3. Макалистер

Город Байонна, расположенный на левом берегу Адура и являющийся портом, должен представлять большой интерес для английских туристов, принимая во внимание связанные с ним ассоциации. В течение трехсот лет, вместе с Бордо, он принадлежал английской короне. Кафедральный собор, величественное сооружение четырнадцатого века, был построен англичанами, равно как и гербы Талботов и других знатных дворянских семей под его сводами были вырезаны руками англичан. Собор, по всей видимости, строился по проекту английских архитекторов, ибо имеет центральное ребро, характерное для английской архитектуры, – что полностью отлична от французской, где преобладают сходящиеся ребра, – и напоминает перевернутый корабельный киль, каковой мы можем наблюдать в наших кафедральных соборах. Под некоторыми домами современной постройки имеются подвалы более раннего времени, также сводчатые, и в них также можно обнаружить гербы знатных английских семей, живших здесь прежде.

Но Байонна связана с нами и более поздними событиями. В самом конце войны за полуостров, когда Веллингтон заставил маршала Сульта и французов пересечь Пиренеи, его войска, предводительствуемые сэром Джоном Хоупом, осадили крепость. В феврале 1814 года сэр Джон приказал навести понтонный мост через Адур при помощи лодок, предоставленных адмиралом Пенроузом, что и было сделано, весьма виртуозно, под обстрелом гарнизона, состоявшего из 15000 человек, и канонерских лодок, охранявших реку. Это было сделано тогда, когда Веллингтон отвлекал внимание Сульта на Гавесе, притоке Адура, неподалеку от Ортеза. Здесь и случилась трагическая история, послужившая основой этого рассказа.

Кафедральный собор Байонны до недавнего времени не имел башен – англичане были изгнаны из Аквитании прежде, чем строительство было завершено. С западной стороны он выглядел убогим до последней степени, и представлял собой обшарпанное строение, покрытое белой, точнее – грязно-белой, штукатуркой, на которой большими буквами было написано «свобода, равенство, братство».

Сегодня здесь все не так; западный фасад выглядит современно, а две башни-близнецы прекрасно вписались в ансамбль собора. Когда я был в Байонне, более года тому назад, – о чем и собираюсь поведать, – я посетил маленькое кладбище на северном берегу реки, где похоронены английские офицеры, павшие во время штурма Байонны.

Северный берег находится в департаменте Ланды, в то время как южный – в департаменте Атлантические Пиренеи.

В те времена, когда англичане были изгнаны из Франции и утратили Аквитанию, Адур изменил свое русло. Прежде он резко поворачивал за городом, устремлялся на север и снова поворачивал в нескольких милях от Капбретона, но песчаные дюны постепенно теснили его, и теперь стремительная река пробила себе то русло, по которому течет сегодня в Бискайский залив. Но старое русло еще можно распознать по оставшимся озеркам голубой воды, затерявшихся посреди огромного леса, состоящего из сосен и пробковых деревьев. Весь день я провел, блуждая среди могучих деревьев, отыскивая разбросанные тут и там озера, а вечером повернул обратно в Байонну, немного отклонившись от прямой дороги, чтобы посетить старое английское кладбище. Квадратной формы, оно было огорожено стеной, имевшей железные ворота, поросшие вьющимися сорняками, позаброшенное, с покосившимися надгробиями, покрытыми мхом и лишайником. Я не мог войти внутрь, чтобы прочитать надписи, поскольку ворота были заперты, ключа у меня не было, и я не знал, кто мог быть смотрителем этого места.

Чувствуя усталость от многочасовой прогулки по песчаным дюнам, я присел снаружи, опершись спиной на стену, и немного полюбовался тем, как заходящее солнце шафраном расцвечивает стволы сосен. Затем достал Мюррея из своего рюкзака, раскрыл и прочитал следующий отрывок:

«В N., цитадели, стоящей на возвышении, самой грозной из всех сооружений Вобана, и значительно укрепленной, особенно в 1814 году, когда она служила ключом к укрепленному лагерю маршала Сульта, и была атакована отрядами армии герцога Веллингтона, но не взята, был заключен мир, положивший конец осаде после нескольких кровопролитных столкновений. Последнее из них, самое страшное, унесшее множество человеческих жизней, случилось уже после заключения мира, когда британские войска не ожидали нападения и сняли боевые охранения. Они были захвачены врасплох вылазкой гарнизона, ранним утром 14 апреля; нападение было отбито, но при этом пало 830 англичан и был захвачен в плен их командир, сэр Джон Хоуп, поскольку лошадь под ним была убита, а сам он получил ранение. Атака французов была поддержана огнем канонерских лодок с реки, стрелявших без разбора, по своим и чужим. Было убито девятьсот десять французов».

Закончив чтения, я обнаружил, что солнце село, а над течением Адура заклубился серый туман. Настало время вернуться в Байонну и попытаться успеть к табльдоту в 7.30 вечера, но я понимал, что опоздаю. Перед тем, как подняться, я вытащил свою фляжку с виски и осушил ее до последней капли.

Убедившись, что фляга пуста, я совсем уже было собрался подняться, когда услышал голос, раздавшийся где-то выше, у меня за спиной, произнесший:

– Благодарю тебя, весьма благодарю, шотландец.

Я обернулся на голос, отодвинулся от стены и обнаружил нечто весьма примечательное, расположившееся на самом ее верху. Это была верхняя половина человека в военном обмундировании. Он не сидел на стене, поскольку, если бы это было так, то его ноги должны были бы свисать снаружи. С другой стороны, если он ни на что не опирался с внутренней стороны, это было весьма странно, поскольку, как я уже сказал, над верхней кромкой виднелась половина туловища.

– Вы ведь шотландец? – спросил он. – Или англичанин?

– Англичанин, – ответил я, начиная подозревать, что имею дело с привидением.

– Несколько раннее время для моего появления, ведь еще не наступила ночь, – сказал он, – но запах виски привлек меня, и я был вынужден восстать из своей могилы.

– Восстать из могилы?! – воскликнул я.

– А вы думаете, что я – результат выпитого вами виски? – спросил он.

Я так не думал.

– Хорошо, – сказал он, – но было бы лучше, если бы вы думали именно так. Позвольте представиться. Я капитан Алистер Макалистер из Auchimachie, к вашим услугам, то есть, его лучшая половина. Я погиб во время одного из штурмов цитадели. Эти, – тут он употребил весьма крепкое выражение, которое я не имею права воспроизвести, – эти жабы использовали ядра, скованные цепью, которые разорвали меня пополам, отправив мои ноги в Шотландию.

Несколько оправившись от удивления, я продолжал во все глаза глядеть на него и меня разобрал смех; настолько сильно он напомнил мне Шалтая-Болтая, сидевшего на стене.

– Во мне есть что-то смешное? – раздраженно поинтересовался капитан Макалистер. – Или у вас просто веселое настроение, сэр?

– Уверяю вас, – отвечал я, – это всего лишь проявление радости от встречи с вами, Алистер Макалистер.

– Не забывайте из Auchimachie, и мое звание капитана, – буркнул он. – А также о том, что здесь находится только половина меня, другая же похоронена в семейном склепе в Шотландии.

Я выразил искреннее удивление его словами.

– Вы должны понимать, сэр, – продолжал он, – что я всего лишь нематериальная часть верхней части моего похороненного тела. А за то, что нематериальная часть нижней части находится не здесь, я должен быть благодарен капитану О'Хулигэну.

Я прижал ладони ко лбу. В своем ли я уме? Горячее солнце напело мне голову, или, может быть, все происходящее является результатом выпитого виски?

– Вы можете быть приятно удивлены, – сказала верхняя половина капитана, – что мой отец, землевладелец из Auchimachie, и полковник Грэхем из Ours, были близкими друзьями. Прежде чем я принял участие в войне под знаменами Веллингтона, – в то время он был еще просто сэром Артуром Уэлсли, – мой отец сказал полковнику Грэхему: «Если во время кампании с моим сыном что-нибудь случится, вы чрезвычайно обяжете меня, если переправите его останки в Auchimachie. Я убежденный пресвитерианец, и не смогу чувствовать себя спокойно, если тело его упокоится в земле идолопоклонников, поклоняющихся Деве Марии. Что касается издержек, то я их оплачу; однако постарайтесь не переусердствовать в затратах».

– И злая судьба распорядилась так, что вы… стали состоять из двух половин?

– Да, скованные цепью ядра сделали свое дело, но это случилось не на полуострове. Это случилось здесь. Когда мы наводили понтонные мосты, корабли противника обрушили на нас град скованных ядер, которые, как вы, должно быть, знаете, используются для разрушения такелажа. Но они стреляли ими по нам, и одним из таких выстрелов я был разрезан пополам как раз в том месте, где куртка соединяется со штанами.

– Я все же не могу понять, каким образом одна половина вашего тела оказалась похороненной здесь, а другая – в Шотландии?

– К этому я и веду. Это все из-за капитана О'Хулигэна, мы с ним были в одном отряде. Если вы человек разумный, то не нуждаетесь в моих пояснениях по поводу того, что О'Хулигэн – ирландская фамилия, а капитан Тимоти О'Хулигэн был не только урожденным ирландцем, но и невежественным папистом. Я же, по образованию и убеждениям, истинный пресвитерианец. Я верю в Жака Кальвина, Джона Нокса и Джинни Геддес. Это мой символ веры; и если вы хотите выслушать мои аргументы…

– Не теперь.

– Хорошо; так вот, что касается капитана О'Хулигэна, то мы с ним часто спорили; но он не внимал никаким доводам, ссылаясь единственно на свои убеждения, а если к этому добавить его невозможный характер, то не удивительно, что он постоянно выводил меня из себя. Один из моих предков сражался в осажденном Дерри, участвовал в битве на реке Бойн, и лично отправил на тот свет своей саблей трех неотесанных ирландцев. Я горжусь им, сказал я О'Хулигэну, я выпил кружку пунша в честь Вильгельма III, и воскликнул: «Lillibulero!» Вне всякого сомнения, после окончания осады между нами случилась бы дуэль, если бы один из нас не признал правоту другого. Но этому не суждено было случиться. В то же время, что я, он был разрезан цепью пополам.

– Он тоже похоронен здесь?

– Только половина – его проклятые ноги и колени, на которых он стоял, поклоняясь образу Ваала.

– А где похоронена вторая половина?

– Если вы уделите мне внимание и не будете перебивать, я расскажу вам все без утайки. Но… Черт побери! Вот они, идут сюда!

В мгновение ока верхняя половина капитана оказалась у подножия стены, и, перебирая руками, скрылась за стволом дерева.

В следующее мгновение я увидел пару ловких нижних конечностей, начинавшуюся сапогами, продолжавшуюся белыми лосинами и заканчивавшуюся ремнем, запрыгнувшую на стену и принявшуюся бегать по ней взад-вперед, словно сеттер в поисках куропатки.

Я не знал, что делать.

Тем временем голова Макалистера выглянула из-за дерева и заорала:

– Lillibulero! Господь да сохранит короля Уильяма!

Ноги мгновенно помчались на голос и постарались пнуть его, подобно как футболисты пинают мяч. Не знаю, сколько попыток было сделано, может две, а может три, но все это время верхняя половина Макалистера вопила «Lillibulero!» и еще кое-что о папистах, воспроизвести каковое мне не позволяет воспитание.

Несколько придя в себя от шока, и желая положить конец этой совершенно безобразной сцене, я сорвал трилистник, росший прямо у моих ног, подбежал к сражающимся половинам и приложил этот символ Святого Патрика к нижней половине. Она сразу же прекратился свои агрессивные нападения, неуклюже склонилась к растению, попятилась, все так же почтительно кланяясь, пока не добралась до стены, после чего с необычайной ловкостью перемахнула через нее и скрылась из глаз.

Оставшаяся половина шотландского капитана приблизилась ко мне на руках и сказала: «Я весьма благодарен вам, сэр, за ваше своевременное вмешательство». После чего, поднявшись по решетке ворот, вновь заняла свое прежнее место на стене.

– Вам следует понять, сэр, – сказал Макалистер, устраиваясь поудобнее, – что никакого физического воздействия на меня это не оказывает. Сапоги О'Хулигэна нематериалистичны, равно как и моя верхняя половина. Так что если я и испытываю некоторые неудобства, то они связаны с моими чувствами. Тем не менее, я вам благодарен.

– Он был раздражен вашими словами, – заметил я.

– Безусловно, сэр. Но я одержал над ним верх.

– А теперь, капитан Макалистер, если это происшествие вас не слишком вывело из себя, не могли бы вы любезно объяснить мне, как случилось так, что более благородная ваша половина оказалась здесь, а менее благородная – в Шотландии?

– С превеликим удовольствием. Дело в том, что в Auchimachie находится верхняя половина капитана О'Хулигэна.

– И как же это могло случиться?

– Надеюсь, у вас найдется хоть чуточку терпения не прерывать мое повествование. Я ведь уже сказал вам, что мой отец обратился к полковнику Грэхему с просьбой: если со мной случится страшное, то он должен отправить мое тело домой, чтобы я мог быть похоронен в родовом склепе? Так вот, была допущена страшная ошибка. Когда полковник Грэхем узнал, что я убит, он отдал приказ, чтобы мои останки были найдены и приготовлены к отправке в Шотландию.

– На корабле, я полагаю?

– Конечно. Но, к несчастью, он поручил это каким-то ирландцам, находившимся у него под началом. Хотели ли они оказать почести своему земляку, или, подобно большинству ирландцев, не могли не сплоховать в исполнении даже самого простого поручения, сказать не берусь. Они могли бы узнать меня, даже никогда не видев моего лица, по моим золотым часам; но кто-то из лагеря оказался проворнее их. На часах было выгравировано имя Макалистера. Но их украли. Таким образом, они взяли, – то ли по ошибке, то ли преднамеренно, – верхнюю часть О'Хулигэна и мою нижнюю половину, поместив их вместе. Принадлежность нижней части все-таки легче спутать, чем верхней… Таким образом, его туловище и мои ноги были приготовлены к отправке в Шотландию.

– Как, разве полковник Грэхем не убедился в правильности исполнения данного им поручения?

– Нет. У него было слишком много неотложных насущных дел. А может быть, просто отнесся к взятому на себя обязательству спустя рукава.

– Предстоял долгий путь. Части тел были забальзамированы?

– Забальзамированы! Конечно же, нет. В Байонне не нашлось никого, кто бы знал, как это делается. Имелся один чучельник на рю Pannceau, но он за всю свою жизнь не делал ничего, кроме чучел чаек. Так что ни о каком бальзамировании речи не шло. Мы, то есть часть О'Хулигэна и часть меня, были помещены в бочку с виски и в таком виде отправлены на парусник. Но то ли по пути в Саутгемптон, то ли на другом корабле оттуда в Эдинбург, матросы продырявили бочку и, пользуясь соломинками, осушили ее до дна. В ней не осталось ни капли к тому времени, как она достигла Auchimachie. Какой привкус придал напитку О'Хулигэн, сказать не берусь, но мои ноги придали виски привкус благородный. Я всегда предпочитал в компаниях виски, и, стоило мне как следует нагрузиться, оно оказывало то влияние на мои ноги, что они отказывались мне служить. Это служит несомненным доказательством того, что виски не ударяло мне в голову, а растекалось по моим конечностям. Шотландец может выпить любое его количество, и оно никогда не ударит ему в голову. Когда наши останки прибыли в Auchimachie, где должно было состояться погребение, возникло предположение, что произошла какая-то ошибка. Мои волосы были песчаного цвета, в то время как у О'Хулигэна – черные, или почти черные; но никто не знал, какое действие алкоголь может оказать на цвет волос при длительном воздействии. Однако моя мать исключила ошибку, рассмотрев ноги – у меня была родинка на правой икре, и варикозные вены на левой. Во всяком случае, как говорится, половина хлеба все же лучше, чем его отсутствие, поэтому прибывшие останки были помещены в фамильную усыпальницу Макалистеров. Единственное, что меня несколько огорчило, – что весьма достойная речь священника была произнесена не только надо мной, но и половиной проклятого ирландца и паписта.

– Прошу прощения, что вынужден вас перебить, – сказал я, – но откуда вам удалось все это узнать?

– Между отдельными частями тела человека существуют эфирные токи, – пояснил Макалистер. – Есть духовная связь между головой человека и его пальцами, а между его половинами существует эфирная связь. В мире духовном, сэр, нам известно, что происходит с частями наших тел.

– Хорошо, – сказал я, – могу ли я быть чем-нибудь вам полезен в возникшем у вас затруднении?

– К этому я и веду, еще чуточку терпения. То, о чем я рассказываю, произошло в 1814 году, прошло много лет. Я был бы вам весьма признателен, если, по возвращении в Англию, вы отправитесь в Шотландию и навестите моего внучатого племянника. Я уверен, он поступит правильно, отчасти, чтобы восстановить честь семьи, отчасти – для успокоения моей души. Если бы не моя смерть, он никогда не стал бы владельцем имения. Кроме того, там есть еще один момент, на который вам следует обратить его внимание. На надгробии, возведенном над моим туловищем и ногами О'Хулигэна, на этом самом кладбище, имеется эпитафия: «Светлая память капитану Тимоти О'Хулигэну, павшему на поле славы. Покойся с миром». Это не соответствует действительности, – я имею в виду не только грамматически, – и тому, что под ним покоится. Я имею в виду конечности этого ирландца. А кроме того, будучи убежденным и ревностным пресвитерианцем, я решительно протестую против «Покойся с миром» над моими бренными останками. Мой внучатый племянник, в настоящий момент владеющий имением и придерживающийся столь же строгих взглядов, что и я, также будет против. Я понимаю, что эта фраза относится к О'Хулигэну, но здесь все-таки похоронено мое тело, а не его. Так что я попрошу вас в точности изложить все сказанное мною моему внучатому племяннику, а он примет меры, которые сочтет нужными, чтобы перевезти меня в Auchimachie. Что он пожелает сделать с мощами этого ирландского жулика, меня совершенно не волнует.

Я дал торжественное обещание исполнить в точности возложенное на меня поручение, после чего капитан Макалистер, пожелав мне спокойной ночи, слез со стены и вернулся в отведенное ему место.

В том году я не покидал юга Франции, проведя зиму в По. Только в мае следующего года вернулся я в Англию, обнаружив, что за время моего отсутствия накопилась масса вопросов, связанных с моей семьей, требующих немедленного разрешения. Только спустя год и пять месяцев после разговора с капитаном Макалистером у меня появилась возможность исполнить данное ему обещание. Я никогда не забывал о нем, просто был вынужден отложить до лучших времен. Собственные дела настолько поглотили меня, что выбраться на север не представлялось никакой возможности.

Однако, всему рано или поздно приходит конец. И вот, экспресс доставил меня в Эдинбург. Наверное, это самый лучший город на севере, насколько я могу судить. Прежде мне никогда не доводилось бывать здесь, даже проездом. Мне хотелось бы провести здесь пару дней, чтобы получше познакомиться с этими северными Афинами, осмотреть замок и побывать в Холируде. Но долг – превыше всего, и я отправился далее к месту своего назначения, отложив знакомство с Эдинбургом до того времени, когда буду свободен от данного мной обещания.

Я написал мистеру Фергюсу Макалистеру о своем желании повидаться с ним. Я не стал распространяться о том, чем было вызвано это желание, решив за лучше оставить это до личной встречи. Я просто указал в письме, что предметом разговора будет нечто, в значительной степени касающееся его семьи.

На станции ждала коляска, которая и доставила меня в родовое поместье Макалистеров.

Владелец принял меня весьма радушно, выказав себя приветливым хозяином.

Дом был большой и неудобный, находился не в лучшем состоянии, как я успел заметить, следуя за хозяином, требовал ремонта и ухода. Я был представлен его жене и пяти дочерям, – светловолосым, веснушчатым девушкам, нельзя сказать, чтобы красивым, но вполне симпатичным. Его старший сын служил в армии далеко от дома, а второй имел адвокатскую практику в Эдинбурге, так что ни одного из них я не видел.

После обеда, когда дамы оставили нас одних, я поведал ему услышанную мною историю, максимально подробно; он слушал внимательно, терпеливо, не перебивая.

– Да, – сказал он, когда я закончил свое повествование. – Я знаю, что относительно подлинности тела были сомнения. Но в случившихся тогда обстоятельствах было благоразумнее оставить все, как есть. Имелись непреодолимые трудности в расследовании и идентификации. Но ноги, они соответствовали полностью. И завтра же, надеюсь, я покажу вам в церкви очень красивую мемориальную доску на стене, содержащую имя и дату смерти моего двоюродного деда, а также хвалебные слова в его адрес, рядом с соответствующим текстом из Священного Писания.

– Но теперь, когда вам известны все факты, вы, конечно, предпримете все меры, чтобы переправить верхнюю половину капитана Макалистера в ваш семейный склеп?

– Я предвижу значительные трудности, которые могут возникнуть, – ответил он. – Власти города Байонны могут возражать против эксгумации останков, покоящихся в могиле, над которой установлено надгробие капитана О'Хулигэна. Они могут сказать, что совершенно разумно: «А что вы собираетесь, мистер Фергюс Макалистер, делать с частью тела капитана О'Хулигэна?» И мне нужно будет связываться с семьей этого погибшего ирландского офицера.

– Но ведь, – сказал я, – в данном случае, – случившейся чудовищной ошибкой, – все предельно ясно. Мне кажется, нет необходимости усложнять ситуацию, рассказывая властям о том, что у вас в склепе похоронена только половина вашего родственника, в то время как другая половина похоронена в могиле О'Хулигэна. Скажите им, что ваш пра-дядя завещал похоронить себя в семейном склепе в Auchimachie, что в результате недоразумения вам было доставлено тело капитана О'Хулигэна, а капитан Макалистер похоронен под его именем. Все просто, ясно, правдоподобно. А как избавиться от ног, когда останки прибудут сюда, решать вам.

Хозяин некоторое время молчал, потирал подбородок и рассматривал скатерть на столе перед собой.

Затем встал и, подойдя к буфету, сказал:

– Мне необходимо немного виски для прояснения мысли. Вы присоединяетесь?

– Спасибо; мне вполне достаточно вашего прекрасного старого портвейна.

Сразу же после доброго глотка виски, мистер Фергюс Макалистер неторопливо вернулся к столу, некоторое время молчал, после чего произнес:

– Будет как-то странно перевозить половину тела…

– Этого и не требуется, – заметил я, – лучше взять останки целиком и перегруппировать их по прибытии.

– Мне кажется, это будет чертовски дорого. Видите ли, имение в настоящий момент не стоит того, сколько оно стоило во времена капитана Макалистера. Земля серьезно подешевела, арендная плата здорово упала. Кроме того, характер нынешних фермеров сильно изменился, по сравнению с их отцами; они стали более требовательными. Мой сын, служащий в армии, составляет серьезную статью расходов, второй сын еще не начал самостоятельно зарабатывать на жизнь, а у моих дочерей нет женихов, и они пока остаются у меня в доме. Кроме того, – он глубоко вздохнул, – я планировал оборудовать в доме зал для игры в бильярд.

– Не думаю, – возразил я, – чтобы это дело потребовало серьезных затрат.

– Что вы подразумеваете под словом серьезных? – спросил он.

– Мне кажется, что эти останки могли бы быть доставлены в Auchimachie помещенными в бочку с коньяком, как и предыдущие.

– И какова же цена коньяка?

– Про все сорта я вам сказать не могу, – ответил я, – но лучший коньяк, три звездочки, стоит пять франков пятьдесят сантимов за бутылку.

– Это все-таки дорого. А одна звездочка?

– Не знаю; я никогда не покупал такой. Может быть, три с половиной франка.

– И как много бутылок может поместиться в бочке?

– Не уверен, но, кажется, бочка вмещает около двухсот литров.

– Двести три шиллинга, – мгновенно посчитал мистер Фергюс, а затем добавил, подняв глаза, – плюс оформление документов, эксгумация, поборы чиновников, перевозка по воде…

Он покачал головой.

– Вам следует помнить, – сказал я, – каким унижениям подвергается ваш родственник от ног ирландца, которые пинают его, словно футбольный мяч. На моих глазах они пнули его три или четыре раза, – на самом деле я не был уверен, что они попали в него именно столько. – Так что вам следует помнить не только о чести семьи, но и об его страданиях.

– Мне кажется, – заметил мистер Фергюс, – вы говорили о том, что нематериальные сапоги не причиняют физических страданий, только духовные?

– Да.

– Что касается меня, – сказал владелец поместья, – то я по личному опыту могу сказать, что духовные страдания – самые недолговечные.

– В таком случае, – я пожал плечами, – капитан Макалистер обречен быть погребенным в чужой земле.

– Не совсем так, – отозвался он, – в земле, освященной римской католической церковью. Это большая разница.

– А вы будете иметь половину католика в вашем семейном склепе.

– По тому, что вы рассказали, будет именно так. Но если судить по тому, сколько в нем покоится Макалистеров, если учесть, что все они добрые пресвитериане, то проповедь среди них своих взглядов, – я уже не говорю про отсутствие у него ног, чтобы иметь возможность сбежать, – будет иметь для него печальные последствия.

Затем мистер Фергюс Макалистер встал.

– Не пора ли нам присоединиться к леди? Даю вам самое честное слово, сэр, я отнесся к вашему рассказу со всей серьезностью и, уверяю, постараюсь найти приемлемое решение.