Глава 7. Идет дорогой рота

Гаспар Дюпон был контрабандистом, но считал себя патриотом. И не видел в этом никакого противоречия. По крайней мере, он себя считал более честным в словах и делах, чем большая часть депутатов парламента.

О Законодательном корпусе Дюпон отзывался как о сборище болтунов, и не понимал, зачем оно нужно Империи. При этом источником власти во Франции считал народ, и только народ.

Гаспар считал себя бонапартистом, преклонялся перед Наполеоном I, но не любил его племянника-императора. Он называл его не иначе как Шарль-Луи, не признавая имени, данного тому при интронизации.

Одним словом, Гаспар был типичным французом. И при этом имел оригинальные политические взгляды. Впрочем, как каждый типичный француз.

Когда Франция объявила войну Пруссии и Северогерманскому Союзу, Дюпон вступил добровольцем в армию. Так уж получилось. Не то чтобы он видел острую необходимость служить Франции на поле брани… Но в его ситуации лучше было проявить патриотизм. И затеряться среди десятков тысяч решительно настроенных парижан, большинство из которых годились бы ему если не в сыновья, то в племянники.

А во всем был виноват Плачидо Лойла, с его южным темпераментом. Молодой, горячий… Это все понятно. Но зачем надо было убивать несчастного Доминика именно в тот момент, когда он разговаривал с Дюпоном? Почему не выбрать более подходящее место? Более удачный день и час? Когда не будет лишних глаз? Что ему стоило позаботиться о наблюдателях? А то получилось некрасиво. В тот момент, когда Плачидо ткнул беднягу в живот в третий или четвертый раз, неожиданно появился полицейский патруль. Если ты такой поклонник театральных эффектов, будь готов к драматичному повороту в событиях. А все из-за того, что Доминго назвал Лойлу «мутным».

А в результате Дюпону пришлось вспомнить о собственном патриотизме. Потому что его принялись рьяно искать по всему югу не только ищейки Сюрте, но и дружки Плачидо. Первые давно имели на Дюпона зуб, но не имели возможности его привлечь. А потому уцепились в свой шанс и объявили Гаспара одним из подозреваемых. А вторые, по младости и неопытности, а так же из привычки решать все радикально, решили, что если мочкануть главного свидетеля, то у полиция не сможет узнать, кто истинный убийца.

К счастью Дюпон имел несколько личин-«шкурок», которые менял в зависимости от обстоятельств. Но в этот раз Гаспар решил вернуться к своему подлинному имени, которое нигде и никак не замаранная ни в чем криминальном. Тем более у Дюпона, который ни одного дня не служил в армии, имелся идеальный послужной список и звание старшего капрала. И все благодаря возможности выставить вместо себя «заместителя», что дозволялось французскими законами. Стоило найти парня, имеющего с ним некоторое сходство, хорошо подмазать его, и отправить служить под именем Гаспара Дюпона. Пообещав хорошую премию, если «заместитель» отслужит «честно благородно». Ловкость рук, и практически в рамках закона. И вот скромный парижский рантье Гаспар Дюпон, старший капрал в отставке, отправился на призывной пункт.

Газеты писали, что все кампания займет от силы несколько месяцев. Что прусские солдаты воюют, подгоняемые в бой палками унтер-офицеров. Что французская армия освободит германские народы от тирании Пруссии. И прочую лабуду, в которую Дюпон не верил. Впрочем, он не считал, что кампания будет трудной. Французы всегда били немцев, будь то австрийцы, пруссаки или прочие саксонцы.

Однако патриотичного рантье, перешагнувшего четвертый десяток, не хотели брать на действительную службу. Власти не знали, что делать с более молодыми призывниками, на которых не хватало ни обмундирования, ни снаряжения. Пришлось Гаспару подключить свои знакомства, благодаря которым он сумел получить должность инструктора Шалонского военного лагеря. Слава богу, в оружие он понимал толк. Да и о муштре имел представление, благодаря своей предусмотрительности и дружкам-ветеранам, в свое время посвятивших его в тонкости военной службы. А возможные ошибки и несуразности в поведении спишут на то, что Дюпон проходил службу давно и успел все подзабыть. Да и кто в царящем вокруг хаосе будет обращать внимание на странности какого-то капрала?

В общем, в один прекрасный день Гаспар оказался в Шалонском лагере, где формировался 6-й корпус армии Франции.

Шалонский лагерь, разрекламированный как идеал современной армейской организации, в реальности напоминал бивак рутьеров. Толпы агрессивных молодых людей, расхристанных и оборванных, делали что хотели, покидали свои части по собственному желанию, и возвращаясь, когда заблагорассудится. В лагере было запасено немало провианта и снаряжения, но из-за неразберихи в снабжении солдаты не получали на обмундирования, ни палаток, ни даже достаточного питания. Вся эта масса здоровых и голодных мужиков, бродила по округе, пьянствовала, играла в карты, дралась, воровала, задиралась к гражданским и задирала юбки всем встречным женщинам.

Каждый из новобранцев был уверен, что к концу компании станет маршалом или на худой конец генералом. А многие в мечтах уже примеряли королевские и княжеские короны. Благо в Германии хватало и тронов, и принцесс. Это было источником нескончаемых шуток и анекдотов. Какая немецкая принцесса устоит перед храбрым и галантным французом? И черт с ним, что у них лица лошадиные и тощие зады. Потом можно будет выписать гризеток из Парижа.

Приписанные к корпусу офицеры были или ветеранами колониальных войн, на которых молодые смотрели как на никчемных стариков. Или молокососами, только окончившими военные школы, а потому не имевшими авторитета у парижан, составлявших большинство призванных в 6-й корпус.

Свой кусок счастья достался и старшему капралу Дюпону, под чью команду отдали десяток оглоедов. Не знаю, как на месте Гаспара справился настоящий капрал, а Дюпон, вспомнив свою криминальную сущность, в три часа привел молодняк в чувство. Для этого понадобилось только сводить их в ближайший лесочек, подальше от чужих глаз. Несогласным с курсом корабля было предложено покинуть борт по собственному желанию. Пока не вынесли вперед ногами. Молодые и борзые не ожидали такого наезда от старичка с шевронами. И самый борзый попытался что-то вякнуть. Он и послужил примером для остальных. Как не стоит разговаривать со старшими.

Назад волчата возвращались за ним, как за своим вожаком, сплоченные общей целью: где раздобыть пожрать, одеть, обуть, и где обустроиться на ночлег. Как не удивительно, выступая сплоченной группой, удалось решить большинство этих проблем уже к вечеру. Затем Дюпон занялся муштрой. Даже в банде должна быть какая-то дисциплина. Что уж говорить об армии. В результате отделение Дюпона выглядело, на фоне других, чуть ли не образцовым. Все десять солдат отделения были в наличии, не пьяные, обмундированные и при деле.

– Как фамилия?

К Дюпону обратился незнакомый генерал. Генерала сопровождала небольшая свита и один из сопровождающих, по всей видимости, адъютант, тут же записал в блокнот данные капрала.

Волчата Дюпона в этот день осваивали новейшую винтовку Шасспо. Гаспар доходчиво объяснял молодняку, что от того, как они знают и умеют пользоваться оружием, зависят их жизни. А что думают недоумки, слоняющиеся по лагерю и горланящие песни, его не волнует. Для этого у певцов есть собственные сержанты.

В этот момент и подошел генерал. Хотя обычно высокое начальство не баловало солдат своими посещениями. Сбросив заботу о мясе войны на обер-офицеров.

В тот же день Дюпон навел справки и выяснил, что он имел честь говорить с генералом Гренье. Командиром 1-й пехотной бригады, 1-й дивизии, 5 корпуса. Что делал генерал из 5-го корпуса в лагере 6-го было непонятно, но это выяснилось уже на следующий день, когда Дюпона и его отделение вписали в состав 1-го учебного батальона подполковника Бомуара, в роту капитана Леру, взвод лейтенанта Гренье. Племянника, между прочим, бригадного генерала. Для Дюпона задачка, почему это произошло, была проще, чем выпить бокал бужоле. Армия нуждалось во всем, но больше всего в толковых сержантах и капралах. Оружие можно подвести с арсеналов, обмундирование со складов. А вот кадровых сержантов катастрофически не хватало. Вот Дюпона и бросили на усиление во взвод лейтенанта, только что окончившего академию Сен-Сир, и еще не нюхавшего не то что пороха, но и запаха солдатских портянок. Хотя и не было сказано ни слова, но было ясно, что его приставили дядькой к начинающему офицеру.

В 1-й учебный батальон собрали всех кто был более или менее подготовлен к военной службе. Говорили, что их отправят в дивизии 6-го корпуса в ближайшие дни. В то время, как остальной вольнице предстояло еще веселиться в Шалоне и окрестностях.

Ожидание отправки затянулось до августа. Поговаривали, что из-за перезагруженности железных дорог, вывоз запасов в действующую армию сильно затруднен. Не хватает ни вагонов, ни паровозов. А чтобы отправиться в Мец своим ходом требуются лошади для обоза. Которых тоже не было, как и свободных вагонов.

А тока личный состав батальона подымал пыль на плацу, осваивал ружейные приемы и время от времени поротно отправлялся на стрельбище.

Третьего августа в лагерь поступили газеты с сообщениями о первых победах французского оружия:

В других газетах уточнялись подробности. Корпус Фроссара разгромил противника, потеряв всего 11 человек. Саарбрюккен сожжен дотла. Захвачены орудия, брошенные бежавшим врагом. И так далее, и тому подобное.

Уже после войны Дюпон узнал, что в «сражении» под Саарбрюккеном с немецкой стороны участвовало всего три роты и две батареи легких орудий, а не три дивизии, как писалось в газетах.

Известия подняли боевой дух в Шалоне на небывалую высоту. Все хотели поскорей оказаться на передовой, пока Германия не успела капитулировать.

Сперва в лагерь под Шалоном пришли какие-то невнятные вести из Эльзаса. Сообщалось что на французско-баварской границе произошло сражение. В ходе боя имея 8-кратное превосходство в пехоте и 12-кратное в артиллерии тевтоны потеснили французов, которые сражались как львы. Противник потерял более полутора тысяч человек. Абель Дуэ погиб смертью героя, которому воинские почести оказал наследник престола Германии, кронпринц Фридрих, командовавший в этом сражении германцами.

Многократное превосходства врага объясняло поражение, и в лагере его восприняли как свидетельство французской доблести. Битва, которая произошла где-то далеко, в Эльзасе, была в Шалоне воспринята как пограничное столкновение.

Потом пришли сообщения еще о двух сражениях. И хотя статьи и заметки были полны превозношения французского боевого духа, заканчивались публикации одинаково, сообщение об отступлении французских войск.

Однако шок вызвали даже не известия о проигранных битвах. Увы, такое случалось в истории. А то что впервые немецкие войска вторглись на французскую землю. Это было невозможно! В это не хотелось верить! Испокон веков, со времен Карла Великого, французы переправлялись через Рейн, чтобы нанести поражение очередному германскому войску, получаю новые земли, богатства и славу! Но никогда тевтоны не вторгались в прекрасную Францию. В 1814 году пруссаки, австрийцы и остальные саксонцы шли на Париж под защитой русских. А теперь пруссаки сами атаковали французов на французской земле и одерживали победы! В это было также трудно поверить, как если бы сообщили в воскрешение Робеспьера, который стал бы призывать к восстановлению монархии Бурбонов.

По лагерю ходили самые противоречивые слухи, просачивающиеся из штабов и обрастающие по пути самыми невероятными измышлениями. Основные версии были три. Учебные батальоны направят в Мец на пополнение Рейнской армии. Всех распределят по гарнизонам крепостей, о которые разобьётся немецкое наступление, всех отправят на усиление парижских фортов. Последний слух был самый популярный. И как позже выяснилось, самый верный.

А вот 1-й и 2-й учебные батальоны били отправлены в Мец, вместе с частью полков 6-го корпуса и корпусной артиллерией.

Станции были забиты вагонами с провизией, обмундированием, боеприпасами и тысячами других вещей, необходимых для обеспечения боевой работы армии. А потому эшелоны с пополнением ползли со скоростью черепахи. Хотя железнодорожники утверждали, что ситуация на дорогах не может сравниться с тем, что творилось еще неделю назад.

Не доезжая километров пятьдесят до Меца, батальону, пришлось выгружаться из поезда. Говорили, что дорога впереди перерезана немецкими конными разъездами. Прусские драгуны разбирают рельсы и нарушают телеграфную связь. А сами германские армии переправились через Мозель, обошли Мец с юга и двигаются на запад, отрезая Рейнскую армию от Парижа.

Так это или нет, но подполковник Бомуар, имея приказ доставить пополнение в Мец, собирался его выполнить. Проедут ли солдаты оставшийся путь в вагонах или пройдут пешком, его не волновало. Точно так же, как опасность столкнуться с прусской кавалерией. Приказ есть приказ, это подполковник усвоил еще со времен битвы на Альме, когда он был зеленым лейтенантом в дивизии Боске.

Обмундирование, тесак, винтовка Шасспо, сто патронов, фляга с водой, и тридцать килограммов припасов в ранце. И унылый моросящий дождь, успевший превратить луга в мелкие озера, а дорогу в чавкающее болото, хватающее солдат за ноги. Как хорошо было в Баскони! Твердая почва, теплая сухая погода. А вьюки тащил мул. Как сейчас понимал несчастного мула старший капрал Дюпон!

Правой, левой! Раз, два!

– Держать строй! – орет ротный.

– Держать строй! – громко вторит лейтенант.

– Держать строй! – чуть тише повторяет капрал Дюпон.

Раз, два! Правой, левой!

Чертов дождь, чертова грязь, чертовы лужи, чертова вода в чертовых ботинках!

– Держать строй! – орет ротный.

Левой, правой! Дневной переход двадцать – двадцать пять километров. Это ж сколько шагов?!

– Малый привал! – неожиданно командует ротный. – Поправить обмундирование!

– Мы же всего полчаса шли? – удивляется Жан-Красильщик.

Специально так формировали взвод или нет, но каждый шестой в нем носил гордое имя Жан.

– Первый привал дается, чтобы все поправили, что у кого неправильно застегнуто или сбилось, – ответил Гаспар, прошагавший за свою жизнь немало миль контрабандными тропами.

– Да где тут присесть можно? Везде грязь и лужи!

– Прояви смекалку! – отрезал старший капрал и скомандовал. – Всем сменить носки, переобуться, поправить обмундирование, перестегнуть, перевязать, перемотать все что мешает или трет.

Рядом подобные советы раздавали другие сержанты и капралы батальона. Этого не потребовалось бы, послужи солдаты подольше. Несколько маршей, когда ноги стерты до кровавых мозолей, а неудачники падают в обморок, быстро приучают к правильному отношению к обмундированию и заботе о нем. А теперь Гаспару приходится служить нянькой.

– Как тебя, Леон? Почему сумка с патронами раздулась как беременная корова? Все лишнее переложить в ранец! Стой! Сумка должна висеть на ремне, как и подсумки. Это же относится и к фляге. Всем внимание! Посмотрите на этого галльского льва! Если вы захотите получить одышку или потерять сознание, как мадмуазель, следуйте его примеру. Знаете, почему ремни ранца идут через плечи вниз к поясу, а не крест накрест? Чтобы ничто не давило на грудь и не мешало дыханию. Через плечо можете носить только тесак и орденскую ленту. Когда получите.

– Рота строиться! – рявкает капитан.

Ну вот! Отдохнул, называется! Слава богу, хоть носки сменил. Насколько только их хватит?

Вновь шагать час по нескончаемой дороге до следующего привала. И еще одного. И еще… Спасительные 10 минут передышки, когда каждый падал там, где его застала команда. В лужи, в грязь.

И вновь в путь… Ротный охрип от требований держать строй. И все равно рота безобразно растянулась. Впрочем, остальные роты представляли не менее жалкое зрелище. Внимание офицеров и сержантов батальона теперь сосредоточилось на том, чтобы никто не отстал.

– Подтянись, – командовал Дюпон. – Кто отстанет от меня больше чем на десять шагов, будет чистить сортиры до скончания века!

– Сколько там того века осталось, – бурчит кто-то позади.

Ничего! Непогода подруга контрабандиста! Сколько троп истоптано под ливнем или снегом. А тут какой-то моросящий дождик! Нам это нипочем, мы даже песенку споем. Мысленно, чтобы не сбить дыхание.

Звук шагов. И еще, чей-то мат.

Боже, этот ранец тяжелей, чем все мои грехи!

Грязь, грязь, грязь… Грязь с каждым шагом. И нескончаемый моросящий дождь. Надеюсь, мы не идем к своему Ватерлоо?!

– Рота, стой! – хрипит капитан.

Слава тебе, Всевышний! Привал!

На ночлег остановились в деревушке с воинственным названием Марс-ла-Тур. Батальонные интенданты забегали по деревне и солдаты впервые за день нормально поели. Причем получили горячую пищу. А кто-то раздобыл у местных и вино. Погреться. А главное, смогли немного просушить одежду.

Утром, на построении, ротный командир зачитал приказ о назначении главнокомандующим Рейнской армией маршала Франсуа Ашиля Базена. А затем сообщил, что батальону приказано следовать к Резонвилю. Это всего какая-то миля, семь километров! Там они соединятся с дивизиями 6-корпуса и будут распределены по частям.

Потом горячий завтрак! И день выдался, наконец, теплый и безоблачный. Просто праздник для солдата!

За завтраком обсудили нового главнокомандующего. Гаспар знал только, что маршальское звание Базен получил за войну в Мексике. И еще, что Франсуа Базен был сыном русского генерала, а потом воевал с русскими же в Крыму. Их подполковник тоже сражался в Крыму.

И вновь в дорогу. Дождик стих. Идти было легко и сравнительно недалеко. Тем более, что часть припасов подъели и рюкзаки стали легче.

В Резонвиле Дюпон посоветовал лейтенанту разместить роту в амбаре, стоящем на отшибе от деревни.

– В деревне полно свободных домов, – удивился Гренье.

– Сегодня-завтра подойдут части корпуса, и мы все равно будем вынуждены переселиться. Наш Бомуар не самый главный петух в этом курятнике. А палаток у нас собой нет.

Первыми, однако, со стороны Меца появились не части 6-го корпуса, как ожидалось, а гражданские, покидающие город. Те, кто сумел благодаря своему положению или связям сохранить от армейских реквизиций лошадей, прибывали в Резонвиль на фиакрах, ландо, повозках и даже шарабанах. Они сообщили, что накануне произошло сражение. Французы отбили все атаки. Но население все равно бежало подальше от войны.

Ручеек беженцев не прекратился и ночью. Хотя в темноте путешествовать рисковали единицы. То ли самые храбрые, то ли самые пугливые. А утром хлынул целый поток гражданских, обозов и воинских частей.

Те, кто остановился в селении, принесли известие, что маршал Базен приказал войскам переправиться через Мозель и двигаться на запад. Дорога до Гравелота полностью забита, и по ней невозможно проехать. А это единственная дорога на запад, которой не угрожают германцы. К счастью за Гравелотом развилка ведет по нескольким направлениям. И тем не менее городок как пробка стал на пути армии. Если бы не это, Резонвиль еще вчера бы был переполнен войсками.

Пришлые солдаты были уставшими и голодными. Всю предыдущую неделю они провели в бесконечных маршах, не имея никакого снабжения или подвоза. Некоторые из них участвовали в сражениях. Некоторые нет. Но и те и другие с удовольствием травили всякие байки о нынешней войне в обмен на еду и выпивку. К слову, солдаты были из 2-го корпуса, а обозы из 3-го. А третьим корпусом продолжал командовать Базен, ставший нынче главнокомандующим. И позаимствовать запасы обозников никто не решился. С учетом этого командиры прибывших частей тут же насели на местных жителей, выгребая все съесное.

– Как бы нам на голодном пайке не остаться, – подошел Дюмон к лейтенанту.

– Скоро прибудут части 6-го корпуса, и мы станем на его снабжение.

– Сходили бы вы к капитану. А то, как бы потом поздно не было.

– Но…

– Эти ребята с корпуса Фроссара тоже приписаны к снабжению. А где их обоз? – Гаспар обратил внимание лейтенанта на очевидное.

Гренье подумал, подумал, но все же подошел к командиру роты. О чем они говорили было не слышно, но потом оба отправились в центр деревни, где квартировал подполковник.

Вечером стали прибывать остальные части 2-го корпуса, а за ними санитарный обоз с ранеными в последнем деле, в основном из 3-го корпуса. Это были получившие ходячие больные с легкими ранами, которые однако требовали лечения в течении двух-трех дней. Тяжелых отправили поездом через Верден в Париж. Раненые рассказали подходившим солдатам некоторые детали сражения. Оказывается, они не только удержали позиции, но контратаковали бошей. И только приказ Базена, остановившего подкрепления, не дал опрокинуть тевтонов:

– Я отдал приказ не вступать сегодня в бой и категорически запрещаю даже на метр продвинуться вперед! – так и написал.

Адъютанты, примчавшиеся с приказом, рассказывали, что узнав об атаке, маршал едва не брызгал слюной. Так орал.

Но чего французы не знали, так это, что и с другой стороны фронта точно также бесновался германский командующий Штейнмец. Его приказы не вступать в бой, точно так же нарушили подчиненные.

Но бой, не смотря на грозные приказы и одного и другого командующих, бой продолжался еще несколько часов. Вступить в сражение легко, а выйти невозможно. Выстрелы грохотали до позднего вечера. А после боя обе стороны считали себя победителями. Французы удержали позиции. А германцы удержали рощицу на нейтральной полосе, за которую сражались до самой темноты. На радостях боши согнали в небольшой лесок несколько оркестров, которые всю ночь наяривали «Heil dir im siegerkranz!» под крики «хох!». Ни своим, ни чужим спать не давали.

Для французов это была победа после нескольких поражений и ее обсуждали на бивуаках у всех костров.

А ночью в расположение батальона пришел расстроенный подполковник Бомуар. Его выселил с квартиры, подняв прямо с постели, какой-то генерал «ла мерде». Генералы, они такие… В отместку подполковник вытурил с теплых кроваток своих ротных. Сон на свежем воздухе, в палатке, полезен для здоровья. Только их ставить надо. Ну да, денщики и так были разбужены. А лейтенант Гренье ночевал с солдатами взвода, и ночные перемещения его не затронули. Чего нельзя сказать о других офицерах и даже некоторых сержантах.

На следующий день войска все прибывали и прибывали, поднимая облака пыли. Вся дорога, включая обочины, была забита ими. Кавалеристы и наиболее нетерпеливые повозки двигались по полям. Часть их двигалась дальше, а часть оставалась в Резонвили, разбивая биваки вокруг селения. В селении в один момент исчезло все съестное. Исчезли курочки, петушки и свиньи. Коров крестьяне, кто попредусмотрительней, еще ночью угнали в лес. А остальные ожидали, что их коровки в любую минуту могут отправиться в котел. Иначе такую прорву людей не прокормить.

Тем более, что второй корпус согласно диспозиции давно уже должен быть в Марс-ла-Туре. Его подпирал шестой корпус, которому лагерь был назначен именно в Резонвиле. При этом обозы обоих корпусов, чтобы не загромождать дорогу, как только миновали Гравелот, были повернуты на Мальмезон и теперь находились в километрах четырех-пяти от полков, столь нуждавшихся в хранящих на повозках припасах. Зато в селении все еще оставалась часть обоза 3-го корпуса. А сам третий корпус в это время был в восьми километрах к северу в Верневиля. Впрочем, узнав о дислокации своего подразделения, обозники засуетились, стали сворачивать лагерь и прямо по полям заспешили на север. Тем более, что у корпуса появился новый командир, сменивший Базена. Это был маршал Лебёф, до недавнего времени военный министр и начальник штаба Рейнской армии. И как «новая метла» поведет себя, узнав об отсутствие подвоза, интенданты проверять не захотели.

Поток войск не прекращался. Большей частью чужаки из корпуса Фроссара. Наконец прибыли и части 6-го корпуса, в то время как 2-й по-прежнему оставался в Резонвиле. В конце концов, штабным удалось навести в этом хаосе относительный порядок. Селение и окрестности были по-братски поделены пополам. Второй корпус разбил лагерь к северу, а шестой к югу от Резонвиля. Точно так же были разделены и все деревенские дома. Увы, в результате соломонова решения штабных рота капитана Леру была изгнана из своего амбарного рая в голое поле. Хотя их амбар и находился южней дороги, но… Как и предрекал Дюпон, в корпусе оказалось много «петухов» повыше чинами, чем командир маршевого батальона. А так как подполковник Бомуар еще не получил назначения, то и с его подразделением не церемонились. В качестве компенсации за утраченную крышу над головой, пообещали палатки. Завтра же! Как только подтянутся обозы. Слава богу, удалось выбить немного муки и бобов.

Бомуар постоянно терся возле штабов, но командованию сейчас было ни до него и ни даже до пополнения. Которое, кстати, 6–1 корпус постоянно требовал, из-за своей хронической некомплекции.

Не придумав ничего лучшего, маршевый батальон временно назначили в охранение корпусной артиллерии, выделив для бивуака примыкавший к дороге луг.

Гренье только порадовался, что по совету Дюпона они запаслись провизией еще до подхода основных сил. Капрал также посоветовал прихватить с собой из амбара все обнаруженные там мешки, и даже куски дерюги. Их набили соломой, и теперь солдатам было чем поужинать, и на чем спать. Довольный лейтенант оправился к ротному с предложением повысить старшего капрала до сержанта.