерти, мой друг, – отозвался Эцио.
– Я покажу тебе уважение!
– Сдавайся! Я дам тебе время помолиться.
Маффеи плюнул в лицо Эцио, и тот выпустил его. Потом Антонио с воплем вонзил кинжал в левое предплечье Эцио, и увидел, как лезвие скользнуло в сторону, отбитое металлической пластиной.
– Какие демоны защищают тебя? – резко спросил он.
– Ты слишком много болтаешь, – ответил Эцио, приставив свой собственный кинжал к шее священника и напрягая мышцы. Яд через лезвие попал в яремную вену Маффеи. Священник застыл, открыв рот, но оттуда не вырвалось ничего, кроме отвратительного запаха. Тогда он оттолкнулся от Эцио, попятился к парапету, остановился и… упал в объятия смерти.
Эцио обыскал труп Маффеи. Из его мантии он извлек письмо, открыл и бегло прочитал текст.
Господин,
Я пишу это письмо со страхом в сердце. Пророк прибыл. Я чувствую это. Птицы ведут себя необычно. Я вижу с башни, как они кружат. Я не приду на встречу, как ты просил, я не хочу губить себя и боюсь, что Демон отыщет меня. Прости, но я должен прислушиваться к внутреннему голосу. Может быть, Отец Понимания направит тебя. И меня.
Брат А.
Гамбальто оказался прав, подумал Эцио, он сошел с ума. Угрюмо, вспомнив замечание дяди, он закрыл священнику глаза и произнес: «Покойся с миром».
Опасаясь, что милостиво отпущенный лучник мог поднять тревогу, Эцио посмотрел с парапета башни вниз на город, но не заметил суматохи. Стражники Пацци все еще стояли на посту, рынок был открыт, торговля шла вяло. Не осталось сомнений, что арбалетчик был уже на полпути к окраинам, направившись домой, предпочтя дезертирство военному трибуналу и пыткам. Эцио щелкнул лезвием, спрятав его. Он старался касаться ядовитого клинка только рукой в перчатке. Потом асассин направился вниз по лестнице. Солнце встало, и он не рискнул спускаться вниз по стене колокольни, опасаясь быть замеченным.
Когда он присоединился к отряду наемников Марио, Гамбальто радостно поприветствовал его.
– Твое присутствие принесло нам удачу, – произнес он. – Наши разведчики выследили архиепископа Сальвиати!
– Где он?
– Недалеко отсюда. Видишь то поместье на холме?
– Да.
– Он там, – Гамбальто вспомнил что-то и добавил. – Но сперва я хотел спросить, капитан, как все прошло в городе?
– Больше с башни не раздастся ни одной ненавистной проповеди.
– Люди будут благодарить тебя, капитан.
– Я не капитан.
– Для нас – капитан, – спокойно отозвался Гамбальто. – Возьми с собой отряд. Поместье – хорошо укрепленная старая крепость, а Сальвиати окружил себя многочисленной охраной.
– Отлично, – сказал Эцио. – Хорошо, что они собрались все вместе.
Эцио выбрал дюжину лучших бойцов Гамбальто и повел их через поля, что отделяли их от поместья, где укрылся Сальвиати. Он и его люди развернулись веером, не отходя далеко друг от друга. Сальвиати расставил в поле аванпосты Пацци, и было несложно или обойти их стороной, или нейтрализовать. Но все равно при наступлении Эцио потерял двух из своих людей.
Эцио надеялся взять поместье неожиданно, прежде чем его обитатели осознают, что на них напали, но когда они подошли ближе к тяжелым воротам, на стены поднялась фигура в мантии архиепископа и вцепилась в зубцы стены когтистыми руками. Хищное лицо взглянуло вниз и быстро исчезло.
– Это Сальвиати, – сказал сам себе Эцио.
Снаружи врат не было никакой охраны. Эцио знаком приказал людям приблизиться к стенам, чтобы лучники не имели возможность открыть огонь. Не оставалось сомнений, что Сальвиати расставил своих телохранителей внутри вдоль стен, которые были настолько высокими и крепкими, что казались непробиваемыми. Эцио задумался, сможет ли он еще раз попытаться забраться по стене и перелезть через нее, чтобы открыть врата изнутри, впуская своих людей, но он знал, что охранники Пацци поднимут тревогу, стоит им заметить его.
Когда отряд собрался перед стенами, Эцио, приказав своим людям оставаться вне поля зрения, низко пригнувшись в высокой траве, а сам вернулся назад, где лежало тело одного из их врагов. Эцио быстро раздел труп, переоделся в его униформу. Свою одежду он сунул подмышку и в таком виде вернулся к отряду (люди сперва схватились за оружие, увидев приближающегося Пацци). Одежду Эцио оставил одному из членов отряда и пошел к воротам, подойдя же – забарабанил по ним эфесом меча.
– Открывайте! – закричал он. – Во имя Отца Понимания!
Прошла напряженная минута. Эцио стоял так, чтобы его можно было увидеть со стены. Вскоре раздался звук вытаскиваемых засовов.
Как только ворота открылись, Эцио и его люди ринулись в атаку, раскрыв врата нараспашку и убив стражу внутри. Они оказались во внутреннем дворе, вокруг которого располагались три крыла поместья. Сальвиати стоял на верхних ступенях лестницы у главного входа в поместье. Дюжина крепких, до зубов вооруженных солдат стояла между ним и Эцио. Остальные собрались во дворе.
– Грязный предатель! – вскричал архиепископ. – Тебе не выйти отсюда так же легко, как ты вошел! – Его голос перерос в командный рык. – Убить их! Убить их всех!
Солдаты Пацци приблизились, окружая людей Эцио. Но их не тренировал Марио Аудиторе, и, несмотря на превосходство противника, наемники Эцио успешно вступили в бой, в то время как сам Эцио кинулся к лестнице. Он выхватил отравленный клинок и напал на окружавших Сальвиати людей. Было неважно, куда он попадет, – каждый раз, когда он ударял и проливал кровь, попадая хотя бы по щеке человека, тот умирал в одно мгновение.
– Ты действительно демон – с четвертого кольца девятого круга Ада! – проговорил дрожащим голосом Сальвиати, когда они с Эцио остались один на один.
Эцио убрал отравленный клинок и выхватил боевой кинжал. Он схватил Сальвиати за капюшон и приставил клинок к его шее.
– Тамплиеры утратили христианство, когда занялись банковским делом, – спокойно произнес он. – Разве ты не слышал собственных проповедей? «Вы не можете служить одновременно Богу и Маммоне!» Но у тебя есть шанс искупить свои грехи. Скажи – где Якопо?
Сальвиати посмотрел на Эцио с пренебрежением.
– Тебе никогда не найти его!
Эцио осторожно, но твердо провел клинком по шее противника, выпуская немного крови.
– Ты еще можешь сделать правильный выбор, архиепископ.
– Мы встречаемся по ночам, а теперь делай то, зачем пришел!
– Значит, вы крадетесь, как убийцы, под покровом темноты. Спасибо за это. Я спрошиваю еще раз. Где?
– Отец Понимания знает, то, что я делаю сейчас, послужит великому благу, – холодно отозвался Сальвиати, а потом внезапно обхватил рукоять клинка Эцио обеими руками и вонзил в свое горло.
– Скажи! – закричал Эцио.
Но архиепископ, захлебываясь, упал, его великолепная желто-белая мантия окрасилась кровью.
* * *
Прошло несколько месяцев, прежде чем Эцио получил известия о заговорщиках, которых так ждал. Все это время он вместе с Марио разрабатывал план по захвату Сан-Джиминьяно и освобождению народа от жестокого гнета тамплиеров, которые помнили прошлую ошибку и теперь держали город железной хваткой. Зная, что тамплиеры тоже разыскивают пропавшие страницы Кодекса, Эцио пытался отыскать их самостоятельно, но безрезультатно. Страницы, уже добытые ассасинами, оставались спрятаны под надежной защитой Марио, ибо без них секрет Кредо оставался недосягаемым для тамплиеров.
Потом, в один прекрасный день, в Монтериджони прибыл курьер из Флоренции с письмом от Леонардо для Эцио. Зная привычки своего друга, который будучи левшой писал задом наперед, Эцио потянулся за зеркалом. Хотя для большинства талантливых читателей, незнакомых с Леонардо, его паучьи закорючки были слишком сложны, чтобы расшифровать их. Эцио сломал печать и с нетерпением прочитал послание, чувствуя, как с каждой строчкой в сердце поднимается радость.
Благородный Эцио,
Герцог Лоренцо попросил меня отправить тебе известия о Бернардо Барончелли! Оказывается, что он взял корабль до Венеции, и оттуда тайно проделал путь, инкогнито, ко двору оттоманского султана в Константинополе, планируя найти там убежище. Но он ни разу не был в Венеции, и не мог знать, что венецианцы подписали мирный договор с турками – они даже послали своего второго лучшего художника, Джентиле Беллини, нарисовать портрет Султана Мехмеда. Так что когда Барончелли прибыл туда, и его личность была установлена, он был немедленно арестован.
Конечно, ты уже представил письма, что летают между Блистательной Портой и Венецией. Но венецианцы так же и наши союзники, – по крайней мере, сейчас, – а Герцог Лоренцо весьма искусен в дипломатии. Барончелли в цепях отправили обратно во Флоренцию, и здесь его ждал допрос. Но он оказался слишком упрямым, глупым или храбрым, я уж не знаю, и стойко выдержал пытку и раскаленные добела щипцы, и порки, и даже крыс, грызших его ноги, сообщив нам только то, что заговорщики встречаются по ночам в старой подземной часовне под Санта Мария Новелла. Поиски, конечно, велись, но они ничего не дали. Барончелли был повешен. Я сделал довольно хороший набросок его казни, который покажу тебе, когда мы снова встретимся. Я думаю, что он, анатомически говоря, довольно точен.
Твой верный друг
Леонардо да Винчи.
– Хорошо, что этот человек мертв, – проговорил Марио, когда Эцио показал ему письмо. – Он был из тех, кто спокойно продаст родную мать. Но, увы, это нисколько не приближает нас ни к раскрытию дальнейших планов тамплиеров, ни к выяснению местонахождения Якопо.
Эцио нашел время, чтобы навестить мать и сестру, которые по-прежнему находились в спокойствии монастыря под заботливым присмотром аббатисы. Как он с грустью увидел, Мария сумела восстановиться на столько, на сколько вообще могла. Ее волосы преждевременно поседели, а в уголках глаз появились тонкие линии морщинок, но она достигла внутреннего покоя. И о мертвых муже и сыновьях она говорила с нежностью и гордостью. Но небольшая коробка из грушевого дерева Петруччо, наполненная орлиными перьями, которую она хранила на столике возле кровати, все еще заставляла ее глаза наполняться слезами. Что же до Клаудии – она стала послушницей. И хотя Эцио выразил сожаление о том, что ее красота и дух пропадают зря, он признал, что в лице сестры появился свет, который и заставил его примириться с её решением. И он был счастлив за неё. Он приехал к ним еще раз на Рождество, а с Нового Года заново начал тренировки, хотя внутренне кипел от нетерпения. Чтобы сдержать племянника, Марио назначил его командующим замка, и Эцио неустанно рассылал шпионов и разведчиков по всем уголкам страны в поисках сведений, которые были ему необходимы.
В конце концов, известия были получены. Однажды утром в конце весны Гамбальто появился в дверях кабинета, где разговаривали Эцио и Марио. Глаза его сверкали.
– Синьоры! Мы нашли Стефано де Баньоне! Он укрылся в аббатстве Асмодео, всего в нескольких лигах к югу. Всё это время он был у нас под носом!
– Они держатся стаей, как псы! – огрызнулся Марио. Его грубые мозолистые пальцы быстро проложили маршрут по карте, лежащей перед ним. Он взглянул на Эцио. – Но Баньоне – цепной пес. Он секретарь Якопо! Если мы ничего не выбьем из него..!
Но Эцио уже не слушал, отдавая приказ седлать лошадей и готовиться к выезду. Не теряя времени, он пошел в свои комнаты и вооружился, выбрав на этот раз отравленный клинок. По совету доктора Монтериджони, он заменил яд Леонардо на перегонку болиголова с беленой, и теперь сосуд для яда в рукояти был полон. Он решил с осторожностью использовать отравленный клинок, так как всегда был риск самому получить смертельную дозу. Именно по этой причине, – и потому, что его пальцы были покрыты мелкими шрамами, – теперь при использовании любого из клинков он надевал мягкие, но толстые кожаные перчатки.
Аббатство находилось близ Монтичиано, чей древний замок возвышался над небольшим городом на холме. Оно было построено в солнечной низине пологого склона, заросшего кипарисами. Здание было довольно новым, возможно, не старше сотни лет, и возведено из дорогого желтого привозного песчаника вокруг огромного внутреннего двора с церковью в центре. Врата были широко распахнуты, и монахи аббатства, по давно заведенной традиции, работали в полях и садах, разбитых вокруг, или на виноградниках, растущих выше по склону. Монастырское вино, производимое в аббатстве, было широко известно, и поставлялось даже в Париж.
Часть подготовки Эцио заключалась в том, чтобы узнать привычки монахов как свои собственные. Поэтому, оставив лошадь на попечение конюха в гостинице, где он взял комнату под видом курьера, он переоделся, прежде чем отправиться в аббатство.
Вскоре после прибытия, он заметил Стефано, поглощенного разговором с проповедником монастыря, тучным монахом, который своими формами напоминал один из винных бочонков, которые, очевидно, часто опустошал. Эцио удалось незаметно приблизиться достаточно близко, чтобы подслушивать, оставаясь незамеченным.
– Помолимся, брат, – сказал монах.
– Молиться? – переспросил Стефано, чьи черные одежды резко контрастировали с солнечным светом. Он выглядел, словно паук, оказавшийся на блине. – О чем нам молиться? – язвительно добавил он.
– О защите Господа, – монах выглядел удивленным.
– Брат Джироламо, ты, правда, веришь, что Господа интересуют наши дела? Подумай головой! Если это помогает тебе убить время, то, пожалуйста, обманывай себя и дальше.
– Ты богохульствуешь! – пораженно отозвался брат Джироламо.
– Нет. Говорю правду.
– Но отрицать существование Господа…
– … это единственный рациональный ответ на заявление о том, что на небе живет какой-то невидимый безумец. И поверь мне, судя по тому, что написано о нем в твоей драгоценной Библии, он действительно спятил!
– Да как ты можешь говорить такое! Ты же сам священник!
– Я распорядитель. Я ношу эти одежды лишь потому, что они помогли мне поближе подобраться к Медичи, чтобы я смог поставить их на колени, к славе моего истинного Хозяина. Но сперва надо разобраться с этим ассасином, Эцио. Слишком долго он оставался бельмом у нас на глазу, пришло время уничтожить его.
– Ты прав. Это гнусный демон.
– Ну, – произнес Стефано с кривой усмешкой, – хоть в этом мы с тобой согласны.
– Люди говорят, – Джироламо возвысил свой голос, – что Дьявол наделил его сверхъестественной силой и скоростью.
– Дьявол? – Стефано смерил собеседника взглядом. – Нет, друг мой. Эти дары он дал себе сам, тщательно упражняясь в течение долгих лет. – Он на мгновение умолк, задумчиво склонив голову. – Знаешь, Джироламо, меня беспокоит то, что ты совершенно не готов отдавать должное людям. Готов спорить, ты бы всех назвал несчастными жертвами, если бы мог.
– Я прощаю тебе слабоверие и несдержанный язык, – благожелательно отозвался Джироламо. – Ты по-прежнему один из детей Господа.
– Я же сказал тебе… – резко начал Стефано, но потом махнул руками и сдался. – А, что я стараюсь? Достаточно! Я будто с ветром разговариваю!
– Я буду молиться за тебя.
– Как хочешь. Но делай это тихо. Я должен быть начеку. Пока этот ассасин не будет мертв и похоронен, тамплиеры не смогут чувствовать себя в безопасности.
Монах с поклоном удалился, и Стефано остался во внутреннем дворе в одиночестве. Прозвонил колокол к Первой и Второй Проповедям, и вся община собралась в церкви аббатства. Эцио появился из тени подобно духу, являющемуся незадолго до смерти. Стоял тихий душный полдень, ярко светило солнце. Стефано, похожий на ворона, бродил туда-сюда возле северной стены, обеспокоенный и раздраженный настолько, что казался одержимым.
Но когда он заметил Эцио, он не выказал удивления.
– Я безоружен, – сказал он. – Я сражаюсь с умом.
– Чтобы сражаться, ты должен будешь остаться в живых. Ты сможешь защитить себя?
– Неужели, ты хладнокровно меня убьешь?
– Я убью тебя, потому что это необходимо.
– Хороший ответ! Но ты не подумал, что я могу обладать секретами, которые могут быть полезными для тебя?
– Я полагаю, тебя не сломит никакая пытка.
– Приму это как комплимент, – Стефано оценивающе посмотрел на парня, – хотя я не столь уверен в себе. Но все это имеет чисто теоретическое значение. – Он помолчал, прежде чем продолжить слабым голосом. – Ты упустил шанс, Эцио. Жребий брошен. Дело ассасинов проиграно. Я знаю, что ты убьешь меня, что бы я ни сделал, и что бы ни сказал, и что я умру прежде, чем окончится полуденная месса. Но моя смерть ничего не даст тебе. Тамплиеры уже готовы дать отпор, и скоро полностью уничтожат тебя.
– Ты не можешь быть в этом уверен.
– Я скоро встречусь со своим Создателем, – если он, конечно, создал всё. Это будет конец поисков. В любом случае, зачем мне тебе лгать?
Скрытый клинок выскочил.
– Как хитро, – прокомментировал это Стефано. – Спросишь, что они замыслили дальше?
– Спаси свою душу, – проговорил Эцио. – Скажи, что тебе известно.
– Что ты хочешь узнать? Где мой господин, Якопо? – Стефано улыбнулся. – Это легко. Скоро он встретится с нашими союзниками, в тени римских богов. – Он помедлил. – Надеюсь, тебя удовлетворит это, потому что, что бы ты ни сделал дальше, я ничего не скажу. И в любом случае это не имеет значения, ибо сердце подсказывает мне, – ты опоздал. Мне только жаль, что я не увижу твоей гибели, но кто знает? Возможно, жизнь после смерти существует, и я, взглянув вниз, увижу твою смерть. А теперь – давай закончим это неблагодарное дело.
Колокола аббатства зазвонили еще раз. У Эцио оставалось совсем мало времени.
– Полагаю, я многому мог бы у тебя научиться, – произнес он.
Стефано с грустью посмотрел на него.
– Не в этом мире, – ответил он и обнажил шею. – Окажи мне честь и позволь умереть быстро.
Эцио со смертельной точностью нанес всего один глубокий удар.
* * *
– К юго-западу от Сан-Джиминьяно находятся руины Храма Митры, – задумчиво сообщил Марио, когда Эцио вернулся. – Это единственные значительные римские руины на несколько миль вокруг, а ведь ты сказал, что он сообщил о тенях римских богов?
– Именно так.
– Значит, скоро там встретятся тамплиеры?
– Да.
– Тогда нам нельзя медлить. Нужно установить дежурство там, начиная с сегодняшней ночи.
Эцио упал духом.
– Де Баньоне сказал, что слишком поздно, чтобы пытаться их остановить.
– Тогда, – ухмыльнулся Марио, – мы докажем ему, что он ошибался.
Наступила третья ночь дежурства. Марио отправился на базу заниматься разработкой планов против тамплиеров в Сан-Джиминьяно, оставив Эцио вместе с пятью верными людьми (среди которых был и Гамбальто) продолжать наблюдение, надежно спрятавшись в густом лесу, окружавшем заброшенные руины храма Митры. Это была большая группа строений, возводившаяся на протяжении нескольких веков. Последние жители этих мест действительно поклонялись Митре, богу, который был заимствован римской армией у иранцев. Но храм содержал так же приделы, посвященные Минерве, Венере и Меркурию. Еще к комплексу был присоединен театр, чья сцена все еще была достаточно крепкой, хотя облицованная полукруглая стена и поставленные в виде террасы каменные скамьи (дом для скорпионов и мышей) были сильно разрушены и окружены сломанными колоннами, где свили гнезда совы. Всё завил плющ, а цепкая будлея проросла в трещинах прогнившего мореного мрамора. Ко всему прочему луна лила на руины призрачный свет, и, несмотря на то, что наблюдатели были готовы бесстрашно сражаться со смертельными врагами, пара человек явно нервничала.
Эцио сказал себе, что они будут дежурить в течение недели, но прекрасно понимал, что людям будет сложно оставаться невозмутимыми так долго в месте, где явственно ощущалось присутствие призраков языческого прошлого. Но к полуночи, когда у ассасинов уже все болело от недостатка движения, они услышали тихое позвякивание сбруи. Эцио и его люди тут же собрались с силами. Вскоре после этого через комплекс проехала дюжина солдат с горящими факелами в руках, возглавляемая тремя мужчинами. Они направились к театру. Эцио и наемники тенями скользнули следом.
Солдаты спешились и образовали вокруг троих лидеров круг. Наблюдая за ними, Эцио, с радостью, узнал лицо человека, которого там долго разыскивал – Якопо Пацци, изнуренного старика лет шестидесяти. Он был в сопровождении незнакомого Эцио человека. Второй же его спутник был знаком – в клювоносой фигуре, закутанной в темно-красные одежды с капюшоном, безошибочно угадывался Родриго Борджиа! Мрачный Эцио прикрепил к механизму на правом запястье отравленный клинок.
– Вам известно, зачем я призвал вас на встречу, – начал Родриго. – Я предоставил тебе достаточно времени, Якопо. Но, не смотря на это, ты еще можешь оправдать себя.
– Мне очень жаль, командир. Я сделал все, что в моих силах. Ассасины перехитрили меня.
– Ты не сумел завладеть Флоренцией.
Якопо склонил голову.
– Ты даже не сумел уничтожить этого щенка, Эцио Аудиторе! С каждой победой над нами он набирает силу и становится всё опаснее!
– Это была вина моего племянника Франческо, – пробормотал Якопо. – Несдержанность сделала его безрассудным. Я пытался быть гласом разума…
– Скорее уж голосом трусости, – жестко вставил третий.
Якопо обратился к нему со значительно меньшим уважением, чем то, которое оказал Родриго.
– Мессер Эмилио. Возможно, мы бы справились лучше, если бы вы послали нам хорошее оружие, а не тот хлам, который вы, венецианцы, зовете оружием. Но вы, Барбариго, всегда были скрягами.
– Достаточно! – прогремел Родриго и повернулся к Якопо. – Мы доверились тебе и твоей семье, и как вы отплатили нам? Бездействием и некомпетентностью. Вам удалось захватить Сан-Джиминьяно! Браво! Но теперь ты застрял здесь. Ты даже позволил им напасть на вас. Брат Маффеи был ценен для нашего Дела. А ты не смог спасти даже своего секретаря, человека, чей ум стоил десяти твоих!
– Ваша светлость! Дайте мне шанс все исправить, и вы увидите… – Якопо обвел взглядом суровые лица собеседников. – Я докажу вам…
Родриго немного смягчил черты лица, и даже изобразил улыбку.
– Якопо. Мы знаем, что лучше всего действовать сейчас. Предоставь это нам. Подойди. Позволь мне обнять тебя.
Якопо нерешительно повиновался. Родриго левой рукой взял его за плечи, а правой выхватил стилет из складок мантии и вонзил его между ребер Якопо. Якопо отпрянул от ножа, а Родриго смотрел на него на некотором расстоянии, словно отец на блудного сына. Якопо зажал рану. Родриго не задел жизненно важных органов. Возможно…
Но к нему уже подошел Эмилио Барбариго. Инстинктивно, Якопо поднял окровавленные руки, защищаясь. Эмилио вытащил угрожающе выглядящий басселард, один из краев которого был зазубрен и имел глубокий кровосток по всей длине клинка.
– Нет, – взмолился Якопо. – Я сделал все возможное. Я всегда верно служил Делу. Всю свою жизнь. Прошу. Прошу, не надо.
Эмилио жестоко рассмеялся.
– Не надо чего, ты, сопливый кусок дерьма?
Он полоснул поперек по дуплету Якопо, разрезая зазубренным лезвием своего тяжелого кинжала его грудь.
Якопо с криком упал сперва на колени, а потом повалился на бок, истекая кровью. Он посмотрел вверх, на стоящего над ним с обнаженным мечом в руке Родриго Борджиа.
– Господин, пощади! – успел проговорить Якопо. – Еще не слишком поздно! Дай мне последний шанс исправить… – он захлебнулся собственной кровью.
– Якопо, – спокойно сказал Родриго. – Ты разочаровал меня.
Он поднял клинок и вонзил его в шею Якопо с такой силой, что пронзил насквозь, перерубив спинной мозг. Он провернул меч в ране, прежде чем медленно вытащил наружу. Якопо приподнялся, его рот наполнился кровью, но он уже был мертв и упал на спину, содрогаясь, пока, наконец, не замер.
Родриго вытер свой меч об одежды мертвеца и распахнул плащ.
– Что за дрянь, – проворчал он.
Потом он повернулся и посмотрел прямо в направлении Эцио, усмехнулся и крикнул: «Можешь выходить, ассасин! Извини, что увел приз из твоих рук!»
Прежде чем Эцио успел среагировать, его схватили два охранника, чьи мундиры были украшены красным крестом на желтом фоне – гербом его заклятых врагов. Эцио позвал Гамбальто, но ни один из его людей не отозвался. Его выволокли на сцену древнего театра.
– Приветствую, Эцио! – сказал Родриго. – Сожалею о твоих людях, но ты, правда, полагал, что я не буду ждать тебя здесь? Что я не планировал, что ты придешь? Ты полагал, что Стефано де Баньоне сообщил тебе точное время и место этой встречи без моего ведома и согласия? Конечно, мы должны были все усложнить, иначе ты почувствовал бы ловушку! – Он рассмеялся. – Бедный Эцио! Видишь ли, мы играем в эту игру куда дольше, чем ты. Я приказал своим людям спрятаться в лесу еще до вашего появления. И я боюсь, твои люди были столь же удивлены, как и ты, – но мне хотелось увидеть тебя живым, прежде чем ты покинешь нас. Назовем это прихотью. И теперь я удовлетворен. – Родриго улыбнулся и обратился к охранникам, державшим руки Эцио – Благодарю вас. Теперь можете его убить.
Вместе с Эмилио Барбариго он сел на коня и поехал прочь, в сопровождении охранников, с которыми он приехал сюда. Эцио смотрел ему вслед. Он лихорадочно думал. Его держали двое здоровенных мужчин, – и кто знает, сколько еще спрятано в лесу? Скольких людей Борджиа послал, чтобы устроить засаду на отряд Эцио?
– Помолись, малыш, – сказал один из захватчиков.
– Постой, – проговорил Эцио. – Я знаю, вы всего лишь выполняете приказ. Если вы отпустите меня, я сохраню вам жизнь. Ну, так как?
Охранник, с которым он говорил, выглядел удивленным.
– Ты только послушай себя! Не думаю, что когда-то встречал кого-нибудь, кто сохранил бы в такой момент чувство юмора…
Но он не закончил фразу. Скрытый клинок выскочил, и Эцио, пользуясь удивлением противников, ударил державшего его справа человека. Яд сработал, и мужчина отшатнулся назад, а потом рухнул наземь. Прежде чем второй стражник успел понять, что произошло, Эцио вонзил клинок глубоко в его подмышку, единственное место, которое не закрывала броня. Освободившись, он отпрыгнул в тени на краю сцены и замер. Ему не пришлось долго ждать. Из леса вышел десяток солдат Родриго. Некоторые из них осторожно осматривали границы театра, другие склонились над упавшими товарищами. Двигаясь со смертельной скоростью, Эцио, словно рысь, кинулся на них, нанося им раны, подобные порезам от удара серпом. Он сосредоточился на том, чтобы попасть по любой обнаженной части их тел. Половина противников была перепугана и захвачена врасплох, солдаты Борджиа дрогнули перед Эцио, и тот убил пятерых, прежде чем остальные бросились наутек и скрылись, панически крича, в лесу. Они не вернутся к Родриго, если не хотят быть повешены за некомпетентность. Пройдет некоторое время, прежде чем их отсутствие обнаружат, и Родриго узнает, что его дьявольский план провалился.
Эцио склонился над телом Якопо Пацци, избитым и потерявшим достоинство. Все, что осталось от него – оболочка жалкого, отчаявшегося старика.
– Бедняга, – проговорил Эцио. – Я разозлился, когда увидел, что Родриго лишил меня законной добычи, но теперь… теперь…
Он замолк и потянулся, чтобы закрыть глаза Пацци, и тут понял, что они смотрят на него. Чудо, но Якопо все еще был жив. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но из горла не вырвалось ни звука. Было ясно, что он находится на краю агонии. Эцио сперва хотел оставить его медленно умирать, но глаза просили об обратном. «Проявляй милосердие, – вспомнил он, – даже когда ты сам того не желаешь». Это тоже было частью Кредо.
– Да упокоит Бог твою душу, – сказал Эцио, целуя Якопо в лоб, и вонзил кинжал глубоко в сердце своего старого врага.
